Как вам его книги?
высказиваемся




[img]style_images/newgreen/mod_i.gif[/img] Сообщение модератора: Updated by BogdanSkywalker

Будущий профессор филологии родился 3 января 1891 г. В Южной Африке. Мальчику не подходил климат, и когда ему было 5 или 6 лет, мать с детьми вернулась в Англию. От того периода осталось впечатавшееся в подсознание неприятие жары и "киплинговская" традиция воспитания - нести "бремя белых". Именно оттого в Средиземье тоже присутствует очень четкое разделение людей на потомков трех первых домов, сражавшихся в Первую эпоху на стороне Света, и прочих, "меньших людей".


Возвращение домой было достаточно тяжелым. Дело в том, что родственники матери Профессора считали ее брак мезальянсом и относились к ней и ее семье очень негативно. Стремясь найти опору в жизни, она погрузилась в религию, приняла католичество, что в протестантской Англии было достаточно своеобразным шагом. Детям она также дала соответствующее воспитание, и всю свою жизнь Толкин был глубоко религиозным человеком. Так как церковь отнеслась к ней значительно лучше, чем родня, воспитание детей после своей смерти она поручила своему исповеднику отцу Фрэнсису, очень сильной и неординарной личности. Именно он развил у Толкина интерес к филологии, за что тот был ему впоследствии очень благодарен. Толкин учился с радостью и очень быстро перешел от усвоения материала к его творческому осмыслению, пытаясь создавать на базе известных ему свои собственные языки и алфавиты. Мне это очень близко, поскольку я прошел через такое же увлечение.


В колледж Толкин, однако, поступил лишь со второй попытки, и причиной тому была влюбленность. Мэри Эдит жила в одном пансионе с ним. Она собиралась стать музыкантом и была человеком, очень творчески одаренным. Они часто совершали вдвоем велосипедные прогулки и во время одной из таких прогулок она танцевала для него в зарослях болиголова - эпизод, который потом в несколько измененном и переосмысленном виде вошел в легенду о Берене и Лютиэнь. Когда обо всем этом узнал отец Фрэнсис, он долго вправлял юноше мозги и, в конце концов, взял с него честное слово, что до достижения совершеннолетия, то есть до 21 года, Толкин не будет с ней встречаться, занимаясь исключительно учебой, и даже не напишет ей ни строки. Обещание было выполнено. Толкин стал студентом, а в ночь совершеннолетия написал ей громадное письмо. Вскоре пришел ответ. Его простили за молчание, но Мэри Эдит сообщила, что она уже помолвлена. Толкин немедленно отправился к ней, и кольцо было возвращено владельцу. Позднее Рональд и Мэри сочетались браком, в котором жили действительно долго и счастливо - как Берен и Лютиэнь, история любви которых есть, собственно, отражение истории любви Профессора. И на могиле, где он и жена похоронены рядом, так и написано: "Джон Рональд Руэл Толкин (Берен) и Мэри Эдит Толкин (Лютиэнь)". Так что не случайно история Берена и Лютиэнь - одна из лучших и наиболее светлых в его творчестве. Толкин, кстати, не раз возвращался к ней, и существует четыре варианта этой баллады: два в прозе, два в стихах, из них два подлиннее, два покороче.


Во время учебы у Толкина и группы его друзей, таких же патриотических настроенных английских юношей-филологов, возникла следующая идея. Невзирая на величие Англии, она не имеет своего мифологического эпоса вроде того, который есть у кельтов, финнов или скандинавов. Даже у немцев есть свой эпос, хотя их Нибелунги есть перепев скандинавской саги о Вёльсунгах. А в Англии нет и этого, ибо даже король Артур есть эпос древних бриттов и во многом вторичен по отношению к рыцарскому роману континентальной Европы. Неужели наша страна не заслуживает того, чтобы у нее был СВОЙ ЭПОС? Так, может, стоит создать его?


