Название: In Shadows and Darkness, вторая часть трилогии "The Son of Suns", AU

автор: Pax Blank

беттинг: Jediula

первая часть ("В Шторме") здесь: https://www.jcouncil.net/topic26006.html

ссылка на оригинал: http://www.alongtimeago.org/page22.htm

Глава 1 Глава 17
Глава 2 Глава 18
Глава 3 Глава 19
Глава 4 Глава 20
Глава 5 Глава 21 (1) Глава 21 (2)
Глава 6 Глава 22 (1) Глава 22 (2)
Глава 7 Глава 23 (1) Глава 23 (2)
Глава 8 Глава 24 (1)
Глава 9 Глава 25 (1)
Глава 10 Глава 26 (1) Глава 26 (2) 26 (3)
Глава 11 Глава 27 (1) Глава 27 (2) 27 (3) 27 (4)
Глава 12 Глава 28 (1) Глава 28 (2) 28 (3)
Глава 13 Глава 29 (1) Глава 29 (2) 29 (3)
Глава 14
Глава 15
Глава 16

Сообщение отредактировал Алита Омбра - 16.6.2012, 23:42

Лея лежала, затаив дыхание, медленно пытаясь собраться с мыслями. Она убеждала себя, что это был всего лишь сон – просто еще один сон. Смертельно уставшая, она перевернулась на спину, укрываясь одеялом, но была не в силах снова уснуть, зная, что, как только она заснет, он вернется.
Он всегда был в ее снах, где-то в уголке ее сознания. Постоянно, с самого Альдераана. Какая-то природная связь держала их вместе, ее и этого черного волка, связь такая же повсеместно ощутимая и непреодолимая, как вращение Вселенной.
Он будет всегда с ней, независимо от того, что произойдет. Неважно, во что она верит и что чувствует, признает она это или отрицает... он навсегда останется ее частью.
Он будет всегда – как тьма в ночи.
.
.
Шаттл класса «Лямбда» бесшумно скользил в пустоте между двумя cуперзвездными разрушителями; почетный караул, состоящий из двенадцати Сид-истребителей, едва ли был необходим в такой близости к Центру галактики. Во время полета корабль медленно вращался вокруг своей оси, чтобы скорректировать курс по отношению к СЗР «Несравненный», держащемуся в 20-ступенчатом отклонении от СЗР «Экзекутор».
В принципе, обычная практика состояла в том, чтобы военные корабли, находящиеся на небольшом расстоянии друг от друга, двигались вдоль одной оси, при этом меньший корабль вращался, подстраиваясь под больший. Но сейчас оба разрушителя являлись флагманами, один - Центрального Флота, другой – Флота Внешнего Кольца, и на каждом находился свой главнокомандующий, поэтому ни один из кораблей не был готов подстраиваться под другой. Небольшая тонкая игра, в которой оба адмирала не хотели уступать, действуя в интересах своих главнокомандующих - обладая при этом достаточным умом, чтобы не произносить этого вслух, а те, в свою очередь, если и отмечали данную неуступчивость, то предпочитали не указывать на нее.
Таким образом, Вейдер ничего не говорил, смотря, как в темном пространстве перед ним вращается «Несравненный». Это был оптический обман, вызванный корректировкой угла наклона и вертикальным поворотом вокруг оси его маленького шаттла для соответствия положению сияющей громады разрушителя.
Пылающее вдали солнце Дуро казалось крошечным по сравнению с приближающимся неповоротливым СЗР.
Он не обратил внимания, что главнокомандующий Центральным Флотом отсутствовал на церемонии чествования по поводу его прибытия; вдоль посадочной полосы были образцово и незамедлительно выставлены войска 701-ого легиона, а присутствие адмирала флота означало, что официальный протокол четко исполняется – по крайней мере, теоретически.
Адмирал Джосс не просто отдал честь Лорду Вейдеру, а учтиво поклонился ему, поскольку положение Вейдера при дворе Императора превосходило даже ранг главнокомандующего Флота Внешнего Кольца. Однако Вейдер гордо прошествовал мимо него, никак не отвечая на приветствие, и Джоссу пришлось быстро развернуться, чтобы поспеть за ним.
- Лорд Вейдер, рад приветствовать вас на борту от лица главноком…
- Где он? – прорычал Вейдер, и эхо ангара многократно повторило звуки его баса.
- Главнокомандующий сейчас на мостике – позвольте вас сопроводить?
Едва успев сказать это, адмирал Джосс вынужден был практически перейти на бег, пытаясь не отстать от не замедляющегося ни на йоту шага Вейдера.
.
Как только двери турболифта открылись на оживленный мостик, все взгляды присутствующих немедленно поднялись на него. Их лишь слегка встревоженный шепот указывал на то, что их собственный главнокомандующий обладал ничуть не более легким характером, особенно, когда был не в настроении. Вейдер решительно шел вперед, не выдавая ни волнения, ни томительного ожидания, которые всегда ощущал в присутствии командующего Центральным флотом, везде известного только по своему званию.
Никто не знал его имени – теперь у него были другие имена, тщательно подобранные Императором с определенной целью: либо с тактической точки зрения, либо для его личной забавы.
Его неистовый джедай, его дикий волк, командующий его флотом, но никогда его собственного имени – его настоящего имени.
Теперь мало кто знал это имя, но в личном общении Вейдер считал для себя обязательным обращаться к нему только так.
Чтобы напоминать ему, кто такой он, кто такой Вейдер – и кто они друг для друга. Он знал, как неудобно мальчику было слышать его, и что-то в этом кололо и задевало за живое самого Вейдера, будило его воспоминания – о его собственном имени, его тайнах и его личности, давно забытых в обмен на мощь, предложенную Тьмой. Он не хотел этого для молодого командующего флотом, стоящего сейчас у дальнего конца мостика. И более того, чувствовал, что наделен правом делать это, как тот, кто способствовал его приходу к власти. Вейдер был убежден, что уполномочен принимать решения от имени молодого человека, несмотря на негодование того по этому поводу. Был убежден в своем праве решать, чем нужно пожертвовать, а чем нет, ради достижения больших целей. И был готов пойти на многое, чтобы вынудить мальчика вести себя так же, не считаясь с собственными желаниями и одобрением. Для осуществления тщательно продуманных планов Вейдера ни того ни другого особо не требовалось.
Но были вещи, которыми он жертвовать не стал бы, и имя мальчика – его личность, его осознание своего «я», своей независимости – было одной из них.
Все, чего Вейдер когда-то желал для себя, теперь он предназначал для него - власть, положение... и Тьма предоставит все это, по определенной цене. Но когда мальчик достигнет того, что Вейдер запланировал для него – и для себя самого – за всем этим будет стоять его имя. Их имя.
Он хотел этого для личности, не для Тьмы, которая давала мощь завладеть этим. Он хотел этого для человека. Для своего сына. Для Люка Скайуокера.
Тот стоял перед широким рядом обзорных окон, говоря со своими генералами, хотя знал о том, что Вейдер вошел на мостик - он ощущал его присутствие, как только тот приземлился на «Несравненный» и без постоянных докладов по комму тщательно подобранной группы преданных ему офицеров.
Вездесущая Мара Джейд повернулась и кратко взглянула на идущего по главному проходу Вейдера, сверкнув при этом зелеными глазами. Наполовину телохранитель, наполовину помощник, и уж точно глаза и уши Палпатина, она в крайней степени ненавидела Вейдера – и чувство было взаимно. Вейдера тревожило ее присутствие в близком окружении сына - определенно в зоне его доверия. Впрочем, его агенты докладывали, что у этого доверия были свои пределы. За последний год на посту командующего Центральным флотом Люк научился не доверять никому, и особенно тем, кто был рядом. Но, как и его Мастер, он, казалось, придерживался старой пословицы: «Держи друзей близко, а врагов – еще ближе».
Вейдер посмотрел на нее лишь секунду и его взгляд вновь устремился к сыну. О, как сильно тот сейчас был похож на Энакина – стройный и гибкий, сильный и статный. Одетый в черное, с распущенными и ниспадающими до плеч волосами, мягко спутавшимися непослушными завитками. Совсем как у Энакина…
Держащий абсолютную власть здесь, стоя на мостике своего Разрушителя, вся деятельность которого была сосредоточена вокруг него.
И так непохожий на того неискушенного, идеалистичного юношу, которого Вейдер привел к Императору около трех лет тому назад, то есть едва спустя двадцать один год после того, как Падме...
Вейдер сознательно прервал свою мысль, не желая позволять своим воспоминаниям идти по этому пути, вместо этого он направил свое внимание на того, кто сейчас смотрел на него с такой настороженной враждебностью - такой же непреклонной, упрямой и своенравной, как это было присуще Падме.
Осознание того, что их сын жив по прошествии всего этого времени, было одним из самых важных событий в жизни Вейдера.
Оглядываясь назад, он видел, что его решение привести мальчика к Палпатину, принятое в результате отказа Люка от его предложения в Облачном городе, было, пожалуй, одним из самых опрометчивых, и последние три года он пытался компенсировать ущерб, нанесенный Императором за время преобразовании мальчика. Довольно безрезультатно, по правде говоря. Палпатин имел такую власть над его сыном, что, казалось, ничего, сказанное Вейдером, не доходило до его полностью отравленного манипуляциями Мастера разума.
И Палпатин едва ли собирался прекращать это. Мощь мальчика была невероятна, и продолжала по-прежнему развиваться. Он должен был еще найти свои пределы, чему мешала его неуверенность в себе, которую Палпатин то подпитывал, то критиковал: с одной стороны ему было необходимо контролировать Люка, чтобы удержать власть над ним, с другой - очарование мощью мальчика толкало Палпатина на постоянные проверки ее границ. Почему Люк до сих пор не бросил вызов своему Мастеру, оставалось для Вейдера загадкой; сейчас силы мальчика были равны силам Палпатина, и если об этом знал Вейдер, Люк тоже должен был знать… но что-то его удерживало. Что-то всегда его удерживало.
Однако, рано или поздно, Палпатин толкнет мальчика слишком далеко, и тот набросится на своего Мастера с удвоенной силой. Сможет ли он свергнуть Императора? Достигнуть того, что не смог совершить Вейдер?
Безусловно. Вейдер обладал абсолютной, несомненной уверенностью в этом факте – даже если ее не было у его сына.
Гордился ли он? Мог ли он испытывать это чувство по отношению к сыну, который называл его отцом только чтобы напомнить, насколько их родство на самом деле было далеко от реальности? И, тем не менее, Вейдер сохранял веру в сына – ведомый страстным желанием и амбициями увидеть его однажды на троне Императора. Разве в этом не было чего-то от гордости?
Он не любил – Тьма не могла любить. Когда-то… он любил Падме, и она любила его в ответ. Но они разрушили друг друга… точно так же, как он разрушил все, что было ему дорого в жизни.
Включая своего сына. Он знал это, он не был слеп.
Он знал, что предал Люка, отдав его Палпатину, с полным пониманием того, что тот будет делать, чтобы обратить и контролировать мальчика; знал, что тот сломает Люка физически и морально, чтобы господствовать над ним и чтобы распоряжаться его мощью, как своей собственной. Но прежде Вейдер предоставил своему сыну все возможности охватить Тьму, которая могла бы усилить его пробуждающиеся способности, все возможности познать и принять свою судьбу, и каждый раз терпел отказ от него. Что не оставило другого выхода, кроме как отвести его к тому единственному, кто, возможно, смог бы совершить то, что не получилось у Вейдера – с помощью силы, если потребуется. Это оказалось… неожиданно трудным – неприятным в своей беспощадной жестокости. Непредвиденным осложнением.
Кто бы мог подумать, что мальчик окажется таким упрямым, таким преданным тем, кто не сделал ничего, кроме того что использовал его и лгал ему. Палпатину пришлось потратить долгие изнурительные месяцы на то, чтобы сломить мальчика, считая, что из него можно создать нового Ситха, только полностью разрушив то, что было. Во время этой ломки он тщательно разрывал все связи между отцом и сыном, полностью привязывая Люка к себе.
Учитывая жестокое обращение, безжалостные манипуляции и тщательную психологическую обработку, мальчик должен был стать пустой оболочкой, усердным рабом, в котором осталось лишь покорное послушание. Но он поднялся над всем этим, как феникс, восставший из пепла. Даже Тьма не смогла разрушить его.
Вот, каким сильным он был.
Он был единственной ценностью, созданной Вейдером за свою жизнь.
И Вейдер… был горд.

.


Его сын развернулся, взглянув наверх, сразу же, как Вейдер остановился перед ним. Он возвышался над Люком, как и над большинством людей – впрочем, Люк нисколько не был напуган. Их поединок на сейберах двумя годами ранее в Императорском Дворце расставил все по своим местам и показал, какую мощь Люк уже приобрел всего четыре месяца спустя после своего преобразования, став Ситхом.
Ему было не нужно больше ничего доказывать, особенно своему отцу.
- Лорд Вейдер, – он кратко кивнул в приветствии.
Он никогда не называл Вейдера отцом публично - еще одна манипуляция Палпатина - все ссылки на личность Люка были удалены из общественных архивов и регистрационных данных, и заменены намеками, слухами и ложными догадками.
Мальчик не особо стремился это исправить: прошло много времени с тех пор, как он оставил свою прошлую жизнь, хотя Вейдеру казалось, что и к нынешней своей жизни он столь же безразличен. Он был вовлечен во все события, но, во многом, как и его отец, оставался безучастным к делам, махинациям и интригам Дворца, по возможности избегая их и предпочитая им свою приверженность флоту.
Вечно параноидальный Палпатин ухитрялся удерживать своего нового Ситха при себе, оставляя его привязанным ко Дворцу на Корусканте в течение многих месяцев после его обращения, прежде чем позволить тому, в конце концов, командовать Центральным Флотом. Даже сейчас, спустя три года после появления Люка на Корусканте, Палпатин ни разу не выпустил его за пределы Центральных и Колониальных систем, где он командовал от имени Императора.
Но и здесь Люка интересовало не получение и распространение власти, а сложности управления, необходимые для поддержания и подчинения всего этого разнообразия планет и культур в густонаселенных Центральных мирах. Он сознательно терялся в мелочах, вместо того, чтобы отступить назад и увидеть более полную картину – как в своем положении во флоте, так и в жизни.
- Нам нужно поговорить, – просто сказал Вейдер, без лишних вступлений: учитывая его положение, он никогда не оказывался в ситуации, когда они были бы необходимы.
Люк долго и настороженно изучал отца, не отрывая от него своих голубых глаз. Приняв просьбу, он едва заметно кивнул в сторону и развернулся, указывая дорогу к своему кабинету в дальней правой части моста. Вейдер последовал за ним, отметив, что за ними пошла и Джейд.
Люк вошел в просторный и невыразительный серый офис и встал перед широким письменным столом, разворачиваясь к угрожающей фигуре Вейдера. Позади того в комнату проскользнула Мара Джейд.

.


