Мне очень нравится. Можно сказать даже шедевр среди фанфиков.
И конечно большое спасибо за перевод! Классная работа!

Прочёл для того, чтобы найти какое-нибудь новое знание в написании фан-фиков. Что ж, это мне отчасти удалось. Тем более, что произведение действительно хорошее, хотя альтернативы я не люблю :)
Перевод хороший, чувствуется, что выполнен с душой. Выкладывайте ещё!

Samsung, Аластор, рада, что нравится

***


Массивные двустворчатые двери с тугим скрежетом ползли по скрытым направляющим полозьям.
«Надо же, какие тяжелые двери здесь», - с сарказмом подумал Люк, сидя на стуле рядом с большими бронированными окнами.

…Он был оставлен в покое со своими мыслями весь день; не совсем один – иногда заходила рыжеволосая, с серьезным холодным взглядом, а у дверей несли пост два алых гвардейца. Поначалу он испытывал неудобство от их постоянного наблюдения, но в конечном счете пришел к выводу, что они не собираются ни общаться с ним, ни вмешиваться во что-либо; поэтому он попросту решил игнорировать их и бродил по большой двухуровневой спальне, не обращая на них внимания. Выход с противоположной стороны комнаты переходил в коридор, выложенный замысловатыми мозаичными узорами и ведущий к просторным гардеробной и освежителю.
В гардеробной аккуратно висели пять комплектов одежды, все темных оттенков: глубокого темно-синего, мрачного грифельно-серого и абсолютно черного, отлично подходящих ему по размеру.
Он ушел оттуда, не желая обдумывать это в настоящий момент.
Назад - в темную, глухую спальню; комнаты за ней были по-прежнему недоступны ему, двери охранялись неусыпными охранниками. Он внимательно рассмотрел окна. Высокие щиты транспаристила, пронизанные двумя слоями переплетающегося тонкого и сверхпрочного волокна – настолько жесткого, что его нити было видно невооруженным глазом. Такого не было даже в зданиях военных судов.
Он снова бродил по комнате, проводя как бы случайными, небрежными движениями по стенам, поражаясь и недоумевая, насколько толстыми они были. Он подходил близко, насколько только позволяли ему его настороженные охранники, к огромным резным дверям - уже зная, что они не из дерева. Прошлым вечером он видел, как они открывались, и помнил их толщину. Теперь он обдумывал, как были устроены замки.
Затем он задался вопросом, накормит ли его здесь кто-нибудь.
Он сидел, скрестив ноги, на полу перед окнами и медитировал, пытаясь определить через Силу, где находятся остальные. Неожиданное обнаружение Леи принесло улыбку на его лицо, и он почти – почти – позвал ее, чтобы попробовать установить связь, как это получилось у Беспина. Но затем испугался, что таким образом раскроет свои возможности, даст понять, что способен контактировать с ней - даже если она не ответит - и тогда ее упрячут еще дальше.
Однако он прошел по ее следу… вниз… далеко-далеко вниз. Много, много уровней ниже и далеко в сторону. И раз он нашел там ее, наверняка сможет найти и других. Таким образом, используя свое расположение относительно позиции Леи и смутное представление о расстоянии, он сделал первую ментальную карту здания, в котором находился…
И потом он снова пристально смотрел в окно, опираясь лбом о толстый транспаристил. Он смотрел на монолитные башни дворца, на отдаленные вершины города внизу. Миллионы существ проживали в нем свои жизни, обычные, нормальные жизни… Как он жаждал этого теперь… с тем же пылом, с каким когда-то жаждал волнующих приключений подальше от Татуина.
Он наблюдал пламенный закат и огромную луну, краснеющую от тлеющих угольков дня.
Затем вновь задался вопросом, накормит ли его кто-нибудь и понял, как это маловероятно - с тех пор, как он отказался есть за столом Палпатина вчера. Челюсти напряглись - в понимании, что теперь этот отказ стал сражением одной воли с другой. Глупым, маленьким сражением, только с одним реальным результатом.
У него хватило здравого смысла сесть вчера, так почему логика подвела его, когда он отказался есть? Глупо. Тем более глупо, что он знал - знал - что, если вернется к тому столу, он опять откажется есть. Абсурдно, упрямо, злобно…
Он медленно покачал головой, отчитывая себя - ибо Мастера Йоды больше не было рядом для этого. Снова и снова он упрекал себя за негативное состояние духа…

И потому, сейчас, когда двери начали открываться, последовательно высвобождая звуки многократных задвижек, он был благодарен за это вмешательство. Немногословная рыжая энергично вошла в комнату и немедленно повернулась к нему, еще до того, как двери до конца открылись.
«Слишком быстро. Она уже знала, где я. Значит, в комнате наблюдение.»
Холодные зеленые глаза зафиксировались на нем.
- Император требует твоего присутствия.
Несколько долгих секунд он оставался сидеть на месте, любопытствуя, что она предпримет, если он откажется идти. И одновременно задаваясь вопросом, зачем ему это - когда у него уже есть одно бессмысленное сражение, продолжающееся прямо сейчас; еще одно такое же вряд ли было тем, что ему нужно.
Он получал уроки - но оставался вопрос, кому они выгодны?
Понимая, что он пристально смотрит на нее, рыжая немедленно насторожилась и прищурила ярко-зеленые глаза. Люк понаблюдал за ней еще немного - всматриваясь в холодное, осторожное выражение лица своей тюремщицы и силясь понять, что он видел: защитную реакцию или реальную эмоцию. Задавая себе жгучий вопрос: что происходит на самом деле позади того ледяного взгляда.
- Как тебя зовут?
Она ничего не ответила, лишь отвела глаза. Люк наклонил голову и потер виски:
- Отличное имя. Разве что немного короткое.
Со временем она должна будет расслабиться, смягчиться немного. Надави слишком сильно сейчас, и она только отступит дальше.
Кроме того он чувствовал, что у него еще будет время установить отношения с ней, чувствовал, что по каким-то причинам должен наладить их именно с ней. В конце концов, весьма очевидно, что она была главной здесь, неся ответственность за его охрану и безопасность - за то, чтобы держать его внутри. Даже если его усилия ничего не дадут, они отвлекут его от мыслей о дотошных и мелких манипуляциях Императора - а это уже хорошо.
Наконец он встал и свободно прошел вперед; рыжеволосая тут же осторожно отступила - чтобы остаться вне его досягаемости.
- Немного щекочет нервы, да? - беспечно пробормотал он, проходя мимо.
Она склонила голову набок, холодные глаза остались подчеркнуто равнодушными.



Он вновь прошел через большой сводчатый зал, двое охранников следовало за ним, мимо тяжелой, массивной мебели, отвечающей пропорциям комнаты. Шесть имперских гвардейцев стояло в дверях, через которые он вышел, еще шесть - в дверях, в которые он вошел.
В огромный зал, точно такой же, как накануне; тусклые тени, освещенные алым огнем, длинный заставленный едой стол.
И те же желтые глаза, впившиеся в него из-под темного капюшона, то же холодное развлечение, ясно написанное на лице Императора.
Люк ощутил, как поднимается внутри гнев - и снова заставил себя успокоиться силой воли. Хотя он не смог остановить ни напряжения челюстей, ни сужения глаз - что только принесло широкую улыбку на тонкие, бескровные губы старика.



Палпатин улыбнулся мгновенно вспыхнувшим эмоциям мальчишки - тому, как он афишировал их на лице, как заявлял о них в Силе.
Понимает ли он это?
Как освежающе наивен он, как чудесно не затронут и прост. Какая жалость, что это будет потеряно, пожертвовано Тьме. Но как полезно это здесь и сейчас, вся эта страсть и рвение - как легко будет их крутить и использовать.
Поскольку любая интенсивная эмоция была слабостью - особенно по отношению к отцу мальчишки. Он ощутил эти чувства на их первой встрече: весь этот гнев, замешательство и чудесное, страстное опровержение; не неверие, нет - мальчишка знал, что это правда, но определенно не принимал ее.
И эти эмоции были ведущими сейчас. Как и верность, конечно, - его друзьям и его делу, но она была бесполезна для Палпатина. Она могло послужить его целям, но только в более ограниченном смысле. Он нуждался кое в чем большем, кое в чем более глубоком. Верность была силой – он же нуждался в недостатке. И теперь он нашел его, тот самый, что так заботливо был обеспечен Кеноби.

Мальчишка боялся. Не Палпатина, хотя он и должен бы был. Но этот урок можно будет преподать позже, так, что Скайуокер никогда его не забудет.
Нет, этот страх был совсем другим. Чудесным и разрушительным.
Мальчишка боялся повторить судьбу своего отца. Потому что та же самая слабость бежала в его крови. Этот страх ярко горел в Силе во время их недолгого разговора вчера. Страх, что его падение неизбежно, что так же было с его отцом. И все эта эмоция страха искривлялась через призму возмущения и горькой, настоящей ненависти к Вейдеру. И через предательство Кеноби – тот так легко лгал ему об отце, которого мальчишка никогда не знал, никогда не имел, которого нашел и потерял в единственном ударе оскорбленного сердца.
Замечательные главенствующие эмоции. Сильные и бесспорные.
Если бы у мальчика было время, то он, конечно, постепенно достиг бы согласия со своим наследием - время и расстояние всегда предоставляли перспективу видения. Но у Палпатина не было никакого намерения дать ему это. Он заполучил Скайуокера в идеально подходящий момент и собирался использовать данный факт по максимуму. Он толкнет мальчишку, пока тот еще качается, подчеркивая его связь с отцом, подчеркивая его настолько ощутимую слабость. Убеждая в ее действительности и в неизбежности судьбы, наследия в его крови. Держа их близко - отца и сына - держа в оппозиции. Постоянно подталкивая и понукая, не давая времени, чтобы примириться, чтобы разобраться со всем этим. Вызывая все деформирующие душу страхи и сомнения, питающие негодование Скайуокера, и затем спуская его против отца.
Великолепная зияющая уязвимость.
Были и другие слабые места, разумеется, и Палпатин использует каждое из них - но ничто не могло сравниться с этим. С тем, что уже предоставило ему джедая. Осторожными манипуляциями это даст ему ситха.
Мысль принесла улыбку на его лицо, что еще больше выбило джедая из колеи.
Палпатин отвернулся, пытаясь скрыть свое веселье, медленно прошел к стулу и, устроившись на нем, снисходительно взглянул на мальчишку:
- Сядь.



Люк немедленно ощутил, как взбрыкнуло его упрямство. Приглашение было простым, но оно подразумевало, что у ситха были замыслы на их встречу, как бы тот ни пытался их завуалировать. Однако он подошел к стулу и сел - у него тоже была повестка дня на сегодня.
Палпатин кивнул в сторону накрытого стола:
- Поешь.
Худшим было то, что Люк знал, что Палпатин прав – ему нужно поесть. Каждый солдат знал: ты спишь, когда можешь, и ты ешь, когда можешь, потому что не знаешь, когда это будет доступно тебе вновь. Два дня без еды; уже и так ослабший от ран и операций, он чувствовал, как сдает физически, если не умственно. Ему нужно поесть. Если появится шанс побега, он будет слишком слаб, чтобы воспользоваться им. Он должен поесть.
"Не будь упрям. Ешь."
- Нет.
Люк поник от собственного выбора.
Палпатин мельком взглянул на слуг, и те сразу вышли вперед - заполнить высокие дымчатые бокалы темным рубиновым вином. Ситх видел, как джедай одно мгновение смотрел на еду и затем решительно отвел взгляд в сторону, уставившись на огонь в камине. Он должен хотеть есть к этому моменту; Вейдер был проинструктирован кормить его по минимуму, а с тех пор, как мальчишка прибыл сюда, он не ел вообще. Палпатин хотел, чтобы его джедай оставался голодным и видел спасение только за этим столом – хотел, чтобы это дикое существо научилось есть из руки своего нового Мастера.
Мальчишка выбрал ошибочный путь для борьбы и знал об этом – Палпатин отлично читал его чувства в Силе - но тем не менее он продолжал сопротивляться, не мог поступить иначе. Решительный и упрямый, как его отец. Сила, которая могла стать слабостью при небольшом осторожном управлении. И слабость, которая могла стать силой, если он не будет сдерживать ее. Однако, если все пойдет по плану, это специфическое сражение будет закончено уже этим вечером.
Палпатин кивнул – и слуги вместе с теневыми охранниками Люка, поклонившись, тихо вышли из комнаты.
Люк вновь поймал дразнящий проблеск свободы из наружного коридора, увидев также и принятые меры у дальней стены, и поднятое в направлении открывшегося проема оружие.
Палпатин подвинулся ближе к спинке стула, чем привлек внимание Люка к текущему моменту.
- Я хочу знать, где мои друзья, - произнес он ровным голосом.
Император только пристально взглянул в ответ.
- Я знаю, что они здесь, в Главном Дворце, внизу, - продолжил Люк твердо. - Я хочу видеть их.
Палпатин хранил молчание, и на этот раз Люк был готов переждать повисшую тишину.
Наконец Император произнес:
- У тебя есть еще какие-либо явные слабости, о которых ты хотел бы объявить?
Его джедай только приподнял подбородок, отказываясь сходить с намеченного пути:
- Я хочу видеть их.
Палпатин слегка улыбнулся перемещаемым линиям сражения - если мальчишка думал, что мог направить их разговор, он был неправ.
- Они - предатели, их дела находятся в юрисдикции твоего отца, - ответил он, немедленно поворачивая дискуссию туда, куда предназначал сам.
- И кто командует Вейдером? - парировал Люк.
Палпатин проигнорировал вызов.
- Мне любопытно… кажется, тебе… неудобно признавать своего отца отцом, дитя.
Люк довольно долго молчал, стискивая зубы, чтобы не ответить то, что рвалось наружу - концентрируя мысли на своей цели.
Выражение Палпатина не изменилось ни на йоту – однако он внимательно наблюдал за трением челюстей мальчишки. Мысли о родстве с Вейдером уже замучили Скайуокера, и Палпатин не собирался упускать возможность провернуть этот нож глубже, расширяя рану. Тем не менее мальчишка превосходно сохранял концентрацию.
- Я хочу видеть своих друзей.
- Зачем?
- Чтобы убедиться, что они в порядке.
- Ты можешь сделать это, не видя их. Эта способность - часть твоего наследия.
Глаза мальчишки лишь немного ужесточились.
- Тебе… неудобно, что они здесь, - Палпатин произнес это больше как утверждение, чем вопрос, заставляя Люка сомневаться: прочитал Император его мысли или просто сообщил очевидное. В любом случае он не ответил.
Палпатин сделал паузу, взял бокал вина, и затем, как если бы чувствовал, что его последующее утверждение понятно, но нуждается в разъяснении, добавил:
- Их свобода продается, конечно. По определенной цене.
- Очень сомневаюсь. Если только их свобода не послужит вашим собственным целям.
Палпатин улыбнулся:
- О, ты судишь меня слишком резко, джедай.
- Не думаю, что это возможно.
Палпатин только засмеялся - словно разделяя шутку со старым другом:
- За прожитые годы я пришел к заключению, что у всего есть цена.
Люк не упустил значения сказанного, однако решил проигнорировать его. В течение долгого времени он позволял тяжелой тишине висеть между ними, пока Палпатин пристально и стойко смотрел на него…
Наконец, с тихим вздохом от нежелания уступать, но зная, что ему не оставалось ничего другого, Люк спросил:
- И какова цена?
- Хорошо сделано, джедай, - Император поставил бокал и подался слегка вперед, как если бы игра наконец пришла в движение. – Какова цена?
Он театрально заколебался, не сводя дразнящих желтых глаз с Люка и демонстрируя покрытые пятнами зубы - словно это был вопрос, над которым он задумался только сейчас. Но, даже зная его столько, сколько знал Люк, он понимал, что это неправда – и в отвращении резко откинулся назад, в отвращении от необходимости соблюдать вежливость с этим существом, от необходимости вообще находиться здесь.
В своем волнении ситх, казалось, не заметил этого:
- Так сколько… сколько стоит твоя маленькая принцесса? - И, сделав вид, что он мгновение обдумывал это, продолжил: - Ах... но она - мое исключение. Я думаю, ничто не спасет ее от плахи палача.
Люк почувствовал, как сердце пропустило удар.
- Они нужны вам живыми.
Палпатин дьявольски усмехнулся:
- Мне нужен только один из них, чтобы держать тебя, джедай. А Лея Органа слишком долго была для меня занозой. Теперь, когда она наконец в моих руках, я накажу ее для примера остальным. Мои враги долго будут помнить об этом.
От слов Палпатина, так небрежно произнесенных - словно жизнь Леи была лишь малозначительной деталью намного большей игры - Люку сдавило грудь.
- Вуки пойдет в шахты Кесселя. С его силой он сможет продержаться там год. Калриссиан пойдет с ним - хотя я сомневаюсь, что его хватит настолько же. Кореллианец останется пока здесь. Твой отец считает, что его будет достаточно, чтобы удерживать тебя.
- Вейдер ничего не знает обо мне.
- Он сказал, что ты спрашивал о нем, когда был ранен, - ответил Палпатин, легко вовлекая Вейдера в свой заговор.
- Потому что я знал, что его единственного не было на корабле.
- Тем не менее ты переживал о нем и хотел освободить от Хатта.
- Я попросил бы это для любого из них.
- Достаточная причина, чтобы полагать, что кореллианец важен для тебя, - Палпатин намеренно пожал плечами. - Если это не так, скажи мне, и я казню его этим вечером. Возможно, тогда я должен буду вернуться к твоей маленькой принцессе. Только смерть Соло может удержать ее голову от плахи. Пока.
Люк поднял руку, потирая висок. Что он должен ответить на эту провокацию? Скажет: «Да, Хан ничего не значит для меня» и рискнет тем, что Император осуществит свою угрозу только для того, чтобы раскрыть блеф Люка. Он понимает, что у него еще есть Лея для управления им…
Слишком высоки ставки, чтобы делать обманный маневр, и он не ответил ничего вообще.
Палпатин сложил пальцы домиком, ожидая ответа; атмосфера вокруг была буквально пропитана его развлечением, и Люк мог только стискивать зубы перед лицом этих непрерывных манипуляций.
Ситх еще долго продолжал смотреть на него.
- Так что? Свобода кореллианца имеет ценность для тебя?
- Сначала Лея, - ответил Люк, и глаза Императора сузились.
- Нет. Нет - у меня есть планы насчет твоей маленькой принцессы, - медленно проговорил Палпатин, устанавливая щиты, чтобы скрыть свои истинные намерения - хотя не слишком крепкие и не слишком быстрые: прямая ложь могла обнаружиться фактом, что она слишком сильно ограждена. Впрочем, Палпатин редко прибегал к такой грубости. В этот момент он очень желал исполнить свою угрозу - девчонка была надоевшим источником неприятностей, и в будущем будет постоянным стимулом для сопротивления Скайуокера.
И именно на это желание рассчитывал Палпатин: на свое подлинное стремление удалить ее в любом случае; именно поэтому он позволил сейчас мальчишке так много ощутить от него.
- Вы сказали, что все может быть куплено, - Люк понимал, конечно, что им управляли, но он так же и знал, что угроза Лее была очень и очень реальной.
Палпатин не сумел сдержать крохотной улыбки, изогнувшей уголки бледных губ.
Каким уязвимым друзья сделали его, и он ведь понимал это, и всё же продолжал защищать их.
- По определенной цене. Ты не сможешь заплатить ее.
- Получается, что она у вас есть.
Если бы Люк смог получить для Леи хотя бы отсрочку казни, это дало бы ему время придумать какой-то план, как им выйти отсюда. Или купить шанс сделать это ей и Хану.

Взгляд Палпатина переместился к огромному пламени камина, пока он взвешивал то, что собирался сказать дальше. Люк в выжидании затаил дыхание.



Император встал и сделал несколько шагов к огню. Непринужденная манера его действий противоречила важности, придаваемой им этому разговору. Все будущие планы зависели от того, как все пойдет сейчас.
Когда он заговорил, голос его звучал тихо и продумано:
- Двенадцать недель… да, думаю, это справедливо. Двенадцать недель твоего безраздельного внимания. Я не пойду на меньшее - не за нее.
Он обернулся к джедаю, который, нахмурившись, довольно долго пытался постичь сказанное; затем его глаза расширились, и Палпатин знал, что тот понял. Мальчишка почти немедленно отказался… но заколебался - на долю секунды - и Палпатин знал, что получил его.
- Двенадцать недель твоего согласия, джедай. По их завершению я позволю ей уйти.
Люк откинул голову и засмеялся в сомнении - не в силах поверить, что он вообще обсуждал это. Наблюдая за ним, Палпатин спешил, желая заключить сделку, прежде чем мальчишка будет слишком долго думать над ней. Если он даст ему время для этого, тот просто решит, что лучшим выбором будет начать свои собственные попытки спасения, и хотя Палпатин не боялся, что мальчик убежит, он все же не хотел прямого противостояния с ним - пока.
Он должен был пресечь такие мысли сейчас, чтобы гарантировать, что Скайуокер останется достаточно покорным в ближайшие недели. В мальчишке уже были заметны первые следы негодующего сопротивления, день, другой, и его ум будет отравлен и недостижим, он упрется и вызовет конфронтацию ничем иным, как своим собственным врожденным упрямством. Это случится в итоге в любом случае - Палпатин был уверен - но пока он не хотел этого, имея в запасе такое количество еще неиспользованных опыта и навыков, принуждений, скрытых внутри добровольных соглашений, и манипуляций внутри установленного рутинного порядка.
Необходимо было заключить некий взаимно обязывающий договор, способный связать Скайуокера откровенными и согласованными с обеих сторон условиями. Обязательством, которого его новый джедай, будучи скованным высокими моральными принципами, будет придерживаться, как только на него согласится.
Как бы ни хотел Палпатин казнить надоедливую экс-сенаторшу, отрезав тем самым одну из голов Восстания, ее жизнь принесет ему больше выгоды. Если мальчишка не уступит, то да - он выполнит свою угрозу, он не мог позволить себе поступить иначе; но тогда в игру вступят другие альтернативы.
Но эта была самой выгодной - если все пойдет, как планировалось.
И для этого было необходимо, чтобы мальчишка согласился на его условия прямо сейчас. И для этого Палпатин должен помешать ему увидеть картину целиком, должен вынудить его увязнуть в деталях.
- Я позволю ей уйти. В любое место, какое она выберет, с моей гарантией безопасного прохода.
- Ваша гарантия ничего не стоит, - возразил джедай, все же не отказываясь от сделки.
- Мое слово ситха.
- Оно стоит еще меньше.
Люк тотчас знал о нанесенном им оскорблении - хотя Палпатин довольно убедительно казался неоскорбленным.
- Тогда, что ты предлагаешь, джедай?
Попросит ли он очевидное? Договор должен казаться выбором Скайуокера в равной степени с выбором Палпатина. Если именно мальчишка предложит сейчас условия, ему останется потом обвинять только себя.
Люк молчал - частично понимая, что его ловко вели в нужном направлении, но тем не менее соглашаясь обсудить условия, чтобы увидеть, насколько многого он мог бы добиться. Если сделка будет достаточно хороша, то, возможно, ему следует обдумать ее.

Годы торговли в глубокой пустыне научили его торговаться, начиная с высокой ставки. Понимая и возмутительный характера того, что он собирался просить, и факт, что ему в сущности нечего проигрывать, он предложил:
- Отпустите их сейчас – всех. Дайте им уйти… и я останусь. На двенадцать недель.
Палпатин рассмеялся, но продолжил переговоры, закрепляя их прецедент:
- Вне рассмотрения. Я похож на дурака?
Люк принял торжественное выражение:
- Я даю вам слово. Слово джедая.
- И я должен принять его? - недоверчиво спросил Палпатин. - Когда ты отверг мое?
- Мое слово, - повторился Люк в ответ.
Палпатин сузил глаза и повернулся к Люку спиной. Спустя какое-то время он произнес:
- Я не отдам тебе всех четверых. Кто-то должен остаться.
- Не Лея, - голос Люка был тверд.
- Кореллианец, - ответил Палпатин с равной твердостью.
Люк задумался: у Палпатина все еще будет рычаг для управления им…, но получить свободу для всех остальных, он не надеялся даже на значительно меньшее.
- Как я узнаю, что они в безопасности?
Палпатин обернулся к нему:
- Ты - джедай. Разумеется, ты будешь знать это.
Люк молчал с настороженным выражением в глазах. Тогда Палпатин обезоруживающе пожал плечами:
- Я уверен, ты сможешь расторгнуть договор без всяких угрызений совести, если будешь полагать, что им причинили зло.
- В чем точно состоит договор? - спросил Люк.
- Я просто хочу продолжить наши беседы, - небрежно ответил Палпатин, словно он вообще ничего не просил. - И мне нужно твое слово - не слово джедая и не слово солдата, а твое слово - что ты сделаешь это. Что ты останешься здесь на двенадцать недель без всякого сопротивления. Добровольно. Никаких попыток бегства, никакого предумышленного неповиновения. Никакого препятствования или неподчинения. Цивилизованный диалог, с обеих сторон.
- Только это, - сухо произнес Люк.
- Только это.
Мальчишка затих, и Палпатин вынудил себя поступить так же - действовать, как если бы все это было незначительно для него.
- Двенадцать недель – долгий срок.
Палпатин видел, как мальчик обдумывает предложение, взвешивая преимущества против недостатков.
- Чтобы купить три жизни? Думаю, это довольно дешево.
- Но, видимо, не для вас. Иначе вы попросили бы больше, - почти сразу и с явной недоверчивостью ответил Люк.
Беспокоясь, Палпатин только пожал плечами, не желая подтверждать верность его предположения.
- Чем мои условия отличаются от того, что мы делаем прямо сейчас, джедай? Я сказал тебе, что желаю просто продолжить диалог. И чтобы сделать это, я хочу предложить перемирие - как жест доброжелательности.
Люк приподнял брови:
- Я не верю, что вы сделаете хоть что-то, не отвечающее вашим интересам. Эта сделка значит для вас намного больше.
- Как бы там ни было, я держу все карты.
- Кроме той, что имеет значение, - с нажимом парировал Люк.
- Даже она находится в моих руках.
- Но вы не управляете ею.
Палпатин громко рассмеялся:
- Никто не будет управлять тобой, джедай, если ты не позволишь этого. Я покупаю твое внимание, а не волю. И даже его - лишь на двенадцать недель.

Люк по-прежнему колебался. И Палпатин чуть подтолкнул его дальше:
- У тебя так мало веры в свои убеждения - раз ты опасаешься, что на тебя можно будет легко повлиять?
Люк не хотел отвечать на это.
– Что будет по истечению срока?
Понимая, что он добился своего, Палпатин мысленно улыбнулся.
- Как только договор будет выполнен – мы оба больше ничего не должны друг другу.
Двенадцать недель более чем достаточно. Более чем достаточно, чтобы привязать к себе мальчишку, чтобы поднять все его слабости и использовать их. Получить ситха.
Впервые он подошел к нему почти вплотную, встав над сидящим юношей.
-Ты боишься?
Люк стойко держал его пристальный взгляд.
- Не вас.
Он смотрел, не моргая, в те ядовито желтые глаза, хотя знал, что говорит ложь - он был бы глупцом, если бы не боялся Палпатина.
Тот смотрел в ответ с вожделением желанного; раздумывая, понимал ли Скайуокер глубину своей ошибки, ни на мгновение не сводя с него пристальных глаз. В тишине Палпатин протянул руку…..