Осуществлению этого замысла помешала первая мировая война. Как и многие другие, Толкин оказался на фронте. В чем-то ему повезло. Он достаточно быстро попал в госпиталь с сыпняком, долго болел. Друзья писали ему письма в госпиталь. Друзья, которые не вернулись с войны. Один пишет: "Я умираю от гангрены. Осталось уже очень недолго , так что вряд ли я смогу помочь тебе в том, что мы задумали…". Другой: "Мне заступать на пост, и я не знаю, вернусь я или нет…". Третий: "Я уже знаю о смерти двоих наших. Скоро наступление, в котором я, скорее всего, погибну. А ты точно выживешь и вернешься. Поэтому ты должен сделать то, что задумывали мы все. Скажи им то, что собирались сказать все мы". Тогда, в госпитале, Толкин купил себе синюю тетрадку, написал на ней "Книга утраченных сказаний" и начал записывать свои первые легенды и диалоги. Вернувшись с войны, он продолжил эти занятия и около двадцати лет "конструировал английскую мифологию". Именно в это время он, активно контактировал с К. С. Льюисом, будущим автором "Хроник Нарнии", который, в отличие от Толкина-филолога, преподавал в колледже, в котором готовили священников. Отметим, что хотя старший сын Толкина тоже принял сан, сам он занимался филологией и не думал о духовной карьере, равно как и, в отличие от Льюиса, не пытался писать намеренно назидательные произведения, проповедуя в форме сказок христианские идеи и ценности. Единственной явной аллегорией, написанной Профессором, была волшебная сказка "Кузнец из Большого Вуттона" , не имеющая отношения к Средиземью. Толкин не был профессиональным писателем. Зарабатывая на жизнь преподаванием и работой по составлению словаря, он мог посвятить всю свою жизнь, по сути, одной-единственной книге, в которой из-за этого так хорошо отразилась его личность.


"Книга утраченных сказаний" представляла из себя развернутую историю о том, как некий человек по имени Оттор Вэльфре, впоследствии отец Генгиста и Горзы, во время своих плаваний натолкнулся на отдаленный остров, на котором в Доме Потерянных Игр обитал последний эльф - хранитель традиции. Он и передал Оттору Вэльфре "Книгу утраченных сказаний" - древнее знание о предыстории Земли, заодно дав ему эльфийское имя Эриол, что буквально означает "Грезящий в одиночку".
"Книгу утраченных сказаний" очень интересно анализировать, отслеживая то, что и как Толкин пытался менять. Например, Саурона поначалу не было. Вместо него был другой герой, который повелевал гигантскими черными кошками, а не серыми волками (отсюда - образ собаки у Лютиэнь). Существовал бог войны по имени Макар, а чертоги Мандоса являли собой аналог Валгаллы, в которой великие воины ожидали конца света или, вернее, последней битвы. В ходе таковой Мелькор снова вернулся бы в этот мир, был бы окончательно повергнут, три сильмарилла заняли бы место в короне, и Земля стала бы такой, какой она была до происков Темного Властелина - иными словами, немножко от Рагнарёк, немножко от Апокалипсиса.

Претерпела изменения и история о Туоре и его явлении в Гандомин. Если первые варианты этого повествования напоминали кельтские "повести о разрушении...." и о том, как погиб Великий Город, невзирая на предостережения Вестника, то последующие превратились в повесть о спасении кого-то этим Вестником. Лучше всего получались куски про любовь Берена и Лютиэнь или история Турина, во многом повторяющая историю Куллерво. При этом Толкин, в общем, знал, что рукопись вряд ли будет опубликована, и писал, в основном, в стол, все-таки надеясь на лучшие времена.


В 1937 г. Родился "Хоббит". В принципе, родился именно как детская сказка, без мистики и философских потуг. Он был напечатан и принес успех. На волне этого успеха Толкин пытался предложить издателю "Книгу утраченных сказаний", но ЭТО мягко отклонили, порекомендовав написать что-нибудь попроще. Так началась работа над "Властелином колец".