Сегодня Люк был одет в черное и, увидев своего посетителя, пожалел об этом.
Несмотря на предпочтения Императора по поводу внешнего вида своей ближайшей свиты, Люк обычно носил одежду самого темно-синего - на полтона отличающегося от черного, но все-таки не черного - цвета, тонко подчеркивая свою независимость даже в этом. Его костюм, безупречного кроя, хотя и сильно походил на военную форму, все же ей не являлся. Тонкая белая полоска на высоком воротнике-стойке и три верхних расстегнутых пряжки прекрасно сидящего жакета придавали ему более непринужденный вид.
На первый взгляд казалось, что такие проявления неповиновения в его положении слишком несерьезны и незначительны, но, тем не менее, он упрямо придерживался их. Здесь внешний вид имел значение, и, как он уже успел понять, в мире, жестко контролируемом его Мастером, малейшие отклонения могли повлечь за собой серьезные проблемы. Неуловимые игры власти и политические уловки не были его сильной стороной – но он учился.
- У тебя есть что-то, о чем нельзя было сообщить по холонету? – спросил он, на этот раз подчеркнуто обращаясь именно к отцу.
Он старался всячески избегать личных встреч - все, что ему нужно было сказать своему отцу, он давно уже сказал – а сейчас именно ему, а не Вейдеру, придется отвечать перед Палпатином, когда тот узнает, что они встречались. А он узнает – на мосту находилось два шпиона Мастера; по сути - три, если считать лейтенанта Уэс Рииса, который уже давно утратил лояльность Императору, но, разумеется, по-прежнему был вынужден докладывать тому о действиях Люка, дабы избежать подозрений.
Вейдер не заговорил, а лишь многозначительно повернулся к Маре, которая довольно равнодушно подняла в ответ подбородок. Она была одной из немногих знающих, кем Вейдер приходится Люку. Тот давным-давно сам сказал ей об этом, лишив тем самым Мастера возможности запланированных им интриг по этому поводу. Разумеется, сделано это было не как сознательный вызов, а как случайная ошибка, промах – этот урок он выучил тоже давно.
Люк тут же посмотрел на Джейд.
- Мара? – просто произнес он, и она вышла из комнаты с едва заметным поклоном, очевидно решив подчеркнуть статус Люка в присутствии его отца.
Прежде чем заговорить, Люк дождался, пока дверь закроется.
- Ну? – если отец Люка не имел привычки увиливать, то и он не уступал ему в прямоте.
- Комната безопасна? – спросил Вейдер.
- Конечно.
- В твоем командном составе очередной шпион.
- Ты имеешь в виду Ого? – Люк назвал нового офицера службы безопасности, назначенного на борт «Несравненного» всего два месяца назад. Ее характеристика и послужной список были, разумеется, безупречны, но такие вещи могли быть подделаны. Люк сам уже много раз делал это с целью разместить своих собственных агентов. Вейдер ничего не ответил, но Люк ощутил небольшое колебание в Силе, и обрадовался, что смог вспомнить это имя. - Да, она - молодец, только немного… чересчур старательна.
- Тогда почему она все еще здесь? – Вейдер говорил об обычае сына, присущем и самому Вейдеру, принципиально удалять неугодных шпионов, назначенных на слишком близкие к нему должности, постоянно и всеми возможными способами.
- Сейчас она полезна для передачи той информации, что мне нужна. Когда она исчерпает эту полезность… – Люк безразлично пожал плечами.
Они оба долго продолжали, молча, стоять - Люк знал, что его отец пришел сюда не поэтому, и был готов дождаться истинной причины, смотря, не моргая, в ничего не выражающую блестящую маску.
- Ты играешь в опасную игру, – наконец, произнес Вейдер.
Люк практически не двинулся, но его позиция стала более настороженной.
- Я всегда играю в опасные игры. О которой из них ты говоришь?
- Об использовании поддельных кодов доступа для выноса официальных документов из Дворца.
Выражение лица Люка не изменилось ни на йоту, но в голове мчались мысли: если Вейдер знает, тогда могут знать и другие, а ему необходимо сохранить этот канал связи. Он взглянул вниз, обдумывая возможности и надеясь выиграть время, переключив внимание отца.
- И кого ты подослал ко мне настолько близко, чтобы узнать об этом?
- Неважно, – категорично заявил Вейдер, не оставляя Люку шанса отвлечь себя. - Важно, что я об этом знаю – и это прекратится.
Эти слова заставили Люка вновь поднять взгляд на отца. Взбрыкнуло его врожденное упрямство, хотя события последних трех лет научили его, если и не подчинять проявления своего темперамента, то максимально сдерживать их.
- Я так не думаю, – решительно сказал он.
Каждая встреча с отцом была в какой-то мере противоборством. Иногда он побеждал, иногда проигрывал, но очень редко отступал без веской причины – это было не в его характере.
Не было этого и в характере его отца.
- В таком случае ты хочешь, чтобы я обратил на это внимание Императора?
Люк заколебался, пытаясь справиться с леденящим взрывом адреналина в ответ на эту угрозу - зная, что наказание за такую подрывную деятельность будет чрезмерным - но даже сейчас он не уступал, лишь напряженно пытался сложить все детали, дабы увидеть картину происходящего.
На самом деле маловероятно, что Вейдер пойдет с этим к Императору, если он до сих пор так не сделал; теперь же ему придется признать, что прежде чем доложить все Императору, он говорил с Люком, а в глазах вечно параноидального Мастера это будет расценено, как роковое предательство Вейдера. Палпатин знал, что он ломает все устои ситхов, имея больше одного ученика - история не раз демонстрировала опасность таких попыток, показывая, чем заканчивается борьба за равновесие амбиций и власти, а кровные узы Люка и Вейдера усугубляли положение, делая их Мастера подозрительным до одержимости. Меньше всего остального Палпатин был готов терпеть связь отца и сына; он ясно давал это понять снова и снова, обычно за счет Люка. Но на этот раз будет безоговорочно понятна причастность его отца. Это не изменит факта, что Люк занимался незаконной деятельностью, вынося важную информацию из Дворца, и не спасет его от гнева Палпатина – но Вейдер окажется в такой же ситуации.
- Кому ты передаешь информацию? – потребовал Вейдер, прерывая размышления Люка.
Таким образом, он знал не все; если он не знал получателя информации, значит, вероятно, он не знал и ее содержания, а это в свою очередь означало, что он не сломал коды, – возможно, у него вообще не было самих сообщений, лишь только знание, что они пересылаются.
- Это не твое дело, – спокойно произнес Люк, небрежно глядя в сторону.
- Все, что ты делаешь – мое дело.
Это было слишком. Вейдер заметил, как вспыхнул гнев в сощурившихся льдисто-синих глазах его сына … и затем порыв эмоций был подавлен, и он спокойно отошел и сел за стол. Голос зазвучал холодно и отстраненно, внезапная гневная вспышка придала ему духа, чтобы раскрыть блеф Вейдера.
- Если хочешь доложить Императору – докладывай, – сухо и невозмутимо сказал, наконец, Люк.
- Я хочу, чтобы ты прекратил это, – повторил Вейдер, не имея уже никаких серьезных козырей против Люка.
- А я не собираюсь прекращать. Так что делай, что должен.
Вейдер сделал шаг вперед, но широкий стол не позволил ему подойти слишком близко к его непонятливому сыну. Он язвительно произнес:
- Ты не сможешь побить его, играя в его игре. Ты играешь против его сильной стороны.
- Спасибо за наставление, – холодно ответил Люк, не поднимая глаз и уставившись в свой датапад, лежащий на столе.
Он не хотел и не нуждался в том, чтобы отец принимал участие в его жизни – и уж точно не собирался слушать поучения от человека, находившегося в тени Императора последнюю четверть века.
Вейдер пристально смотрел на мальчика с объяснимо переполнявшими его негодованием и возмущением.
Он не имел никакого понятия, как с ним разговаривать, кроме того, как он общался со всеми остальными – с теми, кто служил у него, или с теми, с кем он воевал – раздавая приказы и получая беспрекословное подчинение, запугивая и подавляя, в зависимости от того, что он считал целесообразнее.
- Я сделал тебя тем, кто ты есть, – заявил он подрезанным от гнева голосом.
Это заставило мальчика поднять на него взгляд, полный жгучего обвинения.
- Ты ждешь благодарности?
- Я жду уважения, – Вейдер стукнул кулаком по столу так, что на нем все подпрыгнуло.
Сын лишь натянуто улыбнулся, словно удивляясь тому, что вызвал такое безудержное расстройство, и все же всаживая заключительный шип:
- Уважение нужно заслужить.
На долю секунды Люку показалось, что отец бросится на него, и он напрягся в ожидании нападения, жалея, что сидит, и в этом положении более уязвим. Но он не ожидал, что его слова произведут такой эффект. Почувствовав резкую боль в душе, он вынужденно опустил глаза, не покорно, и уж точно не виновато, но с сожалением, в какой-то мере.
Он тихо вздохнул, потирая глаза и совершенно не понимая, как он может вообще чувствовать какое-то сострадание к человеку, который принес ему столько горя и боли. Он жалел, что позволил себе подобную слабость, хотя иначе он просто не мог. Такие требования со стороны отца были самым близким проявлением его заботы о сыне… или Люку стоило открыть глаза и понять, что, на самом деле, это лишь защита своих вложений, не больше?
- Если хочешь помочь мне, скажи, кто следит за лейтенантом Риисом, – наконец, спокойно произнес Люк, говоря об агенте глубокого прикрытия, назначенным Палпатином следить даже за его наиболее доверенными людьми, такими как Риис и Мара, которые были прикреплены к Люку в качестве помощников, но фактически являлись шпионами. Люк знал, кто наблюдает за Марой, но ему гораздо важнее была личность того, кто наблюдает за Риисом, – и пока все его неоднократные поиски ни к чему не привели.
Вейдер лишь немного понизил тон в ответ на слова сына, но не уступил – и не уступит, не в этот раз.
- Я не буду помогать тебе в этих глупых, безрассудных играх. Палпатин владеет всем на Корусканте. Он видит все. Ты это знаешь.
- Мы не на Корусанте, – произнес Люк спокойно.
- И ты думаешь, это тебя спасет?
- Нет, я думаю, меня спасет знание моих врагов, – Люк пристально посмотрел на отца, продолжавшего хранить решительное молчание, и его самого вновь начало охватывать собственное расстройство. – Или помоги мне, или уйди с моего пути.
Не двигаясь с места, Вейдер ничего не ответил, что только усилило раздражение Люка. В конце концов, именно он, Вейдер, затеял все это.
Именно Вейдер привел его к Палпатину, полагая, что сможет использовать сына в разрешении проблем, на которое самому ему не хватало силы воли и решимости. Преследуя эту цель, невзирая на сопутствующий риск, он полностью сломал жизнь Люка, ни на секунду не сомневаясь и не жалея. Глядя на Люка, по-настоящему он видел не сына, а возможность, и стремился использовать его так же, как это делал Палпатин, не чувствуя никаких угрызений совести. И до тех пор, пока Вейдер не видел, что имеет гарантированный контроль над ситуацией, он оставался двуличным и ненадежным, то помогая, то мешая Люку, в зависимости от того, что больше соответствовало его целям. Он часто склонялся к более сильной стороне, отдавая пустую лояльность и пустые слова человеку, которого желал свергнуть.
И Люк устал от этого.
Он встал, не сводя пристального взгляда с Вейдера – никакая маска не могла скрыть от него глаз его отца:
- Рано или поздно все сведется к одному факту: он или я. Я не стану делать то, что ты хочешь, этого никогда не произойдет. У меня своя голова и свои планы, и они абсолютно отличаются от твоих. Но, тем не менее, в конечном счете, тебе необходимо будет принять решение – он или я. На твоем месте я бы уже начал думать об этом, потому что однажды тебе придется занять чью-то сторону. Ты обрек меня на это без сожаления, что ж, теперь будь готов… Что ты решишь, отец? Делай выбор.

.

.
Мара сощурилась от злости, когда Вейдер вышел из кабинета Скайуокера и широкими шагами прошел до конца мостика.
Она не стала его догонять, так как Джосс и Риис уже последовали за ним. Они знали, что Скайуокер придет в ярость, если узнает, что Вейдеру или кому-то из его людей позволили шататься по «Несравненному» без сопровождения. Вместо этого Мара снова повернулась к двери, остановилась на секунду, тихо постучала и мягко нажала ручку.
Скайуокер стоял в дальнем конце кабинета, держа руки позади прямой спины и смущая своим пристальным взглядом космос за обзорным экраном. Или, скорее, он просто делал вид, что смотрел туда – она попадалась на эту уловку слишком много раз, чтобы снова обмануться.
Он расположился так, что мог видеть отражение двери в транспаристиловом стекле, наблюдая за тем, как она входит. На самом деле, ему стоило лишь обратиться к Силе, чтобы, не поворачиваясь, узнать ее настроение и намерения, однако по большей части он не использовал этот метод на тех, кто сам обладал способностью к Силе и мог бы понять, что его читали, подняв в ответ свои ментальные щиты. Связь Мары с Силой была весьма ограничена, но одним из того немногого, чему хорошо ее научил Император, была именно защита мыслей. И хотя у Мары были подозрения, что Люк может прорваться через ее щиты, он редко делал это – в основном из учтивости, благодаря их дружеским отношениям, как бы ни хотелось ей верить в то, что он был просто не способен на это.
Так же, как и Риис, Мара постоянно находилась рядом со Скайуокером в должности кого-то среднего между помощником и телохранителем, и они быстро установили между собой некоторый негласный порядок и научились работать в установленных рамках, не будучи при этом настолько бестактными, чтобы напоминать о них друг другу.
Первые полтора года новой жизни были для Скайуокера мучением - он постоянно был подавлен и ко всему безразличен. Он неделями, а иногда и месяцами, скрывался в трех комнатах в глубине своих апартаментов, и когда Палпатин приглашал его ко двору, он несся по дворцу, как ворнскр, раненый в голову, бросаясь на каждого, кто подходил близко. Император постоянно его изводил и отчитывал, провоцировал и наказывал, пока один из них не сдавался, и игра не начиналась заново.
Его назначение на военную службу стало событием, которое помогло Скайуокеру, наконец, успокоиться и примириться с новой жизнью, или даже, скорее, как подозревала Мара, этому помогла сопутствующая его полномочиям свобода. В должности главнокомандующего Центральным флотом Скайуокер получил право относительно свободного перемещения подальше от Корусканта, однако Император наложил строгий запрет на выход из Центральных и Колониальных систем. По мнению Мары, этот запрет был бессмысленным: во-первых, очень маловероятно что он мог как-то пострадать, находясь в составе Центрального флота, во-вторых, любое ограничение, наложенное на него вне стен Дворца, было только формальностью, ибо Люк уже давно доказал, что если он захочет уйти, ничто не сможет остановить его.
По правде говоря, она полагала, что этот запрет был очередным раундом непрестанной игры Императора со своим джедаем, однако теперь это не был такой неравный поединок, как раньше. Ставки существенно возросли с тех пор, как Скайуокер изучил и искусство игры, и своего противника, делая каждую следующую победу Императора более трудной, чем предыдущую. И все же Палпатин всегда наслаждался этим. Он, то возвышал своего дикого джедая, купая его в дарах, власти и почестях, то вдруг приходил в ярость, наказывая за малейшие проступки, со всей чрезмерной жестокостью своей неустойчивой натуры.
И Скайуокер принимал все с одинаковой отстраненностью, всегда оставаясь безучастным, невозмутимым и равнодушным, одинаково относясь и к похвале, и к наказанию. Таково было его возмездие Мастеру. Он понимал, что это приводило Палпатина в ярость, и понимал, почему: он знал исключительно навязчивую идею своего Мастера. Он не был слеп и больше не был наивен, Мара знала об этом. Он не был и выше того, чтобы не играть на слабости Императора – до определенного предела. Но он всегда оставался отчужденным и непричастным, сдержанным и осторожным, хорошо зная об опасностях, присущих игре, в которую играл.
Потому что, в конечном счете, Палпатин всегда срывался и набрасывался на него… и Скайуокер выносил это без возражений - даже подстрекал к этому, что стало также частью их состязания. Установленный и известный им обоим язык, который они пугающе хорошо понимали. И для Люка это значило, что он выиграл удар - довел Палпатина до того состояния бессильного расстройства, в которое он с таким удовольствием ввергал других.
Доказательства этого приходили в форме жестокого воздаяния, ничуть не беспокоящего его.
Он переносил те моменты - совершенно ужасные иногда, она видела доказательства на его коже, испещренной шрамами. Но способность спровоцировать эту реакцию, не важно, насколько сильную, была победой, и Палпатин всегда отступал в ожидании нового столкновения. Она хорошо знала своего Мастера, чтобы понимать, что это скрытое напряжение было ему выгодно. Любое взаимодействие с джедаем было полезно, но в последнее время столкновение их характеров превратилось практически в одержимость, граничащую с зависимостью.
А Скайуокер продолжал давить. Отчасти потому, что он от природы был своенравен и упрям, но также и потому, что глубоко внутри, как подозревала Мара, он верил, что не заслуживает лучшего. Таким образом, они подпитывали друг друга.
Мара остановилась у входа, не зная, в каком расположении духа пребывает командующий. Визиты отца часто провоцировали у него резкие перепады между кипящей яростью и холодной меланхолией. Зная, что он наблюдает за ее отражением, она многозначительно посмотрела в направлении, куда только что вышел Вейдер.
- Что он хотел?
- Он - Лорд Вейдер, – не поворачиваясь, исправил ее командующий, предупреждая Мару, чтобы она сменила тон, говоря о его отце. Хотя между ним и отцом не было любви, Мара знала, что Скайуокер не потерпит к тому никакой непочтительности, от кого бы то ни было.
Она также не могла не отметить, что это отличный способ уйти от вопроса. С тех пор, как Мара больше не могла потребовать ответа у джедая Императора, если он предпочитал не давать его сразу, он точно не дал бы его и потом, даже если она переформулировала бы вопрос. Но он не предоставил ей такой возможности.
- Поворачивай корабль обратно – присоединяйся к «Ярости» и «Доминанту» и возобнови курс на Неймодию. Прикажи переделать расчеты скорости, чтобы учесть нашу задержку.
- Конечно, командующий, – повинуясь приказу, Мара сознательно отложила разговор; она попробует еще раз, когда он будет в лучшем настроении. – Что мне написать в судовом журнале в качестве причины задержки?
Он повернулся к ней, искренне удивленный ее нехарактерному недостатку деликатности в этом вопросе. Мара была ближе к нему, чем кто-либо в его жизни в настоящее время, и все же между ними зияла пропасть, измеряющаяся настороженной дружбой и конфликтом лояльности.
- Правду, Мара. Уверен, что Император ожидает от тебя не меньшего.

.