Давление, что испытывал в тот момент Люк, фактически не давало воздуху поступать в легкие. Неужели он действительно должен согласиться на это? Его согласие купит так много, но не станет ли эта цена слишком высокой?
Знал ли Мастер Йода, что его друзья будут его слабостью? Он говорил ему, предупреждал перед тем, как Люк оставил Дагобу, чтобы тот позволил им бороться самостоятельно. Фактически он просил, чтобы Люк пожертвовал ими ради более важной цели.
Неужели он так плохо понимал его? Размышляя, Люк слегка покачал головой: он не мог оставить их тогда и не может оставить их сейчас. Он был просто не способен на это; поступить так - шло против самой его сущности. Он уже потерял так много, так много было оторвано от него, и он добровольно собирался отдать еще больше…, но он не мог не согласиться на эту сделку. Не мог бросить тех, кто был так близок ему.
Он знал – знал – что это будет дорого стоить ему…
Император протягивал белую, смертельно бледную руку, длинные, острые ногти искривлялись в виде когтей. И Люк ничего не видел кроме этой руки - сжимающейся вокруг его горла...
И он не мог остановить ее.
Сердце тяжело стучало, но он понимал, что уже сделал выбор - сделал его в тот момент, когда оставил Дагобу.
Однако, когда в тихом согласии он взял руку старика, по позвоночнику прошла невольная дрожь и его слегка затрясло от шокирующих колебаний, идущих в Силе - как будто все повсюду насильственно переворачивалось и искривлялось в конвульсивных судорогах. Рефлекторно он резко дернул ладонь назад, но ситх держал ее крепко в безжалостном и холодном, как могила, рукопожатии.
- Мы заключили договор, джедай, - сказал он серьезно. Он не отпускал Люка в течение еще долгих секунд - и даже потом сделал это весьма неохотно.

Сообщение отредактировал Алита Омбра - 11.3.2013, 16:16

Вообще это наверное единственная вещь, где детально и правдоподобно показаны одержимость Палпатина и его прогрессирующее безумие.

Nefer-Ra, история болезни, свойственной гениям:)
Я тут, как раз, давеча размышляла: "Ну, почему у Императора Галактики гнилые зубы?!!" И ответ напрашивается только один - именно из-за прогрессирующего безумия. Типа того, как Микеланджело практически никогда не умывался, не мылся, не менял одежду и вообще жил в крайней запущенности, несмотря на то, что был одним из самых богатых людей своей эпохи.

Сообщение отредактировал Алита Омбра - 25.12.2010, 18:57

***


Люк беспокойно мерил шагами свою роскошную тюрьму, фактически больше не обращая внимания на охранников в дверях. С равными долями тревоги и воодушевления он ждал своего посетителя.
Его раздражительная рыжая тюремщица перестала занимать позицию у дверей и провела все утро, сидя на одном из стульев перед окнами; однако жесткий взгляд фиксировал каждое его движение. Наконец, в полдень, когда ее вызвал Император, она приказала сменить ее, а затем, вернувшись, коротко сообщила, что просьба Люка с предыдущего вечера - видеть своего друга – удовлетворена.
И Люк в который раз ощутил от нее встречное течение в Силе, некий шепот - полностью скрытый, когда она находилась рядом с Императором, задушенный всеобъемлющим покровом Тьмы.
Но здесь, когда она была одна… на самом краю своего восприятия Люк различал едва прослеживаемое средоточие Силы, настолько легкое, почти незаметное.
- Кто ты? - спросил он в конце концов, зная, что она поймет вопрос.
- …Вряд ли тебе это понравится, - она подняла подбородок.
С открытым выражением лица Люк слегка склонил голову в сторону.
- Ты не джедай… и не ситх.
- Думаешь, это ставит меня ниже тебя? – спросила она с вызовом, пылая зелеными глазами.
- Кажется, это у тебя здесь оружие.
- Верно. И тебе не стоит забывать об этом.
Он спокойно посмотрел на нее, с легкой улыбкой на губах, и она отвела взгляд, показавшись внезапно смущенной своей ненужной угрозой.
- Я приведу твоего посетителя, - пробормотала она, оставив Люка смотреть на закрывающиеся двери.



И вот прошло уже полдня, но до сих пор никто не появился. А терпение точно не было добродетелью Люка.
Он сидел на подлокотнике стула, пристально вглядываясь в отдаленный город и потирая виски от постоянной головной боли, не оставляющей его все три прошедших дня. Вначале он пытался отнести ее на счет Корусканта – возможно, что-то на планете могло так действовать на него, что-то типа атмосферного давления - но постепенно понял, что боль усиливалась как с близостью Палпатина, так и в случаях его собственного использования Силы. Она накатывала волной и сжималась вокруг тяжелым обручем сконцентрированного давления.
Сосредоточенным, сознательным действием. Направленным препятствием Императора против использования Силы Люком. Или, возможно, Император так узнавал, что именно делал Люк? Хотя он не чувствовал такой боли от своего от… Вейдера.
Правда состояла в том, что он не имел абсолютно никакого понимания происходящего, и это было реальной проблемой; ни Бен, ни Йода никогда не упоминали о таких вещах или упоминали очень немного, никакого настоящего практического знания о Темной стороне, только различные отговорки, чтобы любой ценой уклониться от этого обсуждения.
И тем самым они оставили его сейчас с одними предположениями - в месте, где догадки были очень опасной вещью. Оставили его в неопределенности - в ситуации, где достоверность каждого убеждения значила все.
Он вздохнул, протирая закрытые глаза с такой силой, что в них появились сверкающие мушки - пытаясь сделать хоть что-нибудь, чтобы уменьшить давление, чувствуя себя уставшим и опустошенным.
Он проснулся очень рано, перед рассветом, в абсолютной уверенности, что кто-то звал его по имени. В потрясении, очнувшись от сна, он всматривался в темный полумрак большой чужой комнаты, ища, кто это был. Но, разумеется, никого не увидел - только вялые тени его напряженного, уже ускользающего кошмара.
Не в силах снова уснуть, он встал и встретил рассвет, одеваясь перед высоченными окнами из транспаристила. Ужасно голодный.
Медитация давалась с трудом; это раздражающее давление угнетало его, притупляя мысли и чувства и делая беспокойным и разбитым. В конечном счете он прекратил свои попытки и улегся спиной на холодный мраморный пол. Ощущаемая через тонкий шелк графитовой рубашки прохлада приносила успокоение заживающим швам. Согнув колени, он всматривался в высокий и резной, украшенный кессонами потолок, обдумывая, как много камер наблюдения было в них спрятано и были ли в комнате «слепые» места. Размышляя, что его наблюдатели думают сейчас о его причудливом поведении; переживая, как он объяснит заключенную сделку своим друзьям и как объяснит Хану, что тот должен остаться, спрашивая себя, должен ли он отступить, сейчас, пока еще есть время - понимая, что именно это они ему и скажут сделать.
Будут ли они правы?
Двери разъехались, и внутрь шагнула рыжая, смотря на него с удивленно поднятыми бровями. Очевидно она решила, что он полностью спятил.
Люк быстро вскочил на ноги.
- Я… А! В любом случае твое мнение обо мне уже не может стать хуже, - громко рассудил он, вызывая тем самым крохотное подобие улыбки на ее губах, которую она тут же прогнала, садясь на стул перед окнами.

День уже близился к вечеру, когда двери наконец отворились, и внутрь промаршировали восемь штурмовиков – первые штурмовики, которых Люк увидел с тех пор, как прибыл сюда. Затем они энергично развернулись кругом и вышли обратно - оставляя в комнате одинокого, связанного и напряженного Хана Соло.
- Хан! - Люк кинулся вперед, забывая от радости о всех своих виноватых чувствах.
- Люк! Малыш! - Хан тоже помчался вперед, но неловко остановился в двух шагах перед ним и вытянул вперед связанные руки. Действительность их ситуации быстро и эффектно напомнила о себе.
Взамен объятий Хан огляделся вокруг.
- Ничего себе. Поменяться не хочешь? Думаю, моя комната такая же большая, как эта кровать, а моя койка сделана из каменного выступа в стене, со встроенной душевой в конце.
- Отлично, - сказал Люк, легко подключаясь к знакомой манере мышления. - Шикарно просто.
- И удобно, - язвительно заметил Хан. - Не нужно слишком далеко ходить посреди ночи.
Люк кивнул, усмехаясь:
- Опять же хорошее преимущество.
- Я тоже так думаю. Может… Эй, твоя рука!
С запозданием Хан понял, что Люк придерживает свою правую руку левой, машинально оберегая ее. Малыш взглянул вниз и произнес сдержанным голосом:
- Да, мне… заменили ее.
Он вытянул руку вперед, неловко шевеля пальцами, пока Соло изучал протез.
Хан сдержал себя, чтобы не спросить очевидное: почему ему сделали это; если малыш и знал, сам он не спешил с ответом.
- Как ощущается, странно? – спросил Хан вместо этого, по-прежнему не сводя глаз с руки. Точная, совершенная, скрупулезно детализированная копия. Очень дорогой протез.
Люк только беспокойно пожал плечами, явно не желая сейчас обсуждать это.
Улавливая намек, Хан снова огляделся вокруг:
- Я думал, что иду к Палпатину, судя по обстановке. Не ожидал увидеть тебя здесь.
Прозвучавший немой вопрос стер улыбку с лица Люка:
- Возможно, он думает, что может купить меня…
Хан кивнул: это имело смысл - и, вероятно, так же объясняло и руку. И одежду, которая заставила бы даже Ландо казаться бедняком в сравнении с малышом.
Следующий вопрос потряс Люка, хотя Хан на самом деле не подразумевал то, что спросил:
- А он может?
- Нет! - защищался Люк, сильно задетый словами Хана.
- Просто…
Хан остановился, не зная, зачем он вообще это спросил - понимая, что только что больно задел малыша.
- Прости. Я знаю…
Люк уставился в пол, и обеспокоенный Хан сменил тему:
- Ты видел Чуи и Лею?
- Нет. А ты? - голос Люка сейчас же встревожился.
- Нет. Нас разделили по разным камерам. Я наорался до хрипоты, пытаясь до них докричаться. Но камеры звуконепроницаемы, скорее всего.
- Они где-то здесь. Но я… - Люк замолчал, внезапно делаясь виноватым.
Хан нахмурился:
- Люк?
Люк колебался, пытаясь найти силы, чтобы договорить:
- Я… заключил сделку. С Палпатином. Взамен…
Дальше он сказать не успел.
- Ты заключил сделку? С Палпатином!? Какого… - на секунду слова подвели Хана - но лишь на секунду. - Малыш, он не будет придерживаться никакой сделки.
Люк помотал головой, торопясь объяснить:
- Сначала он выполнит свою часть, или сделка не имеет силы. Хан, я должен был.
- Должен был? Что, черт побери, это означает? Ты только что сказал мне, что он не может купить тебя, и теперь ты говоришь…
- Хан, послушай... пожалуйста, - Люк прекрасно понимал, что он спорил не только с Ханом, но и со своими собственными сомнениями. Если он сможет убедить Хана, то тогда, некоторым образом, он докажет правильность своих действий и себе самому. - Палпатин согласился освободить всех, кроме одного, в обмен на мое добровольное нахождение здесь.
- Нахождение? – огонь поутих в глазах Хана при понимании того, что сделал Люк, хотя и было видно, что он все еще кипел.
- В течение двенадцати недель. Я останусь здесь на двенадцать недель.
- И что потом? Он просто возьмет и отпустит тебя?
- Нет. Но он не сделал бы это в любом случае, - ответил Люк искаженным голосом.
Хан немного смягчился, понимая, что у ребенка реально не было выбора - понимая, что он пытался взять лучшее из рискованной сделки в скверной ситуации. Получить хоть что-то из ничего.
- Да. Но двенадцать недель – долгий срок, Люк.
Люк молчал. Только теперь, когда кто-то еще высказал этот страх, он осознал, насколько долгим действительно будет это время.
В голову Хана пришла следующая логичная мысль:
- А кто останется?
Люк не смог посмотреть на него, не в силах встретиться с другом глазами – стыдясь, что решение уже принято, что Люк дал на него согласие. Желая, надеясь, что Хан сам…
- Я останусь, - твердо произнес Хан, имея в виду именно то, что сказал.
Люк облегченно и тихо выдохнул, будучи благодарным за сердце Хана. Медленно моргая, он молча кивнул, все еще мучимый чувством вины и не в силах что-либо сказать в тот момент.
Понимая, что он принял невозможное для друга решение, Хан обнадеживающе положил руку на плечо Люка; другая рука из-за наручников была вынуждена подняться следом – создавая несколько комичное зрелище.
- Эй, это будет точно, как в прежние времена, а? Помнишь ту дрянную тупиковую планету, на которой нам пришлось торчать? Ту, где мы устраивали пикники каждую ночь, «потому что твой глупый друг опоздал на пять дней с отгрузкой детонаторов»?
Люк мог только рассмеяться на это.
- Ты тогда представил все в очень розовом свете, - ответил он с сарказмом.
- Ну, я знаю… что это было не так. Но мы хорошо справились. Ты и я. Мы - хорошая команда.
Внезапно, сильно смутившись нахлынувшего на него духа товарищества, Хан вновь перешел к своей шутливой манере:
- И, кроме того, я выставлю счет Альянсу. В почасовой ставке. И после десяти первых часов у меня идет сверхурочное время. Плюс надбавка за риск.
Люк улыбнулся:
- Ты можешь выставить счет мне.
- Угу, любопытно, где ты возьмешь такие деньги, - легко отклонил его предложение Хан, вновь озираясь вокруг. - Впрочем, видишь ту картину? Если возьмем ее с собой, когда будем уходить, то я даже скажу тебе ее название.
Люк взглянул на огромную картину вечерней битвы под лунами и звездами, понимая, что он очень смутно узнает ее - что означало, что это невероятно известная вещь.
- По рукам, - произнес он, оценивая размер огромного холста: в два роста высотой и в четыре раза больше длиной. – Но понесешь ее ты.

Сообщение отредактировал Алита Омбра - 11.3.2013, 16:17

а можно попросить когда все переведешь отдельным файлом выложить: fb2, pdf или txt формате.
Думаю прочитать всё сразу.

Дарт Зеддикус, долго читать придется, если за раз ;))

Если кто-то меня научит, как это выкладывать одним файлом и куда, все возможно)

- Нам нужен комлинк, - с трудом произнесла Лея, запыхавшись от бега; голова до сих пор шла кругом от безумных событий дня.
- Нам нужен корабль, - исправил Ландо, многозначительно оглядываясь на космодром из полумрака переулка, где они прятались.
- Если ты достанешь комлинк, я достану нам корабль, - парировала Лея.
Ландо повернулся к ней:
- Мне трудно спорить с этими большими карими глазами, но хочу заметить: чтобы достать комлинк, мне нужно украсть его, а если я смогу украсть комлинк ради нашего спасения, то я смогу украсть и корабль, не так ли?
Он обратился за поддержкой к Чуи и вуки кивнул, признавая здравый смысл его слов.
- Кража комлинка и кража корабля - не одно и то же, - отчеканила Лея.
- Позволю себе не согласиться: если найти кого-то, кто был бы достаточно глуп и оставил стандартную блокировку в… - начал Ландо, но Лея резко перебила его:
- Просто достань мне комлинк, хорошо?
Ландо довольно долго смотрел на нее, совершенно убежденный в своей правоте…, но в конце концов согласился:
- Хорошо. Чуи?
Они исчезли из поля зрения Леи, и она осталась одна, прячась в тенях довольно оживленного переулка космопорта Като Неймодии – постоянно нервно озираясь в ожидании увидеть знакомую белую броню.
Переживая о Хане и Люке…


Ее, Чуи и Ландо вывели из камер на рассвете и посадили вместе на тюремный корабль. Испытав облегчение от вида друг друга и перекинувшись шепотом несколькими возбужденными фразами, они попытались подслушать разговор пилотов и штурмовиков, стоящих снаружи.
Вскоре стало понятно, что им предстоит долгий путь.
- Двадцать четыре дня, - прошептала Лея.
- Двадцать четыре?! Не может быть… может, это путь туда и обратно? – пробормотал сморщившийся Ландо.
Чуи что-то пропыхтел в ответ - первый раз Лея видела, что он делает что-то спокойно; Ландо кивнул в понимании.
- Это расстояние до Кесселя, учитывая маленький размер корабля, - с тревожным напряжением перевел он.
При упоминании «привилегированного» имперского гулага Лея нахмурилась, впившись взглядом в солдат у подножия трапа корабля. Почему? Почему Кессель? Она ждала публичной показательной казни, разъясняющей всем, что никто не может избежать имперского правосудия. Какой смысл отправлять ее на Кессель? Какой смысл в ее исчезновении с лица галактики в глуши тюремной планеты?
Дальнейшее обсуждение было прервано прибытием в трюм восьми штурмовиков, которые, казалось, были примерно так же счастливы по поводу этого полета, как и Лея.
Двенадцать часов спустя они сделали остановку в месте, оказавшемся космопортом Като Неймодии - штурмовики спустились по трапу, чтобы переговорить с парой других ожидающих их штурмовиков, приведших с собой заключенного ботана; и Лея решила, что это тот самый шанс, которого они ждали.
- Чуи…
Несмотря на то, что они были единственными на корабле заключенными, их посадили вместе в один ряд, оставив вокруг пустые жесткие сидения – и это была невероятная возможность. Вдоль всего ряда, через замки, сковавших их запястья наручников, шел длинный металлический стержень; таким образом руки заключенных были эффективно связаны, а сами они могли находиться только в сидячем положении. Лея располагалась в центре, и у нее не было ни единого шанса сломать свои наручники, как и у Чуи – сломать свои, значительно более толстые; но Лея провела последние четыре часа, задаваясь вопросом, а сможет ли Чуи сломать те, что на ней, предназначенные для человека - в конце концов она попыталась выяснить это у него, толкая локтем и бросая многозначительные взгляды.
Когда Чуи понял ее, он протянул свои лапы, передвигая наручники вдоль перекладины, она сделала то же самое ему навстречу – они могли двигать наручниками до края своего места. Взяв ее крепления, он начал их разделять, огромные мускулы на могучих руках налились глыбами...
Понадобилось четыре попытки, прежде чем замки поддались, и Чуи сломал их, рванув изо всех сил запястьями в собственных наручниках... Все замерли, нервно глядя на трап…
Подняв над головой свободные руки, Лея будто танцовщица, исполняющая шимми, проворно соскользнула вниз, поворачивая голову набок и с силой протискивая плечи под перекладиной.
Освободившись, она тут же направилась в кабину, зная, что оба пилота вооружены, но предпочитая использовать свой шанс против них, чем против штурмовиков снаружи.
Оставленный не у дел Ландо, взглянул на Чуи...
- Думаешь, она сделает это шимми еще раз, если я любезно попрошу ее? - спросил он наконец, вызывая усмешку вуки.
Спустя всего несколько секунд автоматизированная система управления щелкнула, и замок, держащий их перекладину, открылся; Ландо с Чуи смогли свободно передвигаться, скользя наручниками так тихо, как только это было возможно.
Ландо устремился к кабине и примчался обратно вместе с Леей. В руках она держала два бластера, один из которых бросила Чуи.
- Эй! Разве второй не для меня? - спросил Ландо.
- Я уверена, что внизу стоит десять парней, которые могут помочь тебе, - прошептала Лея, продвигаясь вперед.
Фактически не было никакой борьбы. Никто не ожидал, что они будут свободны и тем более вооружены; все закончилось еще до того, как прохлаждающиеся штурмовики подняли свои задницы с трапа. Единственным оставшимся стоять был пленный ботан.
Ландо пошарил по ремню одного из штурмовиков, ища магнитную карту, открывающую наручники. Найдя и используя ее для себя, он бросил ключ Лее, которая в свою очередь, освободившись от сломанных остатков на запястьях, повернулась, чтобы помочь Чуи.
- Быстро, - приказала Лея. – С минуты на минуту появится подкрепление.
И они были довольно быстры, но едва ли спокойны.
Ландо наклонился подобрать бластер. Выпрямляясь, он уткнулся в потрясенные глаза ботана, чей мех пошел беспорядочной рябью, выказывая его крайнее замешательство.
- У тебя удачный день, приятель, - подмигнул Ландо, заставляя Лею закатить глаза, пока она вручала ботану ключ.
- Ландо, мы уходим, - объявила она, и они покинули ангар, торопясь затеряться в суете космопорта и оставляя бывшего пленного смотреть им вслед с открытым ртом, все еще держа в лапах ключ…


Ландо тихо подошел к Лее взади, заставив ее подпрыгнуть:
- Вот и комлинк, золотце.
- Не называй меня так, - ответила она, словно ошпарила кипятком. Мысли тут же понеслись к Хану, мешая сосредоточиться на перенастройке комлинка. - Это девять-девять-два-ноль-пять. Я нуждаюсь в немедленной эвакуации. Повторяю – в немедленной эвакуации. Свяжитесь со мною на этом канале, как можно быстрее.
Она отключила связь и повернулась к выжидающему взгляду Ландо.
- Что теперь? - спросил он.
- Будем ждать, - ответила она просто.
Ландо нахмурился:
- Сколько?
Комм загудел в руке Леи, и она, изогнув тонкие брови, ответила:
- Не очень долго.


***


Чуть позже Лея спокойно сидела в дымной забегаловке и потягивала напиток, купленный ей Ландо - настолько крепкий, что фактически, казалось, он сам испаряется из стакана, избавляя ее от необходимости объяснять, почему она не пила «это». Ранний вечер уступил позднему и темному времени суток в кантине "Удачливое Вымя" в Като. Внутри было жарко и пыльно, что очень отражало то, как она чувствовала себя сама – ожидая транспорт и нерешительно обдумывая, как высказать изводящие ее мысли.
С неослабевающим азартом группа посетителей начала новую партию в сабакк, и Лея, осмотревшись вокруг, вернулась к разворачивающейся перед ней игре. Играл Ландо. Где он взял кредиты, она спрашивать не хотела – вероятно, у того же самого вынужденного дарителя их комлинка.
Ссутулившись, Лея уперлась подбородком в кулак и наблюдала, как Ландо, объявив высокую ставку, вынуждает всех в досаде бросить карты. Двое из игроков встали из-за стола, несмотря на его протесты.
Ему надо поиграть с Люком как-нибудь - все говорили, что Люк был прирожденным игроком в сабакк. Даже Хан не хотел играть с ним больше.
- Эта леди приносит Удачу, - сказали незадачливые игроки.
Она кисло засмеялась в теплый напиток: «Явно не тогда, когда удача имеет значение».
- Ты когда-нибудь… разговаривал с Люком, Ландо? - спросила она так небрежно, как только могла.
Ландо оторвался от нового расклада карт:
- С Люком? Нет, нам не представилось шанса сделать это. Но он показался мне хорошим малым.
- Да, - она медленно кивнула. - Он - …
- Безошибочно выбирает себе врагов, - добавил Ландо сдержанно, складывая свои фишки одной рукой.
Лея кивнула, потерявшись в мыслях…
- Да… А Вейдер упоминал его когда-нибудь при тебе?
- Вейдер? - он повернул голову, ощущая беспокойство и неудобство от обсуждаемого вопроса. - Нет, не совсем. Только сказал, что хочет вернуть его, и что Скайуокер прилетит на Беспин, если там будете вы трое.
Лея повернулась к Ландо, понимая, что Чуи прислушивается к их беседе.
- Что он хочет вернуть его? - подчеркнула она, желая убедиться.
Осознавая ее серьезность, Ландо задумался, копаясь в памяти.
- Что для него пришло время вернуться, - поправил он, не понимая точно, что она хотела. - А что?
Лея быстро помотала головой, отворачиваясь.
- Ничего. Просто так.
Чуи провыл длинное предложение, обращая к себе внимание Ландо.
- Он спрашивает, мы… вернемся за ними? - перевел Ландо, явно сомневаясь, какой бы ответ он хотел сам.
- Как только у нас будет возможность, - твердо сказала Лея, смотря теперь на Чуи. - Но для начала нам нужен план. И помощь.
- Не хочу отговаривать тебя от забавы, но… вспомни, что ты рассказывала о том, что заявил тебе тот любезный пилот - о том, что Хан и так скоро будет освобожден.
- А ты всегда веришь тому, что говорят тебе имперцы? – презрительно спросила Лея. - И в любом случае, что насчет Люка?
Пока Лея находилась в кабине корабля, надежно держа в руках бластер первого пилота, она рискнула потратить время на вопросы второму, пока тот снимал блокировку запирающей перекладины.
- С нами было двое мужчин - почему их нет на корабле?
- Кого именно?
- Кореллианца. Где он?
Пилот нервно посмотрел на нее:
- Он во дворце. Коммандер оставил его там.
- Почему?
- Я не знаю, - он дернулся назад от бластера, которым Лея безмолвно поощряла его говорить дальше. - Я не знаю! Его хотели… он нужен для чего-то, я не знаю зачем. Но его собирались освободить - думаю, это будет довольно скоро.
- А другой? Где другой заключенный?
- Другой? - пилот неуверенно нахмурился. – Больше не было… не было никакого другого.
- Люк Скайуокер! - процедила Лея сквозь зубы.
Человек только помотал головой, уставившись на дуло бластера.
- Он был с нами в шаттле! Его вывезли в медицинских санях.
- Не было никакого… - человек поднял на нее глаза, замешательство сменилось пониманием. - Оу! Да. Держу пари, вам бы хотелось достать его. - Было кое-что в том, как он произнес это: некое искаженное развлечение, некое осознание того, что он неправильно понял сначала ее желание. - Запишите это, как очко в пользу опыта, - добавил он, заставляя ее нахмуриться.
И в этот момент в дверь кабины осторожно заглянул Ландо:
- Лея, нужно идти. Чуи немного волнуется о том, чтоб побыстрей убраться отсюда.
Когда она по-прежнему не двинулась с места, уставившись на пилота, Ландо взял ее за руку и мягко потащил за собой, взывая к ее разуму:
- Мы вроде как торопимся…?


Комлинк Леи загудел, возвращая ее к настоящему моменту - в сомнительную среду "Удачливого Вымени".
- Девять-девять-два-ноль-пять, - отозвалась она просто; на открытых каналах связи имена не использовались.
- Ваш транспорт доставлен в док сорок два на Южном Уровне, - прибыл ответ.
- Скоро будем. - Лея взглянула на остальных: - Вперед!
И затем поднялась, поняв наконец-то, что она скажет, когда вернется к командованию Альянса: попросту говоря - ничего.
Разумеется, все это было ложью. Должно ею быть - она ведь не настолько глупа. Все это было ложью, чтобы подставить Люка, и она не скажет никому ни слова. Она не будет играть в их игры - в независимости от того, понимала ли она их. Они потратили впустую свое время, и когда она вернет назад Люка, она все расскажет ему, и они вместе посмеются над этими возмутительными утверждениями. Они выбрали не того болвана, если надеялись, что она будет даже раздумывать о продажности Люка - основываясь просто на их словах.

Сообщение отредактировал Алита Омбра - 26.5.2013, 14:26

не вопрос, я люблю длинные произведения. а когда у тебя будет готов весь текст, сообщи на форуме, можешь в личку Маклауду написать, или мне. как выложить единым файлом, думаю решим.

Удивительно, как быстро был установлен распорядок дня. С наступлением сумерек Люк уже терпеливо сидел, ожидая визита Палпатина; ожидая рыжеволосую, которая войдет и объявит ему об этом.
Что она и сделала, как по нотам.
Со звуком поочередно открывающихся замков двери раздвинулись в стороны, и Люку впервые удалось подсчитать количество блокировочных болтов в них.
Она вошла с грозным выражением лица, и он улыбнулся в ее холодные глаза:
- Привет, Рыжая.
- Им... – она запнулась, застигнутая врасплох его обращением, но уже через мгновение справилась с собой: - Император требует твоего присутствия.
- В общем-то я подозревал это, - ответил Люк, направляясь к выходу и не понимая, для чего он все это говорит; однако он наслаждался тем, что вывел ее из равновесия. Сказывалось еще приподнятое настроение от встречи с Ханом.
- И не называй меня Рыжей, - отрезала она, подстраиваясь под его шаг вместе с идущими позади охранниками.
- Как насчет Ржавой? - спокойно поддразнил он. - Мне нужно называть тебя как-то - а ты не говоришь свое имя. Так что выбираешь?
- Я – коммандер Джейд, - надменно произнесла она, смотря вперед.
Люк ждал, пока они фактически не подошли к последним дверям, чтобы оставить последнее слово за собой:
- Хм… думаю, мне больше нравится «Рыжая».
Затем он прошел дальше, а она осталась стоять у дверей; и Люк напомнил себе о необходимости сконцентрироваться – игра закончилась.