Если мы внимательно перечитаем "Хоббита", мы увидим там очень мало какой бы то ни было эпики. Но в работе над его продолжением, или, вернее, расширением этого сотворенного мира, Профессор, естественно, использовал в качестве фона, или фундамента, свои многолетние разработки из "Книги утраченных сказаний". Таким образом, вышло, что хотя "Властелин" совсем не задумывался как мост между "Хоббитом" и "Книгой утраченных сказаний", на самом деле он им стал, а Средиземье трансформировалась из "мифологического прамира Англии" в то, что сам Толкин часто называл "вторичным миром". Для англичанина все толкинские описания очень живы и узнаваемы Он сочинял про Англию и для Англии. Бэг Энд, например, - это название имения его тетушки, а хоббиты - носители старой, доброй английской патриархальной традиции. Сцена ухода Бильбо очень напоминает аналогичную сцену из "Записок Пиквикского Клуба". И даже имя слуги - Сэм вряд ли было выбрано случайно. Некоторые считают, что и другие государства, по которым странствуют хоббиты, являют собой отдельные эпизоды английской истории: Рохан - англосаксы Х века; Гондор - слегка видоизмененная Англия ХV! Века.
Прослеживается влияние английского климата, где с запада теплый Гольфстрим, а с востока холодные ветры. Видны непонимание "таинственного Востока" и страх перед ним. Орки вооружены восточным оружием, а при попытке нарисовать цитадель Тьмы, из-под пера Профессора вышло нечто, напоминающее не то замок в Осаке, не то резиденцию далай-ламы в Лхасе.
Вообще - немного о воззрениях Профессора. Некоторые российские критики даже упрекали Толкина в фашизме, вспоминая нуменорскую кровь и меньших людей. Толкин является типичным представителем английской молодежи конца Х1Х века, для которого Англия была великой страной и любимой державой, а мир делился на англичан и дикарей, которых эти англичане цивилизовывали, "неся бремя белого человека" по Киплингу. Кстати, идея древней расы в той или иной мере фигурирует и у таких его современников, как Говард или Лавкрафт. Идеалом общества для него является не демократия, а спокойная жизнь народа под руководством мудрого монарха. Ситуация, когда в ходе войны у темных руки в крови по локоть, а у светлых - по кисть, - печальная норма.
Нельзя, однако, сказать, что Толкин принадлежит только Х1Х веку. В его творчестве достаточно много образов века ХХ - нового времени, которое он недопонимал и боялся. Отсюда - ощущение надвигающейся тьмы, продиктованное атмосферой, царящей в обществе между первой и Второй мировыми войнами. Отсюда - страх перед Машиной (считается, что Толкин был очевидцем первой танковой атаки на р. Сомм, что потом проявилось и в описании механических драконов (не вошедшем в окончательный текст), и в "промышленном перевороте" в Хоббитании, во время которого машины разрушают окружающую среду, не руководствуясь ничем иным, кроме амбиций и наживы. Нетипичен для человека Х1Х века и образ женщины-воина.


"Властелин" писался долго, и многое в этом романе становится понятнее, если мы вспомним, когда он писался. Великое противостояние Добра и Зла рождалось во время Второй мировой войны. Конечно, Толкин продолжал воздерживаться от прямых аллегорий, однако, к примеру, в "Белокаменном Гондоре" и именах его защитников, которые, как казалось Толкину, звучали несколько по-славянски, отчасти угадывается пропущенный через сознание писателя отголосок Сталинградской битвы. Сам Толкин по возрасту уже не был военнообязанным и хоть до смерти боялся техники (особенно авиации), принимал активное участие в противовоздушной обороне, а также очень старался поддерживать частыми и длинными письмами своего сына Кристофера, который в это время служил военным летчиком в ЮАР. С каждым письмом он слал сыну новые главы "Властелина", сопровождая их своими комментариями. Кстати, комментарии эти часто были такими: "Вот что натворил мой герой. Я даже от него не ожидал". Сюжет разворачивался достаточно свободно. Новые идеи сплетались со старыми, образуя полнокровную сюжетную ткань, делая сотворяемый мир всё более ощутимым.


Издание "Властелина" было сопряжено с определенными трудностями. Дело в том, что поначалу профессор пытался поставить жесткие условия: книга выходит только вместе с большим блоком материалов по истории Первой эпохи Средиземья. Эти выборки из "Книги утраченных сказаний" получили название "Сильмариллион". Однако, из этого ничего не вышло, и "Сильмариллион" увидел свет лишь пять лет спустя после смерти автора. Издан он был именно в том виде, в котором был подготовлен Толкином в качестве условного приложения к "Властелину колец". Даже беглый анализ этого текста позволяет заметить, что составляющие его легенды написаны как бы в разном темпе, словно собраны из разных источников или рассказаны разными сказителями на разном художественном уровне. Например, Толкину очень долго не давалась окончательная версия мифов о сотворении мира. Как он ни старался, стройная картина не получалась, и нестыковки в ней не давали ему покоя до самой смерти.