Люк оставался в уединении в своем кабинете, пока суперзвездный разрушитель разворачивался, выстраиваясь для подготовки к выходу в гиперпростанство. На короткий момент показался сопровождающий его корабль. Массивный корпус Несравненного заслонил солнце Дуро, благодаря свету которого были видны мерцающие мимолетно схваченными бликами крошечные СИД-истребители, призванные лететь впереди звездного разрушителя, обеспечивая его безопасность перед прыжком.
Ему следовало быть в это время на мостике, но встреча с отцом сделала его, как обычно, беспокойным и раздражительным, и выйти сейчас на мостик означало только побудить каких-нибудь нервных неудачников сделать ошибку под его пристально-требовательным взглядом, чтобы затем он выместил на них свой гнев. Уж лучше остаться здесь и успокоиться – он и без того обладал достаточно устрашающей репутацией, чтобы лишний раз подчеркивать ее.
Его Мастер продолжал размещать шпионов в команде его разрушителя, и Люк продолжал играть в бесконечную игру по их удалению, как и когда он считал нужным, облекая это в недовольство на их какие-либо явные неудачи в выполнении своих обязанностей. Он сильно подозревал, что его репутация слишком быстрой смены офицеров флота очень походила на репутацию его отца – это был изящно закамуфлированный способ замещения шпионов Палпатина своими собственными преданными людьми.
Конечно, были и те, кого он не удалял. Кого-то из-за того, что они сменили лояльность, кого-то – из-за мысли, что лучше знать своего врага в лицо, а кто-то смог получить некоторую неприкосновенность потому, что был достаточно хорошо с ним знаком.
К какой из этих категорий относилась Мара Джейд, было большим вопросом – за последние три года их отношения определялись скорее двумя последними причинами, но Люк питал некоторую надежду, на то, что это может стать и первой – в какой-то степени. Каждая капля его рациональности призывала его оставить эту мысль, но все же в нем оставалась маленькая искра убеждения. Именно поэтому он подпускал ее так близко, даже зная, что она информатор его Мастера, и ее, пусть ограниченная, способность в Силе позволяла ей посылать сообщения Палпатину и получать от него приказы на удивительно огромных расстояниях.
Он все еще ждал, что когда-нибудь, почувствовав это леденящее присутствие в Силе, обозначающее, что Мастер установил с ней контакт, он успеет вовремя повернуться, чтобы увидеть, как она приставляет свой нож убийцы к его горлу.
Искусственная гравитация резко возросла, компенсируя невероятную скорость, с которой «Несравненный» совершил гиперпрыжок, и отдаваясь не очень приятными ощущениями в желудке. Звезды превратились в теряющиеся в бесконечности тонкие полосы света, пока корабль опережал его вялое движение.
Люк безучастно смотрел в пустоту, нисколько незатронутый зрелищем, которое он воображал сотню тысяч раз, когда был мальчиком, запертым в сухих песках Татуина. Татуин… каким долгим и длинным был путь оттуда, измеряемый скорее потерянными душами и разбитыми мечтами, чем световыми годами и парсеками...
Он быстро отвернулся, поняв, что погружается в меланхолию в реакции на визит отца. Он взглянул на блеклые серые стены комнаты – он никогда не утруждал себя тем, чтобы добавить какие-нибудь следы человеческого участия к этому интерьеру: какой смысл? На самом деле это было немногим более чем тюрьма. Тщательно маскируемая, разумеется – Палпатин наградил своего драгоценного «джедая» иллюзией свободы. Хотя оба они знали правду… по крайней мере, в этом вопросе.
Но были и другие тайны, и серьезная ложь… Люк учился, в конце концов, в ногах мастера. Учился возводить стены внутри стен, учился изворачивать правду так, чтобы она служила его собственным целям. Ценя иронию каждого изученного урока.
Потому что свобода, которую Мастер так рассудительно скупо ему предоставил, награждая его назначением во главу Флота Центральных Систем и позволяя тем самым избежать душащих ограничений дворцовой жизни на Корусканте и своего непосредственного присутствия, была дарована на основании лжи.
Лжи, совершенной тремя годами ранее и усиленной много-много раз с момента того рокового поединка между Люком и его отцом. Лжи, которой его Мастер верил, и которую Люк более, чем счастливо поддерживал. Мастер мог верить во что хотел, пока это покупало Люку желанную свободу…
Хотя эта свобода никогда не была именно такой, как он жаждал. Палпатин никогда не позволял своему ценному волку бегать полностью свободным. Он просто наградил его более длинной цепью. И даже ее он мгновенно смотал бы, если бы узнал правду. Свободы, предоставленные Люку, основывались на вере Палпатина, что он полностью контролировал своего нового Ситха, и во многом, Люк признавал, это было действительно так. Но одним из краеугольных камней его веры было убеждение в том, что Люк остановил смертельный для его отца удар, повинуясь команде Палпатина; что это его приказ преобладал над волей Люка, пересилив ведущее и всеохватывающее желание
Правда – Люк давно научился скрывать такие вещи от ментального поиска Мастера – настоящая правда заключалась в том, что крики и приказания Палпатина во время приближения поединка к его взрывной развязке нисколько не трогали Люка. Если бы он хотел убить Вейдера, он бы сделал это, и столкнулся бы затем с последствиями. В конце концов, это было его намерением, когда он начал поединок.
Но его руку в тот день остановило что-то другое – какая-то невидимая искра, неслышимый крик. Он не убил своего отца, потому что в тот момент... не мог. Несмотря на все то, что он думал, что думал тогда, и что думал по-прежнему… он не смог заставить себя довести тот удар до конца.
Было ли это слабостью? Да, и он презирал себя за это. Но он презирал себя слишком за многое, чтобы заострять внимание на чем-то одном, что можно было легко игнорировать и не замечать. Он не думал больше обо всем этом. Это было слишком тяжело, и этих вещей было слишком много.
Палпатин верил в его бесстрашие. Потому что он отвечал на любой вызов, шел на любой риск, без колебаний бросался против любого врага.

«Мой неистовый джедай», – называл его Мастер так благосклонно, как будто бы это было благодарностью, а не проклятием. – «Мой дикий волк».
На самом же деле, больше всего он жаждал быстрой смерти. Сети, которыми его Мастер так старательно обернул своего драгоценного джедая, включая разум и душу, исключали любой более легкий выход. Но если он был слишком связан, чтобы достичь этого самостоятельно, то другие выстраивались в очередь за этой привилегией, и хотя его Мастер хорошо обучил его, Люк верил, что там есть те, кто более быстр и тверд, чем он сам.
И, в конечном счете, он встретится с ними.
У него не было иллюзий. Они были слишком похожи на надежду, а надежду он давно утратил.

Лея наклонилась, всматриваясь в экран. Мон Мотма и генерал Мадин сделали то же самое.

Сделанная тайно, с большого расстояния, запись не имела звука и была сильно сжата для вывоза контрабандой. Зернистое двухмерное изображение показало три плавно заходящих на посадку лямбда-шаттла. Двенадцать новеньких имперских истребителей последней модели сопровождали их в плотном построении. Из двух первых приземлившихся шаттлов в прекрасном унисоне промаршировало два полных отделения штурмовиков. 701-ый, признала Лея - по темно-синим знакам отличия на их плечах. Они сформировали два широких двойных ряда у ската третьего шаттла, и официальные представители Неймодии нервно затихли, смотря, как опускается трап.

Спустился человек. Высокий воротник поднят, длинный плащ развевается волной на резком ветру. За ним вышли все те же двое, что сопровождали его повсюду: высокий широкоплечий мужчина с темными волосами и оливкового цвета кожей, и стройная рыжеволосая женщина спортивного телосложения и такими манерами, словно она тренировалась с пеленок. Ее глаза охватывали все вокруг, отражая напряжение и готовность действовать. Одетый в плащ человек уверенно и широко шагал вперед, держась абсолютно непринужденно и бесспорно являясь там главным.

Лея нахмурилась, искоса смотря на образ человека, которого она так хорошо знала - и в то же время не знала вовсе.

- Наши люди успели уйти оттуда? - спросила она, не отводя глаз от экрана.

- Да, - заверила Мотма беспокойным голосом. - Хотя, он поймет это; он всегда вычисляет подобные вещи.

- Это уже не имеет значения – слишком поздно, - сказал Мадин. – Процесс запущен. Им только нужно задержать его на несколько недель.

Лея повернулась к нему:
- А неймодианцы?

Он, сокрушаясь, отвел взгляд.

- Они заплатят цену за помощь нам, когда все начнется, - расстроено произнесла Лея, возвращаясь к изображению.

- И насколько, вы думаете, они смогут задержать Ситха? - смотря на экран, рассеянно спросила Мон.

- Там не осталось никого, кто был бы к этому причастен. А из тех, кто ничего не знает, информацию он вытянуть не сможет, - пробормотал Мадин, думая, как всегда, о поставленной цели.

Человек в плаще стоял перед нервно кланяющимися неймодианцами – и у них были серьезные основания для того, чтобы нервничать, знала Лея. Она сдвинула брови, внимательно наблюдая, как он резко махнул рукой, перебивая и что-то коротко говоря собранным сановникам и планетарным представителям, прежде чем пройти через них. Те, в свою очередь, покорно расступились, кланяясь еще ниже и выказывая всем своим видом напряженность и взволнованность. Чтобы он им не сказал, это напугало их.

Не оглядываясь, он шел по посадочной платформе, штурмовики двигались за ним. На краю площадки он остановился, поворачивая голову в сторону и ожидая, когда его нагонит рыжеволосая женщина. Она подошла к нему и встала на носочки, чтобы дотянуться до него, ростом она была чуть выше его плеча. Он говорил, жестикулируя рукой… указывая точно в сторону расположенной на дальнем расстоянии снимающей его камеры. Он задержал там свой пристальный взгляд на несколько секунд, пока женщина снимала с ремня комм, также глядя наверх.

Очевидно понимая, что его убежище раскрыто, агент, который вел съемку, начал поспешно отступать. Посадочная платформа на экране дико затряслась и повернулась в сторону, уступая мимолетному изображению его укрытия и приближающихся истребителей на блеснувшем на мгновение небе.
- Они разбомбили утес, где был наш агент, но ему удалось уйти. - Мон Мотма протянулась к экрану и начала проигрывать изображение назад, к тому месту, где командующий шел сквозь собравшихся сановников, заставляя их почтительно двинуться в обратном направлении.
Лея не переставала хмуриться, пристально смотря на... кто бы он ни был. Разумеется, имя, которое он использовал здесь когда-то, не было настоящим. Люка Скайуокера не существовало - ботаны ничего не нашли на него, когда три года назад пытались проследить его прошлое - всего лишь несколько недель спустя после его необъяснимого появления в Облачном Городе.
Сейчас он снова смотрел в сторону, и Лее казалось, что он смотрит прямо на нее - приводя ее в расстроенные чувства.
- Он настолько…

- Другой, - закончила за нее Мон Мотма, наблюдая беззвучную запись. Изображение увеличилось, и тряска прекратилась, давая ясную картину. Это был первый раз, когда они добрались до него так близко - ближе, чем кто-либо делал до этого. - Он изменился. А, может быть, и нет - может, он всегда был таким в действительности.

- Думаете, он был хоть когда-нибудь одним из нас? - спросила Лея, голос немного дрогнул в надежде, даже сейчас.

Мадин покачал головой в отрицании:
- Подумайте вот о чем - подумайте о том, что он мог сделать и о том, что он сказал по поводу своей биографии. Его способности и его происхождение никак не складываются друг с другом.

- Почему мы тогда не подвергали это сомнению? - спросила Лея, сама отвечая на свой вопрос: - Он казался таким… настоящим. Таким искренним.

- Таким же казался Палпатин до того, как занял трон, - безучастно ответила Мон Мотма.

Лея вздохнула, поправляя за ухо непослушный завиток темно-каштановых волос, все еще не в силах полностью поверить, что ее так обманули - несмотря на три года, прошедшие с тех пор, как Люк вернулся к Императору.

Мадин медленно кивнул головой.
- Он должен быть сыном Вейдера, он ведет себя слишком похоже на него.

Факт, который им никак не удавалось проверить. Имеющиеся в большом количестве слухи утверждали, что он был сыном Лорда Ситхов, но немалое их количество связывало его с еще большей угрозой...

- Нет, - произнесла Мотма, щуря глаза в размышлении, - на Императора.

.


- Я думала, что ты сегодня в Командном Центре, - небрежно сказала Лея Хану за обедом, сидя на тесных сиденьях из пластила в общественной столовой. Оба были крайне уставшими, но это была их единственная возможность выкроить немного времени, чтобы побыть вместе, когда они оба не спали - по крайней мере, не совсем. Повышение Хана по службе до коммандера на А-вингах вызвало массу разных трудностей для их отношений, и Лея точно знала, что через год или около того он возглавит подразделение, что означало, что даже это малое время будет отнято у них обязанностями и обязательствами.

Она с воодушевлением взглянула на свою тарелку.
- Мы получили новую запись командующего от ботанов. Он свел на нет операцию Мадина на Неймодии. Мы скрыли свое присутствие там и факт, что неймодианцы снабжали нас технологиями верфей Куата, но потеря такого источника замедлит нас… это - месяцы планирования…

- Малыш? Как он тебе показался? - Хан повернулся с просиявшим лицом. Он никогда не принимал правду. Всегда верил, что Люк был … Люком.

Лея пожала плечами:
- Проницательным, как всегда. И он не малыш, ему двадцать пять лет.

Хан усмехнулся, явно говоря о старом друге в той же степени, что Лея теперь говорила о старом враге.
- А-а, он всегда будет малышом для меня, ты же знаешь.

Она нахмурилась, больше раздраженная его решимостью по-прежнему говорить о Люке в подобных интонациях, чем верой Соло в него. Но по этому поводу они спорили постоянно, раз за разом обсуждая ситуацию до изнеможения и приходя к выводу, что их единственный выход – просто принять точку зрения друг друга.

- Он такого же возраста, как и я. Ты считаешь меня ребенком?

Хан наклонился к ней, целуя в щеку.
- Нет, ты – фея, сладкая.

- Подлиза, - поддразнила она, не в силах скрыть своего удовольствия.

- Эй, я - плохой боксер, - усмехнулся он, выставляя ладонь против ее бьющего кулачка.

Они вновь вернулись к еде, храня молчание несколько минут. Но Лея знала, что Хан не позволит этому пройти так легко - он просто не мог. Даже теперь.

- Я только хочу сказать, - Хан поднял взгляд от тарелки, держа перед собой вилку с едой. - Он никогда не делал ничего против нас - никогда не поднимал руку.

- Потому что он командует в центральных системах, ты же знаешь, - с легкостью напомнила ему Лея. Центральные системы едва ли были местом, где Альянсу понравилось бы действовать, особенно сейчас.

Хан пожал плечами, не принимая ее аргумент:
- Не имеет значения. Я думаю, Палпатин не приказывает ему именно того, что не может заставить сделать.

- Для циника ты слишком легковерен, - беспечно обвинила Лея.

- Я серьезно – назови хоть один раз, когда он фактически бы пришел за нами. Он останавливает нас, но вот чтобы... он никогда не преследует нас. Не доводит задачу до конца - что довольно нетипично для него, согласись. Он вообще не оставлял недоделанных дел, и не оставлял врага за спиной... за исключением тех раз, когда это было как-то нужно ему. Этот вопрос с неймодианцами передадут в руки Вейдера, вот увидишь.

- Потому что Вейдер отвечает за подавление восстаний рабочих, - ответила Лея. - Он всегда делал это.

- А Люк отвечает за центральные и колониальные системы. Неймодия – его ответственность. Разве это не отдает ее под его юрисдикцию? - возразил Хан.

- Я не собираюсь снова спорить с тобой из-за этого, - сказала Лея, устав от обсуждения одного и того же вопроса. Возможно, из-за того, что это так сильно расстраивало ее, так сильно жалило то, что она безоговорочно доверяла Люку - и была неправа. Приносило боль. Она могла посчитать на пальцах одной руки существ, которым она так полностью доверяла - и ей нужен был только один палец для тех, в ком она так ошиблась. Один. Для Люка Скайуокера.

Это никогда не прекращало приносить боль... и она никогда не могла понять, почему.

.