Глаза Палпатина были опасно сужены, взгляд холоден и зловещ. Однако направлен не на Люка – на Джейд, согнувшуюся в глубоком поклоне с затаенным, но хорошо читаемым чувством страха. Она распрямилась, потупив глаза, Палпатин пристально продолжал смотреть на нее. И Люк, осознав, что именно он был причиной такой реакции ситха, почувствовал внезапное желание защитить свою тюремщицу.
- Ваше Превосходительство, - поприветствовал он так, как слышал от других, переводя на себя мрачные охровые глаза Императора.
Палпатин взглянул на него, и впервые Люк распознал в Силе индивидуальное присутствие Императора, будто тот забыл полностью скрыть его. Императора мутило от ярости к женщине - в ревнивом чувстве нарушенной собственности.
И затем это ощущение полностью ушло, скрылось, когда ситх сосредоточил внимание на настоящем моменте. Он повернулся и медленно прошел к стулу - не торопясь, чтобы успеть восстановить самообладание, прежде чем сесть и вновь взглянуть на мальчишку.
- Сядь, - скомандовал он просто.
И мальчишка сел без возражений. Может, и не будет никакой борьбы, чтобы добиться его повиновения.
- Ты говорил сегодня со своим другом? - спросил Палпатин.
- Да… - ответил Люк и, сомневаясь, что еще сказать, добавил: - Благодарю вас.
Ответ понравился Палпатину, но он продолжал смотреть на джедая жестким взглядом.
- Я... хотел бы увидеть остальных, если можно? – неуверенно спросил Люк, опасаясь, что Палпатин захочет что-нибудь взамен.
- Остальных?
Люк нахмурился.
- Лею и Чуи.
- Они улетели, джедай, - самодовольные ноты в голосе смешались с притворно вежливым замешательством.
- Улетели? – тревожно переспросил Люк, повышая голос.
- Конечно. Это наш договор. Ты остаешься здесь на двенадцать недель, а им позволяется свободно уйти. Сегодня на рассвете они отправились на Неймодию и оставили корабль в космопорте Като. Их никто не сопровождал там, как мы и договорились, поэтому у меня нет никакой информации как, куда и где они сейчас. Но я уверен, что твоя маленькая принцесса уже…
- Сегодня на рассвете?! - было глупо спрашивать это после такого потока информации, но Люк был искренне удивлен, что их больше нет здесь - а он не осознавал этого.
Он немедленно протянулся Силой, в безотлагательности легко прорезаясь сквозь темный туман, что омрачал все вокруг, но не смог найти никакого следа Леи. Тут же его поразили воспоминания – о своем пробуждении перед самым рассветом, будучи уверенным, что его кто-то звал по имени. Не в страхе, а только… в понимании. Должно быть, это была Лея - видимо, она поняла, что они разделялись, и думала о нем в тот момент.
Люк упрекал себя, что не признал ее, не понял, что они улетали - сердясь на ослабление своей бдительности и решая, что больше этого не допустит. Он позволил статичному туману Тьмы сдерживать его способности - разрешил ему власть над собой, когда должен был знать, что происходит. Больше этого не случится - урок был изучен.
Слова Палпатина ворвались в поток его мыслей:
- Мы заключили соглашение, джедай. Я охотно выполнил свою часть, в точности и без задержки - и теперь ожидаю того же от тебя.
И внезапно Люк понял, что сделал Палпатин - он форсировал сделку, выполняя немедленно свою часть. И этим фактически связал Люка, не давая ему по-настоящему обдумать последствия.
Теперь договор вступил в силу - он дал свое слово.
Палпатин наблюдал за ходом этих мыслей и эмоций на лице мальчишки, наблюдал, как тот ищет какой-либо выход и понимает, что его нет. И прежде чем эта реакция перешла бы в гнев, ситх проговорил тихим, похожим на шорох гравия голосом, нейтральным и спокойным:
- Поешь.
Внимание джедая переключилось, и снова Палпатин наблюдал ряд размышлений, мелькающих на его лице, пока тот осмысливал все факторы: договор, по которому он остается здесь без сопротивления, свой голод и то, что он пойман в ловушку собственной рукой.
И вопрос, соблюдать ли этот договор вообще…
Все эти соображения крутились в голове Скайуокра, затягивая момент.
Наконец он протянулся, взял одну маленькую лепешку из горячего сервировочного блюда и положил себе на тарелку.
Палпатин не позволил своему выражению измениться ни на йоту. Вместо этого он кивнул слугам, которые заполнили бокалы вином, поклонились и вышли; императорские гвардейцы, окружающие Люка, последовали за ними.
Император позволил тишине висеть в течение долгого времени, задаваясь вопросом, почувствует ли его джедай себя вынужденным заговорить. Но Скайуокер оставался тихим; он лишь неподвижно смотрел на стол отсутствующим взглядом, блуждая где-то далеко в мыслях.
Секунды перешли в минуты, а ни один из них по-прежнему не двигался.
Наконец Палпатин проговорил:
- Положить пищу в тарелку не обозначает поесть, джедай.
Резко выдернутый из своих размышлений мальчишка вздрогнул и поднял глаза. Взглянул в тарелку, подумал… отломил кусочек лепешки и съел - ни неохотно, ни покорно.
Палпатин улыбнулся, устраиваясь поудобнее в стуле – это сражение было закончено. Будет его джедай есть потом или нет, было уже несущественно, и они оба знали об этом. Войну необходимо вести последовательно, сражение за сражением.
И сегодня Палпатин одержал звучную победу в течение нескольких минут после начала их встречи.
- Возможно, для тебя лучше, что они улетели, - предложил он наконец, старательно не допуская триумфальных нот в голосе. - Они были веревкой на твоей шее, связывали тебя и удерживали. Твоя хорошенькая маленькая принцесса использовала тебя. Использовала, чтобы вести бои, которые сама вести не в силах.
- Вы ничего не знаете о ней, - ответил Люк, чувствуя себя оскорбленным.
- Напротив, я знаю ее очень хорошо. Прежде чем она, спасаясь, бежала к слепо преданной ей кучке мятежников, она была сенатором здесь, в Имперском Центре. Уже тогда она неусыпно пеклась только о своих интересах. Знай своих врагов, джедай, - начал лекцию Палпатин.
- И своих друзей?
Император только снисходительно улыбнулся:
- У тебя нет никаких друзей, джедай. Настало время понять это. Есть лишь те, кто в любом случае будут использовать тебя. Только равным себе можно доверять – только они не зависят от твоих способностей.
- Лея ни в чем не зависела от меня.
- Конечно же это не так, - легко оспорил ситх. - Ее мелкое маленькое Восстание ничего не представляло из себя до твоего появления там. Его жалкие остатки должны были быть уничтожены вместе с Явином. Для моей Империи они были меньшей угрозой, чем блоха для банты. Но она понимала, что если они заполучат джедая - того, кто сможет представить реальную угрозу, того, вокруг кого можно будет сплотить недовольных галактики - они станут силой, с которой придется считаться. Именно поэтому она оставила тебя там.
- Я остался по собственному выбору.
- Да, разумеется, - Палпатин улыбнулся. - Вопрос - почему? Я уверен, что она действовала непривычным для себя способом, чтобы побудить тебя к этому решению. Принцессы вообще-то не общаются с пилотами, друг мой. Разве ты не замечал этого? Скольких еще пилотов она знала по имени? Она нуждалась в тебе и прекрасно понимала это. Ей был необходим контроль над тобой - так же, как и Кеноби.
- Она даже не знала о моих способностях.
- Ты так уверен? Ты путешествовал с мастером Кеноби, носил лайтсейбер. И я полагаю, ты обеспечил ее массой других разных намеков. Какие выводы она, по-твоему, должна была сделать? Окажи ей немного уважения, джедай. Этого было достаточно, чтобы увидеть, кем ты являешься и какую ценность представляешь.
- Вы не правы, - голос Люка понизился от гнева.
- Я прав, - возразил Палпатин тоном, не принимающим никаких аргументов. - Все существа стремятся управлять тобой - силой, которой ты обладаешь. Твой учитель-джедай, твое драгоценное Восстание… и твоя маленькая принцесса, которую ты так хотел спасти. - Палпатин склонил голову набок в своей характерной ласковой манере, однако глаза оставались все такими же жесткими: - Только они облекают свое стремление в сострадание, дружбу и ложь.
Люк помотал головой, не в силах сказать ни слова.
- Я говорю тебе это, джедай. И это правда. Твои доверенные союзники, твоя драгоценная принцесса… они все еще набросятся на тебя. Она будет держать оружие у твоей головы и жаждать нажать на курок.
- Нет.
- Она будет готовить твое уничтожение с точно таким же рвением, как сейчас готовит мое. Ты был ничто для нее - только возможность для ее целей, пища для ее идей. Как только она поймет, что больше не управляет своим ручным джедаем, она захочет избавиться от тебя.
- Вы лжете!
- И твой «учитель», - Палпатин плюнул последним словом в насмешливой издевке, - разве он не оставлял тебя гнить в пустыне, пока не понял, что я найду тебя? А затем потащил за собою ложью и полуправдой, дав тебе только ту информацию, которая нужна была для манипулирования тобой?
- А вы? - бросил Люк вызов.
Император откинулся назад, выдерживая паузу - обеспечивая его джедаю мысленное и физическое пространство, отделяющее Палпатина от предательства других. - Я предлагаю тебе понимание. Такое же, как я дал твоему отцу. Ты и он не так уж сильно различаетесь.
Люк сдерживал себя – но на лице вырисовывалось опровержение.
Невзирая на это, Палпатин продолжал давить, говоря убеждающим, не принимающим никаких возражений голосом - начиная связывать Скайуокера с собой:
-Да. Мы принадлежим к одной линии. Я понимаю тебя, как никто больше. Никто. Я понимаю, сколько требует от тебя каждая секунда, чтобы сдерживать свою силу, которую ты наконец начал высвобождать; я понимаю, чего это уже стоило тебе - а ты знаешь, что требования будут только расти.
- Мы ничем не похожи, - неистово прошипел Люк. - Ничем!
- Тогда, почему ты жив, джедай? Почему ты не мертв, как очень многие до тебя? Почему я потратил столько сил, чтобы находиться здесь сейчас, произнося эти слова? Если бы ты был любым другим джедаем, уверяю, я бы убил тебя к этому времени... но я вижу то, что ты намеренно отказываешься признать. Я вижу то, кем ты являешься…
Он позволил фразе зависнуть в воздухе на несколько секунд, не спуская глаз со своего джедая и держа того в тревожном ожидании…
- Тьма всегда признает свое.
Он видел реакцию мальчишки – как расширились его глаза – и знал, что выиграл этот удар.
- Я - не мой отец, - справился наконец Люк почти сорванным от эмоций голосом.
- Ты уверен?
- Абсолютно, - железно отрезал мальчишка, практически перебивая ситха; но в Силе Палпатин ощущал его колебание, вспышку сомнений, которые там не так легко было скрыть.
И чтобы дать Скайуокеру время для размышлений, он долго хранил молчание - в притворной задумчивости хмуро смотря на джедая, который в ответ сверлил его пронизывающим взглядом, очень смело и уверенно… внешне.
- Ты действительно ненавидишь его? - в итоге спросил ситх. - Или ты ненавидишь то, что знаешь, кем он заставит тебя стать?
- Он не заставит меня стать кем-либо.
- Но осознание того, что ты…
- Я представляю собой сущность моей жизни. Вейдер не участвует в ней.
- О, нет. Он участвует. Либо своим присутствием, либо своим отсутствием.
- Не так сильно, как вы полагаете, - защищался Люк.
- Но намного сильнее, чем думаешь ты, - Палпатин снова выдержал паузу. - Ты веришь в судьбу, джедай?
- Нет, - твердо сказал Люк.
- И все же ты признаешь знание будущего – у тебя самого есть способность видеть его.
- Будущее не определено, - ответил Люк. - Оно постоянно меняется согласно действиям настоящего. Я вижу это.
- Некоторые события подвижны, - признал Палпатин. - Но некоторые зафиксированы. Неизбежны.
- Ничто не неизбежно.
- Это то, чему ты веришь - или на что надеешься?
- Это то, чему меня учили.
- И конечно же ты веришь всему, чему тебя учили, - высмеял Палпатин. - А здесь ты ничему не научился?
- Многому, - многозначительно ответил Люк.
Палпатин только улыбнулся, качая головой в явном развлечении:
- Ты настолько непреклонен. Я могу научить тебя намного большему, чем когда-нибудь смог бы Кеноби. Он был глупцом и слепцом – по собственному выбору. И ты был наивен, что слушал его.
Скайуокер сохранял сдержанное выражение, но Палпатин чувствовал, что сказанное оскорбило его, поэтому продолжил провокацию:
- Ты услышал точку зрения одного человека и теперь держишь ее на вооружении. Но твой учитель был одиноким стариком, просидевшим в пустыне два десятилетия - полностью удалившись от дел. Джедаев убивали сотнями, а он не сделал ничего, чтобы помочь им – ни детям, ни юнглингам, ни падаванам, ни мастерам. Ни разу не вернулся, чтобы помочь им в борьбе. Ты уверен, что он вообще говорил, как джедай? Ты принимаешь его слово как абсолют, но ты никогда не сможешь действительно узнать так ли это. В лучшем случае твое обучение было испорчено его ограниченностью, в худшем - все, что он преподавал тебе, было не более чем мелкое сумасбродство дряхлого безумца.
Люк гневно помотал головой, возмущаясь клевете и грязи, выливаемым на Кеноби.
- Он остался, чтобы помочь мне. Чтобы защитить меня.
Палпатин приподнял брови:
- И все же, когда его помощь действительно имела бы значение, он оставил тебя одного.
- Не одного. Мастер Й… - Люк остановился - но было слишком поздно.
От удивления Палпатин встал.
- Мастер Йода?
Сердце Люка пропустило удар, живот скрутило узлом в этом ненамеренном предательстве, мгновенном промахе - и тяжело изученном уроке.
- Мастер Йода, - медленно повторил ситх, уставившись на Люка - как если бы все наконец встало на свои места. - Вот, кто стал твоим учителем, когда умер Кеноби. Вот, почему твой отец не смог повлиять на тебя.
Палпатин прошел вдоль длинного стола. Люк смотрел прямо перед собой, потрясенный своей ошибкой. Но он заставил себя думать - признать ошибку, оценить урон - у Императора было имя, но не место. И Люк глубоко запер и похоронил его название.
Однако он был разъярен своим промахом, своей слабостью в концентрации, тем, что так легко позволил себе быть раздраженным – в итоге открывая так много Палпатину.
Остановившись рядом, ситх протянул руку к упрямому подбородку мальчишки и повернул его к себе. Смотря прямо в глаза Скайуокера, он наклонился ближе с абсолютно сосредоточенным и смертельно опасным выражением на лице.
- Где он? – низкий голос, пропитанный Тьмой. Люк только тряхнул головой, попытавшись отвернуться - но Палпатин не отпускал его, впившись ногтями в плоть. - Где? – повторил ситх, однако мальчишка лишь тихо и настороженно смотрел ему в глаза, устанавливая один ментальный щит за другим.
- Ты не сможешь обезопасить его. Ты уже подвел его и сделаешь это снова. Это только…
Он внезапно замолчал, и Люк ощутил…
Как мгновенное изменение в Силе накренило все вокруг, смещая силу тяжести, словно наклонилась ось вселенной, и реальность переместилась вместе с остекленевшими глазами ситха…
Будто очнувшись, Палпатин сфокусировался на Люке, произнося эйфоричным, почти восторженным голосом, снижающимся к ликующему шепоту:
- Однажды ты скажешь мне - добровольно. Ты будешь искать меня в своем рвении предать его. Ты видишь это?
Мышцы вокруг глаз джедая напряглись в ужасающем понимании, как бы сильно он ни пытался скрыть его…, и этого было достаточно.
Достаточно для Палпатина, чтобы быть уверенным, что Скайуокер признал предоставленную Силой правду - и ее значение.
Смотря на эту вспышку эмоций, пересекающих его лицо, Палпатин улыбнулся. Голос стал крайне уверенным и удовлетворенным. Даже ласковым – наблюдая, как часто поднимается грудь джедая, как растерянно и несогласно смотрят его глаза, как он борется против внезапно сместившегося восприятия.
Ситх выпрямился, выпуская подбородок мальчишки и кладя руку ему на плечо – в пустом утешении. Торопясь использовать эту волну неожиданного откровения Силы, он впился ногтями в тонкий шелк рубашки Скайуокера.
- Он отказывался учить тебя, друг мой? А объяснял, почему? Он говорил, что видит твое будущее, как и я? Твоя судьба на моей стороне, не на его. Это написано в каждой клетке твоего существа, в крови, которая дает тебе жизнь, неизбежно, неотвратимо.
Люк оставался тихим, глядя вниз, потерянный в осознании того, что должно произойти: неужели он предаст Йоду? Это казалось настолько реальным в тот момент - момент неоспоримой ясности и знания, вызванного и вывернутого Силой. Никакого видения, как такового, никакого разъяснения - только этот факт, абсолютный, неопровержимый, внедренный в сознание, как удар под дых.
А Палпатин продолжал давить, задавая так много вопросов и не давая времени для ответов, озвучивая самые глубокие, самые темные страхи Люка.
Ситх медленно убрал руку с плеча и коснулся щеки джедая пепельными, костлявыми пальцами - в ложном сострадании. Пытаясь справиться с морем сомнений, Люк даже не заметил этого.
Император криво улыбнулся, приподняв бледные губы над желтыми зубами: этот момент абсолютной ясности дал ему уверенность - одновременно отобрав ее у мальчишки.
- Он отговаривал тебя идти к Вейдеру? Пытался оставить рядом с собой, где он смог бы контролировать тебя и ограничивать, держать в подчинении и изоляции? Чтобы ты никогда не достиг полноты своей мощи - потому что тогда она стала бы больше, чем у него, а он ни за что не позволил бы это.
Люк опустил голову, смотря в пустоту в отчаянном недоумении. Палпатин вновь протянул руку к его подбородку и, мягко поворачивая его податливую голову, прошептал:
- Как легко ты отдал ему контроль над собой, джедай. И как глупо ты должен чувствовать себя теперь, понимая, что был полностью предан тому, кто хотел только управлять тобой, используя ложь и ограничения.
Замешательство и сомнения разрывали ум Люка противоречивыми эмоциями, бушующими и питаемыми той вспышкой знания в Силе - тем эхом будущего. Адреналин толкал его действовать, кричать, защищать обвиняемых, но более глубокие страхи шептали о предательстве и подозрениях, и этот хаос буквально парализовал его.
- Они не стремились контролировать меня, - в конце концов прошептал он - как себе, так и Палпатину. - Они не...
Император только кивнул, спокойно, с ледяной уверенностью.
- Ты знаешь, что это не так. Какие бы слова сейчас ты ни произносил, друг мой, я знаю, что находится в твоем сердце.
Сказав это, Палпатин медленно обошел стул Люка, проводя бледной рукой по гладкому шелку на его плечах.
Он отдернулся - стиснув челюсти в упрямом несогласии с этой пустой софистикой, предлагаемой ему; Император только улыбнулся в ответ:
- Я могу понять твой дискомфорт, дитя. Любому на твоем месте было бы трудно признать это; признать, что он был обманут, неуместно отдав свою лояльность. И все же это очень легко можно исправить… если приложить усилие.
- Нет ничего, что нужно исправлять, - проговорил Люк, не в силах удержаться от ответа. Он так сильно старался хранить молчание, не реагируя на обвинения Палпатина… и вновь был втянут, несмотря на все свои усилия. Он понимал это, и все же был не способен полностью сдержать себя.
- Ты получил редкий подарок, дитя – знамение будущего. Он дается так немногим, не трать его впустую.
Люк не ответил, все еще пытаясь осмыслить этот жестокий момент правды в Силе - абсолютную уверенность, что однажды он добровольно выдаст потайное место Мастера Йоды отвратительному и манипулирующему ситху, стоящему сейчас рядом с ним. Действительно добровольно - по собственной инициативе, а не под давлением или принуждением. Он знал это, просто знал. Мастер Йода утверждал, что будущее всегда в движении и тяжело предсказуемо до своего наступления - однако это вызванное Силой понимание казалось жутко неоспоримым.
Зафиксированным событием. Таким, как утверждал Палпатин. Есть ли другие такие же события? Была ли его судьба так же неизбежна?
Палпатин спешил, не давая времени для обдумывания; задевая лежащую на столе руку Люка, он мягко провел по ней ногтями - изящно ломая ход его мыслей.
- Как это замечательно: увидеть свое будущее, даже если это только доля секунды. Один момент разъяснил тебе то, на что я, возможно, потратил бы впустую тысячу слов.
- Я не предам его.
- Ты знаешь, что это не так - ты знаешь, что предашь его. Ты слышал то, что прошептала Сила – правду. Да… возмездие. Как хорошо ты будешь чувствовать себя… когда воздашь тем, кто так черство тебя использовал.
Палпатин медленно остановился, пристально вглядываясь в яростный огонь, голос его был тихим и уверенным:
- Это неизбежно, ты останавливал руку судьбы слишком долго - теперь она хочет плату за силу, которой наделила тебя, за силу, которой наделила твою линию крови. И цена неизменно все та же. Судьба твоего отца - твоя судьба, она всегда была предназначена для тебя. А Судьбу, друг мой, нельзя обмануть.
- Я не… верю…
О, сколько сомнения было теперь в его голосе - насколько шатка та ранее непоколебимая вера.
Этот прекрасный момент, видение, вспышка абсолютной ясности одарили Палпатина невероятным убеждением. И относительно мальчика, и относительно себя. Он никогда не сомневался, конечно, что сможет управлять Скайуокером, всегда верил, что должен управлять им. Но это было первым подтверждением, что так будет - ясно прозвучавшим и отразившимся в Силе пониманием вне всех суждений, уверенностью вне всех сомнений.
И все, что это дало Палпатину, было забрано у мальчишки.
Находясь в отчаянной борьбе, раздираемый неуверенностью, Люк медленно покачал головой; затем приоткрыл рот, чтобы что-то сказать, но не смог ничего вытянуть из суматохи вопящего внутри замешательства.
- Я…
Так близко, так сильно близко к этому опьяняющему безумству неистовых эмоций; Палпатин смог только хрипло прошептать:
- Больше не может быть никаких слов, друг мой. Только правда… и Тьма.

Сообщение отредактировал Алита Омбра - 26.5.2013, 14:45

***


Мара терпеливо ждала своего Мастера в широкой прихожей за пределами апартаментов Скайуокера и низко поклонилась, когда Палпатин наконец появился. Он прошел мимо, даже не взглянув в ее сторону, погруженный в свой триумф, в потерю мальчишкой веры - не в его союзников, а в кое-что намного более важное: в себя самого.
Она подстроилась под его тихий темп, идя неподалеку, и он остановился, ощущая… кое-что. Некое встречное течение эмоций…
Каким-то образом Мара была затронута произошедшим, он довольно сильно ощутил это в ней - и это не касалось поставленной перед ней задачи. Но Джейд всегда расстраивалась, когда должна была остаться во дворце - он обучал ее быть орудием действия, путешествуя и выполняя его требования по всей Империи, будучи способной слышать и общаться с ним через Силу, быть его глазами и ушами, его волей…
Император слегка нахмурился: могла ли она ощущать Скайуокера в Силе? Он научил ее слышать свой голос, но Мара никогда не слышала лорда Вейдера - хотя она никогда и не пробовала, эти двое были подозрительны и враждебны друг к другу, что весьма устраивало Палпатина. Но могла ли она теперь чувствовать джедая? И если да - то почему?
«Ты слышишь его, моя слуга?»
Нахмурившись, Мара взглянула на Мастера:
- Слышу его?
«Джедая - так же, как ты слышишь меня сейчас»
Она смотрела на своего Мастера в течение долгих секунд…
- Нет, Мастер. Я ничего не слышу.
Он подозрительно заглянул в ее душу, ища ложь. Но в такой близости к джедаю он ощущал только его, только огонь неопытной мощи - одержимо гипнотической даже в страданиях отчаяния - сжигающий все меньшие огни так, что о Джейд было немедленно забыто.
В любом случае это не имело значения - она будет покорно играть свою роль. Как всегда.
Палпатин пошел дальше, и Джейд возобновила свой шаг рядом с ним - ее неясное, тусклое ощущение в Силе заставляло еще более страстно желать реализации мощи Скайуокера. Это он должен сейчас покорно идти позади своего Мастера – а не Джейд. И даже не Вейдер, уже нет. Сопротивление мальчишки только усиливало желание Палпатина победить, подчинить, завладеть.
Да, мальчишка намного лучше обучен, чем он ожидал, но конечно же еще в досягаемости, Сила заверила его в этом.
Однако это не означало легкой задачи впереди. Скайуокер каким-либо образом достигнет принятия неожиданного видения и, вероятно, попытается логически объяснить его, отодвигая подальше. Мальчишка был крайне упрям. Даже если он не сможет - даже если он будет знать, что это правда, он все равно будет бороться. Потому что это тоже в его крови. Джедай будет сопротивляться, потому что верит, что прав - и все еще по-дурацки верит, что у него есть какой-то иммунитет от Тьмы.
Он будет сопротивляться, потому что верит, что это необходимо - потому что Кеноби и Йода вдолбили в него важность влияния даже самого малого промаха.
Мальчишка будет сопротивляться из-за своих друзей, полагаясь на их благочестивое, незначащее мнение, как на свое собственное. И он будет сопротивляться от негодования на то, что заперт здесь в клетке, находясь под манипуляциями Палпатина; и просто потому, чтобы не сделать так, как хочет Палпатин.
Вызов состоял в том, чтобы обратить Скайуокера, несмотря на все эти убеждения - и даже больше - повернуть их против него. Спроектировать ситуацию, в которой, понимая, что он идет к Тьме, джедай все же продолжит идти.
В тот заключительный момент его нельзя будет толкать туда - он должен будет сделать это добровольно, соглашаясь открыть свой разум и свою душу.
Но можно было подтолкнуть его к самому краю - измотанного, спровоцированного, управляемого - к той критической точке перелома… Когда он возьмет Тьму и использует ее, как собственную.


