В общем, соскучился я по писанине. А так как сейчас появилась куча свободного времени, то можно и убить ночь (на момент написания этих строк уже рассвело) на неё. Высосано из пальца из моих сегодняшних спонтанных постов в "Я фигею, чувак...". Продолжение вполне вероятно, но я пока не имею ни малейшего представления о том, что будет. Я это-то писал без какой-либо концепции.



Странно, что новобранцы добирались сюда. Странно, что новобранцы вообще были. Капитану казалось, что высшее командование давно забыло о части, которая являлась единственным перевалочным пунктом в этой местности, в которой ему приходилось проводить лучшие месяцы своей жизни. Ещё ему казалось, что никакой войны и нет, но постоянно прибывающий молодняк разбивал все его умозаключения. К тому же, все прибывающие в скором времени убывали. Поэтому, считал капитан, не стоит запоминать имён новичков и забивать свою голову информацией, которая тебе не пригодится в долгосрочной перспективе. К тому же, друг друга персонал части давно не называл по именам. Нет, они у них были, но почему-то капитана называли капитаном и никак иначе, полковника - полковником, капрала – капралом, а майора – майором, даже не смотря на то, что майор была женщиной. Капитану не хотелось даже думать о том, что было бы, если бы в части была хоть одна пара людей с одинаковыми званиями. Ещё ему не хотелось знать, как получилось так, что каждое звание в этой части уникально. Повторялись только прибывающие рядовые, но, как уже было сказано, они менялись слишком быстро, чтобы запоминать их имена. В крайнем случае положение спасало классическое «каквастам». «Рядовой Каквастам, сгоняйте к полковнику и скажите этому засранцу, что он до сих пор должен мне бутылку коньяка и его надувную женщину». Лицо опешившего бедняги-рядового не оставляло никаких альтернатив, кроме как самому требовать аудиенции у начальника части. Как правило, полковник находился в благостном расположении духа и лежал, развалившись на огромной двуспальной кровати с алым балдахином, которая стояла прямо в центре его кабинета и листал апрельский «Плэйбой» за 1969 год. Как правило, это не предвещало ничего хорошего, во всяком случае коньяк и женщину в таких условиях заполучить было невозможно. Надувная подруга полковника была предметом воздыхания абсолютно всех обитателей части, даже несмотря на то, что майор была женщиной. На второй год войны капитан пытался ухаживать за майором, но после того, как она подселилась в его палатку, стала готовить ему еду и стирать носки, он понял, что его попытки были безуспешны. Капитан вообще очень любил думать, понимать и осознавать, но только те вещи, которые ему нравились, что послужило толчком к расколу слаженного коллектива части. Однажды он понял, что хочет домой, однако категорически не помнил, как добраться до него отсюда пешком. Сейчас же капитан осознавал, что каждая новая партия новобранцев приносит всё больше и больше изменений в язык, на котором он категорически привык разговаривать в той форме, которой его научили в школе изящных искусств. Капитан любил всё делать категорически. Это было одно из его любимых слов. Он даже написал его на входе в свою палатку: «Эта палатка категорически является палаткой капитана». А ещё капитану нравилось общество капрала. В отличие от новобранцев, капрал не говорил странно, а совсем наоборот: он странно не говорил. Капитан пытался бить капрала тяжёлыми вещами вроде аллегорий и символических образов, но звуки, вылетающие из него, отказывались складываться в слова в письменной форме в двух экземплярах, поэтому капитан считал капрала идеальным собеседником и своим лучшим другом. Когда капитан вычислил то, что его любовь к майору безответна, они вместе с капралом топили горе в огромном бачке с водой, залив ему ноги цементом. Единственным, кого капитан искренне не любил, был подполковник. Он был тёмным двойником полковника – одноместная кровать без балдахина в самом углу палатки, пьёт бурбон, читает «Хастлер». Майор была от него без ума – била его сковородой по голове всякий раз, когда он норовил прислониться к ней на кухне, отвешивала ему оплеухи, называла его скотиной и мужланом, в общем, совершенно не скрывала симпатии. Капитана это выводило из себя. Время от времени он даже думал о попытках суицида, но всегда приходил к выводу, что лучше будет отомстить подполковнику и прятал туалетную бумагу из офицерского туалета. Ещё были первый лейтенант и второй лейтенант, которые были определены по службе на должности завсегдатаев бара, который держал на территории части сержант. Капитан завидовал им, потому что понимал, что это единственные люди в части, которые делают хоть что-то для того, чтобы война поскорее закончилась. При любом удачном случае он поощрял их рвение и говорил, что гордится тем, что служит рядом с такими целеустремлёнными людьми. Поступив так и сейчас, капитан вышел из бара. На улице шёл снег, что было обыденно для этих тропических широт. Огромные белые комья исчезали, едва коснувшись земли, оставляя на ней огромный мокрый отпечаток мохнатой лапы коммунизма, с которым, кажется, был призван бороться капитан и все его товарищи. Коммунизм в представлении капитана пах снегом, медведями и каким-то горячительным напитком, кажется, апельсиновым соком. Капитан крайне бурно реагировал на лимонную кислоту, поэтому, стоило ему попробовать вытяжку из цитрусовых, как он тут же становился адекватным человеком. Сейчас капитан держал курс к начальнику части, надеясь, что тот наконец решиться исполнить карточный долг перед родиной. К вящему разочарованию капитана, на него тут же свалилось осознание того, что полковник в благостном расположении духа, однако расхаживает по кабинету, держа что-то в руках.
- Капитан, ты, беспринципный ублюдок, высшее командование прислало поручение отправить тебя на самоубийственную миссию, ты согласен?
- Конечно, ты, старый засранец, мои радужные взгляды на жизнь как раз способствуют выполнению такого рода заданий.
Суть операции заключалась в том, что высшее командование лишилось крупной поставки шоколадных вафелек на целый год и капитан должен во что бы то ни стало сплавиться вниз по реке на катере до предполагаемого местонахождения захваченного груза, по пути потерять большую часть команды, а по прибытии на место вступить в контакт с главарём неприятеля, убить его и сойти с ума. Обычное задание на этой войне. Капитан с радостью принял его и мысленно попрощался с надеждой вернуться домой, на крайний север, где пальмы, солнце, и не пахнет коммунизмом. Медведи, снег и апельсиновый сок, кстати, считал капитан, пахнут коммунизмом, так же как и он ими. Осознав это, капитан пошёл в палатку собирать вещи, стараясь не забыть взять купальный костюм-троечку. Капитан был уверен, что он ему понадобится.

Мне понравилось. =)))

Я рад)
Мой друг-психолог выдал мне анализ этого текста почти по Фрейду и оказалось, что я описал в нём свой внутренний мир. о_О
В принципе, я не удивлён

По-моему этой капусточке нужно сделать кесарево, и очень срочно...

Прикольный, да что там офигенный рассказ