Когда в результате смены значения карт Мара получила девятку, она ни жестом, ни взглядом не выдала своего торжества. Вместе с четырьмя картами, находящимися в поле помех, у нее набиралось 23 очка - выигрышная комбинация.
Она сидела в каюте Скайуокера на борту «Несравненного». Сверкающими полосами мимо проносились звезды. Они возвращались на Корускант. Ситуация с неймодианцами был разрешена и урегулирована, менее чем за четыре недели - настоящее достижение даже для Скайуокера. Ценой этому стал почти месяц очень длинных дней и очень коротких ночей (если ему вообще удавалось отдохнуть), не раз прерываемых преследовавшими его обязанностями, которых у Скайуокера всегда было не счесть. Но он все же добился невозможного: подавил организованный мятеж, разрушил специально подготовленные Альянсом группы саботажников и восстановил имперский контроль при минимальном недовольстве и максимальной долгосрочной эффективности.
Несмотря на высокое положение Скайуокера в Восстании, Мара сомневалась в решении Мастера назначить его главнокомандующим вооруженных сил Центральных Систем, но она научилась уважать его рассудительность и решения, поскольку он снова и снова доказывал свою ценность, как в коротких ожесточенных столкновениях, так и при масштабных мятежах, охватывающих целые миры. Огромное количество знаний, вложенных в него Палпатином, когда Люк был заключен во Дворце, начиная с самого своего прибытия на Корускант, сейчас приносило плоды, и, тем не менее, такие лидерские качества были невозможны без врожденных способностей, которым нельзя было научить. Восстание потеряло больше, чем им казалось, когда они бросили Скайуокера во власти Императора. Но их потеря – стараниями ее Мастера – становилась выигрышем Империи, и Мара обрела подлинное уважение к командующему.
Осложняло ли это ее работу? Нет – они оба знали, кто она такая и почему она здесь находилась, и обоим хватало профессионализма понимать это. Палпатин не доверял никому, это было не в его натуре. Они оба знали об этом, и оба не хотели допускать, чтобы этот факт разрушил их дружбу, которая вполне устраивала Мару.
И сейчас, наконец, у них было свободное время – насколько только оно может быть у командующего – и они, естественно, играли в сабакк… снова. Она подняла глаза на Скайуокера. При срабатывании поля помех его выражение нисколько не изменилось. На этот раз она его сделала!
- Ставлю… пятьдесят, - произнесла она небрежным тоном с легким оттенком тщательно разыгрываемого сомнения.
Впрочем, это заставило его взглянуть на нее:
- С чего вдруг? Что у тебя?
- Клади свои кредиты и я покажу тебе, - сказала Мара с вызовом, спокойно помещая девятку в поле помех, чтобы заморозить ее значение, одновременно выдвигая свои кредиты вперед.
Люк перевел на них взгляд, прищурившись:
- Нет у тебя ничего.
- Хочешь сделать ставку на это?
Он чуть заметно поднял подбородок. И это значило, что он задумался, Мара знала.
Теперь она знала его хорошо; это предоставили ей почти три года игры в сабакк за бессчетным количеством столов, точно так же, как и сопровождение его в бесконечных миссиях по приказу ее Мастера. Император так и не отменил своего первоначального приказа Маре, которым он возложил на нее ответственность за Скайуокера, и она по-прежнему относилась к нему серьезно, как и к любым другим приказам Императора, став, таким образом, не только помощником Люка, но и его телохранителем. И, конечно же, его наблюдателем, наряду с Риисом. Палпатин не доверял никому. Мара все еще иногда задумывалась о том, кто же следит за ней самой...
- Пятьдесят…? – спросил он, возвращая ее к игре. На лице Мары застыла нейтральная маска. Она знала, что он будет выискивать малейшие подсказки.
Он всегда искал их - и в жизни, и за столом для сабакка. Он играл избирательно, тщательно обдумывая, на какие комбинации ставить, но когда ставил, делал это азартно, не боясь поставить все на то, во что верил. И постоянно держа ее начеку. Он великолепно блефовал, всегда дожидаясь, когда будет много чип-карт на поле, а значит, много возможностей в игре. И в жизни, и за столом для сабакка.
Он смотрел на нее, прищурившись, проводя свободной рукой по непослушным завиткам, стараясь убрать их с лица, пока высматривал те самые подсказки в ничего не выражающем лице Мары.
Использование Силы в их играх было строго запрещено, но на самом деле она не могла с уверенностью сказать, делал он это или нет, ее собственные способности были слишком ограничены для этого. Однако он утверждал, что соблюдал договор, и Мара верила ему – независимо от того, кем он был, он все еще оставался человеком слова.
«Это противоречит цели игры», - однажды заявил он, когда она обвинила его.
«Я не верю тебе – соблазн слишком велик… и тебе всегда нравится побеждать», - возразила она.
«Я и не говорил, что не хочу побеждать».
«И ты никогда не играешь по правилам», - добавила Мара, памятуя о том, как он бесчисленное количество раз дополнял и приспосабливал прямые приказы Императора под свои собственные нужды - понимая, что разговор вышел за пределы игры.
«Я играю по своим правилам – ты просто не знаешь их», - сказал он шутливым тоном, намеренно поддерживая легкий настрой беседы, как он делал всегда при разговоре с ней.

- Нет у тебя ничего, - снова повторил он.

Мара приподняла брови в выжидающем молчании.

- …Сто, - сказал он после долгой паузы, с небольшой нерешительностью в голосе, подталкивая вперед столбик позвякивающих кредитов.
Сердце Мары слегка дрогнуло – он блефует? Пытается заставить ее поднять ставки?
Или думает, что блефует она, и пытается заставить ее отступить? У него на поле три карты, и их значения заморожены уже в течение трех раундов… кроме того, только что сменились карты, находящиеся у него в руке – возможно, у него тоже появилась выигрышная комбинация?
О чем ты волнуешься, Джейд, - у тебя же чистый сабакк?
- Отлично, - она подвинула свои карты вперед, хлопнув по кнопке генератора случайных чисел, чтобы выключить его и заморозить нынешние значения. Потом она дотянулась до своих карт на поле и перевернула их, торжествующе объявив: - Чистый сабакк.
- Эх, - тихо вздохнул Люк, выкладывая лицом вверх свои неудачные карты, пока Мара победоносно тянулась за кредитами. - Расклад, - сказал он, и она замерла на месте.
- Что?! - она потянулась к его картам на поле и перевернула их по одной: двойка, тройка и... идиот, ухмыляющийся ей в лицо. – Ты сукин с… они же были у тебя три раунда, почему ты не играл ими?
- Я ждал, пока ты поставишь что-нибудь серьезное – мне нечасто выпадает расклад; нужно было извлечь из него максимум, - сказал он, и сквозь спокойно-отрешенный тон его голоса пробивалось плохо скрываемое развлечение - вероятно от взгляда на ее лицо, подумала Мара.
Она в сердцах швырнула карты, как будто это могло что-то изменить.
- Тебе так везет в карты…
- Я предпочитаю думать, что в этом присутствует и доля умения, - сказал он. На мгновение бесстрастное лицо дрогнуло, показывая ей проблеск Люка Скайуокера под маской любимого ситха Палпатина. - Знаешь, говорят, кому везет в карты… - он слегка пожал плечами, отходя от стола и не утруждая себя тем, чтобы собрать рассыпанные там кредиты. Он знал, что они не будут больше играть сегодня.

По пути к кофейному столику, где он оставил свой напиток, Люк остановился спиной к Маре,
вглядываясь в сияющую пустоту гиперпространства. Вероятно, из-за того, что допустил брешь в своей защите, и чувствовал себя сейчас неудобно, даже перед ней – поняла Мара. Хотя она и не понимала, почему. Она знала его лучше, чем кто-либо – она видела его сломанным по частям в казематах Дворца, когда Палпатин вымещал на нем свой гнев. Она никогда не судила его – научилась этому от него же. Палпатин, их Мастер - судил всегда, без всякой снисходительности.

Она взглянула на него, задержав, как обычно, взгляд. Стройный, сильный и... ей надо бы прекратить эти мысли прямо сейчас. А вместо этого она, зная продолжение пословицы, договорила:
- …тому не везет в любви.

- Нет – тот очень богат, - спокойно сказал он, поворачивая к ней свой пронзающий взгляд небесно-голубых глаз.

Мара ушла около часа спустя, когда Скайуокер заявил, что устал, хотя она знала, что это совсем не так. Примерно через час какой-нибудь дежурный сообщит ей, что командующий вернулся на мостик и работает в своем кабинете, поскольку ранним утром ему работалось легко и продуктивно. Или, например, что он в одном из тренировочных отсеков занимается со своим лайтсейбером, или что он в трюме ограниченного доступа расположения 701-го, или, что собрал в кают-компании коммандеров подразделений.
Не важно. Она знала, что спать он не будет. Она могла прочесть это в его глазах, независимо от того, сколько раз он обыгрывал её в сабакк.

За последние годы он стал не столько более скрытным, сколько более бдительным и острожным в том, что и перед кем он позволял себе показывать, ибо год за годом Палпатин вкладывал много времени в то, чтобы сделать из него своего совершенного последователя. В глазах его Мастера эмоции были тем, на чем всегда можно сыграть. Как это делалось при его вероломном дворе, который так часто приходилось терпеть Люку на Корусканте.
Обычно он, темный джедай Императора, был спокоен, уверен и собран, полностью контролируя себя и то, что его окружало.
И все же, иногда, он казался таким потерянным, недовольным и разбитым, что сердце Мары сжималось от сочувствия к нему. Он производил тревожное впечатление дикого зверя в клетке, который снова и снова ходит туда-сюда по одному короткому пути в пустынной мертвой ночи, словно волк воющий на луну, отчаянно пытающийся вырваться из-за решетки, зная, что это ему никогда не удастся.
Но она точно знала, что если попытается как-то помочь и успокоить его, он однозначно набросится на нее, словно это она заточила его - настолько ослепляло его чувство безысходности.
Каким он был на самом деле, а каким казался? И тем и другим, и ни одним из них, как она часто говорила Императору. Перемены были внезапными, и Скайуокер не терпел к себе ни жалости, ни беспокойства – что и не позволял Император.
Чувствовала ли она себя виноватой, что делает эти доклады? Нет - она никогда не скрывала, для чего она здесь, да и Люк знал, что глаза и уши - повсюду. И хотя Мара понимала, что она составляет их часть, она, по крайней мере, гордилась тем, что обладает честностью и прямотой. И она знала, что Скайуокер ценил это, также придерживаясь своего морального кодекса, каким бы своеобразным тот ни был. В этом, как она полагала, состояло родство их душ.
Которое было настолько близким, что теперь переросло в настоящую дружбу.


.



- Я только хочу спросить... - оборонялся Хан, стараясь не жмуриться против яркого света гиперпространства, льющегося из обзорного экрана позади рабочего стола Леи, создавая подобие нимба вокруг ее головы. – Что насчет Звезды Смерти?
Лея нахмурилась, глядя на Хана поверх разбросанных на её столе вещей.
- Хан…
- Что, черт возьми, там произошло, а?! - прервал он ее, стремясь говорить своим самым скептическим тоном, как будто считал, что она спорила только ради спора, потому что он был безусловно прав.
- Пожалуйста… - попросила Лея. В голосе слышалось досада как на себя, что она так близко принимала это к сердцу, так и на Хана, который до сих пор верил в то, что являлось очевидной ложью. – Им нужна была информация о базе, дислокация. Он вытащил меня оттуда, чтобы я привела его обратно к…
- Нет, я говорю о том, что было у Явина – когда он превратил ту штуку в облако пыли. Что там произошло? -Хан был устал и раздражен. Как и все.
Отряд Синих уже четырнадцать дней летал в качестве эскорта снабженческих фрегатов, сделав девять рейдов подряд, и нервы Хана были изрядно потрепаны, как и заднее место его лётного комбинезона. Слишком много часов он проводил в полетах на досветовых скоростях меж холодных и безжизненных бортов фрегатов. Он жаждал действия, настоящей скорости и адреналина, стремясь проверить смогут ли имперцы потягаться с Синими.

- Я не знаю, почему он взорвал ее. У меня нет всех ответов, - защищалась Лея, не поднимая на него взгляд.

- Это очень серьезное упущение, милая. Потому что это был самый дорогой фейерверк, который я видел.

Она пожала плечами, сдерживая свое недовольство и не желая вновь возвращаться к тому же спору. У нее было слишком много дел: они пытались установить новые базы на Риши и Орд Биниир, находящихся почти за краем галактики, с точки зрения создания и поддержания линий поставок. Старые базы теперь находились за пределами Центральных Систем, поскольку они не выдержали натиска Имперского флота – возглавляемого Скайуокером, что бы там не утверждал Хан. Но Люк всегда был исключительным командующим, даже когда находился здесь, среди них, скрывая свою истинную сущность.
Он умел видеть всю картину целиком, концентрируясь на конечных целях, используя неожиданные и необычные средства для их достижения. Мадин, сам являясь талантливым тактиком, обладающим расчетливым неординарным умом, всегда верил в него. «Выдающиеся способности», - любил повторять он. – «Далеко пойдет».

Лея безрадостно смеялась над этим: он не ошибся.
Хан все еще сидел на краю стола Леи, выжидающе глядя на нее, и она взглянула на него в надежде, что он поймет намек о ее занятости и нежелании снова возвращаться к этому вопросу.
- Акбар предположил, что в ее конструкции была некая фундаментальная ошибка.
- А мне показалось, что она довольно хорошо сработала, - ответил Хан и тотчас пожалел об этом, взглянув в ее темно-карие глаза. – Прости. Я прошу прощения.
Она покачала головой, не найдя, что ответить и что противопоставить ее воспоминаниям.
Об Альдераане, ее заключении… о Вейдере.
А Люк… слухи о том, что он - сын Вейдера, не прекращались. Правда ли это? И он был сыном человека, который пытал ее на Звезде Смерти. Человека, который стоял за её спиной, наблюдая, как разваливается ее мир, как погибает ее народ, как рушится её жизнь.
Мог ли быть его сыном тот, кто пришел к ней в самую трудную минуту, назвав себя ее спасителем, зная… зная, что сделал его отец.
Зная, что если он сможет обмануть ее, она приведет его на базу Альянса.
Как она могла быть настолько глупа?
Как он мог быть настолько жесток?

.

Генерал Вирс не обернулся, когда позади него в Палату для личных аудиенций Императора вошел адъютант – никто не поворачивался спиной к Императору.
Редко случалось, чтобы суперзвездный разрушитель «Экзекутор», командный корабль Вейдера и флагман Флота Внешнего Кольца, прибывал на Корускант, но его вновь призвали несколькими неделями ранее. И, если Лорд Вейдер и знал, зачем, он предпочел не сообщать об этом Вирсу. Умолчал об этом и Палпатин во время личной аудиенции.
Разумеется, Вирс произвел все официальные доклады, но этот доклад предназначался лично для Императора.
Его всегда приглашали на личную аудиенцию к Императору, когда он оказывался на Корусканте – просто для того, чтобы подчеркнуть, что он является одним из наиболее ценных агентов Палпатина. Что было очень кстати, ибо Вирс был человеком амбициозным, во многом похожим на того, кто вышел из Палаты Аудиенций перед ним и прошел мимо, пока он терпеливо ожидал во внешнем зале. Беладон Д’Арка - глава могущественного рода Д’Арка - проследовал уверенным шагом, даже не взглянув по сторонам, с удовлетворенной улыбкой на самодовольном лице.
Огромное влияние семейства Д’Арка простиралось на самые разные сферы, благодаря, как брачным узам, позволившим им войти во многие правящие Королевские Дома, так и военным связям, возникшим из-за того, что некоторые члены фамилии были моффами и адмиралами. И, конечно же, благодаря обширным связям в промышленных кругах, установленных повсюду, от Центральных Миров до Внешнего Кольца. Все это позволяло им вести себя привычно вызывающе.
Они были ярыми сторонниками Императора Палпатина с самого начала низвержения Республики, охотно предоставляя ему поддержку, в какой бы форме она ни требовалась.
По этой причине они всегда оставались в фаворе у Императора и безмерно процветали, а получение ими наиболее выгодных межсистемных промышленных контрактов и выдающиеся продвижения по военной службе доказывали, что они продолжают пользоваться благосклонностью при дворе.

Что именно так обрадовало Д’Арка сегодня, Вирс не знал, но был уверен, что это также и в интересах Императора; когда он вошел в Палату Аудиенций, Палпатин выглядел крайне довольным, улыбаясь сам себе желтозубым ртом.
Сейчас, когда Мас Амедда церемонно поклонился Императору, стоя на краю возвышения в ожидании разрешения для доклада, Палпатин снова ухмыльнулся.

- Мой джедай на орбите, - с удовольствием произнес он.

Мас Амедда в ответ почтительно поклонился:

- Да, Ваше Превосходительство. Однако его точное местоположение неизвестно.