***


Люк сидел в тишине своей мрачной неосвещенной комнаты, подтянув ноги на край стула и обхватив голову руками - борясь против непрерывно находящегося в ней давления и пытаясь рассуждать о видении, которое перевернуло его восприятие вверх дном.
Даже не о видении; не было никакого видения, как такового - только знание, глубокое и бесспорное, что он предаст Мастера Йоду. Правда - столь же абсолютная, как смерть.
Люк пристально вглядывался в яркие, отдаленные огни города, разбрасывающие рассеянные тени по спальне, которая подавляла своим размером и напоминала этим, как отчаянно одинок он здесь был.
Как он мог бороться теперь? Как мог удержаться против всего?
Ему нужно найти путь. Не позволить проглотить себя этим предзнаменованием.
Если бы только он смог…
Люк оторвался от своих мыслей, признавая волнение Силы, нахлынувшее во Тьме еще до того, как услышал голос снаружи: низкий бас, раздающий приказы, словно это было его божественное право.
«Только не сейчас», - подумал он. Но было без разницы, что он думал: даже если бы Вейдер услышал его, он не замедлил бы свой шаг.
Люк знал, что должен встать, но вместо этого только еще ближе притянул к себе колени, обхватывая их руками в необыкновенно по-детски непосредственном жесте.
В комнате зажглись лампы - даже они находилось вне его контроля здесь; с тяжелым свинцовым звуком последовательно отодвинулись блокировочные болты.
Вейдер вошел один и встал, ожидая пока грохочущие двери с тяжелым скрежетом сдвинутся обратно.
Повисла тишина. Люк не поворачивался, хотя он был не в силах проигнорировать тяжелое режущее дыхание маски своего от... Вейдера.
- Твои спутники свободны, - наконец заявил тот.
Люк промолчал, пристально глядя в ночь, разрываемый расстройством и своею неспособностью действовать. Он хотел кричать, вопить на это… существо, чтобы оно оставило его в покое, ушло и никогда не возвращалось. И все же, когда он в итоге, не оборачиваясь, заговорил, он задал лишь один спокойный вопрос:
- Что ты хочешь от меня? Я понятия не имею, зачем ты здесь.
- Я тоже, - признал Вейдер без злобы мрачно растерянным в тот момент голосом.
- Тогда уйди. Оставь меня одного. Просто… оставь меня.
Почему он не мог сделать это? Зачем продолжал возвращаться, напоминая о слабости, которую Люк нес в себе?
- Ты уже один. По своему собственному выбору, - прогрохотал Вейдер.
Люк развернулся:
- Моему выбору? Выбору!? Мой выбор - выйти отсюда и никогда не оглядываться. Мой выбор, чтобы ты… - он остановился, потирая пульсирующие от боли виски, мертвенно усталый. Какой был смысл во всем этом?
- У тебя по-прежнему есть выбор, - напомнил ему Вейдер.
- Я сгнию, прежде чем помогу тебе, - утомленный глухой голос, наполненный горячим убеждением.
- Тогда он победил. Ты станешь служить ему еще до окончания года.
- Потому что ты сделал так?
- Потому что это то, что делает он. Он уничтожил Сенат и Орден Джедаев. И разрушил Республику. Ты думаешь, что сможешь один выстоять против него?
Голос Вейдера был странно тихим, побежденным. Практически опечаленным, как показалось Люку. Или, возможно, он был просто уставшим.
- Ты видишь будущее? - спросил Люк в конце концов, вновь отвернувшись от него.
- Я получил видение сегодня, - ответил Вейдер на невысказанный вопрос сына.
Мальчик довольно долго молчал в тишине, потерявшись в мыслях. И Вейдер знал, как сильно произошедшее беспокоит его; возможно, поэтому он и пришел сюда. Даже учитывая, что теперь, когда он был здесь, Вейдер совершенно не знал, что сказать и как предложить какую-либо поддержку.
-Ты думаешь, Мастер Йода ощутил это? - Люк понимал, что этот вопрос испытывает расстояние, которое он стремился удержать между ними, но в эту секунду не был способен остановить себя - отчаянно нуждаясь в заверении, что Йода был предупрежден.
Вейдер молчал в течение долгого времени - что уже было ответом. И когда он наконец ответил, пытаясь сильно смягчить свой тон, Люк услышал в нем только пугающую окончательность.
- Нет, - ощущая отчаяние мальчика, Вейдер добавил: - Но ты не виноват. - Люк слегка повернулся, однако это было от неверия - не от надежды. - Ты говорил мне, что принял в жизни свои собственные решения, - продолжал Вейдер, - тогда ты должен признать и то, что Мастер Йода принял свои. Когда забрал тебя от меня. Когда лгал тебе. Когда он...
- Не надо, - тихо произнес мальчик надломленным от усталости и сожаления голосом; он не мог снова говорить об этом. Не этим вечером.
Вейдер затих, неспособный гневаться на него. Но под конец он должен был сказать еще кое-что – может, именно для этого он и пришел:
- Я не бросал тебя. Тебя украли у меня. Помни это.
Люк мотнул головой, не желая размывания границы между ними, никакого послабления.
- Ты хотя бы пытался найти меня?
- Я думал, что потерял тебя, когда умерла твоя мать. Я думал, что потерял вас обоих.
- Но ты не знал наверняка.
- Ты думаешь, что я оставил бы собственного сына? – Вейдер был потрясен обвинением. - Если бы я знал, что ты все еще жив, ничто не остановило бы меня найти тебя. Никто не смог бы скрыть тебя от меня.
Люк отвернулся, не в силах слушать это сейчас. Не желая. Гневаться было легче - так же, как и видеть гневного Вейдера; восстановить границу между ними и не разбираться со всем этим.
- И что бы ты сделал, если бы нашел меня… привел бы сюда?
Вейдер промолчал – понимая, что именно это было бы его намерением.
Голос Люка снизился к горькому, обвиняющему шепоту:
- Какой отец сделал бы такое своему сыну? Когда-либо.
- Ты находился бы там, где тебе надлежало быть - со своим отцом.
- Какая же это защита? - мрачно спросил Люк с явным и глубоко язвительным упреком. – Я очень устал, - добавил он в конечном счете, утомленно отворачиваясь и давая понять, что разговор закончен - по-прежнему потирая голову от туманного давления.
- Это постоянно здесь, - сказал Вейдер, - но это можно отодвинуть. Ты найдешь пространства внутри и вокруг. Именно там ты научишься существовать.
Люк оглянулся, понимая, что Вейдер говорит не об усталости.
- Существовать недостаточно.
- Бывают времена, когда существовать - просто выжить - самая большая победа из всех.
Люк помотал головой:
- Это не победа. Лишь оправдание неудачи.
- Это - то, во что ты веришь, когда смотришь на меня? – тембр в голосе Вейдера нес недвусмысленную угрозу, и Люк знал, что внезапно скользнул очень близко к краю.
Но там он и хотел находиться - по крайней мере, с Вейдером. Он не желал никакого понимания, никакой общности; никаких оттенков серого.
- Да, это.
- Я командую миллионной армией, я стою вторым после Императора. Моя воля диктует судьбы народов, планет и систем. Два десятилетия мое слово - закон.
- И ты потратил все это впустую, - обвинил Люк. - Потому что ты становишься на колени – бесхребетный, готовый продвигать амбиции безжалостного, мстительного старика...
Прежде чем он понял, что делает, Вейдер резко ступил два шага вперед, схватил Люка за руку и рванул вверх, разворачивая к себе... и затем застыл - когда его разум догнал его действия и понял, что он собирается сделать.
- Здесь твое слово - не закон, - с ядом в голосе и явной ненавистью в глазах произнес его сын. – Мною ты не командуешь.
Вейдер отпустил его, почти отбросив от себя.
- Ты - глупый ребенок. Ты ничего не знаешь о том, о чем говоришь.
- Если тебе не нравится то, что я говорю, тогда уйди, - прошипел Люк.
Не желая продолжения этой тирады, Вейдер отвернулся и направился к дверям. За долгие секунды, прошедшие пока открывались замки, его гнев стих, оставляя недоумение, каким образом они вновь пришли к тем же отношениям.
- Почему ты всегда пытаешься спровоцировать меня? – в тишине спросил Вейдер.
- Чтобы напомнить нам обоим, кто ты на самом деле, - ответил Люк, не утруждаясь повернуться.
В конце концов двери с глухим звуком закрылась, и Люк снова остался в безмолвной темноте. Он раздумывал долгое время, но не смог найти в себе сожаления ни об одном своем слове.

Сообщение отредактировал Алита Омбра - 26.5.2013, 14:53

- Лея! - Мон широко улыбнулась, распахивая объятия для приветствия принцессы, мчавшейся с транспорта на палубу калмарианского крейсера Дом Один - главного крейсера Альянса. За ней следовали Ландо и Чуи.

- Мон, - улыбнулась Лея, искренне обнимая старшую женщину - прошло так много времени с тех пор, как она видела ее и чувствовала себя в безопасности.

Мон Мотма крепко держала Лею в течение долгих секунд, радуясь, что та благополучно вернулась назад. Они всегда были близки - фактически были семьей - будучи хорошо знакома с ее приемными родителями, Мон знала Лею с детского возраста, и теперь у них не осталось никого, кроме друг друга. Мон уже прочла рапорт Леи, написанный тою в течение недельного полета возвращения к флоту, и так же говорила с ней несколько раз, пока оба их корабля одновременно находились в реальном пространстве между прыжками – но о шпионе она не упоминала. Некоторые вещи лучше делать наедине, лицом к лицу.

- Лейтенант Грэйд проследит, чтобы твои друзья были устроены в комнатах… а у нас есть кое-что, о чем нам нужно поговорить, - сказала она серьезно, уводя Лею.

.

.

- Разрешите, - сухо проговорила Лея, беря в руки прозрачный пакет с лежащим в нем комлинком, не веря своим глазам и поворачиваясь от Мон к Криксу Мадину, чье лицо было скрыто в слабом освещении тщательно освобожденного коммуникационного блока.

- Мы не обвиняем, пока, - нейтрально произнес Мадин. Он также знал Люка, и изначально не мог принять ту правду, что лежала прямо перед ним. Но по мере возрастающих фактов в нем росло негодование, и сейчас, будучи вынужденным излагать их отрицающей все Лее, Мадин сам начал убеждаться в верности своих слов.
- Что мы действительно знаем наверняка – это то, что с этого комлинка посылались закодированные сообщения. С этого устройства мы можем отслеживать их более точно.

- Все отсылают несанкционированные передачи, - спорила нисколько не убежденная этим Лея.

- Они закодированы, - мягко ответила Мон. - Как только у нас появился этот комлинк, мы проследили более сорока передач с его диапазона частоты за последний год – и все закодированы. Это стандартный комм, Лея - у него вообще не должно быть способности работать на такой сжатой частоте.

- Вы даже не уверены, что этот комм - его, - парировала Лея, не желая сдаваться так легко, и все же внутри вновь зашептал тот тихий голос, что мучил ее раньше.

- Этот комм находился в его контейнере, - спокойно сказал Мадин.

- Мы не говорим, что он принадлежит ему, - возразила Мон, желая дать Лее время, чтобы принять очевидное, - мы только ищем ответы.

- Если бы я была имперским агентом, не думаю, что я бы оставила свой переделанный комлинк в моем собственном контейнере, - ответила Лея, подразумевая большой персональный ящик из пластила с написанным сбоку по трафарету именем владельца. Контейнеры перевозились с корабля на корабль при каждом перераспределении. В них содержалось все личное имущество - ничтожно малое в случае Люка: униформа, рабочая и гражданская одежда, читатель, масса, связанных с работой информационных чипов… и этот комлинк.

- Мы тоже не слепы, - мягко заверила Мон, успокаивая гнев принцессы. - Лея, мы знаем, что у нас был шпион - знаем это уже почти год.

- Люк был с нами три года, Мон, - прервала Лея.

Мадин покачал головой:
- Мы только узнали о шпионе год назад - но он, наверняка, действовал до этого.

- Он? - спросила Лея многозначительно. Она думала, что из всех присутствующих Мадин будет наименьшим обвиняющим, так как он сам являлся имперским невозвращенцем и находился раньше так же под подозрением.

- Последняя закодированная передача с этого комлинка вышла меньше, чем за два часа до имперской блокады Хота, - сказал Мадин серьезно. - Одна была послана за три недели до установки последнего базисного оборудования на планете, еще одна - отправлена за день до прибытия туда первых подразделений для установки лагеря, включая разбойный эскадрон. Хоть мы и не знаем, что они содержали – мы не можем взломать код – но, думаю, в значительной мере даты сами говорят за себя.

- Да. Я не сомневаюсь, что это оборудование шпион использовал для передачи информации - я только подвергаю сомнению личность владельца, - сказала Лея, слыша, как повышается тон ее голоса, заставивший руководителя ком-отдела нервно обернуться. В конце концов, это именно он объединил все части, получив данный табельный комлинк для установки переназначения.

Все медленно доходило до сознания Леи… и она почувствовала себя физически больной.

Мадин был прав, конечно - около года они просто знали о существовании шпиона, сливающего информацию, и все это время пытались поймать его. Но тот всегда избегал всех их тонких уловок, всех тщательно расставленных ловушек, в мельчайших деталях разработанных штатом командования – членом которого был и Люк.

Он предал их? Сидел на тех заседаниях со своей искренней улыбкой, всегда фонтанируя предложениями, и всегда расстраиваясь при неудачах… неужели он сидел среди них и смеялся, зная, как близко они находились к разыскиваемому ими шпиону и как все же световыми годами далеко?

Она покачала головой, тщательно рассматривая факты и сильно обкусывая при этом ноготь - до тех пор, пока не пошла кровь. Боль странным образом успокоила ее, отвлекая от холодной действительности.
Это не мог быть Люк - это был не Люк - тот, о ком они говорили, не так ли?

Но было слишком много обстоятельств и фактов, которые медленно и неотвратимо складывались, как кусочки мозаики.

Именно его подразделение, казалось, всегда было вовлечено во все острые ситуации. Разбойный эскадрон в первую очередь оказывался в гуще событий, влетая из одной неприятности в другую. А потом, когда Люка назначили коммандером эскадрона – именно его подразделение всегда проходило на волосок от гибели. Только разбойный эскадрон уходил от преследования так, что Империя дышала ему прямо в затылок, как это было на Хоте.
Хан постоянно говорил, что Люк был магнитом для неприятностей.

Хан. Лея почувствовала жжение в горле при мысли о нем. Что с ним сейчас? Потому что, если Люк действительно был имперским оперативником, тогда…

Она нахмурилась, сомневаясь снова - нет, он не был. Он не был. Независимо от того, что происходило, это было не тем, чем казалось. Люк никогда бы не предал их. Он никогда бы не предал ее. Она слишком хорошо знала его.

- …пытались взломать его в течение трех недель, но это - подвижный код, - извиняющимся голосом объяснял родианец, руководитель ком-отдела, говоря на общегалактическом с сильным акцентом. - Он переписывает себя каждый раз во время передачи. Ключ к изменяющемуся алгоритму находится где-нибудь в предыдущей коммуникации, но без ключа к ней, у нас нет никакого способа связать все это.

- Как давно? – просто спросила Лея, не в настроении для оправданий.

- Я сожалею, но мы точно не знаем. Если бы мы смогли сломать один ключ - хотя бы один ключ - тогда мы смогли бы в итоге расшифровать все, но у нас нет никакой исходной точки, а передачи очень короткие - очень небольшой продолжительности. И они посылались внутри действующих сообщений - обычных коммуникаций между флотом. И, возможно, имеется больше дюжины сообщений, которые мы попросту не нашли - те, что не были автоархивированы. А любой разрыв в порядке ломает последовательность ключа и возвращает нас назад в исходную позицию.

-Спасибо, руководитель, - выразила признательность Мотма. - Пожалуйста, продолжайте свои попытки - я уверена, что нам не нужно подчеркивать насколько это важно.

- И насколько важно, чтобы эти факты пока не разглашались, - добавила Лея, все еще цепляясь за надежду и не желая утечки любой информации, где фигурировал Люк. Она вернула положенный в пакет комлинк оправдывающемуся от ощущения своей вины родианцу. Пришедшая в голову мысль повернула ее к Мадину:
- Но, в любом случае, почему вы обыскивали имущество Люка?

- Мы… - Мон заколебалась, и Лея подготовилась к некому новому удару. - Коммандер Скайуокер был причислен к погибшим, Лея. После сражения на Хоте.

Лея побледнела.
- Что?!

Мадин начал было говорить, но Мон подняла руку, останавливая его, желая, чтобы Лея услышала это от нее.
- Люк пропал без вести и считается умершим. Вот почему освобождали его контейнер - именно так мы нашли комлинк, который вернули руководителю ком для служебного переназначения. И когда он проверял его - тогда-то и нашел некоторые вещи.

Лея только уставилась на Мон, не в силах принять что-то большее.

- Когда Люк впервые вышел на связь с вами после Хота? - спросила Мон.

Изо всех сил Лея пыталась вспомнить - казалось, это было целую жизнь назад.
- Мы… гипердвигатель Сокола был поврежден еще в системе Хота. И мы ползли к системе Беспина на главном двигателе несколько недель. Потом ждали запчасти для ремонта; я не доверяла Ландо, чтобы рисковать связью с вами, кроме того одного сообщения. Я думаю… возможно… пять недель - возможно, семь?

- Он не вернулся, Лея, - сказала Мон мягко. - Он не воссоединился с флотом.

- …Где он был? – все, что она смогла произнести.

- Как раз это мы бы и хотели выяснить, - зловеще пробормотал Мадин.

- Он рассказывал тебе о том, где был? - нажала Мон. – Хоть что-то?

- Нет, я думала, он прибыл из-за сообщения, что я послала вам… - Лея затихла. - Откуда он узнал о нас, если не был с флотом? И зачем бы он вообще прилетел, если был бы имперским агентом? Зачем все это?

- Мы предполагаем… мы думаем, что у него, возможно, была определенная миссия, - ответил Мадин.

- Какая?

Мон выдержала паузу, глядя на Мадина, затем сказала:
- Мы предполагаем, что эта миссия – ты, Лея. Или, может, все мы - руководители штаба.

- Я?! - сердце пропустило удар, заходясь в бешеном ритме в ответ на это обвинение - подразумевающее настоящее предательство.

Мадин вышел вперед.
- Подумайте - если бы он смог передать одного из лидеров Альянса имперцам, а потом, казалось бы, вызволить ваших спутников, он смог бы по-прежнему вернуться к нам с неповрежденным прикрытием. Возможно даже для того - чтобы поймать второго руководителя - и, конечно же, чтобы продолжать передавать информацию.

Лея помотала головой.
- Я уже была у них.

- Но у них не было способа его возвращения к Альянсу, - возразил Мадин.

- Зачем ему бы это понадобилось? Когда он мог просто вернуться сразу после Хота.

- Нет, если бы он следил за Соколом на своем крестокрыле. Его истребитель улетел одним из последних - очень близко к вашему времени. И что удивительно, имперский флот сразу же прекратил блокаду, чтобы пойти за вами - за Соколом. Чуть ранее Соло послал передачу, говоря, что он выведет вас на Соколе; это было на закодированной частоте, но любой с кодами командования Альянса мог принять ее, узнать, где вы были и передать на имперский флот - включая Скайуокера.

Прикладывая все силы, Лея пыталась найти изъяны:
- Если бы он преследовал неисправный Сокол, он мог бы сообщить о нашем местоположении в любое время – Империя взяла бы нас намного раньше.

- У нас нет всех ответов, Лея, - признал Мадин. - Мы думаем, что он мог приземлиться на одном из звездных разрушителей, которые преследовали вас, а затем потеряли. Может, он принял решение остаться с имперским флотом, чтобы использовать свое знание капитана Соло, как отправную точку для вашего поиска - зная, что вы не сможете быстро возвратиться к Альянсу. Вы сами сказали, что Облачный Город принадлежал другу Соло - мы полагаем, что и Скайуокер мог знать об этом. Учитывая ваше местоположение, когда флот потерял вас, и факт, что у Сокола не было гипердвигателя, он мог легко вычислить ваше направление, - Мадин слегка склонил голову. - Или у вас есть лучшее объяснение того, как он взял и просто нашел вас спустя семь недель?

- Его ранили - ужасно, - сказала Лея. - На Беспине. Вейдер… отрезал ему руку. Вы сделали бы это кому-нибудь из своих?

В наступившей тишине Мон повернулась к Мадину, но выражение того не смягчилось ни на йоту.
- Вы видели рану?

- Да, видела. Я обрабатывала ее на борту Сокола.

Мадин некоторое время обдумывал это:
- Она кровоточила?

- Что? - нахмурилась Лея.

- Была ли рана свежей – насколько ужасно она кровоточила?

Лея была безмолвна в течение долгих секунд.
- Она... она не кровоточила. Она была обожженной…

- Словно ее прижгли? - уточнил Мадин.

- К чему вы ведете?

- Я спрашиваю, была это свежая рана или же просто старое повреждение - обработанное, чтобы выглядеть, как новое. Верьте мне, кровотечение из отрезанного члена - ужасно. Если же вы просто удалите протез со старой раны...

- Это не было старой раной! Она не кровоточила, потому что Вейдер использовал лайтсейбер.

- Я думаю, это очень удобно, - возразил Мадин.

- Вы думаете, мы думаем… - парировала Лея, которая была доведена его поведением до предела. - Кажется, мы думаем слишком много. Но пока вы не можете доказать, что этот комлинк использовал он, и пока вы не можете доказать, что он был агентом, я думаю, что имею право ставить это под сомнение, не так ли?

- Лея, пожалуйста … - начала Мон, неизменно взывая к голосу разума.
Лея развернулась и вылетела как ураган; усталая, раздраженная, настроенная защищать Люка. Мучимая своими собственными невысказанными сомнениями.
.
.
.
Люк уставился на коммандера Джейд поверх своей печатно-бумажной книги, размышляя о том, что ему необходимо лучше узнать свою тюремщицу. Необходимо узнать, как она думает, как она будет реагировать в трудной ситуации, на что обратит внимание, и что пройдет мимо нее.

Крайне очевидно - его никогда больше не оставляли одного, кроме того времени, когда он спал. Кто-то всегда был рядом с ним «при исполнении служебных обязанностей», как они поясняли, несмотря на скрытые камеры наблюдения. Иногда охранник или два, иногда человек возраста Хана, именуемый лейтенант-коммандер Риис – еще один агент в штатском, как и Джейд - но главным образом, это была сама коммандер Джейд, к ее заметному неудовлетворению и досаде. Его оставляли в покое только ночью, когда он удалялся в спальню за огромные, укрепленные и запирающиеся двери, и тогда дюжина или около того охранников оставалась в гостиной снаружи. Но камеры продолжали работать - в этом он был совершенно уверен.

И каждый раз, рано утром, рыжая возвращалась, нарушая его уединение, отключая подсветку окон вне зависимости от того бодрствовал он уже или нет, неподвижно и тихо затем всматриваясь в отдаленный город, пока он вставал и одевался.

Всегда там – невооруженная больше, но всегда держащая открытый комлинк, соединенный с охранниками снаружи, принимая каждое их сообщение в свой наушник.
Из ее односторонних разговоров было очевидно, что она была ответственной. И это означало, что именно ее мыслительные процессы управляли и его лишением свободы, и попыткой вернуть его, если бы он сбежал.

Несмотря на козни Палпатина, Люк не намеревался оставаться здесь навсегда. В момент, когда договор закончится, он предпримет действия – и тогда первый человек мимо которого ему нужно будет пройти, станет Джейд.

После трех недель расхаживания по своей тюрьме, огромные комнаты начали казаться решительно меньше. Ему разрешили выходить за пределы его спальни в так называемую «комнату дневного пребывания», которая связывала спальню с частной столовой, в которой каждый вечер он встречался с Императором все за тем же прекрасно сервированным столом - иногда в течение часа, иногда в течение трех или четырех часов. Каждый вечер подавался ужин, и каждый раз никто из них не ел. C оттенком сухой иронии Люк задавался вопросом, не думали ли повара о том, чтобы фактически прекратить готовить.

Но, по крайней мере, теперь он питался в течение дня, признав, что он проиграл в этом сражении, завтракая и обедая, и привыкая жить без ужина. И он даже кое-чему научился из этого поражения - выбирать свои поединки с большей осмотрительностью – думать прежде, чем открывать свой рот. Он понял, что Палпатин не допускает слабостей или ошибок, и поэтому сам Люк должен уделять больше внимания каждой их встрече, каждому отдельному слову, которое он говорил.
И он учился этому - весь его день теперь формировался знанием того, что Палпатин придет к нему на встречу с наступлением сумерек, и чертовски лучше быть готовым к этому, потому что не было никаких поблажек и никаких выходных дней. Изредка, только изредка, слова ударяли его, и когда это происходило, он учился не зацикливаться на них, не позволять себе никаких моментов слабости, никакой передышки – ибо Палпатин всегда возвращался с удвоенной силой.

Но между этими встречами, в перерывах между этим интенсивным давлением, долгие дни тянулись в отупляющей неподвижности - не было ничего, чем можно было бы заняться в этой роскошной клетке, кроме всякой разной бессмыслицы. Поэтому, несмотря на то, что он находился здесь на лезвии ножа, его начала изводить скука, делая каждый день мучительно более долгим, чем предыдущий, и заставляя отчаянно нуждаться в чем-то, что могло бы занять его разум.

В конце концов, он обратился к высокому книжному шкафу в гостиной.

Он просил авточитатель, но Джейд решительно отказала ему. Что она думала о его возможности совершить успешный побег, отразив действия многочисленных сил имперской охраны с помощью пятибитового авточитателя - осталось для него загадкой. Однако от нечего делать, он направился к печатно-бумажным книгам… и почувствовал, как упало его сердце…

"Организованное Исследование Иерархии Флота и Командующих Структур"

"Культурное Сходство Различных Обществ"

"Этикет и Протокол в Современном Суде"

Список продолжался… Он скривился в лице, поворачиваясь к рыжей:
- Тут есть вероятность нормальных книг?

- Это и есть нормальные книги, - ответила она равномерно, не отвлекаясь от своего собственного посеребренного авточитателя.

- Я подразумеваю книги, которые я фактически захочу читать, - ответил он, возвращаясь к книжному шкафу.

- Это - полезные книги. Важные.

- "Психология Массового Восприятия"? - спросил Люк недоверчиво. - Ты читала это?

- Император выбрал их, - парировала она, игнорируя его вопрос. - Когда ты прочтешь их все, я проинструктирована позволить тебе больше.

- Все?! Тут около сорока книг, - мгновенная вспышка упрямства заставила Люка сделать шаг назад, но факт, что Джейд, а не Палпатин, сказала ему об этом, смягчил удар, и, по правде говоря, чем еще он мог здесь заняться?

Он вытащил книгу наобум - "Качественные Тактические Данные для Планетарных и Межсистемных Наступлений".

Поставил ее назад.

- Тогда, вероятно, тебе нужно начать, - туманно ответила Мара, взглянув поверх своего "читателя".

- Что? Ты будешь проверять меня? - поддразнил он, повернувшись к ней и пытаясь вытянуть из нее хоть что-нибудь – больше от скуки, чем по какой другой причине.

- Нет, я буду наблюдать за тобой, - ответила она равнодушно, не поднимая головы.

- Фантастика! - кивнул он с удивленным сарказмом. - Только одна вещь хуже, чем скучать до слез, читая эти книги - это наблюдать за кем-то, скучающим до слез при их чтении. Прими мое сочувствие.

Она вновь взглянула на него, не поднимая головы - с еле заметным оттенком разделяемого с ним развлечения в глазах.

- Итак… с чего мы начнем? Твой выбор, Рыжая.

.

Таким образом, спустя неделю и пять прочтенных книг, он уставился на свою тюремщицу, задаваясь вопросом, как проникнуть внутрь ее головы. Разум буквально оцепенел от трехчасового чтения мучительно сухого тома "Политическая, Социальная и Экономическая Структура в Основных Системах".

-Как насчет колоды карт? - спросил Люк, закрывая хлопком книгу. - Мне разрешат колоду карт - или они являются смертельным оружием в хороших руках?

Оторвавшись от читателя, Мара выгнула брови:
- Я предполагаю, это зависит от того, насколько хороши твои руки.

- Они ужасны – теперь мне позволят карты?

- С кем ты собираешься играть, пилот? - спросила Мара, зная ответ.

Он усмехнулся:
- Хочешь сказать, что ты никогда не играешь?

- Играю во что?

У нее была догадка…

- В сабакк.

- Так и знала, что ты был сабакк-игроком.

Если вам когда-либо нужно найти пилота, надо просто прогуляться до любой ближайшей кантины космодрома и оглядеться внутри - те пять парней, что сидят кружком за сабакк-столом, будут пилотами. Пилоты всегда играли в сабакк - это было у них в крови точно так же, как и полет.

Люк пожал плечами.
- Или мчаться, или ждать, - произнес он уклончиво.

- Что?

- Мчаться и ждать - жизнь пилота. Ты либо на вылете, и кто-то очень настойчиво пытается убить тебя, либо в корабельном доке в ожидании вылета, думая о том, что скоро кто-то очень настойчиво попытается убить тебя. Не совсем приятные вещи для размышления - поэтому берешь колоду карт.

- Или ты мог бы пойти и заняться любой другой работой, - сказала Мара.

Люк помотал головой.
- Запрещено оставлять летную палубу, когда ты находишься в состоянии боевой готовности. Иногда мы помогаем техникам и механикам, но у них есть различные роботизированные системы для этого. Думаю, мы фактически только мешаемся у них под ногами. Они кажутся довольно нервными, когда видят нас рядом с кораблями.

- Захватывающе, - насмешливо сказала Мара, отворачиваясь. - У тебя не может быть сабакк-стола здесь.

- Почему?

- Слишком технологичное устройство. Я бы не хотела, чтоб ты начал демонтировать его.

- Почему? Что я могу сделать с демонтированным сабакк-столом?

- Думаю, ты никогда не узнаешь об этом, - ответила она, по-прежнему не глядя на него.

- Тогда обычную колоду.

Мара вздохнула - обычная колода использовалась для игры в сабакк без электронных импульсов, которые изменяли чип-карты. Пилоты часто играли так на полетных палубах - учитывая сосредоточение боевой техники, большая часть которой была активизирована, производящие импульсы технологии были благоразумно запрещены.