После смерти отца его дело продолжил Кристофер. Еще до войны он помогал отцу в создании мира. Например, рисовал карты. После "Сильмариллиона" он издал "Неоконченные сказания Нуменора и Средиземья". Куда вошли наиболее полные и развернутые отрывки из отцовского наследия, не включенные им в состав пятикнижия. Затем вышли из печати два тома "Книги утраченных сказаний" в ее первоначальном варианте - то, с чего начиналось "средиземское мифосотворение", то есть те самые первые попытки Толкина создать английский мифологический эпос. Следом пошли новые тома, составившие в результате двенадцатитомный труд "Истории Средиземья", в котором "Книга утраченных сказаний" заняла первые два тома. Завершил Кристофер эту работу всего несколько лет назад.


"Историю Средиземья" не стоит рассматривать как учебник по истории Средиземья, или как собрание "неканонических версий". Книги содержат разбитые по хронологии романа и по времени создания отрывки из рукописей отца с развернутыми комментариями сына. В отдельных случаях описание одного и того же события насчитывает до пятидесяти вариантов. Это собрание черновиков - рабочая кухня автора. Изучая их, можно понять, в каком направлении развивался его творческий процесс, но "Священным писанием" оно не является ни в коем случае. В конце этой работы Кристофер пережил период депрессии, и причиной ее был не только "синдром достижения", но и то, что он, как и отец, убедился в том, что мир не доделан до конца, а различные легенды, уже ставшие каноническими, противоречат друг другу. В сюжетной паутине и структуре мира остались прорехи, к судьбе которых мы еще вернемся.


Несмотря на эти огрехи в его творчестве, влияние Толкина на мировую культуру достаточно ощутимо. Выход книг Толкина в Англии совпал по времени с почти полным отсутствием романтизма в английской литературе того времени и воспринимался как своего рода ностальгия по утерянному. Американские студенты в 60-е годы выходили на свои демонстрации с лозунгами "Гэндальфа в президенты!", или "Уходим в Средиземье!", видя в его творчестве большой заряд активной позиции и веры в себя, в самореализацию простого человека. Ведь в эпической битве судьбу мира решает не легендарный герой, а маленький хоббит. Будучи совсем не героем, именно он преодолевает самое страшное из искушений. Для многих увлечение Толкином стало своего рода катализатором раскрытия личности, окном во "вторичный мир" собственной духовной свободы - в этом, например, причина широкой популярности Толкина среди хиппи, усмотревших в его эльфах и хоббитах нечто, до крайности похожее на них.


Многие называют Толкина отцом фэнтези. Это не совсем так. Толкин во многом стал одним из основателей жанра героической фэнтези, но отнюдь не единственным и не самым первым. К их числу относятся и Р. Говард ("Конан"), и Д. Эддисон ("Змей Уроборос"), и многие другие - например, романы Пола Андерсена, которые появились почти одновременно с "Властелином". Но Толкин, пожалуй, зародил новую традицию, характеризуемую двумя моментами. Во-первых, созданный им мир, в который он вложил всю свою жизнь, поразил окружающих глубиной проработанности - тем, что я называл в свое время проникновением в мир. Это понятие отражает, насколько больше автор знает о сотворенном им мире, чем он описал на страницах своего романа, насколько показанное в тексте - верхушка айсберга, насколько автор знает все дороги и тропинки своего волшебного леса, а не только те, по которым, в силу сюжетной необходимости ступали ноги его героев. Как говорил сам Толкин, "нетрудно придумать зеленое солнце, трудно придумать мир, в котором зеленое солнце было бы естественной частью пейзажа". И хотя мир Толкина разработан неравномерно, он обладает Каноном и ясной внутренней логикой развития. Другая заслуга Толкина - в том, что он сумел создать действительно свой мир, отличный от прежних традиций. Если романы Пола Андерсона привязаны к конкретным реалиям европейской мифологии, и мир Роберта Говарда также ложится на географию Земли, ибо, по сути, описывает ее мифологическое прошлое, то мир Толкина ни историей, ни особенностями карты не похож на Европу любого периода. Более того, если мы посмотрим на многие книги, написанные в жанре фэнтези или инспирированные ими и посвященные миру меча и колдовства системы ролевых игр, то мы увидим, что в изобилии встречающиеся в этих мирах, принадлежащих перу иных авторов, эльфы, гномы или орки, являют собой не столько существ, почерпнутых из скандинавской или кельтской мифологической традиции, сколько видоизмененную толкинскую версию этих рас.