- Объясни, - голос Мастера Ситха стал тверже.
- Я связался с «Несравненным», сделав запрос о разговоре с ним, но мне ответил лейтенант-коммандер Риис и сообщил, что командующий сейчас недоступен. Я сообщил ему, что на посадочной платформе Дворца организован официальный военный прием и спросил о предположительном времени прибытия командующего и название корабля, чтобы скорректировать действия, но он начал отвечать… уклончиво.
К удивлению Вирса, Император казался нисколько не обеспокоенным, а уголки его тонких потрескавшихся губ приподнялись в усмешке:
- И где он?
- Предположительно, он на СИД-перехватчике «Интерат» и находится… на пути во Дворец. Как я понял, коммандер Джейд следует за ним, - спокойно произнес Амедда.
В ответ на это Император громко и беспечно рассмеялся:
- Сообщите моему блудному джедаю, что я хочу видеть его, как только он прибудет.
Когда Амедда, поклонившись, вышел, Император снова повернулся к пользующемуся его благосклонностью генералу, решив воспользоваться возможностью, чтобы разъяснить тому некоторые моменты.
- Вы кажетесь… смущенным, друг мой, - пригласил он к разговору.
- Простите меня, Ваше Превосходительство. Видимо, я чувствую себя несколько… неловко, когда командующий так часто ведет себя столь… необычно. – Вирс изъяснялся сдержанно, зная, что Императору лгать нельзя, но в то же время пытаясь действовать благоразумно, памятуя о привилегированном положении командующего.
- Ты не одобряешь моего дикого джедая? – произнес Император, не интересуясь учтивостью Вирса.
Генерал слегка преклонил голову:
– Разумеется, я признаю тактические способности командующего – и очень уважаю их – я просто… против этой… импульсивной непредсказуемости. Мне кажется, что отношение Вашего Превосходительства гораздо снисходительнее, чем мое собственное.
Палпатин все еще улыбался, откинувшись на троне. Да, он был снисходителен к мальчишке - порой даже слишком - но когда он все же применял силу, он также не знал меры.
- Он - Ситх, друг мой. С любым ситхом нужно обращаться с особой аккуратностью, - спокойно сказал Палпатин. Скайуокер все еще дико и отчаянно рвался с его цепи, и Император прекрасно понимал, что если он будет тянуть слишком сильно или слишком часто, это все превратится в бесконечный поединок двух характеров. – Ему просто нужно размять крылья. После чего он спокойно вернется во Дворец.
Вирс кивнул, на самом деле не понимая – да и как он мог? Как может кто-то без способностей к Силе надеяться понять присущие ей сложности и тонкости? Но, возможно, он ухватился хотя бы за край этого понимания, и это было важно для Палпатина, поскольку он приготовил для него место в будущем своей Империи. И чтобы воплотить эти планы, генералу необходимо получить какое-то представление о более полной картине происходящего, дабы извлечь необходимую для себя суть и отнестись к ней со всей серьезностью.
- Тебе нужно начать учиться, как иметь дело с этим специфичным Ситхом, генерал – он будет править моей Империей, когда меня не станет.
Вирс потрясенно поднял глаза, но Палпатин только улыбнулся:
– Ты находишь столь удивительным, что я планирую будущее своей Империи после собственной смерти? Или ты думаешь, что я передам ее в руки Вейдера? - Палпатин продолжал улыбаться, отмечая тонкую перемену в настроении Вирса, когда тот понял, что он, если и не поддерживает, то, по крайней мере, отдает пустые и льстивые словоизлияния не тому претенденту. – Это разрушило бы ее. Вейдер недостаточно силен, чтобы управлять моим диким джедаем. Он не сможет удержать того под контролем. Наследие, которое я только что начал строить, исчезнет всего за несколько лет. В момент, как я умру, Скайуокер покинет Дворец, забрав с собой тех, кто останется верен ему, - и их будет много. Это расколет мою Империю пополам и, стараясь отобрать у Вейдера власть, Скайуокер разгромит его половину. Потому что он никогда не признает того Императором и, в конечном счете, победит, даже если Вейдер будет распоряжаться бо́льшими военными силами от моего имени…
Вирс уставился на него с нескрываемым удивлением – на то, что командующий будет захватывать власть силой, на то, что Император говорит ему об этом...
- Нет, - продолжил Палпатин спокойно, говоря чуть громче, чем шепотом, как будто он был погружен в свои мысли. – Мой джедай будет Наследником Империи. Только это сможет сдержать его и оставить здесь.
Это было единственным, что удержало бы самого Палпатина в подобной ситуации, и, как бы много он ни говорил мальчишке, что тот был сыном своего отца, все чаще тот напоминал ему его самого. Он обеспечит Империю Палпатина мощью и централизованностью, в которых та нуждалась, чтобы противостоять любой угрозе. И он предоставит ей, что крайне важно, своего наследника – естественного продолжателя рода. Династии Ситхов, на многие поколения, – во имя Палпатина.
- Это естественный отбор, - произнес, наконец, Палпатин. – Сильнейший волк станет вожаком стаи.
Вирс молчал, и Палпатин повернулся к нему, понимающе спросив:
- Ты думаешь о том, что естественный отбор может произойти немного раньше – если мой протеже бросит вызов моей власти? - Он пожал плечами, будучи абсолютно уверенным. – В целом, он сделает это – и я пресеку его решительно и безжалостно, как поступаю в случае любого неповиновения. Когда преподаешь урок, нужно делать это так, чтобы он никогда не забывался, иначе придется повторять его снова и снова. - Император не отводил от Вирса неизменно острого взгляда пятнисто-желтых глаз. – Я не слаб. Когда мне бросят вызов, я буду готов. А мне его бросят – он будет не достоин называться моим преемником, если не проверит свои границы. – Палпатин отвернулся, самоуверенный, как всегда. – Да, у него есть мощь повести вас – так, как может только ситх. И продолжить мою Империю от моего имени, как я предрешил.

Сейчас настал момент прояснить для Вирса его место в этом, вселить чувство настоящей заинтересованности в амбициозном генерале, пусть и ради собственной выгоды. Достаточной, чтобы он прошел бдительную проверку Скайуокера, попав в его доверенную элиту.
- Будь ты благоразумен, генерал, ты начал бы искать способ вступить в диалог с вашим будущим правителем. К моменту, когда он взойдет на престол, его политическая поддержка будет сформирована, и в ней не найдется места для опоздавших. Запрос о твоем переводе в Центральный Флот на борт «Несравненного» будет рассмотрен положительно, - Палпатин дал своим финальным словам оформиться в сознании Вирса, прежде чем многозначительно и уверенно повернуться к нему. – Но помни о том, кто сейчас держит власть – и кто будет делать это в обозримом будущем. Он займет трон только, когда я это позволю, по моему решению, не раньше.


.



Огромный комплекс, называемый «Кабинет», занимал целый этаж Южной Башни монолитного Имперского Дворца и был рабочим местом для личных министров и помощников Палпатина. Местом, где каждый день велась настоящая рутинная работа по управлению бесчисленными системами, входящими в состав широко раскинувшейся Империи. Находясь прямо над просторным четырехуровневым Тронным Залом, где ежедневно с раннего вечера до поздней ночи проходили заседания Суда, Кабинет включал в себя два просторных вестибюля с высокими потолками, ведущие к палатам частных аудиенций Императора, а также к его личным офисам и офисам его приближенных. Места здесь даровались только «избранным» - личным советникам, проверенным многими годами службы.
Не менее впечатляющей была Канцелярия Совета, находившаяся этажом ниже Тронного Зала, где проходили сессии Правящего Совета. В ней также находились офисы наиболее привилегированных особ – тех, кто приобретал и терял благосклонность Императора по его прихоти, точно так же, как и личное приглашение Императора в Совет или Суд. Как и апартаменты в Восточной Башне, эти кабинеты несли в себе огромное значение: Император как никто понимал искусство утверждения собственных позиций через ценность его благосклонности. Страх потерять ее вместе с обретенным статусом держал многие Королевские Дома и многих могущественных существ галактики в молчании и согласии с его действиями.
Когда Люк был удостоен чести командовать Центральным Флотом, ему было выделено два офиса в прославленном и престижном Кабинете.
Он никогда в них не бывал, продолжая работать или в личных кабинетах своих апартаментов, или в давно назначенных ему кабинетах Военного Министерства в Северной Башне. Знал ли об этом Император, Люк не имел понятия, хотя он не мог представить, чтобы Палпатин не заметил что-то, имеющее такое значение, в пределах сферы своего влияния. Но его Мастер никогда не упоминал об этом, кабинеты продолжали числиться за командующим, а их постоянно закрытые двери виднелись в самом конце коридора, прямо перед входом в вестибюль Главной Палаты Аудиенций Императора.
Именно в этом вызывающе роскошном вестибюле с пурпурно-алыми стенами, в беспокойной тишине ожидания встречи со своим Мастером, стоял сейчас Люк. Требование немедленно прибыть к Мастеру уже ждало его, когда он приземлился на одной из маленьких посадочных площадок Северной Башни, удачно избежав бессмысленной помпезности церемонии его встречи.
Он чувствовал себя дискомфортно и тревожно, поскольку он был вызван в ту же самую Палату Аудиенций, где годами ранее дрался со своим отцом. Разумеется, он вернулся сюда не впервые – он много раз бывал здесь по вызову Императора и каждый раз не мог справиться со своими эмоциями. Сожаление, разочарование, замешательство - он не знал, что точно он чувствовал, не хотел задумываться об этом. Он только знал, что именно здесь он упал, по-настоящему. Именно здесь он полностью сбился со своего пути.
Во многих отношениях он упал раньше, он знал это. Он уже был в этой клетке, за решеткой, которая держала его. Но день, в который он дрался со своим отцом, стал днем, когда решетка пала… а он остался.
Хотел ли он быть там? Нет. Доверял ли он Палпатину? Абсолютно нет. Мог ли он уйти? Никогда.
Палпатин приложил недюжинные усилия к тому, чтобы ему некуда было идти.
Куда бы он ни делся, Палпатин выследит его. Люк знал, что, даже старательно заметая свои следы, он никогда не сможет опередить своего Мастера и скрыться от него - Палпатин просто слишком хорошо знал его. Знал ощущение его присутствия в Силе, и Люк понимал, что оно слишком значительно и сильно, и будет заметно, как бы он ни пытался скрыть его. Он мог попытаться вернуться в Альянс, даже игнорируя тот факт, что там ему грозила смертная казнь за шпионаж в пользу Империи. Причем не как вынужденного информатора или даже перебежчика, а в качестве настоящего двойного агента, благодаря маневрам его Мастера. Но тогда Палпатин бросил бы на Альянс весь флот и разорвал по кускам, только чтобы вернуть его.
Куда бы он ни пошел и как бы ни пытался скрыться, Палпатин найдет его и вернет, чего бы это ни стоило – он совершенно ясно дал это понять.
Впрочем, он никогда не убьет своего драгоценного «джедая» - это он дал понять так же ясно. Он только разломает его на части и соберет заново. Еще одно изматывающее, мучительное испытание; пытка на грани выносливости, проводимая с безжалостной, хирургической точностью или с потворствующим себе наслаждением, в зависимости от настроения Мастера. И Люк, черт возьми, даже не понимал, что хуже, поскольку все это стало также частью его жизни, яростные вспышки гнева и хладнокровные жестокие манипуляции.
Поскольку в какой-то момент он стал для Палпатина всего лишь еще одной его вещью. Были ли нужны Палпатину все те сложности и проблемы, которые намеренно создавал ему его драгоценный новый сторонник, не имело значения. Значение имело лишь то, что он принадлежал Палпатину – и никому больше. И то, что он никогда не обратит свою силу против него.
В стремлении контролировать Скайуокера, Палпатин держал своего волка на невиданно длинном поводке - создающим иллюзию свободы, однако они оба знали, что к свободе это имеет весьма отдаленное отношение. Тем не менее, они продолжали играть в эту игру. Поначалу Люк оставался из-за того, что ему некуда было идти; он был принудительно изолирован и лишен всякой возможности выбора. Потом, проклиная себя за собственную глупую слабость, он стал удерживаться связями и обязательствами, знакомствами и союзами, которые он умудрялся создавать даже здесь. Палпатин очень четко дал понять, что случится с теми, кто окружал его, если Скайуокер слишком сильно отклонится от принятого курса. Кроме того, он начал привыкать к ситуации; она - да поможет ему Сила - стала для него нормальной.
Таким образом, он ходил по лезвию ножа, балансируя между авантюрным инакомыслием и оскорбляющим его повиновением, используя любую возможность жить своей жизнью в пространствах внутри волевого и непреложного присутствия своего Мастера. Когда-то его отец предсказывал ему, что он научится так жить.
И тогда же, три года назад, Люк ответил своему отцу, что это не жизнь.
Однако, где-то в глубине души, он чувствовал, что не заслуживает лучшего... Его Мастер знал об этом, пользовался и обращался с ним соответственно.
И, медленно, линии фронта и терпимости были сдвинуты с обеих сторон, их часто бурные споры и разногласия, характерные для раннего общения, сделались мягче и превратились в более тонкую игру, ибо опыт научил Люка тщетности открытой конфронтации. Основные правила игры не изменились. Люк по-прежнему находил большую часть поступков и приказов Мастера оскорбительными, а Палпатин по-прежнему подавлял в нем сомнения, заставляя двигаться вперед убеждением или принуждением. Но постепенно их разногласия уменьшались, становясь все более незначительными - и в результате реакция Палпатина становилась менее яростной и жестокой, хотя Люку не нравилась мысль, что эти две вещи взаимосвязаны.
Люк уже давно бросил попытки понять свои мотивы, выводы были слишком неутешительны для раздумий. Он либо уставал от постоянной борьбы и все чаще сдавался без боя, равнодушно принимая поражение, либо просто привык к своему положению, утомленный цинизмом. Ибо то, что раньше казалось возмутительными требованиями Мастера, стало теперь незначительным. Дискомфорт, который Люк все еще ощущал, становилось все легче и легче игнорировать, воспринимая его, как еще одну каплю в море своих дурных чувств и испытывая неприятное подозрение, что он не просто сдался и играл роль, а действительно стал таким.
Но и со стороны Мастера были, как минимум, некоторые уступки, поскольку отрезки времени, проводимые Люком за пределами Дворца, вдали от манипуляций Императора, становились все более продолжительными, и это происходило не по выбору его Мастера. А иногда Палпатин и вовсе уступал в спорах.
Победы были небольшими – каждый получал то, что мог… и на что рассчитывал.
Высокие покрытые орнаментом двери Палаты Аудиенций с тихим звуком отворились, и Вирс – один из генералов его отца – вышел и, увидев Люка, тут же повернулся к нему, щелкнув каблуками и склонив голову в глубоком образцово-военном поклоне. Люк посмотрел на него без всякого выражения эмоций, отмечая про себя факт его присутствия здесь, чтобы позже обдумать это.
Канцлер Амедда вышел и слегка кивнул, приглашая Люка, когда тот отвернулся от уходящего генерала. Он в последний раз сделал глоток чистого свежего воздуха, тщательно убрав за ментальные щиты все принадлежавшие только ему мысли и переживания, связанные с этим тревожным местом.
И шагнул вперед.
.

.

Дикий джедай Палпатина спокойно шел вдоль длинного зала, не глядя по сторонам и не отводя глаз от Мастера. Уже на половине пути он знал: что-то не так - Палпатин мог отчетливо ощущать это. Возможно из-за того, что в зале не было никого кроме Амедды, а когда Император наказывал его, он всегда делал это за закрытыми дверями. Между Императором и его джедаем не должно было быть никакого общественного разногласия. Подойдя к трону, Люк плавно опустился на колено, в который раз ощущая мимолетное чувство неловкости и негодования. В отличие от своего отца он никак не мог привыкнуть к этому - он решил никогда не привыкать.
- Неймодианский мятеж был подавлен, Мастер. Заговор провалился, и все военные заводы остались нетронутыми. Военное положение введено только на Северном материке, но я не предвижу проблем там. Ситуация нормализуется в течение месяца при сохранении комендантского часа и ограничений на ношение оружия.
Пока джедай говорил, Палпатин молча рассматривал его, по-настоящему не вслушиваясь в доклад – в этом не было необходимости. Либо джедай выполнил приказ, либо его бы здесь не было. А о том, что он не сделал, Палпатин уже знал.
Так что он просто смотрел, вновь восхищаясь своим Волком. Восхищаясь его голубыми глазами цвета сумрачного льда. Его непослушными волосами, обрамляющими удивительно юное лицо - достаточно длинными, чтобы путаться беспорядочными завитками, свободно спадая до плеч, и кажущимися темными на фоне его бледной кожи. Покрытый шрамами - которых не было, когда он только прибыл сюда – как в душе, так и на теле. Но теперь это ему даже шло, придавая прежде несколько наивному лицу темное очарование; на смену неопытности и простодушию пришли значимость и серьезность.
Закончив говорить, Люк начал подниматься, и Палпатин вернул свои мысли к настоящему моменту.
- Я не давал тебе разрешения вставать, джедай, - сказал он с легким оттенком холодной угрозы в голосе.
Мальчишка замер – и, лишь немного сжимая челюсть, снова покорно опустился на колено.
- Ты встречался со своим отцом, - отрывисто напомнил Палпатин.
- Мой отец встречался со мной, - поправил его Люк, не поднимая головы.
- По какой причине?
- Он считает, что на борту «Несравненного» шпион», - сейчас было не время для игр, но Люк не мог удержать себя.
- В самом деле? – любезно заинтересованно спросил Палпатин, но угловым зрением Люк заметил, как тот прикрыл рот своей изможденной бледной рукой в жесте раздумия, как он часто делал, когда лгал. – И кто бы это мог быть?
Люк не колебался:
- Его зовут Дрей Воуз. Он инженер.
Палпатин слегка откинулся назад и опустил руку во временном облегчении.
- Лорд Вейдер прав?
- Простите, он был инженером, - учтиво исправился Люк, отмечая в памяти необходимость как можно быстрее сообщить это имя отцу – для своей защиты, не Вейдера.
- Так значит, вопрос решен?