- Я не играю обычной колодой, - уклончиво произнесла она.

- Нет, ты играешь, - сказал он, совершенно уверенный.

Мара взглянула на него, задаваясь вопросом, прочитал ли он ее мысли. В голову пришла идея, что играя, она сможет несколько лучше понять суть его мышления… и следовательно это могло быть причиной, по которой он сам пытался заставить ее играть.

Люк сложил руки на груди.
- Что? Боишься, я обыграю тебя?

Она сузила изумрудные глаза.
- Ты настолько хорошо играешь?

- Я - пилот, - ответил он просто, как будто эти два понятия были синонимами.

.

.

.

- Наконец, кто-то, с кем можно играть в сабакк! - провозгласил Люк с усмешкой, смотря на идущего к нему Хана.

Он прибыл с его регулярным еженедельным визитом – как обычно, абсолютно не торопясь, измеряя шагами расстояние и отмечая проблемные и безопасные участки, а так же количество охраны и наблюдения.

Медленно - очень медленно - они разрабатывали кодовую систему общения; после того, как им запретили что-либо, кроме самой бессмысленной болтовни. Хан видел, что раздражительная рыжая, как правило, всегда слонялась поблизости, и сам Люк упоминал, что он никогда больше не оставался один - опять же говоря об этом в весьма расплывчатых и просторных выражениях - но они учились обходить и это. Они использовали обычные медвежьи объятия, когда Хан входил в комнату, сердечно хлопая друг друга по спине, так как в эти несколько секунд они были достаточно близки для шепота друг другу, а звук их хлопков заглушал слова от микрофона камеры наблюдения в потолке.

- В Башне - охрана, - прошептал Хан в этот раз, отвечая на предыдущий вопрос Люка, полученный во время прощальных объятий на прошлой неделе.

Это определить было намного легче, чем ответить на вопрос предшествующей недели о камерах наблюдения. Было невозможно трудно определить их в высоте великолепия императорского Дворца, чтобы не остановиться и не начать разглядывать потолки, как идиот, или же, идя с постоянно поднятыми вверх глазами, не спотыкаться и не сбиваться при этом с пути. Хан отказался от первого варианта в пользу второго и был теперь весьма уверен, что охранники считали его неспособным к ходьбе по прямой без посторонней помощи.
Он догадывался, что вопросом этой недели, сообщенным в медвежьих объятиях, когда он будет уходить - еще один раз, когда они были достаточно близки для перешептываний - будет вопрос о точках безопасности и контрольно-пропускных пунктах. Притом он беспокоился, что охранники могут подумать, что они слишком много обнимаются…

В данный момент Хан небрежно шел к ряду абсурдно армированных и укрепленных окон, глядя на книгу, лежащую на столе, за которым обычно сидел Люк. Подойдя ближе и подняв ее, он взглянул на титульный лист.
"Осуществление Преобразований: Формирование Социологической Архитектуры Новой Империи" гласило мрачное название, заставившее брови Хана взметнуться вверх. Он с сомнением посмотрел на Люка.

- Тебя заставляют читать это?! - спросил он тоном, каким обычно проверяют выбор чтения ребенка.

Люк пожал плечами - уклончиво, как всегда. Как всегда. Хан не мог не заметить, как много носил в себе малыш в эти дни, пряча все под плотной маской отстраненного равнодушия. Но, впрочем, а что еще он мог сделать? Находясь пять недель в заключении в этой странной роскошной тюрьме, никогда не оставаясь в покое, постоянно встречаясь с Палпатином и Вейдером - не было ничего удивительного, что он развил несколько своеобразную защиту. Чем скорее они выйдут отсюда, тем лучше.

- Фактически довольно интересно, если помогает справиться с изводящей скукой, - сказал Люк, забирая у него книгу. - И я изучил кое-что.

Хан вопросительно поднял подбородок, пока Люк клал книгу обратно, аккуратно придерживая страницу, на которой он остановился.

-Если тебе надоедают достаточно, что угодно может стать интересным.

Соло оценивающе и удивленно взглянул на него, отброшенный сухим и бесстрастным тоном в голосе Люка, отделяемого парсеками от обсыпанного песком малыша с Татуина - и в прямом, и в переносном смысле. Он отвернулся к высоченному и тяжелому стеклянному книжному шкафу. Малыш, казалось, поставил себе монументальную задачу прочитать все книги, стоящие там, несмотря на их тяжелую тематику - возможно, он захотел бросить вызов.

- Докуда ты дошел? - спросил Соло, подходя к шкафу у дальней стены и ощущая на себе неодобрительный взгляд Джейд. Ей не нравился он – хотя, как понимал Хан, находиться здесь с малышом нравилось ей еще меньше.

- До половины четвертой полки снизу, - сказал Люк, искоса глянув на шкаф. Размер комнаты подразумевал, что эта полка находилась на достаточно большом расстоянии от пола, там, где обычные бумажные книги сливались мрачно-окрашенными переплетами в длинные полосы.

Хан открыл стеклянные двери и потянулся вверх.
- Значит, ты прочел "Инфраструктура Командования и Установленные Военные Фонды: Вскрытые Противоречия"? - процитировал он.

- К сожалению, да, - насмешливо ответил Люк.

- Как насчет… что за черт? “Королевская Кровь - Генеалогическое Оправдание за Автократию”?

- Очень, очень долгая книга, - сказал малыш с чувством. - И полнейший бред.

Последние слова, казалось, были гораздо больше нацелены на Джейд, чтобы посмотреть ее реакцию, понял Хан. Но если она и была как-то задета, то хорошо это скрыла.

- Хочешь что-нибудь взять с собой? - спросил Люк. - Я могу порекомендовать… ну, ничего из этого, фактически. Может, что-нибудь о структурах командования флотом. Возможно, пригодится когда-нибудь.

- Спасибо, - ответил Хан с сарказмом, тряся головой. - Знание того, кто приказывает стрелять в меня, не очень помогает, на самом деле, если они все еще продолжают стрелять.

- По крайней мере, ты будешь знать, кого проклинать.

- А, мне не нужно знать звание для этого - я проклинаю в вольном стиле, - криво ухмыльнулся Хан, возвращаясь к столу и вытаскивая стул. - Ты будешь сдавать карты или как?

Малыш уселся напротив, перетасовывая старомодные карты.
- Сабакк или астер?

- Астер для начала; потом я покажу тебе, как надо играть в сабакк.

Люк озорно улыбнулся.
-Ты говорил это на прошлой неделе.

- Я усыплял тебя ложным чувством безопасности, - ответил Хан, беря искусно сделанные, инкрустированные фишки слоновой кости из маленькой эбеновой коробки, столь заботливо предоставляющей им колоду старинных карт. Он надеялся забрать их с собой, когда они уберутся отсюда.

С сомнением поднимая брови, Люк раздал карты – и игра началась. Только вот это не была игра вообще - или, во всяком случае, не та, которая действительно требовала карт.

- Окей, тогда… я сразу поставлю двадцатку на это, - произнес насмешливо Хан, подталкивая вперед пару изящных фишек от сложенной перед ним кучи после изучения и перестроения восьми карт в его руке.

Люк поднял голову, бросив на него взгляд - «сразу» обозначало «прямо за дверью» - фишки же были охранниками.

Хан усмехнулся.
- Понимаю, ты думал, что я поставлю около дюжины, да?

- Это обычная ставка.

- Ну, позволь мне сказать тебе, приятель, что я собираюсь вышвырнуть все фишки сегодня - судя по тому, как я оцениваю свой расклад. Ставлю на палки красной масти.

Красной.
Это значит, все охранники были императорскими гвардейцами - никакой дворцовой стражи в синих костюмах, тоже необычно. Люк пододвинул в банк четыре собственных фишки с пятью единицами, затем перевернул одну карту из центральной колоды лицевой стороной вверх, изучил свои карты и взял ее, заменив своей случайной картой.

- Слушай, это ни к чему мне - зачем ты положил ее? - нахмурился Хан. - Нет, подожди - я возьму ее.

- Думаю, это должно засчитаться, как отказ, - сказал Люк, но Хан уже брал карту.

- Нет, нет – видишь, у меня первоклассная карта, - Хан поместил карту с фигурой Мастера вниз, что означало, что он говорил о центральной лестнице в Главном Дворце. Постепенно и кропотливо каждой фигурной карте было назначено определенное место во Дворце, а фишки этим вечером были охранниками, посчитанными Ханом по пути сюда. Хан двинул три чипа с десятью единицами в банк - в общей сложности получалось тридцать, что заставило Люка поднять брови.

- Серьезно? - спросил он.

- Эй, я думаю, что могу подсчитать свои карты, - оскорблено ответил Хан.

- Скажи мне, что ты до сих пор не держишь ставку на палки.

- Ха! На фляги, - насмехаясь, ответил Хан. Дворцовая стража.

- Это - большая ставка, - ответил Люк задумчиво.

- Да-а, - согласился Хан. - Я предполагаю, что иногда так бывает - ты платишь свои кредиты, а потом пользуешься случаем и рискуешь.

- Значит, ты собираешься держать высокую ставку весь день?

- Боюсь, что так. Подожди, пока я не получу туза.

Туз был главным входом в Башню, который всегда хорошо охранялся. Люк тревожно поднял брови.

- Я запросто удвою это, - предупредил Хан, взглянув на банк, где лежали фишки.

- Есть какая-нибудь особенная причина, почему ты держишь такую высокую ставку сегодня? - небрежно спросил Люк, сомневаясь, что Хан знает причину такого увеличенного числа охранников, но пытаясь все же выяснить это.

Хан помотал головой:
- Как я сказал - я ставлю только то, что лежит передо мной. Возможно, тебе следует быть осторожнее.

- Верь мне, я осторожен.

- Да, брось! Это забавная игра, - сказал Хан, намекая на свое излюбленное выражение для обозначения смехотворно-нелепых возможностей: “Забавная прогулка через Звезду Смерти”.

- Ты видел банк? - Люк многозначительно и пристально посмотрел на груду сложно-тисненных чипов на столе, представляя, что это только часть количества охранников, через которых они должны будут пройти к выходу из Дворца.

- Просто ты смотришь на весь банк, - ответил Хан.

- У нас нет достаточного количества фишек, чтобы увидеть весь банк, - подчеркнуто произнес Люк.

- Эй, пятьдесят процентов любой игры это карты, которые ты получил в этот день.

- Я не верю в удачу, - ответил Люк. - Мы сами делаем свою удачу.

- Чертовски правильно, - согласился Хан. - Я предпочту подтасованные карты удаче любого дня.

- Что, если не получится подтасовать карты?

- Всегда есть какой-нибудь способ подтасовки, - сказал Хан, поднимая со стола верхнюю карту и держа ее рубашкой к Люку - тогда, как сам он смотрел на лицевую часть.
- Что это за карта, скажи?

Люк взглянул на Хана - и этого было достаточно для ответа.
- Восьмерка, палки.

Хан опустил карту на стол лицом вверх - восьмерка палок.
- Видишь? Вот это - то, что я называю подтасовкой карт.

Люк задумчиво посмотрел на Хана.
- Что замечательно - если ты единственный за столом, способный провернуть эту уловку.

- Эй, даже если ты не единственный, это все равно чертовски большое преимущество, - Хан хлопнул по картам, понимая, что их беседа становится немного слишком определенной. - Ты играешь или нет?

- Я играю, - сказал Люк, все еще размышляя о большей картине. - Я только жду правильных карт. Они придут.

- Но не на этой неделе?

- Слишком много фишек на столе, - объявил Люк, бросая карты вниз.

- Мудрый выбор, приятель. Ты не мог оценить это лучше меня, - усмехнулся Хан, таща к себе фишки. - К тому же, я думаю, что мне они понадобятся сегодня.

- Превосходно, - нахмурился Люк, уставившись на груду фишек перед Ханом, пока тот раздавал следующую партию в этой несуществующей карточной игре. - Я думаю, мне, действительно, нужно начать подтасовывать карты.

.

- Стало быть, тебе дали чуток больше пространства для прогулок, - сказал Хан, жестикулируя головой к свободно открытым дверям в гостиной, ведущим в столовую. Эти три комнаты были всем, куда у малыша был доступ.

- Угу, - неопределенно ответил Люк, перестраивая свои карты без какого-либо порядка с изображаемой заботой. Они играли уже в течение часа, передав разными способами большую часть информации. - Не так много, правда, чтобы включить туда посадочную площадку.

- Ну, это вряд ли. Тебе нужно бы было пройти еще четырнадцать этажей вниз для этого, - небрежно сказал Хан, не поднимая глаз.

Оба оставались тихими в течение долгих секунд, ожидая, что Джейд их прервет, но если она и заметила, то позволила этому пройти без комментариев.

Наконец Люк взглянул на Хана, и тот небрежным кивком головы вновь указал в сторону, по-прежнему расставляя свои карты - площадка была на восточной стороне башни.

- Хм... - просто сказал Люк, двигая десять изощренно украшенных фишек в центр стола и поднимая вопросительно брови.

Хан фыркнул.
- Как хочешь. Давай попробуем это удвоить, окей?

Он выдвинул двадцать фишек вперед, заставляя Люка нахмуриться.
- Это… тридцать или это двадцать на мои десять?

Теперь нахмурился Хан.
- Это тридцать. В целом.

- Ты должен перевернуть карту, - неопределенно сказал Люк, выглядя потерянным в своих мыслях.

Хан протянулся и перевернул верхнюю карту колоды. Люк взглянул на него.
- Ты видел колоду?
(используется игра слов - "deck" обозначает, как "колоду карт", так и "палубу")

- Что?

- Колоду, - многозначительно повторил Люк. - Ты видел колоду?

- Эту колоду? - Хан нахмурился, с сомнением смотря на колоду карт.

Люк только тихо продолжал сверлить его взглядом, желая, чтобы тот понял его.
- Колоду, на которую ты только что ставил.

- Слушай, теперь я не знаю, о чем ты говоришь, - растеряно сказал Хан, наклоняясь вперед.

- Как ты можешь не знать, о чем я говорю?

- Ты спрашиваешь, не жульничал ли я?
Как он мог жульничать в несуществующей игре?!

Люк подсчитал до десяти, протягивая и кладя свою руку на фишки…
- Я говорю… ты просто предлагаешь тридцать - или ты видел колоду?

Рыжая теперь смотрела на них, начиная проявлять любопытство.

Хан таращил глаза в течение еще нескольких секунд… затем понимание ударило его - что малыш говорит о летной палубе - посадочной площадке.
- О… нет, нет, - Хан сделал паузу, снова входя в роль. - Нет, я не видел колоду, я делал ставку, основываясь только на том, что было передо мной.

Люк, забавляясь, покачал головой, не встречаясь с Ханом глазами.
- Парень, мы должны прекратить играть в эту игру.

- Или найти лучший способ для нее, - ответил Хан, подавляя усмешку.

Некоторое время они не смотрели друг на друга - боясь, что если они сделают это, то начнут смеяться - задаваясь вопросом, пытался ли кто-нибудь, наблюдая кадры безопасности, следовать за этой абсурдной игрой высокой ставки.
.
.
.
Лея стояла одна в темноте, в своей комнате, закрыв рот руками. Она просто стояла, неподвижно и очень тихо.

Прошло время - долгое, долгое время, в течение которого она мучительно наблюдала тянущиеся в иллюминаторе звезды. В конце концов, выпустив долгий, утомленный и глубокий вздох, она очень спокойно вышла из комнаты и направилась к офису Мон.

- Мне нужно кое-что рассказать вам, - сказала она просто.

Понимая по дрожанию голоса, что это было очень важно, Мон беспокойно нахмурилась.
Она повернулась к Харлину, своему помощнику:
- Можете дать нам несколько минут, пожалуйста?
Тот дипломатично кивнул и вышел, оставив их наедине.

Лея долго не решалась начать, понимая, что Мон никак не торопила ее, давая время собраться с духом, пока она изо всех сил пыталась заговорить

- Я… думала о передаче наших данных... и о Люке, - она знала, что ей не нужно уточнять детали.

.

Предыдущим вечером, когда уже заканчивалась ее смена, Мон вновь вызвала Лею к блоку коммуникаций, заставив сердце колотиться по дороге туда в нехорошем предчувствии.

- Лея, пройди сюда, пожалуйста, - жестикулировала Мон, указывая на маленькую заднюю комнату, в которой руководитель ком-отдела и два его лучших специалиста провели последние четыре недели, работая над расшифровкой старых автоматически заархивированных передач, прослеженных от комлинка, найденного в имуществе Люка.

При ее появлении руководитель ком опустил глаза и отступил полшага назад.
Конечно же, там были и Мадин, и Акбар со своим скрипучим и громким дыханием в ограниченном пространстве.

Лея напряглась - все это плохо выглядело.

- Лейтенант Лимэрит, пожалуйста, - попросила Мон.

Тот, тихо кивнув, повернулся к Лее:

- Я… сожалею, госпожа.

Он протянул свои длинные, тупоконечные пальцы к пульту управления и включил сообщение - обрезанное и искаженное помехами, прерывающееся шипением… но, тем не менее, ясно распознаваемое:

- …все шансы, что в ближайшее время мы будем перемещаться. Разведывательные корабли, включая меня, послали в системы на Кореллианском Торговом Пути; это на таком же расстоянии, как и Внешняя Оправа. Там будет располагаться полупостоянная база, поэтому вам необходимо обеспечить наилучшую возможность, когда все будут на месте. Координаты дам позже, когда получу подтверждение.

Было хорошо - пусть и странным, искривленным способом - услышать снова голос Люка; даже при таких условиях. Он продолжал говорить, сделав лишь краткую паузу, словно раздумывал, не упустил ли чего.

- Насколько я знаю, Мон Мотмы не будет на этой базе. Ни Мадина, ни Акбара. Там будет находиться Лея Органа при поддержке генерала Рийкена. На данный момент информации больше нет. Свяжитесь со мной в течение трех недель.

Вот и все. Вероятно, потребовалось меньше секунды, чтобы сообщение было заново сжато и закодировано. И потребовалось меньше секунды, чтобы проклясть человека, которому она абсолютно доверяла три года. В наступившей тишине Мон начала говорить - тоном человека, который не хочет продолжать, но знает, что это необходимо.

- У нас есть четыре расшифрованных сообщения. Мы дали фрагмент одного из них ботанам, не говоря им, кто на нем, и попросили проверить голос по их имперским и независимым агентским базам данных. Они пропустили его через свое оборудование. - Она замолчала, и затем мрачно забила последний гвоздь. - У них есть этот голос, проходящий, как голос имперского агента под именем Волк - нет никакого визуального удостоверения его личности, но очевидно, что он - тот, кто заново выстраивал сломанные связи между Черным Солнцем и Империей после массового убийства фаллиенов, вербуя Ксизора для работы на Императора. Фактически у них ничего на него нет, кроме информации, что он - сын чрезвычайно высокопоставленной персоны в личной свите Императора. Одно время они предполагали, что он может быть сыном Оруса Кардо - его единственный сын причислен к императорской гвардии, и он подходящего возраста - на четыре года старше, чем заявлял о себе Скайуокер. Но шпионы ботанов во Дворце заявили, что сын Кардо все еще там. Кто бы он ни был, контакт ботанов в Черном Солнце утверждает, что этот агент - Волк - пропал, оборвав с ними связь около трех лет назад после одной из успешных миссий Черного Солнца. Единственное описание, которое у них есть - это то, что он был человеком среднего роста, спортивного телосложения, двадцати с небольшим лет, со светлой кожей, светлыми волосами и голубыми глазами.

Лея не стала спорить по тонкостям описания - это было мелко, она понимала это.

- Я сожалею, Лея, - проговорила Мон, нежно кладя руку ей на плечо.

- Если это будет хоть каким-нибудь утешением для вас - то он дурачил нас всех в течение долгого времени, - добавил Мадин.

Лея посмотрела на него застывшим взглядом:
- Нет. Не будет.

- Кажется, этот вопрос… решен теперь, - сказал Акбар в тишине. - Нашим новым приоритетом, думаю, является необходимость рассмотрения ущерба. Нужно произвести изменения всех кодов и протоколов связи, как можно быстрее. У него был доступ к именам наших собственных агентов и их местонахождению?

- К некоторым, - признал Мадин. - Он был также иногда ведомым для моего оперативного спецотдела. Мы уже начали отзывать некоторых агентов - в качестве предосторожности, разумеется.
На последних словах он взглянул на Лею, но та никак не среагировала на сказанное.

- Это, вероятно, повлияет на наш собственный сбор разведывательных данных? - спросила Мон, уже полностью погрузившись в дело.

- До некоторой степени. Замена отозванных агентов займет время, но мы во многом полагаемся на ботанов в настоящий момент. Они придерживаются своих собственных сетей, как вы знаете - и так как у нас нет никаких детальных сведений об этом, у него также ничего не было, - ответил Мадин. - В любом случае, мы предупредили их – и всем, с кем у него был контакт, было назначено перераспределение.

И, таким образом, все продолжали говорить вокруг Леи, и все было решено, все было урегулировано. И все вращалось вокруг одного жизненно важного факта… что один из самых близких людей в ее жизни - тот, кому она слепо доверяла, за кого она отдала бы свою жизнь, чтобы защитить его - лгал.
Он предал ее веру, обманул и дезориентировал. Он продал ее - стал ее другом, несомненно уже зная и намереваясь сделать это.

На ум пришли слова имперского пилота на Кэт Дато, когда она спросила его, где Люк, и хотя он не признал его как заключенного, он явно понял, о ком она говорила. Теперь, оглядываясь назад, вспоминая выражение, с которым он говорил, будто бы думая, что она ищет врага - все это приобретало смысл.
“Да-а, я держу пари, что вам хотелось бы добраться до него.”

Он знал - знал, что Люк был имперским шпионом. Он знал!

Это все было правдой? Коммандер, апартаменты… его происхождение! Ботаны сказали, что он был сыном кого-то высокопоставленного в личной свите Императора - и она знала… они все знали то, что он мог сделать!
Лея продолжала молчать, смотря на все широко раскрытыми глазами, полностью потерянная в мыслях, что ей теперь делать.

- Я думаю, мы должны подытожить все через какое-то время. Вероятно, необходимо провести встречу старших членов совета, чтобы согласовать наши действия, - сказала Мон в наступившем молчании.

- Я хотел бы… поднять вопрос о целесообразности делать это чем-то общеизвестным, - пробормотал тревожно Акбар, - последствия могут очень пагубно сказаться, как на моральном духе, так и на репутации Альянса.

- Конечно. Думаю, нам нужно вынести все вопросы и предложения на собрание этим вечером?

Пробежавший легкий гул согласия подтвердил, что никто не хочет обсуждать все детали прямо сейчас. Никто не хочет встречаться сейчас глазами с Леей, поняла она. Комната опустела и затихла, оставляя внутри только Лею и руководителя ком-отдела.

- Мы еще все проверим, госпожа, - наконец, произнес родианец слабым тонким голосом. - Возможно, это не то, чем кажется - возможно, мы все поспешили с выводами.

- Спасибо, Лимэрит. - Что еще она могла сказать? Он, в самом деле, ей никогда не нравился; раньше он всегда… до крайности раздражал ее. А теперь, как казалось, он был ее единственным союзником.
Был ли, действительно, в этом смысл, рассуждала Лея - или это было простой формальностью перед лицом фактов?

Тем не менее, руководитель ком-отдела тянул время, не желая оставлять этот вопрос.
- Я… я не думаю… ну, я знал коммандера - посредством его репутации, главным образом, но… он был хорошим человеком, хорошим пилотом. Хорошим командиром. Он заботился о своих людях - о своей команде. Я не могу поверить, что он сделал бы это, госпожа. Это не то, кем он был.

Лея смотрела на напряженного родианца – так сильно желая верить ему.

Он покачал головой, быстро мигая огромными глазами.
- Это только один факт, госпожа. Это только один единственный факт. Я знаю, что это кажется достаточно изобличающим, я не слеп. Но… это - лишь один единственный подтверждающий факт. По правде… я бы хотел что-то еще, чтобы поверить, что это был он. Мне нужно знать что-то еще. Больше, чем только эти сведения. Их одних недостаточно.
Он отвел взгляд - затем вновь посмотрел на нее - и только потом спокойно вышел.

Лея тихо шла назад к своей комнате – стоящий гул активной деятельности на борту казался отдаленным и призрачным. Когда она пришла, она долго и неподвижно стояла в темноте, пристально смотря на звезды, закрыв рот руками.

Потому что она знала… она знала, что это был не единственный факт.

.

Прошло более двух часов мучительных сомнений, прежде чем она решила…

В конце концов, она выпустила долгий, утомленный и глубокий вздох. Очень спокойно она вышла из комнаты, направляясь к кабинету Мон, зная, что должна сказать правду. Как бы сильно это ни разрывало ее сердце.
Это было слишком значащим и слишком важным, чтобы промолчать, и она была слишком близка к тому, чтобы сделать это молчание рациональным.

Потому что даже теперь - даже со всеми этими изобличающими доказательствами… она все еще сомневалась…

Сообщение отредактировал Алита Омбра - 4.1.2011, 5:55

Дни плавно перетекали один в другой. Часы различались лишь страницами бесконечных книг, прочитанных Люком. Время угнетало своей повторяющейся монотонностью.

Каждый день, около полудня, доктор Халлин приходил к нему с проверкой его здоровья, оставаясь с ним на довольно короткий промежуток времени. Всегда дружелюбный, странно открытый и словоохотливый, он весьма свободно шел на легкий светский разговор, одновременно стремясь понемногу пойти дальше, используя свою искренне-общительную и в то же время профессионально-вежливую манеру. Кроме еженедельных посещений Хана, эти визиты были единственным неконфронтационным общением, имеющимся у Люка, и он, разумеется, не мог не попытаться получить из него хоть какое-либо представление большей картины происходящего.

- Ну, как мой подопечный сегодня? - добродушно спросил Халлин, доставая из чемоданчика переносной сканер.

- В общем-то так же, как и последние семь недель, - ответил Люк просто, используя время для изучения этого невысокого, худощавого человека, идущего к нему с протянутым медицинским сканером.

- И как вам жизнь в таком ритме? Насыщена событиями? - уточнил Халлин, считывая показания.

- О, вы знаете, нет ни минуты для себя, - с сарказмом ответил Люк, ища способ узнать от доктора какую-нибудь информацию, чтобы это не было слишком очевидно. - Как идет жизнь в реальном мире?

- Если бы я знал, - сдержанно ответил доктор, все еще смотря на показания. - Нам не слишком позволяют выходить наружу.

Люк поднял брови:
- Да что вы? Не могу себе представить, каково это.

- Как идет чтение? - спросил Халлин, глядя на оставленную открытой книгу на инкрустированном деревянном столе рядом с ними, аккуратно уклоняясь от смысла сказанного Люком.

- Ну, я закончил вчера последнюю книгу из шкафа, а когда встал утром, там уже был полностью новый комплект. Похоже на какое-то волшебство.

- Может быть, здесь побывала «книжная фея», - весело сказал Халлин.

- Она могла бы оставить мне пару кредитов, - ответил Люк в том же духе. - Или хотя бы записку, написав что-то типа: «Ты – молодец».

Доктор взглянул на него с напускной серьезностью, на лице играла лишь чуть заметная улыбка:
- Ты - молодец.

- Спасибо, - мрачно ответил Люк. - К сожалению, новые книги, как бы это ни было невероятно, еще более скучны, чем предыдущие. Поэтому я полагаюсь на вас в том, чтобы услышать хоть что-то мало-мальски интересное о происходящем за этими дверями.

Халлин вернулся к сканеру, направляя его к месту соединения искусственной протезной плоти с настоящей кожей его пациента, на губах появилась подлинная улыбка.
- О, вы знаете, что я не должен говорить об этом. Такие разговоры никак не помогут вам.

- Если они никак не помогут, почему бы тогда не поговорить?

Халлин поднял на него глаза, говоря твердым, но искренним голосом:
- Мы стараемся помочь вам, Люк. Вы понимаете это?

Люк не смог удержаться от резкого вызова в ответе:
- Я понимаю, что вы держите меня запертым в этих комнатах каждый день.