Средиземье - это как планета. Со своей биографией, географией, историей, культурой. Читаешь, и понятно, что попавшее на страницы книг - это только часть того, что знает об этом мире автор. Эта ощутимость, зримость и достоверность создают впечатление того, что писатель знает каждую тропку созданного им мира, его прошлое и будущее, истоки упомянутых легенд и все подробности тех битв, о которых в книгах упоминается лишь вскользь. Конечно, сейчас среди миров фэнтези есть достаточно много гораздо более детально прописанных, чем Средиземье. Это относится в особенности к плодам коллективного творчества групп авторов - разработчиков миров для ролевых игр. Но Толкин - это то, с чего всё начиналось. И без Средиземья Кринн, Затерянные миры, или Мир Молота не возникли бы вообще.
На фоне современных детективов многие рассказы о Шерлоке Холмсе тоже кажутся простыми и даже наивными. Но самое могучее дерево тоже когда-то было побегом.



А теперь о том, какие всходы дали семена этого дерева, упавшие на российскую почву. "Хоббит" впервые вышел в русском переводе Н. Рахмановой в 1976 г. Он выглядел как очень красивая и необычная детская сказка, с которой многие начали свое знакомство с творчеством Профессора, в том числе и я. Как раз в это время научная фантастика, наконец, стала считаться в нашей стране серьезным жанром, начали появляться клубы любителей фантастики, и их члены очень скоро обнаружили, что "Хоббит" имеет продолжение. Следует также отметить, что к таким клубам (как и к туризму или авторской песне) тяготели люди неформального склада, достаточно часто по мироощущению близкие к хиппи. Существует даже легенда о том, что первый экземпляр "Властелина колец" привез в Россию Борис Гребенщиков, который даже сделал его перевод. Соответствует ли это действительности, я не знаю, но среди "олдовых хипов" советского периода Толкин был достаточно хорошо известен, и первыми "играть в Профессора", принимая имена его героев, пытались именно они. И было это задолго до того, как толкинизм охватил широкие массы.
Хотя первая версия первой книги "Властелина" - "Хранители" вышла в 1982 г., приблизительно до 1989 г. Творчество Толкина во многом рассматривалось просто как один из образцов жанра фэнтези. Те, кто им заинтересовался, продолжение "Хранителей" читали уже по-английски. Книги эти здесь были редкостью и достать их было трудно. Поэтому в 80-х Толкин у нас был известен, в основном, среди гуманитарной интеллигенции. И если проводить попытку периодизации толкинизма в СССР и России, это время можно назвать нулевым этапом.
Первый этап - это конец 80-х - начало 90-х, когда перестройка и последующий распад СССР создали условия для развития неформального мышления и неформальных движений, а на рынке появилось достаточно большое количество переводов Толкина, выплеснувших его творчество в молодежную среду.


Здесь мы, пожалуй, прервемся и поговорим о том, кто, как и когда переводил Профессора на русский язык. Ведь любой переводчик, сознательно или бессознательно, привносит в творческий процесс свое, и краски переводимого произведения начинают играть уже несколько по-другому. Тем более, что Толкин - это такой автор, который не оставляет равнодушным и в котором хочется это свое прочесть. Он - как большое панорамное зеркало, заглянув в которое, увидишь свое.


За вычетом легендарного перевода БГ, первым переводчиком "Властелина" был уралец С. Кошелев, умерший в начале 90-х. Известно, что он даже защитил диссертацию по творчеству Профессора, но из его наследия в переводе Кошелева был издан лишь "Лист работы Мелкина", вышедший в 1991 г. в сборнике "Дерево и лист".
В 1982 г. сначала в сокращенном виде в "Детгизе", а затем - в более подробном - в издательстве "Радуга" увидел свет первый том "Властелина колец" в переводе В. Муравьева и А. Кистяковского. Во многом усилиями Кистяковского, который был сильнейшим в этой паре, книга воспринималась как красивый рыцарский роман, однако в конце 80-х годов Кистяковский умер, и поэтому второй и третий тома, доведенные до издания уже только Муравьевым, вышли заметно позже и были заметно слабее.
В августе 1989 г. А.И. Алёхин начитал на кассету свой перевод второй и третьей книг "Властелина", сделанный с польского издания. Примерно в то же время в издательство "Северо-Запад" попал перевод Н. Григорьевой, хотя на свет он появился в 1991 г., практически одновременно с переводом третьтего тома В. Муравьева и вышедшим в Хабаровске переводом В.А. Маториной, который автор этой статьи считает наиболее близко отражающим дух оригинала.