- Да, Мастер.
- Ты уверен, что он действовал один?
О, искушение было слишком велико:
- Следует всегда оставаться бдительным, Мастер.
Палпатин сузил глаза, и затем вновь чуть поудобнее устроился на месте:
– Что с зачинщиками мятежа на Неймодии?
Его джедай лишь слегка напрягся от перемены темы, это было видно по изменившимся складкам на его плаще. Он переоделся, прежде чем идти сюда - надеясь немного снять напряжение встречи, зная, что она будет нелегкой. Вместо своего привычного костюма военного кроя, он выбрал более традиционное черное широкое одеяние. Это был тонкий знак проявления уважения к Императору. Скромно и сдержанно, но Люк знал, что Император обязательно отметит это.
– Повстанцы уже ушли к тому времени, Мастер. Я передал их данные…
- С неймодианцами, - перебил его Палпатин.
Мальчишка не поднял головы, хотя знал, что был пойман. С другой стороны, он знал, что так будет. Скрывать это было бессмысленно. Единственное чего он не знал – это меры его наказания.
- Они были смещены с должностей. Все лидеры наиболее…
- Я приказал убить зачинщиков.
- Они не были зачинщиками, Мастер. Они просто…
- Я не просил твое мнение. Только твое повиновение.
- Вы приказали, чтобы зачинщики…
- Прекрати спорить о семантике со мной. Ты решил истолковать мой приказ так, как тебе было удобно – ты точно знал, что я приказал.
- Да, Мастер, - напряженно произнес мальчишка.
Император довольно долго и молча сидел, задумчиво глядя на стоящего на колене джедая.
- Возможно, тебе стоит на какое-то время остановиться и задуматься о своих действиях, джедай, - наконец сухо произнес Палпатин, и мальчик неловко дернулся от скрытого в этом обращении оскорбления. Однако взгляда не поднял.
Палпатин повернулся к Амедде:
– Канцлер, что там с разрушением на Биммисари?
Люк оставался стоять коленом на жестком мраморном полу, положив руку на другое поднятое колено и уцепившись глазами за точку, находящуюся у подножия рельефного возвышения на полу.
От долгого нахождения в такой позе мышцы начали подрагивать, спину сковало, а между ребер появилась боль. Но он не шевелился, не желая тем самым давать повод для удовлетворения Императора.
Время текло медленно, солнечные тени становились все длиннее, передвигаясь по просторному роскошному залу, а он продолжал решительно смотреть на пол перед собой, начиная взывать к Силе для поддержки. К полудню Палпатин отчитал Люка четыре раза за то, что тот отвлекал его, когда пытался хоть немного двинуться, чтобы перераспределить вес. Сейчас Император стоял довольно далеко от него перед огромными арочными окнами, поднимающимися к сводчатому рифленому потолку, отделанному золотом сверх всякой меры, всматриваясь в отдаленный метрополис. Он взял перерыв перед следующей аудиенцией, время которой еще не было назначено.
Так как Мастер перестал обращать на него внимание, Люк чуть слегка отклонился назад в попытке унять дрожь в мышцах бедра. И Палпатин тут же развернулся к нему.
- Ты не способен сделать даже что-то настолько простое? – резким и ядовито-злобным тоном произнес он. – Ты так часто стоишь на коленях, что это уже должно стать твоей второй натурой, не давая забыть, кто ты есть.
Люк медленно повернулся, и даже это небольшое движение вызвало фейерверк боли в его спине.
- Не так ли? - встретившись взглядом со своим диким джедаем, продолжил провоцировать Палпатин.
Люк смотрел на него несколько долгих секунд, зная, как легко он мог перевести это в настоящее сражение…
- Да, Мастер, - наконец, признал он, хотя они оба знали, чего ему это стоило.
Палпатин только улыбнулся, говоря забавляющимся и насмешливым голосом:
- Ты – озлобленное маленькое существо. Я сделал тебя тем, кто ты есть. Ты был ничто без меня.
- Я – ничто, в любом случае, Мастер. Разве не это вы всегда говорите? – в голосе прозвучал лишь незначительный оттенок вызова, но этого было достаточно, чтобы вновь воспламенить гнев Палпатина.
- Не смей даже думать, что ты можешь бросить мне вызов, - с дикого вопля голос понизился до угрожающего рыка. Он прошел вперед, растягивая губы над испорченными зубами и держа перед собой руки с вытянутыми пальцами, заходя Люку за спину. Всем своим видом выказывая угрозу.
Люк не двигался, обостряя все свои чувства в ожидании знакомого ментального гудения световых молний, собирающихся в остром фокусе Силы. Тело неосознанно напряглось в ожидании…
Вместо этого сильная рука схватила его за волосы, царапая ногтями кожу, и дернула голову назад.
– Ты – ничто! Бесполезная игрушка для сильного мира сего. Все, что я даровал тебе, я могу забрать – положение, власть, свободу… жизнь.
С сильно запрокинутой головой мальчишка встретился с ним взглядом, без сопротивления и без страха, даже перед такой угрозой. Но Палпатин знал, как пробиться через это безразличие.
– И у всех, кто тебя окружает, – многозначительно прорычал Ситх, наклоняясь к нему. – Ты понимаешь?
Скайуокер долго и пристально смотрел ему в глаза, прежде чем сломался и отвел взгляд; хотя он и не утратил своей дерзости – как всегда.
- Да, Мастер, - сказал, наконец, Люк; еще одна тяжелая капитуляция.
Палпатин выпустил его и, отвернувшись, продолжил уничтожающе-язвительным голосом:
– Ты слаб. Сколько раз я говорил тебе, что если ты позволишь себе уязвимость, ее будут использовать против тебя?
Люк ничего не ответил, сохраняя маску на лице и кипя от досады внутри.
- У меня есть слабость? – раздраженно спросил Палпатин, и Люк почти сказал это – почти повернулся и сказал: «Да – я».
Он хотел сделать так – просто чтобы посмотреть, как среагирует его Мастер. Потому что они оба знали, что это правда. Но понимая, насколько близко к краю он балансирует, Люк все-таки промолчал.
- Безусловно, тебе будет полезно пока остаться здесь и обдумать то, что я только что сказал, - отворачиваясь, приказал Палпатин, еще не чувствуя, что разъяснил все необходимое.

.

День тянулся, Палпатин оставался в Палате Аудиенций, проявляя внимание к делам государства; его блудный джедай оставался стоять на одном колене перед троном, с прямой спиной, глядя перед собой и взывая к Силе, чтобы удержаться в этом неестественном и неудобном положении. Разум то и дело возвращался, пусть и против его воли, к словам Палпатина.
Он был ничем. Мастер бросал ему в лицо этот факт много раз, с абсолютной уверенностью.
С тех самых пор, как Люк впервые был заключен в камеру дворцовых казематов, когда еще наивно полагал, что у него есть какой-то выбор... что он может хоть что-то изменить. Что воля Палпатина не безгранична. Каждый раз, когда он сомневался, каждый раз, когда он спотыкался, каждый раз, когда он колебался; кто он был такой, чтобы сомневаться? Он - ничто.
Он был ничем. Он даже не был собой. Даже это его Мастер забрал у него, его имя, его волю… его душу, в конечном счете; точно так же, как у его отца. Он существовал только чтобы служить, чтобы воплощать ожидания Палпатина, несмотря на его непрерывные упреки и наказания.
Это было его жизнью теперь: быть при Мастере, охотясь по его приказам и прихотям и завися от его непостоянного, изменчивого нрава. Возможно, это никогда не прекратится.
Он вздохнул, ощущая, как дрожат от боли и напряжения межреберные мышцы, смиряясь со своими мыслями. Все это не имело значения - мало что вообще теперь имело значение.

.

К середине дня боль переросла всякий дискомфорт - все его тело начало дрожать, спазмы провоцировали непроизвольные резкие движения, скованные и напряженные мышцы живота, спины и ног каждые несколько секунд отзывались жуткой болью. Дыхание стало гораздо тяжелее, так как диафрагма сжималась от напряжения, требуемого для поддержания такого положения. Но он оставался молчаливым и сосредоточенным.

.

Палпатин растянул три личные аудиенции на целый день. Каждому посетителю приходилось пройти зал и неловко остановиться рядом с молчащим коленопреклоненным человеком, и каждого Палпатин просил встать, когда тот преклонял колено. Никто не посмел отпустить комментарий по поводу джедая Императора. Палпатин проводил аудиенции так, словно его там вообще не было, наблюдая за визитерами, которые безуспешно пытались скрыть свои украдкой бросаемые в сторону тревожные взгляды.
И все это время его джедай решительно смотрел вперед.
Наконец, все помощники были отпущены, и Император какое-то время понаблюдал за солнцем, садящимся за крыши далеких строений, потом прошел к трону, не торопясь устроился, и лишь после этого снова взглянул на джедая. Несколько минут он тихо рассматривал его. Видя упорную решимость в тех не смотрящих на него, скрытых волосами глазах, видя дрожание уставших мышц, видя, как в частом, остром дыхании поднимается грудь.
- Ты настолько упрям, - заключил он, наконец, удивленный и раздраженный одновременно. – Как можно быть таким упертым по такому незначительному поводу?
Стиснув челюсть, мальчишка непреклонно смотрел вперед, только чуть больше наклонив голову от долгого напряжения.
- Почему ты просто не убил их? – Палпатин понимал, что тот хорошо знал, что за неповиновение придется платить, как и всегда. Но это никогда не останавливало его джедая.
- В этом не было необходимости, - процедил мальчишка сквозь зубы. – В лучшем случае это дало бы Восстанию новую волну негодующих и готовых сражаться идеалистов. В худшем – вызвало бы бунты, которые распространили бы гражданские беспорядки по всему материку, и, возможно, по всей планете. Понадобились бы месяцы, чтобы справиться с ними и восстановить контроль, и на это потребовались бы бесчисленные войска. Но поскольку лидеры ушли, сейчас нет никаких причин для протестов. Ситуация нормализуется в течение нескольких недель.
- Я ничему не научил тебя, джедай? - прервал его Палпатин, заставляя коротко взглянуть на себя.
Он все еще наслаждался, называя того так, зная, как это жалит его. Его павший джедай, его дикий джедай, его темный джедай… его джедай. Его. Он так и не дал мальчишке нового имени, хотя старое отнял уже давно. Теперь все, что осталось это: его джедай, его волк, командующий его флота, и ничего больше. Пусть шепчутся и строят догадки. Мальчишка никогда не скажет правды – его не волновало его прошлое, и больше не беспокоило то, как называют его окружающие.
Он знал, кем он был, независимо от того, насколько ему это не нравилось.
Палпатин нахмурился. Что заставило его не подчиниться: милосердие или логика, которую он изъяснил? Он уже много раз убивал по приказу Мастера – всегда делая это с грацией хищной птицы, выпущенной на охоту. Что же удержало его руку сейчас?
Он все еще был в силах удивлять своего Мастера, даже спустя три года после появления… и именно поэтому он все еще был интересен и ценен.
- Никогда не сомневайся, - предостерег Палпатин, снисходительно подавшись вперед. – Это твоя главная слабость – победи ее или твои враги победят тебя с ее помощью. Каждый, кто сможет взять над тобой верх, сделает это – такова природа всего живого, закон стаи. Всегда найдется кто-нибудь, кто бросит тебе вызов. Если ты будешь реагировать без промедления, жестко и показательно, люди запомнят это, и тебе не придется повторять те же самые уроки снова и снова.
- Да, Мастер, - спокойно сказал мальчишка, не встречаясь взглядом с Палпатином.
- Победи свои слабости, друг мой. Или я сделаю это за тебя.
В ответ мальчишка поднял голову, понимая… Палпатин только продуманно пожал плечами:
– Неймодианцы, которых ты оставил на свободе, были окружены и убиты сегодня утром по моему приказу. И если на улицах вспыхнут бунты, тогда, возможно, в следующий раз ты будешь стоять на коленях не так долго.
Он поднялся, довольный тем, что смог подвести черту, доказывая тщетность любого несогласия. Неповиновение было не только болезненным, но и бессмысленным.
Медленно проходя мимо своего джедая, с тростью в руке, Палпатин остановился и, не смотря вниз, похлопал по плечу стоящего на колене мальчика.
– Не заставляй меня напоминать тебе это снова. Сегодня я нашел произошедшее забавным, учитывая, что инцидент уже исчерпан. В следующий раз я не буду столь снисходителен.
Постукивая тростью по холодному мраморному полу, он вышел из комнаты, оставляя там молча стоящего на коленях человека.
Когда двери закрылись, Люк упал в жгучих, жестоких судорогах, пока кровь мучительно возвращалась к оцепеневшим мышцам.
Он долго просидел один на полу Палаты Аудиенций… по той простой причине, что был не в силах подняться.

Люк, молча, стоял перед рядом высоких окон в частных комнатах своих широко раскинувшихся апартаментов. Чувствуя себя уставшим и обессиленным, он желал, чтобы его все еще что-то говоривший отец исчез. Комната была едва освещена, и Люк вглядывался в непрерывное движение столичных огней. На заднем плане, доходя лишь до края сознания, громыхал бас Вейдера.
Риис, советник Люка и один из его немногочисленных союзников, находился в комнате по соседству, источая волну беспокойства и неодобрения на протяжении всей их встречи. Передав все, что было необходимо для поддержания обмана Императора, Люк теперь хотел, чтобы Вейдер просто ушел - прежде чем один из них вскипит и накинется с обвинениями на другого. Как и всегда, когда их упрямые характеры, в конечном счете, сталкивались.
Как бы ему это ни нравилось, но Люк сам был вынужден инициировать этот разговор, послав Вейдеру легкий толчок в Силе, на который тот ответил, придя к нему в апартаменты глубоко за полночь. Если бы можно было безопасно передать информацию через третье лицо, то, несомненно, Люк так и сделал бы, но каждый дополнительный человек в цепочке был бы еще одним двойным агентом или даже доверенным союзником, и мог быть легко прочитан Императором. Так что, несмотря на то, что Люк находил это весьма неприятным, он связался с отцом напрямую.

Факт, что об их встрече станет известно, был прискорбен, но неизбежен. Во Дворце это лучше было делать открыто, чем пытаться полностью скрыть. Однако Люк максимально снизил уровень опасности, принимая Вейдера в частных комнатах Перлимианских апартаментов - официально назначенной ему жилой резиденции в Западной Башне. Три совмещенные частные комнаты в углу огромного, раскинувшегося по всему уровню жилья являлись его единственной безопасной зоной внутри Дворца. Только в этих комнатах все оборудование наблюдения было приведено в негодность. Каждый раз, когда Люк оставлял Дворец, уходя с флотом, устройства тщательно восстанавливались и заново активировались, и каждый раз, когда он возвращался, он немедленно уделял время, чтобы с помощью Силы обнаружить их и тонко вывести из строя. Еще одно непрерывное сражение с Императором, о котором они никогда не упоминали, но в котором оба участвовали.

Он продолжал тихо стоять, слушая знакомый механический звук дыхания отца и слегка оперевшись на спинку находящегося рядом стула. Тело все еще было изнурено от неожиданно выбранного Палпатином наказания. По правде говоря, Люк очень легко отделался - его Мастер спускал на него карающий яростный гнев за гораздо меньшее.

И это вызывало вопрос: «Почему?» Почему Люку позволили этот вызов?
Палпатин даже использовал такой термин, как «снисходителен» - слово, которое он, как правило, не использовал по отношению к своему джедаю...

И что все это значило?

- Люк?

Он повернулся, внезапно понимая, что Вейдер называл его по имени.
- Да?

- Ты слышал, что я спросил?

- Нет. Я не слушал, - кратко ответил Люк, желая дать понять, что у него не было никакого интереса к претензиям его отца, никакого интереса к очередному вскапыванию вендетты.

- Почему ты не искал меня? - спросил Вейдер; по тону было понятно, что он собрал все ранее сказанное в один вопрос.

Люк вновь отвернулся, уставившись на далекие огни города, раздумывая... не что ответить, а ответить ли вообще. Может, ему самому развернуться и уйти из комнаты?

После еще одной продолжительной паузы, сопровождаемой только надсадным дыханием Вейдера, Люк досадливо вздохнул. Как он позволил разговору затянуться настолько, что его отец спросил подобное?

- Я же говорил тебе, Бен сказал, что мой отец умер, что он убит Дарт Вейдером.

Басовый тон Вейдера стал негодующим и резким, а колебания в Силе походили на волновой фронт:
- Кеноби был озлобленным и слабым стариком, наполнившим твою голову ложью.