- Что ж, если это поможет вам чувствовать себя немного лучше, то это весьма большие комнаты, - с легкостью ответил доктор, оглядывая крайне внушительные размеры жилья и надеясь рассеять темный тон в голосе Скайуокера.

Одна только эта комната была близка к размеру всей квартиры Халлина, а если посчитать к ней еще и здоровый, просторный рефрешер, и изящную гардеробную, то, вероятно, намного больше. И недавно полученная квартира доктора в Северной Башне сразу казалась весьма миниатюрной в сравнении. Внезапное вхождение в этот исключительный мир великолепия и избытка заставляло даже Халлина, выросшего в богатой среде столичной планеты, испытывать небольшую благоговейную дрожь и страх.

Но, будучи сыном Вейдера, его новый пациент на каком-то подсознательном и инстинктивном уровне должен быть привычен ко Дворцу. К его непринужденно пышным стандартам и масштабам жизни, даже если он и не помнил о них. Может быть, именно поэтому неприятие им роскошных, богатых комнат сейчас по-настоящему его не трогало.

- Поразительно, но это не помогает мне чувствовать себя лучше, - ответил Люк без колебания.

- И это не кажется знакомым? - рискнул Халлин.

- Быть запертым? Теперь чертовски знакомо.

- Нет, я имею в виду комнаты, - поправил доктор. - Хотя лейтенант-коммандер Риис думает, что вы не очень хорошо можете помнить их - ваши предыдущие апартаменты находились в Северной Башне. А здесь, по его словам, вы жили меньше года до того, как уйти.

Люк растерянно уставился на доктора.
- Видите ли, я в смущении...

- Да, как и я в этом месте, - не поднимая глаз, бойко перебил худощавый доктор. – Но, кажется, это естественное явление здесь. Тот, кто заявляет, что знает во Дворце все - или лгун, или шпион - и в любом случае лучше избегать и того, и другого, судя по моему опыту… хотя, я уверен, вы, конечно же, знаете об этом.

Люк нахмурился, чувствуя, что разговор резко ушел ситх знает куда.
- Почему?

- Почему что?

- Почему я должен знать об этом?

Халлин взглянул на него.
- Ну, не я - тот, кто живет здесь. То есть я живу сейчас, но относительно недавно…

- Подождите. Я не живу здесь. Почему вы думаете, что я живу здесь?

- Ну… это ваши апартаменты - и вообще…

Люк решительно помотал головой:
- Нет, это не так - я никогда не был здесь раньше. Кто вам сказал такое?

- Ваш помощник, - сказал доктор, оправдываясь. - Я думал, что он должен бы знать.

- Мой кто?!

- Ваш помощник - или адъютант, или еще кто-то в этом роде – лейтенант-коммандер Риис. Человек из главного офиса передней части ваших апартаментов, - пытался объяснить Халлин, несомненно веря, что Люк уже понял его.

- Это не мои апартаменты, и он не мой помощник, и я понятия не имею, о чем вы говорите.

Халлин искал ложь в голубых глазах человека, но видел только ошеломленное замешательство. Но коммандер Риис объяснял еще раньше о сыне Лорда Вейдера – как об имперском агенте, который был предан и взят в плен во время своей засекреченной миссии среди группы мятежников. Он исчез почти за год до того, как был пойман ее лидер, указавший Вейдеру, где искать его сына. Но когда тот был найден, стало очевидно, что мятежники промыли ему мозги, занимаясь идеологическим внушением - вероятно, в течение многих месяцев.
Халлина заверили, что для выхода из этого состояния необходимо простое консультирование - некий вид контролируемого депрограммирования – никакого дополнительного вклада доктора на этом этапе не требовалось; никакого вообще, акцентировал помощник. И, действительно, его вмешательство могло оказаться довольно вредным.

После объяснения всех фактов лейтенант-коммандер Риис потратил время и усилия, чтобы очень многозначительно подчеркнуть, насколько секретна была эта несомненно деликатная информация, ограниченная самым узким кругом представителей наивысшего эшелона власти во Дворце. Да и то в него входили только те, кто имел прямой контакт со Скайуокером и поэтому обнаружил бы правду в любом случае. Сам Император принял решение о том, что доктор должен знать все факты, объяснил Риис.

И хотя он больше ничего не добавил, Халлин умел читать между строк, иначе бы он не поднялся так высоко в имперских вооруженных силах - сам Император утвердил его, как личного доктора Скайуокера, сам Император посчитал его достойным знать эту информацию, и сам Император спросит с него за любые нарушения. Довольно отрезвляющая мысль.

Поэтому прямо сейчас он должен бы был разумно проглотить свои вопросы, как он делал это ежедневно - немного кивнуть в знак согласия, а затем вежливо извиниться и уйти. Вернуться в свою смехотворно роскошную квартиру в жилой Башне императорского Дворца столицы, сесть, налить выпивку и поздравить себя с безумной удачей за возможность здесь находиться.
И все же… он не мог остаться незатронутым этим молодым человеком, смотрящим на него сейчас с такой надеждой в поиске какого-то ответа… казалось, что он просто ждал, как будто знал, что учитывая все факты, доктор сделает правильный выбор. По-видимому, предполагая, что раз у него самого хватало смелости и характера противоречить Императору и приводить в замешательство Дарта Вейдера, то и остальные, без сомнения, сделают то же.
Халлин смотрел в эти пронзающие глаза…
Не делай этого. Не втягивайся. Просто развернись и уйди. Тебе сказали, что этим уже занимаются. Ты ничего не должен делать.

Но, если этим и занимались, они не продвинулись слишком далеко - и кто, как раз, были эти «они»? За все время, что Халлин бывал здесь, кроме коммандера Джейд он никого больше не видел. Никогда.

Он опустил взгляд и приглушил голос:
- Что вы делали в это время в прошлом году, можете вспомнить?

- Не точно, - Люк нахмурился, сбитый с толку вопросом, понижая свой собственный голос в ответной реакции. – Полагаю, что я был… в секторе Сесвенна. Зачем вам это?

- С кем?

- С Разбойным Эскадроном. Я боевой пилот, - пожал он плечами вместо дальнейших объяснений; он мог кое-что сказать доктору, доверяя ему, но он так же знал, что все эти комнаты прослушивались, а он не собирался больше ни с кем делиться деталями.

- Под прикрытием?

Люк колебался, не понимая, куда клонит Халлин.
- Видите ли… как это ни странно, но когда мы признавали себя частью мятежного Альянса, имперцы тут же пытались найти нас, чтобы открыть по нам стрельбу. Так что, да. Мы действовали под прикрытием.

- Я имел в виду – тайно - как имперский шпион в Восстании.

Люк застыл.
- Что?!

Голос Халлина оставался ровным и спокойным.

- Люк, год назад ваше прикрытие было раскрыто, и мятежники взяли вас в плен. Они пропитали вас своими идеями, чтобы перевоспитать вас. Мы полагаем, что они…

- Подождите... что?! - это было все, что Люк смог произнести в тот момент.

Доктор нахмурился - безусловно, ему должны были сказать об этом - как можно проводить лечение в его состоянии без этого основного фактора?
- Никто не… объяснил вам это?

- Это - то, что вы думаете? Кто вам сказал такое? - Люк не знал, следует ему возмутиться, оскорбиться или просто рассмеяться. Он даже не собирался оспаривать это - настолько абсурдным было утверждение.

- Неважно. Главное то, что мы пытаемся пройти через…

- Это важно для меня, - упрямо сказал Люк. - Я хочу знать, кто состряпал такой идиотизм.

Халлин терпеливо вздохнул. У Скайуокера, несомненно, присутствовал, как акцент системы внешней оправы, так и нестандартный сленг.
- Как вы думаете, почему ваше передвижение здесь ограничивается?

- Почему я заключен здесь в тюрьму? - исправил Люк. - Потому что я - член мятежного Альянса, потому что... я - Джедай.

- Я понимаю, - произнес Халлин ровным голосом. Он выдержал паузу, прежде чем выдать свой следующий вопрос, понимая, что Скайуокер становится все более разгневанным. Впрочем, он не ощущал никакой угрозы для себя. - Могу я спросить – вы… знаете о своем происхождении? О том, кто ваш отец?

- Я в курсе, да, - Люк не мог заставить себя уточнять это вслух. - Я также знаю, что двери, через которые вы вошли - толщиной в один фут - имеют ступенчатый блокировочный замок, а стены укреплены проходящей через них арматурой, и стекла окон сделаны из транспаристила военного образца, и только в этой комнате установлены, по крайней мере, четыре камеры наблюдения. Вам это кажется нормальным?

- Нет. Но как я уже сказал, ваше суждение... компрометирует и ставит вас под угрозу в настоящее время. Подумайте, учитывая ваше происхождение, как бы вы могли стать членом Альянса мятежников?

- Мое происхождение, как вы выразились, является единственной причиной того, почему я сейчас нахожусь не в камере вместе с Соло или, что более верно, почему мы оба уже не мертвы.

Пока он говорил, дверной замок начал цикл своего открывания, и Скайуокер, наклоняясь вперед, тихо добавил:
- Вот видите, мы пересекли линию - добрались слишком близко до правды. Вас собираются вывести отсюда и сказать, чтобы вы помалкивали, Халлин. Вам скажут, что я ошибаюсь, а они правы, потому что это та история, которую они хотят распространить, придерживаясь данного сценария и держа ваш рот на замке. Неужели вы верите им?

Люк знал – ощущал - покалывание внутри быстрого и живого разума доктора, его сомнения.

Халлин взглянул на дверь и затем обратно на Скайуокера, чьи голубые глаза пригвоздили его открытым и неотразимо пристальным взглядом.
Неужели это было правдой? Все, что он утверждал?
Проведя здесь меньше двух месяцев, Халлин успел уже понять, что Дворец был скопищем игр власти и обмана.

Это было правдой?

Наблюдая игру сомнений на лице доктора, Люк почувствовал внезапный приступ вины из-за того, что столько сказал ему, понимая, что это подвергнет его опасности. Он должен был молчать. Как бы там ни было, какое ему дело, что доктор думал о нем? А если это не имело значения, он не должен был вступать в спор, но даже если бы и имело... Люк все равно не должен был ничего рассказывать - это ничего не меняло, кроме того, что он подверг доктора риску, открыв тому правду.

Вот, что было его проблемой здесь - если он не играл в мелкие игры Палпатина, то людям причиняли вред. Не ему, а тем, кто находился рядом. Тем, кто не имел никакого отношения ко всему происходящему - люди были лишь пешками в игре беспринципного Ситха, как этот небольшой, темноглазый человек, стоявший перед Скайуокером с напряженным от неуверенности лицом. Если бы Люк, играя на условиях Палпатина, нарушил правила и вынужден был заплатить за последствия, он принял бы на себя удар, не задумываясь. Но этого никогда не случалось.
Всегда был кто-то третий, кем играл Палпатин - с самого первого дня, как Люк оказался здесь - а почему бы и нет, когда это так хорошо работало на него… и будет работать снова.

И тот, и другой замолчали, глядя на шестерых красных гвардейцев, шагнувших в комнату по обе стороны двери, с оружием наготове, и Люк склонился к доктору, выпуская расстроенный вздох.
- Просто… согласитесь - согласитесь с ними, если вы хотите видеть завтра. Но верьте мне, когда я говорю вам, что они лгут. И доверяйте мне, когда я говорю вам, что, если они будут думать хоть одну минуту, что вы верите мне, вы не увидите завтрашний день.

Высокий, широкоплечий и одетый в безукоризненную форму человек, вступил между настороженными охранниками и, не входя полностью в комнату, сделал вежливый, ожидающий жест.
- Примите слова благодарности, доктор. Следуйте за мной, пожалуйста.

Халлин нахмурился, глядя на коммандера Рииса, затем повернулся обратно к Скайуокеру, неуверенный, что происходило на самом деле.
- Кто вы?

- Следуйте за мной, пожалуйста, - повторился Риис, тон его был вежлив и учтив, но при этом тверд, как дюрасталь, намекающий на то, что он не привык, чтобы его заставляли ждать.

Халлин покорно кивнул, но пока он шел в сторону высоких и одетых в алые одежды охранников - его фигура казалась карликовой на фоне их угрожающей массы - он обернулся, чтобы взглянуть на Скайуокера еще раз, внезапно начиная верить ему.

Люк отвернулся от двери после того, как она полностью закрылась, пройдя весь цикл блокировки, и протягивая руку, схватил со стола прочитанную им книгу, чтобы в отчаянии швырнуть ее через всю комнату.
.

.

Ранний вечерний сумрак посылал тусклые тени медленно ползти через комнату, в которой сидел Люк, спокойно ожидая возвращения Джейд. Его внимание разделилось между наблюдением скучающего охранника, стоявшего у двери, и концентрацией на тщательно скрытой связи с Силой.
Он был безупречно одет в темно-синие рубашку и брюки - элегантная, подогнанная и сделанная на заказ одежда была теперь весьма привычна для него, а изысканные ткани совершенно обычны - так что больше не они носили его, а он носил их, чувствуя себя достаточно уверенно и удобно, оставляя манжеты и воротник небрежно расстегнутыми.

Он находился в гостиной, двери в столовую были сейчас заперты - слуги накрывали там стол для ужина, которого никто никогда не касался. Слуги - никаких дроидов здесь, отметил Люк. На ум кратко пришли мысли об Арту и Трипио – находились ли они еще на Соколе? Очень сомнительно, что он снова когда-нибудь увидит их.

Люк поднялся и подошел к высоким окнам, свободным от всяких преломлений, несмотря на их солидную массу и толщину, пристально вглядываясь в город, такой близкий и вместе с тем настолько далекий - до такой степени, что казался ему нереальным. В памяти всплыл похожий на полузабытый сон Татуин.

В безупречных стеклах транспаристила отражался призрачный образ огромной, бездушной комнаты, в которой он стоял - ее высокий, сводчатый потолок и громоздкий масштаб, такой обычный ему теперь; однако память о его маленьких, тесных, но уютных комнатах на множестве различных кораблей и планет заставила сердце болезненно и тоскливо сжаться.

В целом ему был разрешен доступ к трем наиболее укрепленным комнатам, которые, как он знал теперь из расплывчатых намеков, сделанных мимоходом в случайной законспирированной манере доктором Халлином, были частными комнатами гораздо больших апартаментов, комплектованных помещениями для слуг и помощников, приемными аудиториями, тренировочными залами, комнатами отдыха, библиотеками, залами заседаний, офисами и бесчисленным множеством других бессмысленных комнат, которые умудрялись составлять огромную растянувшуюся резиденцию.

Поверил ли доктор Люку после их короткого разговора несколько дней назад или просто потакал ему из-за его расстройства ограничениями, Люк не знал. Они не возвращались к тому разговору, но Халлин, казалось, по-настоящему желал сделать пребывание Люка немного легче, хотя, понятно, что и этому были свои пределы.

Немного изучив Императора к этому моменту, Люк также понимал, что манипулирующий всеми Ситх вполне способен ввести в его близкое окружение кого-то, кому Скайуокер сможет доверять, предлагая, таким образом, иллюзию некоторой связи. Но, на самом деле, это далеко было не так - потому что в то время, как Халлин, казалось, был готов рассказать интересующие Люка факты из мира, находящегося за границами его роскошной тюрьмы, доктор так же, безусловно, полагал, что это место было именно тем, где Люк и должен был находиться как сейчас, так и потом.

Джейд, несмотря на ее слишком очевидное знание правды - по крайней мере, ее части - казалось, также поддерживала этот фарс насчет его тщательно созданного прошлого и ожидаемого здесь будущего, решительно именуя его тюрьму, как «твои апартаменты», доставляя ему книги из его библиотеки, пищу из его кухни, приносимую членами его штата, которые вежливо ему кланялись и никогда не задавали вопросов, что, вероятно, и служило причиной того, что они здесь находились. Если бы Люка назначили сюда личным помощником, то первый вопрос, который бы он задал, звучал так: « Почему на этих дверях замки, способные сдержать армию?».

Но никто не спрашивал этого. Они только приносили ему безупречно выстиранную одежду и декоративно украшенные подносы с едой и безучастно улыбались, когда он спрашивал, как их зовут, нервно глядя на Джейд, если та была в комнате. И, как правило, она там была - или, если не она, то кто-нибудь еще.

Как ни странно, он привык к чьему-то постоянному присутствию достаточно быстро – оно не имело больше никакого значения - как бы там ни было, за ним явно всегда наблюдала довольно обширная система слежения. Люк проводил небольшие эксперименты с нею: когда Джейд ненадолго покидала комнату, он небрежно перемещался туда, где через проем двери его не было видно, и затем наблюдал направление ее взгляда, когда та возвращалась.

И Джейд всегда знала, где он - моментально поворачиваясь в его сторону. Пока он нашел только одну мертвую точку. Она срабатывала в течение двух дней, а когда он попытался использовать ее вновь неделю спустя, она уже перестала быть слепой. Люк, конечно, мог бы легко повредить камеры с помощью Силы, разорвав провода или нарушив схему, но пока в этом не было большого смысла - через несколько часов их все равно поменяют и только узнают о его способности к этому.
Нет - это будет одноразовый сюрприз, который он отложил в резерв для более решающего момента.

Он и Джейд начали периодически играть в сабакк - уже несколько недель к этому моменту - и оба, по-видимому, играли по одинаковым скрытым мотивам. Джейд была хороша, но ей явно не хватало большего опыта, тогда как Люк, вплоть до недавнего времени, застряв на Хоте, играл по паре часов почти каждый день.

Сначала он чередовал победы и поражения, затем в качестве теста старался упорно побивать ее три дня подряд, что привело к отказу Джейд играть в течение нескольких последующих дней. Так что Скайуокер подолгу играл один или читал, пока она не смогла сопротивляться дальше своему отчаянному желанию попытаться побить его снова. И он позволил ей это - только, чтобы посмотреть, как она будет действовать.

Конечно, игра не всегда шла, как планировалось. Карты не занимали чьей-либо стороны, а Джейд оказалась довольно способной к блокировке, когда он пытался прочитать ее. Тем не менее, Люк тщательно наблюдал за нею, одновременно изучая, как можно незаметно пройти мимо ее ментальных щитов, получая от карт подтверждение, когда это у него получалось.

И она изучала его так же - он видел, как она наблюдает за ним. Постоянно следя за любыми знаками и жестами, могущими помочь ей просчитать его, несомненно полагая, что рано или поздно это все пригодится. Она была крайне тщательна, основательна и доскональна - его тюремщик.

И это было тем, что ему нравилось в ней.
Теперь он мог следовать за ее отдаленным присутствием в Силе, когда она уходила вниз на несколько уровней Западной Башни. На девять уровней, всегда одинаково. Она была человеком установленного порядка - ее первая реальная слабость, недостаток. Если не считать ее невероятно резкие манеры, конечно - но они были не столько недостатком, сколько… просто явлением, данностью.

Теперь ему было легко выделить ее в толпящемся скоплении умов, ее расплывчатое ощущение в Силе распознавалось даже на расстоянии, как только он стал лучше знаком с нею. В целом Люк знал ее уже семь недель своего заключения.

Семь недель... еще пять недель до начала действий. Договор был заключен на двенадцать недель повиновения.
Три недели, как он начал готовить спасение Хана.

И Мара была его ключом - хотя, разумеется, она не осознавала это. Он проводил по несколько часов каждый день, спокойно прослеживая ее шаги по ее индивидуальному присутствию в Силе, перемещающемуся вниз и вверх по коридорам и этажам всякий раз, когда она покидала его тюрьму.
Он ощущал, как она концентрируется на одних участках и, как проверяет и командует на других. Как почтительна становится, находясь рядом с Императором. И, таким образом, он постепенно создавал умственную карту Башни, в которой он находился, чтобы точно знать, куда ему нужно будет идти. Информация формировалась в план.

И все это затем скрывалось позади его ментальных щитов.
Поскольку каждый вечер к нему приходил Император. Каждый вечер - одни и те же разговоры, одни и те же возражения, жестокие и бескомпромиссные, подстрекающие и провоцирующие, бросающие вызов и оспаривающие его ответы, проверяя каждый его предел.
И сегодняшний вечер не будет другим...

.

.

Палпатин расположился на стуле, изучая своего Джедая, тихо сидевшего напротив, устанавливая слой за слоем свои защитные барьеры в подготовке к вечернему нападению. Он очень быстро научился, как это делать - как не допускать Палпатина до определенных частей своего ума, как скрыться в тенях при свете дня. Необходимость всегда была сильным учителем.

Но Палпатину не нужно было никакого особого знания, чтобы понимать то, что готовит его Джедай – то, что он попытается бежать, было неизбежно. Фактически Палпатин был бы разочарован, если бы тот не сделал этого.

Но мальчишка стал умнее и опытнее - и он не сделает никакого глупого и непродуманного рывка к свободе. Он знает, что, скорее всего, у него будет только одна попытка, поэтому наверняка выстраивал более тщательные планы. Тем более что на карте стояла жизнь его друга.

В его положении Палпатин бы уже попытался бежать, несмотря на данное слово, оставив кореллианца гнить здесь, но он знал, что мальчишка не сделает этого. Он сдерживал себя и рисковал – что было очень предсказуемо - потому что попросту не мог бросить своего друга. Потому что по-прежнему был верен ценностям, которые Палпатину пока не удалось из него вытащить, хотя по его напряженности становилось видно, что он борется против этих укоренившихся и сковывающих его ограничений, понимая, что они только мешают и стесняют его движения здесь. Вся эта сила - вся эта интенсивность духа, решимость и смелость - растрачивалась впустую на какое-то благочестие и чахлую сторону Силы, которая заставляла молить обо всем, что ты получал от нее, и даже тогда позволялась только крупица того, на что ты был способен на самом деле. Его Джедай будет благодарить его после того, как поймет это...

Когда Мара выходила из комнаты, мальчишка вновь кинул взгляд в открытые двери - на предполагаемую за ними свободу.

- Ты ошибаешься, если считаешь, что это я держу тебя здесь в плену, - начал Палпатин.

- Тогда отоприте двери, - Люк повернулся к Ситху.

Палпатин улыбнулся:
- И куда ты пойдешь, Джедай?

- Подальше отсюда.

- Побежишь назад к твоему драгоценному Мастеру Джедаю?

Мальчик поднял подбородок, но ничего не ответил. Он редко заглатывал приманку в последние дни - он учился, когда нужно спорить, а когда нужно позволить провокации пройти мимо. Ценные уроки для его будущего положения - Палпатин вновь улыбнулся.

- Он не примет тебя обратно, Джедай. Не возьмет. Ты испорчен, и ваша связь теперь разорвана.

Мальчишка промолчал, и Палпатин продолжил - нанося удар, доказательств которого он ждал несколько недель. Никакой лжи.
- К твоей маленькой принцессе? Эта связь тоже разорвана, Джедай. Она не примет тебя.

Мальчик остро взглянул на него, чуть заметно нахмурив брови, но вновь ничего не ответил.

- Я говорил тебе, что однажды она спланирует твое уничтожение? Ты не верил мне.
Мои шпионы сообщили, что она прибежала к своему Восстанию с рассказами о твоем происхождении и родословной. Ты, правда, думаешь, что сможешь возвратиться к той жизни?

- И как она узнала? - потребовал он напряженным голосом.

Император расплылся в широкой улыбке, демонстрируя темные, испорченные зубы:
- Не суди меня слишком строго, Джедай. Я преподношу тебе подарок, разъясняя, насколько ограничена была дружба тех, кто находился рядом с тобой. Из страха они подавляли тебя. Вынуждали действовать так, как они. И ты сдерживал и сковывал себя, скрывая свою силу, словно должен был стыдиться ее. Но когда им нужны были твои способности, они ждали, что ты полностью используешь их, не так ли? Они связали и заперли тебя в клетку мнимыми обязательствами и проецированными на тебя ожиданиями. Они требовали от тебя слепой преданности и вот - все, что тебе дали взамен. Вот все, что ваша дружба значила для нее.
Она предала тебя, Джедай - не я. Она одна знала эту информацию, и у нее одной был выбор, что с нею делать, защитить тебя или отказаться от тебя. И она выбрала. Она обеспечила то, что теперь никто не придет за тобой и никто не спасет тебя. Она оставила тебя, когда ты выбросил свою свободу ради нее.

Пока Палпатин говорил, мальчик отвернулся и смотрел на огонь; игра теней, мерцающая на его лице, подчеркивала, как застыли его черты, как стиснулись челюсти. Замолчав, Палпатин долго ждал в тишине, пока его Джедай осмыслит это предательство - это клеймо изгоя, поставленное теми, ради защиты которых он с готовностью отдал бы свою жизнь. Это понимание должно было сжигать его изнутри.
И все же он сохранял самообладание, сидя спокойно и молча, не отводя глаз от огня.

- Там нет никаких ответов, дитя, - сказал Ситх, наконец, несмотря на то что мальчишка молчал. - Ты в действительности думал, что они помогут тебе, сыну их врага? Они судят тебя по действиям твоего отца. Ты виновен в их глазах в той же степени, что и он – точно так же, как ты был виновен в глазах джедаев.

Хмурый взгляд мальчика стал глубже, выражение на лице - темным и штормовым… и в том лице Император впервые увидел жесткий край его отца - тот холодный, неистовый потенциал для опустошительного разрушения. От удовольствия Палпатин облизнул тонкие губы - наконец, часы тщательно продуманных манипуляций начинали приносить плоды.

- Они были не нужны тебе, Джедай. Они только мешали.

- Они научили меня всему, что, как кажется, вы сейчас цените во мне.

- Я ценю способности, что находятся в твоей крови. Я ценю тебя за то, кто ты есть. Все, что они сделали, это попытались изменить тебя, твою естественную природу. Теперь мне приходится разъяснять это тебе, чтобы ты мог увидеть цепи, которыми тебя связали.

Люк медленно помотал головой.
- Нет. Это вы заблуждаетесь.

- А твой отец? Тебя не удивляет, что он видит с такой же абсолютной ясностью то, что не можешь увидеть ты? Поскольку ему также не доверяли, хотя он верно служил им много лет. И в качестве единственной награды его попытались заставить шпионить за тем, кого он уважал. Они не доверяют никому из вашей линии, дитя. Ваши связь с Силой и упорство воли неудобны им. Они предпочитают покладистых лакеев.

- Я не похож на него, независимо от того, что вы думаете, - отверг мальчик, гнев начал стягивать голос.

- Я дал ему свободу и власть, которые он заслуживал. Они же только сдерживали и душили его.

- Он был Ситхом, - сдавленно прошипел Люк, раздраженный подразумеваемой ассоциацией.

Палпатин покачал головой, торопясь, пока его Джедай был захвачен мыслями и чувствами, питаемыми Тьмой.
- Он был чудом, наделенным способностью связи с Силой, которую они не понимали, а потому пытались ограничить его так же, как теперь они попытались сделать это с тобой. Их мелкие законы предназначены для управления слабоумными и неспособными думать за себя. Правила предназначены, чтобы управлять массами – чтобы задушить необычное и исключительное и предложить поддержку и равенство слабому. Они пытались держать тебя на своем непритязательном уровне, но их законы не для тебя. Они пытались помешать тебе, ограничить и спрятать, чтобы затем набросить цепь на шею... но у них не получилось сделать этого.

Скайуокер отрицательно помотал головой, но Палпатин продолжал, не обращая внимания на этот нерешительный протест, говоря низким и настойчивым голосом, совершенно уверенным и гипнотическим в своем стремлении.
- Ты был слишком своенравным и диким, слишком сильным для того, чтобы управлять тобой. Да и как они могли контролировать то, что не могли понять? Они никогда бы не смогли понять тебя … и ты хорошо знал это, хотя и не мог объяснить. Ты не знал, почему слышишь вой, похожий на завывания волка в ночи. Зовущий тебя вернуться к своей стае. Ты ощущаешь эту примитивную тягу каждым фибром своего тела. Этот инстинкт пропитывает каждую клетку твоего существа. Именно поэтому он отвечает на твое малейшее требование. Именно поэтому ты здесь. Я говорил тебе - если бы ты был просто другим Джедаем, я давно бы убил тебя, но Тьма признает то, что принадлежит ей. Я понимаю тебя так, как никто и никогда не сможет этого сделать.