К несчастью, наиболее популярным оказался перевод Н. Григорьевой при участии В. Грушевского, широко известный под названием "кирпич". Дело в том, что вначале Н. Григорьева рассматривала "Властелина" как сказку для детей, к тому же постигая английский в процессе работы над переводом. Поэтому у нее получился, собственно говоря, не столько перевод, сколько пересказ, преломленный через мировоззрение фанатичной "православной друидессы" и поклонницы Даниила Андреева, и вычищенный рукой В. Грушевского, который английский в совершенстве тоже не знал, но принадлежал к старой школе редакторов, "хорошо знающих, что нужно читателю". Именно поэтому он заставил орков выражаться языком вертухаев из сталинских лагерей, стремясь сделать картину борьбы добра со злом более яркой и заодно привязав ее к нашим реалиям.
И если Толкин описывал средневековье, где у темных сил руки в крови по локоть, а у светлых они в ней, минимум, по запястье, то госпожа Григорьева, в конце концов, отождествившая себя с Галадриэлью, старательно затушевывала в своем переводе "недостойные" акты со стороны светлых сил, порой доходя до прямого извращения текста. На мой взгляд, многие особенности толкинизма у нас есть следствие того. что наиболее активно наша молодежь знакомилась с Толкином в интерпретации Н. Григорьевой, ибо именно "кирпич" выдержал наибольшее число переизданий. Кстати, в последнем из них иллюстрации вообще были стилизованы под англо-саксонские иконы. Благодаря ей Толкин стал восприниматься как автор своего рода Священного Писания, а некоторые моменты развития толкинизма в России стали напоминать рождение новой религии.


Из других переводов отметим "Повесть о кольце" - сильно сокращенный и наиболее извращенный в сторону детской сказки, приписываемый З. Бобырь (переводчица, известная еще своими переводами А.Азимова в 70-е годы). Есть вышедший в Питере перевод М. Каменкович и В. Карика, очень близкий по стилистике к переводу В. Маториной и снабженный большим количеством детальных и точных комментариев. Из неизданного наиболее известен гуляющий по Украине в самиздате перевод харьковчанки А. Немировой.
Что касается перевода "Сильмариллиона", то известны два его основных варианта. Один выполнен Н. Григорьевой в том же ключе, в котором ею сделан перевод "Властелина". Другой принадлежит Н. Чертковой (под псевдонимом Гиль Эстель, что в переводе с эльфийского означает "Звезда надежды"). Невзирая на некоторую "сырость" русского текста, он все-таки ближе к оригиналу. Правда, слово "надежда" в английском относится скорее к мужскому роду.


Итак, появление Толкина в России массовыми тиражами совпало с наступлением "смутного времени" в идеологии. И в поисках новых идей и идеалов взамен утраченных многие обратились к творчеству Профессора. Тем более, что гуманитарная интеллигенция, среди которой Толкин получил распространение еще до того, из-за своих диссидентских настроений привыкла видеть намек на Советский Союз в любой "Империи Зла". Подобным образом воспринимались даже "Звездные войны" Дж. Лукаса. Не без участия Н. Григорьевой, Толкин во многом рассматривался вкупе с "Розой мира" Даниила Андреева - и с этого времени появляется "гипотеза", что Толкин тоже был визионером, то есть не создал "из головы" то, что так детально разработал и описал, а сумел увидеть и описать некий реально существующий параллельный мир.
Поскольку большинство поклонников Толкина на этом этапе очень помолодело и, в силу своей недостаточной образованности, плохо владело (или вовсе не владело) английским языком, не говоря уже о знакомстве с культурологией Северо-Запада Европы, среди толкинистов произошло разделение на тех, кто воспринимал Средиземье как миф, пытаясь изучать его с историко-философской точки зрения, и тех, кто воспринимал Средиземье как "дивный новый мир". Последние достаточно быстро получили прозвище "толкинутых".