Но хоть Люк и согласился ответить отцу, потакать ему он не намеревался:
- Кеноби был прав. Мой отец умер двадцать пять лет назад, в момент, когда появился Дарт Вейдер. Все, чем он являлся, было разрушено тем существом - и его пустой шелухой бессмысленных амбиций.

Обвинение было резким, предназначенным для окончания дискуссии, но его отец промолчал, вынуждая Люка продолжать. Истощение довело его до опасного края, с которого он мог сорваться в любой момент. Люк встретил глаза отца, пытливо всматриваясь в них – будто разглядывая некий необычный объект, голос был отстраненным и сдержанным:
- Они действительно стоили того, твои амбиции? Стоили всех страданий, что ты принес? Как ты спишь теперь... и спишь ли ты вообще? Может ли машина спать - или чувствовать вину?

- Я пойман в ловушку этого скафандра, благодаря твоему драгоценному учителю Джедаю!

Люк мягко покачал головой, нисколько не задетый.
- Я не защищаю его. Я испытываю к нему не больше лояльности, чем к тебе.

Тонкий шип, воткнутый небрежно и мимоходом, но с полным пониманием его силы. Вейдер знал это, мальчик давно научился играть в небольшие игры Дворца, подстрекаемые Императором - в конце концов, он учился у истинного мастера. Интриги, хитрость и уловки, скрытые мотивы... или откровенно показываемые намерения.

Люк многозначительно отвернулся, уставившись на отдаленный город, который в действительности был еще дальше, чем раньше, став похожим на исчезающий сон его старой жизни.
- Но ты прав, он был слаб. Он не выполнил свой долг на Мустафаре. Он изменил своим убеждениям и принципам, которых придерживался. Он подвел джедаев, он подвел галактику - и он подвел Энакина Скайуокера.

Вейдер подумал обо всех страданиях и мучениях, на которые Кеноби обрек своего бывшего ученика с того дня - о мести Кеноби, намного худшей, чем смерть.
- Я бы убил его, если бы получил шанс.

Его сын повернулся к нему, бесстрастное выражение лица жалило само по себе, но оно было ничем по сравнению со словами:
- Но у тебя был шанс - когда ты находился там. Ты проиграл.

Вейдер поднял голову, эта язвительно-ядовитая резкость удивила даже его.
- Тебе не понять - ты не был там.

- Нет, и это печально, - его сын вновь отвернулся к городским огням, - потому что я бы убил тебя.

Он больше не оборачивался, по его мнению, разговор был закончен. Вейдер постоял еще какое-то время, уставившись на своего сына и задаваясь вопросом, почувствует ли тот себя обязанным признать, что его отец еще здесь. Но он не сделал этого, и Вейдер в негодовании направился к выходу, не понимая, зачем он опять говорил об этом, зачем продолжал задавать вопросы, ища какую-то общность, какую-то искру в их отношениях, когда мальчик снова и снова отталкивал его.
У него не было ответа - кроме знания, что он не мог иначе.


.



Люк крепко спал, когда внезапный шепот в Силе пробрался в его сон, заставляя насторожиться… и затем все резко наклонилось и начало смещаться, преобразовывая реальность… Задыхаясь, Люк резко сел в кровати, хватаясь за нее обеими руками, чтобы удержаться против этого эфемерного движения. От неожиданности произошедшего, отвечая на руководство Силы, по всей темной комнате вспыхнули яркие огни подсветки, освещая каждую поверхность, каждую стену и каждый предмет...
Когда его сознание успокоилось, не видя никакой определенной угрозы, комната вновь погрузилась во тьму.

Несколько секунд спустя он ощутил Рииса, идущего по направлению к нему через смежную с его спальней комнату, и повернулся к дверям.
- Да, - разрешил он войти, хотя его помощник еще только собирался постучать в двери. Когда те распахнулись, Люк подсказал кланяющемуся на пороге Риису: - Что-то произошло.

- Простите за вторжение, сэр, но я думал, что вам захочется взглянуть на это, - говоря тревожно предвещающим тоном, Риис быстро прошел вперед, держа в руках датапад, чья задняя подсветка создавала маленький островок света в плотном мраке огромной просторной комнаты.

Люк взял датапад, прочитал, перечитал и затем поднял взгляд:
- Это подтверждено?

- Да, сэр - об этом уже объявлено по холонету.

- Хм... - это было все, что сказал Люк. Но тон его краткого восклицания показал, что полученное сообщение многое объясняло - хотя, вероятно, только Риис, слишком хорошо знающий его, мог понять это из такой малой реакции. Люк вернул датапад помощнику. - Это ничего не меняет, вообще ничего. Так ведь?

- Я думаю, что, возможно, в глазах других… это определенно сделает некоторые союзы проще.

- Даже слишком. Но преданность и амбиции - разные вещи, - Люк покачал головой, слишком усталый, чтобы думать о значении случившегося прямо сейчас. - Мы поговорим утром.

Риис поклонился, соблюдая новый протокол, прошел спиной к дверям и поклонился снова, прежде чем повернуться и выйти из комнаты.

- И никогда больше не делай этого, когда мы в частных комнатах, - донесся голос Люка из темноты.

Риис довольно улыбнулся, радуясь, что командующий не приказал ему совсем никогда не делать этого, что было бы нарушением протокола, но желал обойтись без бессмысленных правил этикета в частной обстановке - что было характерно для всего его принципа работы. И что было одной из причин, почему Риис дезертировал на его сторону.
- Конечно, сэр, - признал он, уходя. Впереди его ждала рабочая ночь.



.



В ранний час утра Лею разбудил настойчивый сигнал комлинка. Хан со стоном натянул на голову подушку. Щелкнув прикроватным выключателем, она сощурилась от яркого света, шаря рукой по тумбочке.

- Лея, - отозвалась она, не имея никакого настроения для разговоров.

- Лея, тебе необходимо увидеть кое-что, - раздался тревожный голос Мон, подрагивающий от волнения и заставляющий Лею немедленно проснуться, передавая ей свои эмоции.

- Где вы?

- В оперативном отделе, - ответила Мон напряженно, пробиваясь через гул голосов тех, кто был рядом.

Чувствуя, как все сжалось внутри, Лея села.
- Вставай, пилот, - позвала она Хана.

- Что еще? - он растягивал слова, с надеждой цепляясь за подушку.

Лея помотала головой, уже успев одеться:

- Я не знаю - но это серьезно.


Пятнадцать минут спустя, она была в оперативном отделе, уставившись на передаваемое по всем официальным каналам холонета сообщение - с той же смесью неверия и беспокойства, как и все остальные.

- Ну, вот и все, - произнесла твердо Лея, глядя на Мон с чувством пустой окончательности, затопляющей маленький островок надежды, что еще теплился в ней. - Никаких больше споров. Когда это вышло?

- Когда я позвала тебя, - ответила Мон, выглядя такой же растрепанной и не выспавшейся, как Лея. - Несколько часов назад мы получили сообщение от ботанов, но не было никакого подтверждения.

- Ну, теперь это кажется довольно достоверным, - сказала Лея.

Мон кивнула, оглядываясь вновь на экран:

- Прямой Наследник.

Сообщение было внушительным и многословным, кропотливо и тщательно составленным юридически обоснованным языком - но, в итоге, оно сводилось к одному.

Палпатин назвал преемника. Люк Скайуокер был теперь Наследником Империи.

- Я не удивлен, к этому все и шло, - тревожно сказал Мадин.

- Однако, это выглядит очень нехарактерным для Палпатина, - размышляла вслух Мон, читая в пятый раз официальный текст провозглашения. - Он никогда не демонстрировал хоть какой-нибудь готовности разделить власть.

- Он не разделяет; на самом деле он не предложил ничего большего, кроме того, что все уже знали, - отозвался Акбар низким скрипучим голосом, погрузившись в размышление. - Теперь это просто стало официальным.

- И купило ему несколько лет отсрочки, - добавила Лея. Мон обернулась к ней, и Лея пожала плечами: - Все аналитики говорят, что командующий сформировал сильную поддержку в вооруженных силах. Они все утверждают, что он придет к власти в течение десятилетия - возможно, Палпатин официально подтвердил его положение, чтобы предотвратить это - зачем рисковать переворотом, когда можешь получить все, что ты хочешь, только посредством ожидания. Когда теперь все гарантировано.

- Мы должны рассмотреть это в командном центре, - произнесла твердо Мон. - Нам необходимо разработать курс действий - ответ.


.

- Ваше мнение? - Мон пыталась вовлечь в дискуссию Тэж Массу, главу службы разведки. Они сидели за большим круглым столом в командном центре, простые стены и слабое освещение только придавали веса их обсуждению. Все пристально смотрели на свои датапады, чтобы снова проверить этот удивительный и полностью непредвиденный поворот событий.

- Это очень неожиданно, мэм, - Масса уклонилась, никогда не склонная делать преждевременных заявлений. - Однако я сомневаюсь, что это - стабилизирующее действие со стороны Императора, в нем просто не было необходимости.

- Что насчет всех докладов о том, что главнокомандующий сформировал свиту при дворе? - запросила Лея.

- Верно, что Волк сформировал очень сильную политическую поддержку за последний год, особенно в войсках, но он никогда не показывал никакого серьезного намерения или желания свергнуть Императора, - сказала Тэж.

Ее спокойное упоминание псевдонима командующего, часто применяемого в имперских кругах, заставило Лею почувствовать себя больной и вновь задуматься, уже в который раз, каково было его настоящее имя. Его никогда не называли по имени в Империи: ни Люком, ни Скайуокером, ни кем-либо еще - фактически имя у него было только, когда он был здесь, шпионя для своего Мастера. Но даже ботаны не могли проследить никаких связей к этому имени, кроме простого словесного сходства с фамилией одного из джедаев старой Республики. Но как сильно она ни старалась, Лея по-прежнему не могла думать о нем под любым другим именем.

Пока Лея размышляла об этом, Масса продолжала говорить:
- Ничего свыше нормального уровня игр власти, характерных для тех кругов. И в немногих случаях, когда мы отмечали формирование любого реального конфликта между командующим и Императором, мы также замечали исчезновение командующего на несколько дней или даже недель. Отсылался ли он прочь от двора или сам выбирал там не появляться, пока конфликт себя не исчерпает, неизвестно. - Щелкнув быстро по своему затертому и царапанному датападу, она добавила: - Информация, что мы имеем в его досье по этому поводу... отражена на экранах с девяностого по сто пятьдесят восьмой.

- И куда он исчезает? - поинтересовался Акбар, щелкнув удлиненными перепончатыми пальцами.

- Этого мы не знаем, сэр, - признала она, потирая брови. Она также занималась всю ночь этой информацией и не думала, что сможет уснуть в ближайшее время. - Но когда он возвращается ко двору, он кажется более недоступным и замкнутым, чем обычно - часто в течение длительного периода. Это есть в его психологическом профиле - экраны…

- И конфликты всегда рассеиваются? - полусообщила, полуспросила Мотма, прерывая Тэж и заставляя взглянуть на себя, чтобы слегка кивнуть в ответ.

- Безусловно, их отношения кажутся менее спорными, да.

- Но он лоялен к Императору? - спросила Лея, чувствуя, что они пропускают нечто важное.

- Его психологический профиль показывает, что да, - сказала Тэж.

Что не было ответом на вопрос, поняла Лея.

- А по вашему мнению? - нажала она.

- Мнения подвержены влиянию, мэм, - категорично ответила Тэж.

- Пожалуйста… - спокойно произнесла Лея, побуждая Тэж Массу все же ответить. Она была уравновешенной, вдумчивой женщиной, молодой для своей должности - двумя годами старше Леи. Она заняла этот пост после смерти ее предшественника Одина Латта, погибшего во время имперского нападения лишь восемь месяцев назад.
Он готовил проницательную Массу для этой должности почти год, но многие волновались, что ее опыта было недостаточно для возложенных на нее задач. Что касается Леи, то она считала неопытность женщины плюсом - та имела тенденцию изменять многие привычные для разведки методы, и эта способность мыслить нестандартно мешала имперской противоборствующей стороне прогнозировать и обходить ее. Пытливый и быстрый ум Тэж не был подвержен ни массовому мнению, ни различным полетам фантазии, и Лея крайне уважала ее мнение и доверяла ее суждениям.

Тэж мельком взглянула вниз, словно размышляя, и затем посмотрела Лее в глаза:
- По моему личному мнению, - подчеркнула она, - я не думаю, что Волк лоялен хоть к кому-нибудь внутри Империи. Он выказывает полное уважение Палпатину, но, кажется, не заводит никаких дружественных отношений, выходящих за рамки своей деятельности, держа осторожную дистанцию от двора и окружения Императора в максимально возможной степени… Фактически, он преднамеренно остается за пределами того общества, в котором находится теоретически. Его собственное небольшое окружение состоит преимущественно из военных и экс-военных, и всякий раз, когда выпадает возможность, он, кажется, проводит свое время подальше от двора, путешествуя с флотом в Центральных и Колониальных системах. И это - по моему личному мнению... - она снова сделала паузу, делая акцент на последних словах. - Причина для его вступления в титул Наследника. Я думаю, что теперь ему будет очень сложно избегать имперского двора и политической жизни. Существа со всех концов галактики попытаются как-либо взаимодействовать с ним - связи с ним будут рассматриваться, как выгодные и долгосрочные политические инвестиции, в особенности, когда на это есть печать одобрения Императора. Фактически, вокруг него самого сформируется двор, хочет он этого или нет. Палпатин по-прежнему останется недосягаем, являясь Императором. Но Волка неизбежно потянут из его преимущественно военного положения в иерархию, которой он до настоящего времени умышленно избегал.

Несколько долгих секунд все сидящие за столом сохраняли абсолютную тишину, во время которых Масса нервно смотрела на свой датапад.
- По... моему мнению, - добавила она, наконец.

Лея моргала, осмысливая сказанное. Тэж Масса высказала плод своих личных соображений, разумеется. Но это и было ее работой.

- А лорд Вейдер? - спросила Лея, продолжая размышления.

- Лорду Вейдеру никогда не дали бы Империю, мэм. Не с Волком в стороне. Палпатин удерживал бы власть для него, это ясно; и Вейдер был готов к этому.

- Почему? - спросил Мадин.

Тэж обдумала свой ответ.
- Насколько нам известно, никто из пользующихся наибольшим доверием сторонников Палпатина не знал о существовании Волка, пока тот не был представлен двору в возрасте двадцати одного года. Чуть больше года спустя ему была оказана честь возглавить Флот Центральных систем. Подходящий возраст, учитывая его будущее положение и обязанности. Несмотря на его нежелание, он остается приближенным ко двору и занимает непревзойденную позицию власти - Император всегда держит его рядом...

- Я думал, это потому, что Император считает его непредсказуемым? - сказал Мадин.

- Если бы Император считал его настолько непредсказуемым, то я сомневаюсь, что он отдал бы Волку контроль над самыми влиятельными и богатыми планетами Империи посредством Центрального Флота, - возразила Тэж ровным голосом, после чего вернулась к обсуждаемому вопросу: - Все наши сведения указывают, что он находится в чрезвычайно привилегированном положении у Императора, и так было с самого начала. Принимая все это во внимание, бездоказательные сообщения о том, что он - сын Палпатина, а не Вейдера, могут быть правдой.

- Я не верю этому. Это звучит слишком неправдоподобно, - заявила Лея, тщетно пытаясь найти факты в поддержку того, что она чувствовала интуитивно. - Если он - сын Палпатина, почему не объявили об этом раньше? Зачем было ждать двадцать один год, прежде чем представить его Дворцу?

- К этому времени он стал более способным к тому, чтобы эффективно защитить себя, - сказал адмирал Акбар, и многозначительно добавил: - И от внешних и от внутренних угроз.

Лея нахмурилась, не приняв аргумент.
- Если Палпатин беспокоился об этом, то почему он посылал его на столь опасные миссии, как проникновение в Альянс?

- Возможно, Ск… - Акбар почти сказал это, Лея знала; почти совершил то, что стало непростительной ошибкой - назвал Люка именем, которым тот пользовался, шпионя за Альянсом. Но он вовремя опомнился, продолжая без запинки говорить дальше: - Возможно, он чувствовал необходимость проверить свои силы, получить практический опыт. Это, безусловно, повлияло бы на его репутацию внутри войск. Или, возможно, этого хотел Палпатин.

- Это - слишком большая и опасная игра. Рисковать своим сыном и наследником, посылая его проникнуть в Альянс... Все равно, что бросить ягненка к волкам...

Как только она сказала это, она тут же поняла свою ошибку - учитывая прозвище, которое применялось в имперских военных кругах, начиная с продвижения Люка на пост главнокомандующего флотом. Неожиданно, но именно Мотма выразила ей неодобрение:

- Учитывая его успех, это больше похоже на волка, брошенного к ягнятам. Возможно, Палпатин был уверен, что так и будет.