Мальчик закрыл глаза, закрываясь от слов, разъедающих душу непоправимыми сомнениями. Но он впервые не опроверг и не отказался от них.

- Загляни внутрь себя и ты увидишь правду - почувствуешь ее. Ты родился для Темной Стороны. Ты был создан ею. Судьба требует тебя - и ты разрываешь себя на части, пытаясь отрицать это. Ты так отчаянно цепляешься за Свет, но живешь ложью; и это разрушает все и всех вокруг тебя.

- Лжец … - прошептал Люк, больше в глухой надежде, чем в обвинении.

- Тогда, где они сейчас, мой друг? Все те, кто стремился использовать тебя? Их нет здесь. Когда они увидели, что упустили свой шанс, они отвернулись от тебя и обвинили в том, что ты никогда не делал. И если ты не испытываешь к ним ненависти за это, тогда ты преднамеренно слеп. Если ты не хочешь возмездия, тогда ты лжешь - и мне, и себе самому.

Терзаемый возражениями и сомнениями, ни на йоту не смягчая выражение своего лица, Джедай отвел взгляд.

- Чего ты хочешь – на самом деле - в этот момент? - нажал Ситх.

Мальчишка вновь взглянул на него. Измученные глаза сверкнули пламенем, не имеющим ничего общего с мерцающим светом камина; это был его собственный огонь, дикий, безумный и жестокий - тот, что накормил душу Палпатина.

- Что ты чувствуешь сейчас, Джедай? Что ты чувствуешь действительно в своем сердце? Скажи мне, что ты прощаешь их, что ты оправдываешь их. Скажи мне, что их предательство не сжигает тебя. Скажи мне свою ложь… хотя мы оба знаем правду.

Люк оставался тихим, погруженным в себя, пытаясь не слушать. Логика и эмоции боролись друг с другом под обвиняющей тирадой Палпатина, питаемые страхом - реальным страхом. Потому что, если тот был прав - даже просто лишь стремясь понукать им – но что, если Палпатин был прав? Его предали? Использовали? …И судьба поместила его сюда – именно в то место, где он и должен находиться?
В первые моменты, когда Лея спасла его у Беспина, он наивно полагал, что произошедшее там было самым ужасным событием в его жизни - что ничего уже не могло стать хуже. И теперь… теперь судьба вмешалась, чтобы доказать, как сильно он ошибался. Она забрала у него все - друзей, убеждения, самоидентичность, свободу - все было вырвано у него, и он остался один. По-настоящему один.

Ему оставили его отца - чтобы разъяснить, кем он фактически был.

И оставили Палпатина. Его голос. Жестокий, черствый и непреклонный, как всегда.

Он всматривался в эти злобные желтые глаза, и слова подвели его.
Все, что он мог сделать в этот момент, это встать, и шатаясь выйти из комнаты, осознавая – ощущая –удовлетворенную и самодовольную ухмылку Ситха в его спину.

.

.

.

Мара вздрогнула от того, как вскочил Скайуокер, отбрасывая книгу, в которую он пялился все утро, ни разу не перевернув страницы. Быстрые, яркие и несопоставимые эмоции пробежали через его лицо, начиная с мрачного опасения и заканчивая чем-то похожим на возмущение и негодование, глаза сузились, челюсть сжалась. На что он так реагировал, Мара не имела понятия...

Комлинк на ее ремне подал сигнал, что снова практически заставило ее подпрыгнуть, и пока она возилась, чтобы ответить, Скайуокер не сводил взгляд с дверей.

- Джейд, - сказала она.

- Лорд Вейдер направляется к вам, - приглушенный ответ в наушнике ответил на все ее вопросы, кроме одного: почему он так реагировал. Почему он ненавидел Вейдера настолько сильнее, чем Палпатина.

- Принято, - ответила она, по-прежнему смотря на Скайуокера и выключая комлинк. Послышался глухой лязг выдвигающихся замковых цилиндров, сигнализирующий о прибытии Вейдера во внешнюю комнату.

Лорд Вейдер был единственным человеком, наравне с Мастером, имеющим свободный доступ к Скайуокеру, несмотря на то, что у Мары были строгие инструкции немедленно сообщать Палпатину о его визитах. При этом в ее обязанности входила срочная проверка, что велись все записи наблюдений; что, впрочем, делалось всегда и так - каждый час, каждый день.

Через несколько секунд тяжелые и прочные двери раздвинулись, и Мара услышала шипящий звук регулируемого дыхания Вейдера.

- Лорд Вейдер, - она слегка склонила голову, не опуская глаз.

- Коммандер, - сказал он просто, не соизволив даже взглянуть на нее и отступая в сторону в ожидании, что она уйдет.

Мара пошла к выходу.

- Нет, Рыжая, останься, - быстро произнес Люк, глядя на Вейдера.

Мара нерешительно остановилась, вынуждая Вейдера повернуться к ней.

- Она уходит, - подчеркнуто пробасил он, понукая Мару возобновить движение.

- Нет. Останься, - подрезанный и напряженный голос Скайуокера заставил ее опять тревожно остановиться; однако, когда Мара повернулась к нему, глаза его оставались на Вейдере. - Я уверен, нет ничего такого, что мой отец не может сказать при тебе.

Отец! Мару шокировала твердость, с которой он сказал это, и не в силах скрыть свое чрезмерное изумление, она притянула к себе нахмуренный взгляд Скайуокера.

Вейдер медленно повернул к нему свою пустую, безликую маску, но не стал ничего отрицать.

Мара снова взглянула на Люка, внезапно понимая настолько больше всего… о нем, о том, что происходило здесь, о большой игре, в которую играл ее Мастер.

Но вместе с тем возникало еще большее количество вопросов - если он являлся сыном Вейдера, тогда где он был раньше?
И что относительно его истории, его связей с Альянсом, с джедаями? Действительно ли все это было правдой?
Конечно, да. Она видела сотни чипов данных, содержащих информацию спецотдела, следящего за ним - о его прошлой и настоящей деятельности. Он больше года находился на вершине списка наиболее разыскиваемых лиц в Империи - с первого дня, как у них было его имя. Во время его захвата на Беспине Мара знала о семнадцати независимых операциях по его захвату, финансируемых Империей - кроме их собственных совместных усилий, возглавляемых Вейдером… его…

Ее мысли мчались, складывая все кусочки. Сотни чипов данных, бесконечные усилия и часы, посвященные поиску пилота, разрушившего любимый проект Императора… И наконец, когда они получили его имя - все изменилось.

Команда разведки, занимавшаяся им, была моментально увеличена в четыре раза за одну ночь, сформировавшись затем в специальный отдел, не имеющий больше ничего общего с другими подразделениями по антимятежной деятельности. Вейдеру поручили возглавить поиск…

.

Они не знали - они не знали, что он существовал.
Она вспомнила слова Палпатина, когда он впервые пришел к своему новому Джедаю - его очарование им, его предвкушение: “Он нисколько не похож на свою мать - только на отца”.

Его мать… кто она? И где она? Он вырос один на какой-то захолустной и пыльной планете Внешней Оправы – если это так вообще? Все снова было под вопросом.
Но одна вещь стала совершенно ясной – причина, по которой Скайуокер находился здесь. Причина, почему Палпатин так жаждал его с того момента, как обнаружил его существование.

- Я что-то не то сказал? - хладнокровно спросил Скайуокер, глядя на своего отца.

- Нет, - просто ответил Вейдер.

Эти двое оставались стоять на месте, отказываясь уступать друг другу. Между ними почти осязаемо трещал воздух.

Наконец Мара обрела дар речи:
- Я должна уйти.

- Нет. Останься, - властно повторил Скайуокер, и от неожиданного требования в его голосе Мара неловко замерла.

- Ей приказано уйти, - произнес Вейдер свинцовым тоном, не принимающим никаких возражений, хотя это, казалось, ничуть не беспокоило Скайуокера. Но теперь - теперь она понимала, почему.

- Кем? - спросил Люк с вызовом.

- Императором, - ответил Вейдер.

Люк мгновенно взглянул на Мару; его авторитетное и требовательное выражение лица сменилось вспыхнувшим горьким сожалением, будто он только сейчас вспомнил, кем она была. Мара отвернулась, пытаясь избежать его взгляда и чувствуя сильное неудобство.

- Конечно, - сказал он спокойно, не спуская с нее глаз. - И вы все делаете точно то, что он приказывает.

- А ты считаешь, что ты - нет? - ответил Вейдер, возвращая к себе взгляд Люка. - Тогда, почему ты здесь?

Люк безрадостно засмеялся, отворачиваясь в искреннем презрении.

- Вы должны уйти, коммандер Джейд, - сказал он, наконец, сухим и бесчувственным голосом. - Впрочем, я уверен, вы сделаете это в любом случае.

Упрек ужалил ее. Хотя она понимала, что это нисколько не должно ее задевать; у нее не было лояльности к нему, и ее не должно волновать, что он думает о ней. Ее не волнует - исправилась она - не волнует.
Она быстро прошла между ними, крепко стиснув челюсть и опустив голову. Сердитая, взволнованная и раненая одновременно. Когда тяжелые двери закрылись позади, ее разум все еще приходил в себя от внезапного открытия. В длинном великолепном холле она медленно остановилась, не обращая внимания ни на множество глаз рассеянных повсюду охранников, ни на камеры наблюдения, записывающие каждое ее движение.

Сын Вейдера… сын Дарта Вейдера. Она сидела с ним в комнате, говорила с ним, наблюдала за ним и слушала его. Играла с ним в сабакк. С сыном Вейдера. И не поняла.
Не поняла то, с кем она находилась.

А она, как считалось, была лучшей - профессионалом, обученным с детства улавливать каждый нюанс, замечать мельчайшие детали… и все же у нее не было никакого понятия.
Но они были такие разные... или не совсем – только несколько минут назад абсолютное требование в тоне Скайуокера заставило ее замереть.
Почему Император не сказал ей? Почему он не разъяснил этот один немыслимый факт, когда все остальное сделал таким ясным? Почему поставил перед ней задачу охранять его, когда знал, как она относится к Вейдеру - насколько мала ее симпатия к нему, насколько мало доверия она испытывает к нему?
Почему он дал ей возможность узнать Скайуокера, прежде чем эта бомба разорвется под ней?
Ведь он понимал, что, в любом случае, придет момент, когда она узнает об этом; возможно он настал немного раньше, чем Император предназначал, но эффект был практически тот же.
И он любил эти свои маленькие игры. Это было так похоже на него - играть ради своего собственного развлечения.

Не спеша, она возобновила свой шаг по коридору, чтобы проверить, что ее Мастер знал о визите Вейдера. По правде говоря, не имело никакого значения, кем был ее заключенный - он все равно будет потерян, так или иначе. Потому что рано или поздно, терпение ее Мастера закончится, и он набросится на Скайуокера…

И разорвет его на части.

Где-то, в какой-то момент, она забыла об этом - забыла, что у Палпатина был мотив, который не изменится. И понимание личности Скайуокера только подчеркивало этот жестокий факт. Палпатин сломает его или убьет, пытаясь сломать - и любой связанный с ним, любой вовлеченный им, независимо от своего желания, будет втянут и погребен - побочным эффектом.
И это не должна быть она. Это не будет она. Возможно, это и было уроком, который ее Мастер хотел ей преподать - поскольку она сама, несомненно, забыла об этом.

Она ускорила шаг до военного темпа, сердитая на себя за то, что позволила осторожности подвести ее, пусть даже немного. Сердитая на Скайуокера, пробравшегося мимо ее защиты - и благодарная Мастеру за разъяснение ее слабости – присущей любому человеку эмоции, особенно этой.

.

.

После того, как Джейд ушла, они еще долго стояли в тишине, смотря друг на друга; выражение Скайуокера было нечитаемым, чувства скрыты и защищены - кое-что, в чем он становился исключительно хорош.

Наконец Люк повернулся и спокойно прошел к высокому окну, вставая спиной к своему отцу и ничего ему не говоря.

Вейдер мог только стоять и наблюдать за ним, осознавая, что его визит уже перерос в конфликт, и не имея понятия, как рассеять его. Не имея понятия, зачем он вообще продолжал приходить сюда вновь и вновь.
Что-то приводило его назад, более сильное, чем любые стены, возводимые мальчиком. Некая вызывающая привыкание потребность, более мощная, чем любое враждебное неприятие. Даже притом, что он понятия не имел, как выразить или даже как назвать это, оно возвращало его сюда опять и опять…

- Люк…

Мальчик продолжал молчать.

- Кто дал тебе это имя? – спросил наконец Вейдер, заставляя Люка слегка повернуть к нему голову.

- Я… не знаю. Я никогда не спрашивал.

Снова потянулась тишина….
Испытывая неудобство от долгого молчания, и не зная, как продолжить, Вейдер направился к дверям. И тогда услышал очень тихий голос своего сына:

- Каким… было твое имя?

- Что? - он слышал вопрос, но был настолько не уверен, как с ним быть, что буквально застыл на месте.

Оставаясь у окна и глядя на наступающий сумрак, его сын повторил:
-Твое имя?

Вейдер молчал в течение долгих секунд.
- Энакин. Энакин Скайуокер.

Прошла целая жизнь с тех пор, как он произносил это имя, с тех пор как он даже думал о нем - длиною в жизнь его сына.

Он чувствовал себя очень неудобно, говоря это - неуклюже и неестественно. И чувствовал что-то еще - какое-то более глубокое сожаление…
От того, что открыл свое имя сыну при таких обстоятельствах. Как признание, что он не является больше человеком, которым был. Человеком, которым его сын гордился бы.
Несмотря на то, что Люк стоял, наполовину отвернувшись, Вейдер видел, как тот повторяет губами фамилию, и понял, что до этого момента сын даже не знал, была ли она его настоящей фамилией или же просто очередной ложью - одной из многих.

- Ты… служил Императору, когда я родился? - голос снова был тих, не передавая ни одной эмоции, которые Вейдер мог так ясно прочитать в Силе.

Отчаянная жажда знать, сдерживаемая колеблющимся нежеланием… и страхом. Страхом, что это знание потянет и потащит его вниз - туда, куда он идти не хотел. И все эти чувства искривлялись через жестокое внутреннее опустошение, через все еще открытые и кровоточащие раны.

- Да, - что еще он мог ответить.

Горячее сожаление хлынуло волной через Люка, останавливая дыхание Вейдера, хотя все, что Люк сделал - это очень медленно кивнул, оставаясь стоять спиной к отцу.

- У меня была… - Люк не договорил. Но в этом и не было необходимости. Надежда.
Надежда... на что?

Что тот Энакин был жив - пусть и недолго - когда он родился, понял Вейдер. Надеялся, что человек, память о котором он лелеял все эти годы, был еще жив тогда. Его настоящий отец.
Понимание пришло к Вейдеру не сразу, но достаточно мощно, чтобы скрутить его изнутри.
Тот Вейдер не был его отцом - им был Энакин Скайуокер.

И Вейдер уничтожил того человека - предал и разрушил его. Добровольно пожертвовав Энакином, чтобы получить мощь Дарта Вейдера, которой он владел теперь без всякого сожаления.

- Я делал то, во что верил. Верил, что это правильно, - пророкотал он своим басом.

Его сын слегка обернулся, не встречаясь все же с ним глазами.
- И до сих пор делаешь так?

Он знал, что это было предложение перемирия. Не понимания или принятия и, безусловно, не примирения. Но предложение попытаться найти какую-то среднюю позицию для начала. До сих пор - пока его сын фактически не озвучил это - он не осознавал, как отчаянно хотел этого сам. Возможность свободно разговаривать походила на дождь в глубокой пустыне.
Он так сильно хотел ответить «да» - чтобы предложить что-нибудь, чтобы сохранить это. Чтобы сказать все, что его сын хочет услышать.

Вместо этого, не желая лгать, он обошел вопрос.
-Почему ты так уверен, что я не прав?

Наконец его сын повернулся к нему, голубые глаза были унылы и удручены.
- Как ты можешь даже спрашивать это.

Это не был вопрос, он услышал в голосе сына только горькое и искреннее признание глубины пустоты между ними.

- Ты изменишься, - сказал Вейдер. - Придешь к большему пониманию твоего места в галактике, твоего права.

- Как ты? – горько спросил Люк.

- Как я, - признал он без всякого сомнения. - Ты поймешь со временем.

Люк покачал головой.
- Я уже понимаю тебя - и это пугает меня больше всего.

Вейдер ступил полшага вперед, злясь, что его сын вынужден чувствовать себя так - чувствовать так из-за джедаев, которые украли его и стремились только управлять им.
- Ты не должен бояться того, кто ты. Ты должен гордиться этим.

- Чем? - спросил Люк в искренне отвергающем презрении.

Вейдер сердито посмотрел на него, не в силах понять это отторжение.
- Твоей силою, твоими способностями. Признай то, кто ты есть.

- Я не знаю этого больше… - прошептал его сын, отступая назад, чтобы удержать расстояние между ними; одинокий, безнадежно запутанный.

Это хорошо, сказал Вейдер себе; это хорошо, что мальчик начинает ставить под сомнение то, что говорили ему джедаи о том, кем он должен быть. Это было его шансом, их шансом. Все, что хотел Вейдер, могло быть достигнуто. И все же… что-то в нем не могло не реагировать на мольбу души его сына.

- Ты - мой сын. Ты всегда будешь им, - произнес он сильным и твердым голосом.

- Я потерян… - Люк поднял глаза на своего отца в тяжелом и неохотном признании. - И все, что ты хочешь - это только потянуть меня еще дальше от света.

- Я веду тебя к истинному пониманию.

- Я понимаю, - сказал Люк снова, - я просто не могу согласиться с этим.

- Тогда ты не понимаешь. Император покажет тебе истину - он заставит тебя принять ее.

Люк опустил голову, впервые признавая возможность своего поражения, хотя бы частично.
- Он заставит меня повиноваться, возможно.

Было ли это значащим признанием или только моментной слабостью? Люк больше не знал - так много всего, в чем он когда-то был уверен, так много истин, на которых он строил свою жизнь, превратились в призрачный дым теперь. Но была одна вещь, которую он все еще знал – знал всем сердцем и душой.
- Но я никогда не поверю, что Палпатин прав - я никогда не поверю, что он делает что-то более выдающееся, чем простое удовлетворение собственного тщеславия и своих корыстных интересов. Никто не может заставить меня сделать это - ни ты, ни он. Ничто.

- Ты просто...

- Нет. Я больше не буду делать этого, - сказал Люк, твердый голос полностью подавил недавний проблеск хрупкого колебания. - Я больше не буду искать тебе оправдания, пока ты задабриваешь свою совесть или утверждаешь причины для моего нахождения здесь.

Вейдер неловко замолчал, сомневаясь, что сказать против этого пронзающего заявления, не желая сводить все к очередному конфликту.

- Ты должен уйти. Пожалуйста, оставь меня, - Люк отвернулся, унылый и отрешенный.

Горя от расстройства, Вейдер все же стоял на своем - не собираясь быть отвергнутым махом руки.
- Нет. Я не уйду - я не оставлю тебя.

Люк не поворачивался.
- Ты уже сделал это - двадцать два года назад.

- Ты был отнят у меня - я не оставлял тебя, - сделал сильный упор на последние слова Вейдер.

- Я не говорил, что физически, - парировал Люк, нанося резкую и глубокую рану, демонстрируя тем самым, как быстро менялся теперь его темперамент.

- Я сделал свой выбор. И я поклялся, что не буду сожалеть о нем.

- Тогда почему ты здесь? - пробормотал Люк. Еще одно едкое замечание, брошенное так небрежно с невозмутимо спокойным лицом.

- Потерять тебя - никогда не было моим выбором.

- Лишь принести меня сюда - было.

Еще один удар попал в цель без всяких усилий, с холодной и режущей точностью, заставляя Вейдера задаться вопросом, не учился ли мальчик слишком многому у Палпатина.
- Я сказал тебе - я не жалею о своих решениях.

Люк пристально взглянул на бесчувственную маску, пытаясь найти за ней глаза своего отца, но мог видеть только собственное отражение, темное и искаженное.

- Я жалею о них, - наконец прошептал он снова тоскливым голосом, полностью сокрушая Вейдера в этот безусловно искренний момент своими быстрыми и интенсивными переменами. - Я надеялся… - он коротко рассмеялся без всякого намека на развлечение, без всякого защитного выражения на лице, перетянутом горечью поражения, перейдя в одно мгновение биения сердца от резкой и презрительной манеры к полной открытости, сняв внезапно все свои щиты. - Так глупо… наивно, слепо, безрассудно. И каждый раз, когда ты возвращался, какая-то крошечная часть меня надеялась снова. Глупо - потому что все, на что я когда-либо надеялся, я потерял.

Он отвел взгляд, не в силах поверить, что он сделал это признание своему отцу - но он был опустошен, исчерпан и утомлен от одних и тех же игр, идущих по кругу, с постоянно скрываемыми ощущениями и намерениями. Что-то побуждало его к правде в этот момент, говоря, что это был последний предоставляемый шанс.
- И каждый раз, когда ты возвращаешься, ты только напоминаешь мне об этом. - Люк покачал головой с мучительным, разбитым и смирившимся, наконец, взглядом. - Я не могу больше делать это.

Люк ожидал хоть какую-нибудь реакцию от своего отца, какое-нибудь признание - что-нибудь вообще. Что-то, что позволило бы ему увидеть, что он рассматривался своим отцом как что-то большее, чем просто возможность для использования в своих целях.

- Тебе в самом деле плевать на меня? - спросил он в итоге; слова чуть громче неясного шепота.

- Ты - мой сын, - ответил Вейдер, не зная, что еще сказать.

Люк снова безрадостно рассмеялся - неспособности его отца сказать что-то большее.

Он вновь исследовал маску, пытаясь посмотреть за нее, пытаясь увидеть человека внутри... возможно, он ничего не видел, потому что там ничего не осталось?

- Тогда не возвращайся больше, - сказал он, придавая словам тяжелую значимость простым и искренним тоном.

Внутри Вейдера все оборвалось от понимания, что его сын только что принял некое всеобъемлющее решение. Вес его слов уничтожил всю его надежду. Однако он не сделал ни одного движения, передающего его чувства - слишком гордый, чтобы показать свою слабость, даже сейчас. Люк держал его взгляд в течение долгих секунд, прежде чем отвернуться. И не представляя, что еще можно сделать, дабы закрыть брешь между ними, Вейдер, молча, повернулся и вышел из комнаты.

Люк стоял неподвижно, с натянутой, напряженной спиной, наблюдая в окне отражение своего отца - наблюдая, как тот смотрит на него в тишине, прежде чем окончательно развернуться и выйти. Тогда он расслабился, но не обернулся, зная из своего опыта, где были скрыты камеры - не желая разделять с ними этот крайне личный момент.

Долгое время он стоял так, уставившись в темноту.
.
.

Вейдер шагал прочь, еле сдерживая эмоции, потрясенный заявлением своего сына, сказанным с таким непримиримым убеждением.

Несмотря на знание, которое уже было у него, Вейдер только сейчас понял, как сильно Люк должен был лелеять и дорожить памятью своего отца - добродетельного Джедая, боровшегося за те же самые свободу и справедливость, как это делал Люк. Как сильно он должен был восхищаться им, уважать и любить.

Как сильно он теперь должен был ненавидеть его. Презирать и чувствовать отвращение.

Только сейчас Вейдер понял, как разрушающе подействовали на его сына слова, сказанные Вейдером на Беспине. Он уничтожил в сознании Люка все опоры и убеждения в одно единственное мгновение, раскалывая основание, на котором он стоял, и, оставляя его с открытой и кровоточащей раной, которая никак не могла зажить.
Как он мог думать, что эту жестокую, изобличающую, переворачивающую жизнь Люка действительность можно изменить простыми словами? Что можно вернуть себе сына, чью душу он разрушил и чью надежду полностью уничтожил?

Но он не собирался брать всю вину на себя - Оби-Ван сделал это. Ему было недостаточно, что он запутал, обманул и повернул против Вейдера его жену, наполнив ее своими высокими, нереалистичными идеалами, своими благочестивыми убеждениями и самодовольными обвинениями. Ему было недостаточно, что он привел ее на Мустафар, что он набросился на него там, разрушил и оставил гореть.
Нет, он ко всему прочему взыскал свою последнюю безжалостную месть - украл у него сына, не только физически, но и морально. Спрятал его, наполнил голову всякой ложью, так же, как он сделал это с Падме. Обеспечивая Вейдеру невозможность достичь своего сына даже сейчас.

Финальное карающее возмездие Оби-Вана за то, что Энакин бросил вызов джедаям.

Ему пришлось долго ждать, но как он должен был смаковать это ожидание, зная, что его месть обожжет Вейдера со всей яростной силой мустафарского огня. Что он будет продолжать гореть каждый раз, видя сына, потому что не было ничего, что он мог сделать, чтобы изменить это.

Раскаленная волна ярости хлынула через него, сжигая полностью чувство вины и раскаяния, любого признания своей собственной причастности к этому. Только Оби-Ван – все Оби-Ван.
Он не мог простить Энакину то, что тот встал между ним и Куай-Гоном. Никогда не мог признать, что Энакин был более силен, чем он. И он всегда сдерживал его, контролировал и стремился управлять так, как и говорил Палпатин. И когда Энакин вырвался на свободу, Оби-Ван забрал у него все, что имело значение в его жизни.

И вот теперь этот последний беспощадный удар. Нанесенный прямо в сердце Вейдера. С холодным, жестоким расчетом.
Как отчаянно он ненавидел его в этот момент…

Вейдер остановился, неподвижно застыв в богатом, роскошном холле. Черный, похожий на вороново крыло плащ, обвился вокруг; темная фигура, укрытая тенью…
В этот момент - как он ненавидел себя.

.

.
.

Наступил еще один, бесконечно тянущийся в бездействии день. Люк стоял в длинном затененном обеденном зале, размышляя над сомнениями, семена которых так тщательно были посажены Палпатином. Возможно, эти раздумья в отсутствии какой-либо другой деятельности и были причиной того, что Люка оставляли в покое в течение долгих, тоскливых часов. После трех лет непрерывного адреналина, питаемого фронтовыми действиями в бою с более сильным противником, берущими каждую унцию его изобретательности и способностей, как умственных, так и физических, после трех лет его полной отдачи борьбе - только бы выжить день изо дня, час за часом - это вынужденное, неумолимое спокойствие было вялым и оцепеняющим мучением.

Игнорируя взгляды охранников, Люк пристально и безучастно смотрел на главное здание Дворца за окном, вспоминая, как маленьким ребенком он наблюдал по холовидению официальную церемонию завершения его строительства, вспоминая свои мысли о том, как далеко и нереально для него это было, будто некая картинка в холофильме.
К тому времени, как ему исполнилось шестнадцать, он решительно настроился однажды увидеть эти шпили в реальности. Достигнуть Корусканта, столицы Империи, и встать перед императорским Дворцом - чтобы увидеть эти башни по-настоящему.

Чуть больше года спустя он встретил Бена Кеноби.

Бена, который так легко лгал ему. Смотрел ему в глаза и бессовестно лгал. Из всех людей, почему лгал именно он? Он мог бы сказать ему правду – и верить, что Люк примет правильное решение и совершит правильные поступки... Бен был такого невысокого мнения о нем, думая, что Люк не способен к этому? Что он не заслуживает такой веры?

Я доверял тебе... Я бы умер ради служения твоему делу, и все, что ты сделал, это лгал и использовал меня. Ты не заботился обо мне… никто не делал этого… Все только использовали меня.

Он медленно моргал, безучастно смотря вперед, пока небо полностью не стемнело, становясь в его глазах слепым пятном. А лгал ли Бен вообще? Конечно же, это Вейдер и Палпатин лгали ему.
С какой стати он даже предположил подобное? Он знал правду. Палпатин крутил ею для своих собственных целей - но она все еще оставалась правдой, он просто не хотел верить ей.
Потому что, если он сделает это…

Это будет означать, что та же слабость, что потянула вниз Вейдера, бежала в его крови. Неумолимый и неизбежный провал. Медленное, неотвратимое падение к Тьме… независимо от того, что он сделает.

Бег от правды ничего не менял. Опровержение не было защитой - казалось, что он просто бежит по все больше сужающемуся кругу… и будет делать это до тех пор, пока не останется куда бежать. Но по-прежнему в тени его ждала действительность - в его тени.
Здесь, так близко к Тьме, она выла, как волк в ночи, и он слышал ее призыв - чувствовал его.

Он вспомнил свои детские сны - ночной кошмар, постоянно один и тот же; он в черной, как смоль, ночной пустыне, во впадине каньона, слышит позади себя звук обсыпающегося по склону сланца, заставляющий сердце сжиматься и выскакивать от страха… и замечает едва-едва различимый силуэт, скользнувший в пределах его видимости, черный на черном.
Волк во мраке, охотящийся на него… Он помнил, как поворачивался и бежал, слыша позади себя бег по хребту каньона, стук когтей по камням, близкое - всегда близкое - частое и тяжелое дыхание, резкое и строгающее, переходящее в рычание по мере того, как оно приближалось, настолько близко, что находилось в его тени....
Люк заморгал, прогоняя прочь воспоминания, все еще достаточно яркие, чтобы сдавить ему грудь.

Действительно ли Палпатин был прав - Тьма признавала свое собственное?

Слишком много всего - слишком много, чтобы поглотить и усвоить все сразу. Слишком много, чтобы найти путь в одиночку. Он чувствовал, как все это жестоко перемалывает его каждый день; чувствовал, что его решимость колеблется и его опровержение слабеет. Какой был смысл в оспаривании? Кто слушал его? Даже он сам больше не делал этого.
Он опустил взгляд, наполненный мыслями разочарования и расстройства; в глазах мерцало остаточное изображение окна.

Окно.

Слова Палпатина эхом отозвались в его голове: “Тюрьма, чтобы держать Джедая”.

Он снова взглянул на окно, пытаясь сморгнуть свою слепоту, уставившись на транспаристил и видя моноволокна, пронизывающие толстое стекло. В течение уже нескольких недель он изо всех сил пытался обойти одно единственное, самое большое препятствие в его плане, чтобы выйти из этих комнат. Люк вновь внимательно рассмотрел толстое, тяжелое и небьющееся стекло.

И все же, почему он верил словам Императора начет этого? Почему он верил словам Императора вообще о чем-либо?
Потому что это, наверняка, правда.

Не имеет значения. Почему ты просто сидишь здесь и делаешь точно то, что он хочет? Почему ты не борешься с ним, почему ты не пытаешься добраться до Хана - почему ты не пытаешься выйти отсюда?

Куда я пошел бы?

Сейчас не имеет значения, где ты ЕСТЬ - имеет значение лишь то, где тебя НЕТ. Не имеет значения, говорит ли он правду. Правда не означает, что ты должен делать то, что он хочет.

Находясь один на один со своими мыслями, Люк впервые обдумал идею о том, что только правды было недостаточно. То, что Палпатин говорил ее, не делало его правым. Он нахмурился в негодовании.

Правда не дает ему власти над тобой. Прекрати делать то, что он хочет. Начни сопротивляться.
Как?
Просто СДЕЛАЙ что-нибудь.
Я дал слово.
Ты дал слово, чтобы остаться. Слушать. Чтобы не пытаться бежать… Он придерживается буквы сделки - сделай то же самое. Если ты фактически не пытаешься уйти, то просто... проверь теорию… Он играет с тобой в игры разума - не позволяй ему этого.

Люк взглянул на транспаристиловое окно с новой целью; стекло было абсолютно свободно от всякого преломления и искажения, мешая тем самым судить о его толщине, но по краям он мог видеть, как оно исчезало в тяжелой раме сплава внутри декоративного камня - две стороны этой рамы давали хорошее представление о толщине стекла. Оно выглядело довольно прочным, более толстым, чем даже крупное обзорное окно космического корабля. Смотря близко и немного искоса против света, он мог видеть, что стекло пронизывали два слоя тонких, прозрачных моноволокн, вплетенных и установленных в тяжелый сплав рамы, из которого они были созданы.
У всех транспаристиловых окон на звездолетах эти моноволокна служили защитой против воздействия взрыва, но обычно они были настолько тонки, что были невидимы невооруженным глазом, и состояли только из одного слоя. Люк не мог вспомнить, чтобы он когда-либо еще видел два слоя - фактически он вообще видел эти моноволокна только находясь очень близко к стеклу и только на самых крупных военных кораблях. Для того чтобы им быть видимыми, особенно на том расстоянии, где сейчас стоял Люк, стекловой щит должен, как бы то ни было, быть полностью неуязвимым и неразрушимым.

Необходимо было что-то способное к перерубанию этих волокон – он вполне был уверен, что без них смог бы разрушить стекло твердым ударом Силы, несмотря на его толщину.
Можно ли было только одной Силой перерубить и их? Возможно…

Но он должен убедиться…

Он отвел взгляд, понимая, что простоял, уставившись на окно, подозрительно долго и теперь надеялся, что охранник в углу и тот, кто следит за ним по системе безопасности, подумают, что он просто смотрел через, а не на него, не заподозрив его ни в каком преступном намерении.

Но он не должен делать этого - он дал слово…
Не разрушай его тогда - только… проверь.
И в тот день, когда и если у него получится разрушить окно по-настоящему, что он будет делать дальше? Выпрыгнет из окна и потом с балкона? С двадцатого уровня? Он достаточно убедительно доказал себе на Беспине, что не может справиться с такой высотой.
И снова сомнение. Неуверенность в себе. Он мог справиться с такой высотой - он уже делал это.
Но даже, если он и сделал это каким-то чудом - что из того? Здесь ему еще нужно будет пройти мимо явно очень сложной системы наблюдения, не имея точного понимания, где находится Хан и как до него добраться.
Он знал, что Хан находится в нижней части основы Главного Дворца… и что каждый служащий там, заработал свое место фанатичной преданностью Императору.
Безоружный. Тогда, как он знал, какое количество охранников обычно «прогуливается» по Дворцу. Он прекратил свои попытки сосчитать их, когда счет дошел до двух сотен - точное число становилось уже формальностью.
Не было абсолютно никакой логической причины ломать окно.

За исключением той, что он устал вестись Палпатином.

Устал сидеть здесь и ничего не делать.

Устал находиться под наблюдением и…

Находиться под наблюдением - как под наблюдением камер, так и под наблюдением охранников. Которых было так много, что это становилось формальностью... Слишком много охранников - слишком много, чтобы их можно было сосчитать…
Ему не нужно выпрыгивать - он может выйти отсюда… просто спокойно выйти.
Люк слегка кивнул себе, оглядываясь назад на транспаристиловое окно.
Ему обязательно нужно проверить свою теорию… но он должен скрыть ее позади чего-то еще… позади большего заявляющего действия.

Глаза тщательно прошлись по огромной мрачной столовой и остановились на том проклятом столе…
Он улыбнулся.
.

.

.

Мара шла по темному богатому холлу, направляясь от главной комнаты наблюдения двумя этажами выше апартаментов Скайуокера к информационному модулю несколькими этажами ниже, куда она была вызвана Императором. Это был обычный марш от уровня Скайуокера до любого места - этажи, находящиеся непосредственно выше и ниже него оставлялись пустыми, частично для безопасности, частично из-за чрезмерных укреплений, которые развернул ее мастер, дабы удержать своего драгоценного Джедая. И ничего из этого не казалось ей слишком необходимым.
Кроме странного, отдаленного контакта, который она иногда ощущала от Скайуокера, похожего на ментальный шепот, она ни разу не видела ничего, чтобы подтвердить веру ее Мастера в то, что Скайуокер был хотя бы просто Джедаем, не говоря уже о том, что ему требовалось что-то из этих чрезвычайных мер безопасности.
Однако знание о его происхождении наполнило ее решимостью оставаться осторожной и по отношению к его способностям, и по отношению к нему самому. И все же…

Даже сейчас, когда она думала об этом, Мара знала, что, несмотря на ее лучшие усилия, ее напряженность рядом с ним начинала спадать в ответ на его открытую и миролюбивую манеру поведения - почему он был так… дружественно настроен? Он был опытным военным - таким же, как и она - он знал, что ничто не заставит ее колебаться в кризисной ситуации; так что он пытался сделать?

Его искренний вид был... беспокойством для нее. Ей не нравилось это - не нравилось, что он заставлял ее смотреть ему в глаза.
Не нравилось, что она думала о нем прямо сейчас.

Мара видела, как менялось выражение его лица, как менялось все его поведение, когда рядом находился Император - да даже, когда просто другие охранники были рядом… Видела, как немедленно поднимались его щиты. Было нечто, что он разделял только с нею. Нечто… волнующе подлинное. Искренняя попытка установить отношения - некую связь.
Но ничто и никак не объясняло ей, зачем он делал это. И так как ему удавалось каким-то образом быть и общительным и осторожным одновременно, она очень сомневалась, что когда-нибудь это узнает.
Осторожным... она вновь задалась вопросом о его прошлом, о том, о чем он никогда не упоминал; где, например, он обучался? Люк был примерно ее возраста - родившись во времена истребления Джедаев. Но, по-видимому, судя по тому, что он где-то обучался, он нашел способ для этого, нашел учителя.
Очень немногие существа были способны противостоять властному ментальному присутствию ее Мастера, и все же он держался уже очень долго. Для этого был необходим хорошо натренированный ум - чтобы суметь концентрироваться, несмотря на тщательно создаваемую вокруг атмосферу хаоса и замешательства. Она понимала, что это должно отнимать у него много сил.
И исходящее от него спокойствие сильно тревожило ее; его открытость, его нежелание судить ее. Она была имперцем, его тюремщиком – это, как ничто другое, давало ему право иметь самое низкое мнение о ней. Однако через туманный контакт, что она ощущала от него, Мара никогда не чувствовала, чтобы он осуждал ее за это.
Эта сознательное отсутствие предубеждения против нее было очень беспокойным. Каждая мысль ее Мастера всегда была окрашена расстройством и чувством разочарования на ее постоянное несоответствие его ожиданиям. Со Скайуокером было только… принятие.

Джейд знала, конечно, что видела лишь поверхность - лишь то, что он позволял ей увидеть, но… и в этом была та же самая честность, что пронизывала все ее с ним отношения. Тем не менее, было похоже, что она смотрит на поверхность глубоких вод. И это привлекало ее в…

Она задрожала от холода, взглянув на покрытое облаками солнце, еще виднеющееся над зубчатым горизонтом далеких зданий. Ее срочно вызывал Император - вероятно желая сделать приготовления к своему ежедневному посещению его Джедая.
Мара не завидовала Люку в том, что он был пойман в ловушку здесь, ее Мастером - с только одним возможным исходом. Как мог он держаться против этого неоспоримого знания? Какой был смысл?
Джейд, молча, разразилась проклятиями, понимая, что нарушила одно из своих собственных основных правил - назвала его по имени.

Мара ждала у входа, пока охранники открывали двери информационного модуля. Ее мастер не потрудился взглянуть на нее, но, тем не менее, она поклонилась ему, прежде чем войти.

Император пристально смотрел на ряд нескольких двух- и трехмерных экранов, спроецированных перед ним в пространстве, большинство из которых содержало письменную информацию, которую она со своего места прочесть не могла.
Наконец он взглянул на нее через изображения.
- Почему ты здесь, когда Скайуокер бодрствует?

Никакой преамбулы - он редко утруждал себя любезностями.

Мара нахмурилась.
- Мне сказали, что вы хотели видеть меня немедленно, Мастер.

- Я сказал тебе никогда не оставлять его одного, когда он не спит. Всегда оставаться близко к его комнатам.

- Охранники при своих обязанностях - один из них находится с ним в комнате, - осторожно ответила Мара, пытаясь не допустить в голос слишком раздражительные интонации.

- Он - Джедай. Охранники полезны только, чтобы замедлить его. Остановить его в том, что он задумает, они естественно не смогут.
Палпатин замолчал, и в наступившей абсолютной тишине Мара поняла, что он призывает к себе Силу.

Широко улыбнувшись и продемонстрировав желтые зубы, он произнес:
- Ах, я полагаю, мой Джедай собирается сделать что-то довольно опрометчивое…

Последнее слово было заглушено громким ревом общей тревоги, заставившим Мару в шоке подскочить. Комлинк на ее ремне настойчиво заверещал несколько секунд спустя.

В досаде она оглянулась на Мастера - его, казалось, это по большей мере развлекало.

- Твоя ошибка, дитя. Пойди, исправь ее -

Он говорил через Силу, поскольку рев сирены фактически заглушал любую попытку произнести что-либо вслух. Проклиная все на свете, Мара развернулась кругом и, сломя голову, понеслась к апартаментам Скайуокера.

.


К тому времени, как она достигла его комнат, в ближнем коридоре столпилось уже около четырех десятков вооруженных охранников, нацеливающих свое оружие в сторону открытых двухстворчатых дверей частной столовой. Мара протолкнулась через них в комнату, приводя в готовность собственное оружие. И вошла в обстановку контролируемого хаоса.

В комнате было приблизительно две дюжины охранников, представляющих собой смесь дворцовой стражи с бластерами в руках и алых гвардейцев, держащих либо силовые пики, либо маленькие высокомощные пистолеты, обычно скрытые под их церемониальными плащами. Все стояли к ней спиной, повернувшись к противоположной от входа стене, рядом с камином. Проталкиваясь, Мара взглянула направо и остановилась перед окном - бесценный старинный стол комнаты превратился в дрова для растопки.

Транспаристиловое окно было крайне выгнуто наружу, а его поверхность испещрена трещинами, настолько густыми, что стала полностью непрозрачна; разрушенные остатки держались только за счет сетки моноволокн. Тяжелая армированная рама каркаса частично деформировалась, в месте, куда пришелся главный удар, металл был сломан - но она удержалась, независимо от того, что ее поразило. Потому что, разумеется, это не был только стол - каким бы тяжелым он ни был, с его помощью невозможно было бы даже поцарапать поверхность. Нет, стол в большей степени оказался просто между ударной силой и окном - стекло транспаристила было предназначено для противодействия трехступенчатому взрыву детонатора.

Мара думала, что эти меры чрезвычайно завышены, когда Император начал строить эту тюрьму. Даже большие обзорные окна таких военных кораблей, как Звездные Разрушители, были сконструированы только против двухступенчатого удара.
Ее Мастер всегда говорил, что Орден Джедаев был увядающим и слабым в управлении Силой, тогда как Тьма приобретала все большую власть, оставляя их неспособными восстановить баланс - но эта демонстрация грубой мощи конкурировала со всем, что она видела от Императора.
Впервые к ней пришла мысль, волнующая и тревожная в своих последствиях.

Равнялись ли способности Скайуокера способностям Палпатина?

Действительно ли он представлял подлинную угрозу?

Отвернувшись, она быстро проложила себе путь к переднему ряду охранников, найдя Скайуокера спокойно стоящим лицом к стене, заложив руки за голову.

- Привет, Мара, - голос его был спокоен и почти что весел, словно он был удивлен спровоцированной им крайней реакции.

Мара фыркнула - очевидно, теперь они называли друг друга по именам. Откуда он узнал ее имя?

- Не хочешь сказать своим дрессированным нерфам уйти? - предложил он.

Она почти услышала прошедший по комнате гневный шум.
И почти увидела, как он улыбнулся ему.

- Хорошо, все успокойтесь, - сказала Мара как охранникам, так и Скайуокеру.

Его голова слегка повернулась влево, тон внезапно и полностью изменился.
- Даже не пытайся… я серьезно.

Мара повернулась и увидела дворцового стражника в синем обмундировании, нацеливающего на спину Скайуокера специальное стрелковое оружие – чуть больше газовой трубки - с пусковой кнопкой. Охранник на мгновение заколебался, но затем вновь прицелился.

Со щелчком дротик вылетел из пистолета быстрее, чем мог проследить глаз… чтобы остановиться, вращаясь в воздухе, недалеко от плеча Джедая. Прежде чем у Мары был шанс среагировать, дротик дернулся и пулей вонзился в незащищенную шею стрелка, отбрасывая того с визгом назад.

Этот транквилизатор был сделан на заказ генетиками Императора, чтобы воздействовать на Скайуокера в течении нескольких секунд, но охранник, разумеется, был простым человеком, поэтому он лишь успел выдернуть стрелку из своей плоти и тут же потерял сознание.

Все подались немного вперед; и без того напряженная атмосфера повысилась еще на несколько градусов.

- Я думаю, все должны успокоиться, - сказала она твердо, осознавая, что в любом случае ей необходимо восстановить контроль; хотя где-то внутри тревожно начало шевелиться первое нервирующее предчувствие.
Внезапно она перестала иметь дело с простым заключенным - теперь она имела дело с Джедаем. Каким-то образом, где-то в пути, она позволила себе отклонить и игнорировать этот факт, тщательно поощряясь повседневным спокойствием Скайуокера вкупе с его нежеланием открыто использовать Силу. Это был старейший трюк в игре - оставаться податливым и сговорчивым, чтобы привести врагов в чувство ложной безопасности. Она была и сердита, и смущена, признавая, что это сработало.

- Я спокоен, - в голосе Скайуокера звучал редко слышимый резкий край, спровоцировавший новый всплеск адреналина в крови Мары. - Я предупреждал его не делать этого.

Убрав бластер, Мара сняла с пояса маленькую медицинскую капсулу, вынула оттуда ампулу и загрузила ее в инъектор. Затем она вручила его стоящему рядом с ней охраннику и указала головой на Джедая. Сама она отступила, вновь доставая и нацеливая оружие.

- Нет, - произнес Скайуокер, поворачивая к ней слегка голову. - Ты сделаешь это.

Мара настороженно нахмурилась.
- Почему?

- Потому что я доверяю тебе.

Это было самое странное, что можно было сказать в данных обстоятельствах, но звучало это необъяснимо правдиво, заставив Мару почувствовать себя явно неловко.

Подняв с вызовом подбородок, словно он предложил ей сложную задачу, она вручила свой бластер охраннику, взяла инъектор и вышла вперед, прекрасно понимая, что, если он захочет убить ее, никто не успеет ему помешать. Но, судя по поврежденному окну, если бы он хотел убить ее, он мог бы сделать это давным-давно.
И только приблизившись к нему, Мара поняла, что здесь может быть совсем другая проблема.
Стиснув зубы, Мара вплотную подошла к его спине, взяла за левую руку и потянула ее к себе без всякого сопротивления с его стороны, когда сама она опиралась на него всем своим весом, чтобы удержать его у стены, нажимая ступней так, что если бы он попытался обернуться, она смогла бы повалить его. Затем она повернула его уступчивое и податливое запястье, подняла вверх тонкую и темную ткань рукава и поднесла иглу к вене, понимая, что от напряжения момента у нее дрожат руки, заставляя трястись и наконечник иглы.

- Проклятье!

- Все в порядке, Мара, - он чуть повернул голову, говоря очень тихим, для нее одной, голосом.

- Заткнись! - яростно прошептала она, не зная, почему все это так сильно затрагивало ее. Это не был страх, это было… она моргнула, пытаясь сдержать расстройство от противоречивых эмоций, пытаясь не думать об этом.

Игла скользнула в вену, окрасив содержимое инъектора мутным алым цветом, прежде чем она быстро ввела его. Несколько секунд спустя Джейд почувствовала, как его мускулы начали расслабляться. Правой рукой он облокотился на стену перед собой, чтобы не упасть, когда начал терять сознание; напряженное тело ослабло, дыхание стало медленным.
Не зная, зачем она это делает, Мара подхватила его за руку, когда вытащила иглу и, поддерживая его вес, мягко скользнула вместе с ним на колени. Глаза его уже затуманились и потеряли концентрацию.

- Почему ты доверяешь мне?! - срочно прошептала она, отчаянно нуждаясь знать ответ в этот момент. Он мягко улыбнулся, но уже начал «пропадать». Джейд подвела руку к его качающейся голове, удерживая его взгляд. - Почему?!

- Я вижу… мимо… твоей…

Но глаза его уже закрылись, и она опустила Скайуокера на пол, откидываясь назад и садясь на корточки на расстоянии вытянутой от него руки.

Вспоминая, где она была, Джейд взглянула на наблюдающих за ними охранников.
- Вернитесь к своим обязанностям. Я доложу Императору.

Охранники потянулись из комнаты, шепчась друг с другом при разглядывании разрушенного окна, которое совершенно выбивало их из колеи. У таинственного заключенного внезапно обнаружились способности, о которых раньше мало кто знал. И даже те, кто знал, признавали, что слышать об этом, и видеть доказательство этого собственными глазами, было двумя очень разными вещами. Присутствие здесь Джедая делало все определенно очень тревожным.

Наблюдая за его дыханием и не осознавая уход охранников и течение времени, Мара качалась на пятках.
Как он делал это? Как он пробирался мимо всей ее защиты?
Волнующие эмоции, давно забытые и тихо тлеющие в глубине ее души, зажглись смутным шепотом его присутствия в Силе. Что она чувствовала? Когда она закрывала глаза и ощущала этот рассеянный, неясный резонанс, что дергало ее мысли? Это… было сочувствие? Вина? Почему он делал это? Почему она позволяла ему?

Теперь, когда Мара осталась одна, невнятные звуки схватили ее горло, наполовину ярость, наполовину рыдание. Чтобы прекратить это, она сильно ударила его кулаком по ребрам, хоть и понимала, что он не может ничего почувствовать, находясь в неловкой позе в бессознательном состоянии.

- Дурак! - обвинила она. - Ты - дурак, раз доверяешь мне, Люк Скайуокер. Это то, что ты получишь! - Джейд вскочила на ноги, отшатываясь от него и устанавливая расстояние между ними, ментальное и физическое. - Я воткну тебе нож в ребра, как только это будет нужно. Помни это!

Мара сделала два коротких шага вперед, намереваясь жестко и зло пнуть его в бок, но замерла, не в силах сделать это.

Осознавая, что она кричит на кого-то, кто не слышит ее, Джейд взяла себя в руки и перешагнула через его тело, не смотря вниз - решительно закрывая эту крошечную и уязвимую часть себя, которая так охотно откликалась на его гипнотически завораживающее присутствие.
Она не могла не ощущать его – но она могла перестать слушать его.

Она остановилась около разрушенных остатков щита военного транспаристила и провела пальцем по разбитой и растрескавшейся поверхности, отмечая с близкого расстояния, что многие из моноволокн фактически рассечены и полностью переломаны под силой того невидимого удара. Понимая, что второй удар, вероятно, сломал бы стекло до конца, открывая проем.

Она прикрыла глаза, потерявшись в мыслях и впервые испугавшись за своего Мастера.

- Ты волнуешься слишком много, дитя.

Мара в шоке обернулась, ее уже и так раскромсанные нервы были глубоко уязвлены. Император спокойно прошел через комнату к выгнутому и поврежденному окну, протягивая к нему свою руку.

- Какой мощью он обладает, - улыбнулся он в признании и полном восторге.

Когда Мара была моложе, были, конечно, и другие джедаи. Но ни одного, как этот.
То небольшое количество, что избежало чисток, скрывалось в маленьких группках мятежников, разбросанных по галактике без какого-либо реально организованного сопротивления в первые годы Империи, и к тому времени, как она заняла положение Руки Императора, их стало еще меньше.

Но она помнила тех немногих, приносимых к Императорскому Дворцу - как правило, Лордом Вейдером. Он, словно хищник, приносил домой добычу своему Мастеру. Они держались день, иногда больше, прежде чем Император уничтожал их. Иногда Мару вызывали, чтобы стать свидетелем их конца, понять способности, которыми они обладали, понять, что можно было сделать, чтобы противостоять им - понять, каково это находиться в присутствии Джедая. Иногда он давал им оружие, иногда нет. Часто Император давал им лайтсейбер и обращал против них Вейдера - особое шоу для личного развлечения ее Мастера.

Некоторые из них были более сильные, чем другие, некоторые были чуть старше возраста падаванов, и те, и другие сражались с отчаянной страстью. Некоторые были мастерами - те дрались и умирали со спокойным достоинством, хотя Палпатин утверждал, что это было несущественно – раз в конце все они погибали.

Но ни один из них не владел такой мощью; иначе они, разумеется, бросили бы ее против врага в свои последние отчаянные мгновения. И ни один из них никогда не держал такой власти над ее Мастером, становясь ведущей и навязчивой идеей, ослепляющей его к любой опасности.
Она почти сказала об этом - почти проговорила свои страхи вслух. Почти спросила, был ли Скайуокер угрозой.
Но она удержала язык за зубами, зная, что ее Мастер расценит это, как подвергание сомнению его способностей, что было, конечно, недопустимо.

Палпатин резко отдернул руку от разрушенного стекла; крошечная алая капля сформировалась на кончике его белого, как полотно, пальца.
Мара смотрела на нее, красно-рубиновую на бледно белом - глубоко тревожащее зрелище - никогда прежде она не видела крови своего Мастера.

Эта темная капелька крови на бледной коже потянула ее сознание к обволакивающей, сверхъестественной неподвижности, как будто само время прекратило существовать …

… … …
… … … … … … …

Что-то… что-то приближалось, похожее на шторм, бушующий в ночи; темные тучи, стирающие лунный свет.
Двуличие, предательство… лояльности, которым брошен вызов, решительная преданность. Все в движении,
неустойчивое.
Все изменялось, даже она сама. Ничто не могло остаться незатронутым, сама судьба уступала…
Кроваво-красное солнце, холодное, как смерть. Оно тотчас разделилось и стало двойным в ее затуманенном
видении; тишина, шепчущая загадки:
«Сын Солнц…»

Небо стемнело, и солнце стало блекнуть, изменяясь в мертвенно-бледную луну, и она услышала - почувствовала - что-то дикое и первобытное в безысходности кромешной ночи, словно волка, бродящего во
тьме…
Пепельная луна вновь зажглась кроваво-красным, с неба упала единственная алая капля, приземляясь в ногах
ее Мастера, впитываясь в подол его длинной, соболиной мантии…
…Это мгновение, этот туго натянутый отдельный момент…

Многочисленное развитие возможностей запутывалось между собой, все будущее циркулировало в одном
моменте.
Одно решение, одно несгибаемое желание.
Слабость, которая является силой…

… … … … … … …
… … …

Завывание волка в темноте заставило ее резко вздрогнуть, рывком приводя к чувству реальности из этого сюрреалистического видения.
.

- Что ты видела? - голос Мастера был мгновенен и требователен.

Мара медленно покачала головой - независимо от того, что это было, оно рассеялось в воздухе, как эфир, как сон после пробуждения.
- Я видела… - она изо всех сил пыталась вернуть что-нибудь из своего видения, но только одно было в памяти, горело там, как образ, который остается, когда слишком долго смотришь на солнце, - волка… волка во мраке… на охоте.

- На охоте на кого?

Она почти что ответила: «На вас».
Но когда Мара открыла рот, понимание убежало от нее, как тот волк во мраке, и все, что она могла сделать, это безучастно смотреть в пятнисто- желтые ее Мастера.

В конце концов, она отвела взгляд, рассредоточено просматривая глазами комнату, пытаясь вызвать хоть какие-то моменты ясности. У нее был опыт лишь нескольких видений в жизни и, когда они приходили, они были похожи на это - изломанные, фрагментированные, крайне реальные, но моментально рассеивающиеся в памяти, как только они заканчивались.

Джейд помотала головой и затем обрела дар речи, вспомнив, с кем говорила:
- Я не знаю, Мастер, я сожалею…
Она знала, что это и рассердит, и расстроит его - то, что ее способности были так ограничены - поэтому попыталась быстро перевести разговор на другую, более реальную для выполнения тему.

- Я распоряжусь немедленно заменить окно.

- Да, иди, - тон его был нетерпелив и раздражителен.

Мара поклонилась, оглянулась на лежащего без сознания человека и направилась к дверям, чтобы позвать охрану - затем остановилась, развернулась назад и, не поднимая глаз, кающимся тоном произнесла:

- Мастер... я приношу извинения. Я не должна была оставлять его. Он - слишком большая опасность, я понимаю это теперь.

- Только теперь? - знакомое жало разочарования в голосе.

Но когда она взглянула на него, его глаза и внимание уже полностью сосредоточились на неуклюже лежащей фигуре его Джедая. О ней было забыто.

Комментарии приветствуются ;)

Сообщение отредактировал Алита Омбра - 9.1.2011, 14:51