Воцарилась долгая тишина, все окунулись в прошлое; псевдоним Скайуокера впервые был услышан от шпионской ботанской сети, следившей за ним сразу же по его возвращению в Империю после проникновения в Альянс. Его кодовое имя, под которым он работал как агент, изначально было связано с Черным Солнцем. И это было все, что у них на него было. Все, что было у кого-либо. Несколько несвязанных друг с другом отчетов и непрослеживаемых деталей. Все тихо молчали, размышляя над загадкой, которую он по-прежнему представлял.

- Я бы сказала, что рассматривая его новое положение, не имеет значение, чей он сын, - произнесла, наконец, Мон Мотма, возвращая мысли присутствующих к настоящему. - Нас должно беспокоить то, кем он будет.

Мадин Крикс стал тем, кто высказал мысль, которую присутствующие не отваживались произнести вслух:
- Думается, для нас было бы разумным сломать эту цепь. Чтобы искоренить порядок преемственности, прежде чем он будет установлен.

Никто не отреагировал, не обменялся взглядом. Только Лея решилась спросить:
-Вы говорите об убийстве?

- Я бы сказал: да, - ответил Мадин, встречая ее пристальный взгляд. - Это будет трудно, но не невозможно; учитывая, что он постоянно путешествует по Центральным системам в отличие от Императора.

Лея заерзала на месте, испытывая крайнюю неловкость.
- Никто не сможет подойти достаточно близко для этого.

Она сказала это? Призывая всех к обсуждению? Лея почувствовала, как вспыхнули щеки – что бы сказал ее отец? Он всем сердцем верил, что, в конечном счете, будет найдено дипломатическое решение. Что бы он сказал теперь?

- Есть и другие пути, - сказал Мадин, полностью сосредотачиваясь на вопросе. Как бывший имперец, он полагал, что ему есть, что доказать, не боясь при этом запачкать руки – Лея всегда чувствовала это. Он сохранял специфическую уверенность, присущую всем имперским офицерам – абсолютную веру в свою правоту. Что цель оправдывает средства, какими бы те не были… грубыми. - Есть многообразные методы, не требующие никакого прямого контакта, поэтому даже ситху будет трудно их обнаружить. Методы более серьезного масштаба.

Лея нахмурилась, сомневаясь, что она хотела услышать это.
- Например?

Мадин обдумано пожал плечами, посмотрев для поддержки на Мон Moтму:
- Бомба, возможно?

Лея не смогла не заметить выразительные взгляды, которыми обменялись Мон Мотма и генерал Мадин, хотя Мон тут же предупредительно опустила глаза. Когда Лея повернулась к Мадину, она встретилась взглядом с Тэж, и по ее лицу поняла, что та тоже это заметила; что-то происходило между Мон и Мадином - что-то, чего не знала даже Тэж Масса.

Подумав, Мон Мотма, наконец, сказала:
- Нам необходимо изучить все существующие отчеты, чтобы точно понять то, к чему он способен. Я уверена, что потребуется более комплексный анализ для обеспечения благоприятного исхода.

Лею вытянуло из задумчивости непринужденное лицо Мон - жесткие намерения, скрытые под уклончивыми рекомендациями. Почему бы просто не выступить прямо и не произнести это: "для гарантии, что мы можем убить его".

- Это – результат, к которому мы пришли? И кем мы теперь будем? - тон ее слов притянул к ней все взгляды. - Что он реально сделал против нас? - Лея не могла поверить, что она почти дословно произнесла аргумент Хана. Тогда она так легко отклонила его слова - но сейчас, столкнувшись с происходящим… Дело было не в том, что ей нравился Люк Скайуокер, или как, черт побери, его там зовут, а в том, что это просто… ощущалось неправильным. Каждым фибром своей души она чувствовала, что это неправильно.

- Я так понимаю, ты говоришь о втором после Императора человеке, который поддерживает и стабилизирует его диктатуру? О том, кто убивает людей без суда и следствия? О том, кто проник в Альянс для доносов в Империю? О том, кто попирает неотъемлемые и разумные права граждан и практикует доктрины ситхов? – ровным тоном бросила Мон вызов.

- Чужой грех своего не искупает.

- Я думаю, что мы не будем прибегать к поверхностной софистике, Лея? - упрекнула Мон. - Иногда нужно смотреть на большую картину. Можем ли мы позволить ситхам утвердить свою династию?

Лея покачала головой, не зная, почему она боролась, но совершенно уверенная, что она была в этом одинока.
- Я спрошу еще раз: что он когда-либо делал, указывающее на то, что он не одобряет Альянс? Что он будет угрозой для нас, если придет к власти? Возможно, он будет тем, кто положит конец этой гражданской войне.

- Тем или иным способом, - мрачно произнес Мадин.

Лея повернулась к Тэж Массе для поддержки:
- Вы сами сказали, что у него нет лояльности Империи.

- Он уже продемонстрировал степень своей лояльности Союзу, - возразила Мон, обламывая ее довод.

- Если мы собираемся кого-то убить, разве это не должен быть Император?

Мон покачала головой:
- Император гораздо недоступнее. Но даже, если бы это и было возможно, логически мы должны вначале удалить его преемника, в противном случае мы только поможем Волку подняться к власти. А помещая еще одного ситха на трон, мы позволим создание династии на неопределенный и непредсказуемый срок. Генерал Мадин прав - лучше остановить этот порядок преемственности сейчас.

Лея устало и раздражительно потерла лоб.
- Я не могу потворствовать этому. Не буду.

- Могу я спросить, Лея, - произнесла Мон голосом, похожим на обернутую в шелк сталь, - ты говоришь, как лидер Альянса или как его друг?

Это было ударом ниже пояса. Лея выпрямилась на стуле и зафиксировала на Мон свой самый неприступный взгляд. Мон была мастером в палате Сената, но Лея тоже работала там, несмотря на свою юность, и успела кое-чему научиться.
- Это неуместный вопрос. Да, я была обманута, как и мы все - но моя преданность осталась неизменной. Альянсу и демократии. И я не буду ставить их ценности под сомнение, чтобы потакать своим скрытым мотивам.

Мон держала ее неумолимый взгляд в течение долгих секунд, все остальные за столом внезапно нашли неотложную причину смотреть в другую сторону, пока два самых сильных характера высшей иерархии Альянса сталкивались лбами...

- Возможно, - предложил, наконец, Акбар, взывающий, как всегда, к голосу разума, - нам нужно заново собраться в более удобный час. Все устали, и сейчас не время принимать далеко идущие решения. Все это требует более продуманного подхода, прежде чем мы пойдем дальше.

Обе женщины медленно откинулись на спинки стульев, но Лея все же не могла позволить этому так просто закончиться.
- Мне не нравится играть в адвоката дьявола, но я не собираюсь просто наблюдать, как мы принимаем решения, которые будут формировать представление о нас у остальной части галактики и повлияют на курс всех наших будущих деловых отношений, не принимая во внимание все возможные последствия.

- Ты предполагаешь, что мы не делаем этого? - твердо спросила Мон.

- Я предполагаю, что наши принципы ставятся под угрозу. Вы обвиняете меня в предубежденном мнении относительно командующего. Я обвинила бы вас в том же самом. Он причинил нам боль, и он подорвал наш образ… и вы хотите возмездия.

- Не я подняла это обсуждение, Лея, - ровно возразила Мон.

Ох, хорошо сделано, Мон, подумала Лея, когда в разговор вступил генерал Мадин. Мон аккуратно ввела его в спор, отклоняя последний комментарий Леи к нему.

- Могу я напомнить вам, принцесса, что мы находимся в состоянии войны, - сказал генерал серьезно. - И стратегия нашего врага внезапно стала совершенно ясной. А моя обязанность сделать все, что в моих силах, чтобы завершить эту войну в нашу пользу. Или я неверно понимаю суть моих обязанностей?

Лея повернулась к нему, вынужденная теперь защищаться по двум фронтам:
- Нет, генерал. Но даже на войне есть правила. Будет довольно трудно сохранить высокие моральные принципы, держа в руках оружие убийц.

- В случае, если вы не заметили, Ваше Высочество, ближайший помощник Волка - имперская убийца, - возразил Мадин полным презрения голосом.

Каким бы хорошим воякой не был Мадин, он все же не был дипломатом, и Лея в какой раз благословила своего отца за то, что тот вложил в нее эти навыки, прежде чем она даже смогла хоть немного прочувствовать их ценность.
- И вы осуждаете это, генерал?

Мадин остановился, видя, что его загнали в угол, и подняв на мгновение взгляд к Мон Mотме.

В наступившей тишине инициативу взял адмирал Акбар:
- Я думаю, нам нужно прерваться, чтобы дать службе разведки время получить более полное представление о ситуации. Мы возобновим работу утром, детали будут присланы в ваши офисы. Всем спасибо.

Резкая окончательность, не подразумевающая больше никаких дебатов. Все начали собираться, прежде чем ситуация ухудшится еще больше, даже Лея. Она не хотела того, что произошло - это просто случилось. Но она не могла не заметить, как Мон - всегда превосходному дипломату - удалось заставить кого-то отстаивать ее точку зрения, не пачкая при этом своих рук. Лея вздохнула, встала и направилась к выходу командного центра, прижимая датапад к груди. Как только она оказалась в приемной, на глаза ей попался Хан.

- Эй, твой взгляд можно обозначить как: «кто-то наступил мне на ногу, и я жажду отмщения», - с по-прежнему взлохмаченными ото сна волосами и, пытаясь угнаться за Леей, пробормотал Хан.

- Ничуть, - коротко ответила она, смотря на Мадина, который выходил из комнаты, полностью поглощенный беседой с Мон.

- Ладно, - ответил Хан, явно не убежденный. Через несколько молчаливых шагов он попробовал еще раз:
- Так, что происходит?

Голова Леи все еще шла кругом, пытаясь справиться со слишком большим объемом информации. Но она повернулась к Хану, зная, что это будет ударом для него.
- Палпатин назвал Люка Прямым Наследником Империи.

Ноги Хана запнулись, и он остановился, уставившись на Лею, чувствовавшую себя странно виноватой - будто это она, а не Люк, подвела Хана.

- Это… не… - все, что он смог произнести, и, смотря на его раненое и изумленное лицо, Лея пожалела, что сказала ему это так прямо.

- Мне жаль, Хан, - произнесла она, но он отвел взгляд, провожая глазами уходящих лидеров Альянса.

- Так, о чем был ваш разговор в центре? - спросил он низким подозрительным голосом.

- Они… мы, - исправилась Лея, - пытались определить курс действий.

Глаза Хана сощурились:
- И что?

Лея увидела Тэж Массу, проходившую позади Хана, и кратко сжала его руку в заверении:
- Подожди здесь.

Поспешив, Лея догнала Тэж; Хан остался позади, зная свою принцессу достаточно хорошо, чтобы понять, что это серьезно.

- У вас весьма интересное мнение, шеф, - сказала Лея, поравнявшись с главой службы разведки.

Тэж повернула к ней свой проницательный взгляд:
- Но не особо популярное.

Лея пожала плечами:
- Мне больше по душе справедливость, чем популярность... к счастью, - добавила она с сухой иронией.

Тэж слегка улыбнулась.
- Я поддерживаю это, - добавила она, взглянув вниз, и Лея почувствовала, что та беспокоилась, что говорила об этом вслух.

- Могу я задать вам вопрос? - оживленно спросила Лея, помня об изучающем выражении на лице Тэж при виде многозначительных взглядов между Мон и Мадином, которые по-прежнему занимали голову Леи.

Тэж улыбнулась:
- Официально или нет?

Лея также улыбнулась; никогда не пытайтесь быть умными с офицером разведки.
- Нет. Но, вы и так уже знаете это.

- Продолжайте, - пригласила Тэж.

- Если бы вы находились за пределами этой ситуации - как беспристрастный наблюдатель - учитывая характеры существующего лидерства… каким бы вы предсказали результат будущих дебатов по сегодняшнему вопросу?

Масса посмотрела под ноги, идя какое-то время в тишине; Лея не подталкивала ее, пока та сосредоточенно обдумывала вопрос, пробегая в голове все возможные сценарии.
- Учитывая текущую предрасположенность, цели и сопутствующую историю, особенно в случае генерала Мадина… я думаю, что они пойдут на попытку убийства. Думаю, что генерал будет проталкивать это, потому что у него свой план и своя логика, и я думаю, что руководитель Мотма поддержит его по двум причинам: во-первых, потому что это все серьезно испугало ее - она вообще всегда хорошо разбиралась в том, что делает Император, но это событие она не предвидела, а это значительное - важнейшее – событие; и во-вторых, потому что она и Мадин хорошо сработались вместе, она доверяет ему, а Мадин кажется полностью уверенным в необходимых ответных действиях. Он окажет давление на нее, он - бывший имперский военный, а они привыкли всегда делать все своим способом, и, в целом, перебежчики всегда более ревностны в своей борьбе. Мадин по-прежнему ощущает, что ему есть что всем доказать, он по-прежнему хочет повредить Империи и он по-прежнему мучается тем, что Волк проник сюда, обведя всех вокруг пальца, включая его. Адмирал Акбар попытается воззвать к голосу разума, но Мон Мотма убедит его, потому что он - мон-каламари, а они уважают власть, и потому что у него и руководителя Мотмы долгая история отношений. И, наконец, вы сами. Ваше мнение в этом вопросе твердое, но - простите мне - несколько пристрастное. У вас были близкие отношения с Волком, когда он был здесь, и теперь у вас очень близкие отношения с... - она сделала паузу, многозначительно взглянув на Хана; договаривать необходимости не было. - Таким образом, да, я думаю, они пойдут вперед. Несмотря на то, что вы будете продолжать свои возражения. - Она, извиняясь, взглянула на Лею, вынуждая себя улыбнуться. - Но это только личное мнение, вы понимаете. Я не прорабатывала ситуацию ни в каких программах.

Лея тоже улыбнулась, не поднимая взгляд.
- И по вашему личному мнению… это правильно?

Улыбка спала с лица Массы, и она глубоко вздохнула.
- Нет. Я не думаю, что мы должны опускаться до уровня Империи. Мы не убиваем людей по прихоти, мы отдаем их суду присяжных. Если мы не можем поддерживать наши основные принципы, тогда, я думаю, мы должны серьезно пересмотреть то, от чьего имени мы сражаемся, потому что в этом случае мы будем недостойны связывать себя с ценностями старой Республики. И я так же считаю очень обоснованным ваш довод: Волк никогда не делал неспровоцированного движения против нас. Это может казаться незначащим пустяком для кого-то, но учитывая изощренные игры, характерные для круга в котором он вращается, где любой жест, каким бы маленьким он ни был, тщательно продумывается, мы обязаны принять это во внимание.

Лея мельком взглянула на Хана с благодарностью за то, что он дал ей этот аргумент - и этого неожиданного союзника. Масса была одной из немногих, кто знал полную историю Люка Скайуокера; это считалось необходимым для ее положения.
- Я бы добавила кое-что, мэм, - произнесла Масса, останавливаясь в коридоре и поворачиваясь к Лее. - Я наблюдала за ним долгое время и досконально изучила его психологический профиль и все отчеты о различных инцидентах с ним, и думаю, что знаю его довольно хорошо, чтобы сказать вам это: если они решатся на покушение, то тогда я сделаю все, чтобы обеспечить его безупречное выполнение и буду надеяться всем моим сердцем, что оно закончится успехом... потому что, да поможет нам всем Сила, если это будет не так.

.

.


Люк сидел в частной столовой своих апартаментов - шикарном просторном зале с потолками, украшенными кессонами - спокойно поедая свой завтрак. Высокие двери балкона были распахнуты настежь, рассеивая утренним светом душный сумрак, идущий от стен, покрытых темными панелями.

- Так, какой у меня титул? - спросил он нерешительно у Вэза Рииса, сидящего рядом с ним за столом вместе с доктором Халлином. Насколько знал Риис, они были единственными людьми на Корусканте, кому доверял Люк.

Ни один из них не ел, разумеется, но было удивительно, как непринужденно при этом теперь чувствовал себя Скайуокер, полностью свыкнувшись с фактом, что в любое время дня чрезмерное количество народа считало своей необходимостью быть рядом с ним. Сейчас, кроме Халлина и Рииса, по ту сторону дверей терпеливо ожидали, когда они смогут убрать со стола, два лакея. По установленному порядку никакие слуги не могли оставаться в комнате, где находился Люк - поэтому они покорно стояли под наблюдением двух членов императорской гвардии в штатской форме. Те составляли так называемый "эскорт" командующего, сопровождая его повсюду по Дворцу, кроме времени, когда он был с Императором.

Два охранника постоянно несли службу на посту у основного входа в апартаменты, еще четверо располагались в караульном помещении - небольшом проходе между дверями. Почти напротив дверей находился обширный комплекс комнат для штата, которые занимали два придворных министра, два адъютанта, три советника, у которых Скайуокер никогда не советовался, гофмейстер, главный дворецкий, три его помощника и два шталмейстера.

Три яруса вниз - связанных с апартаментами изнутри - занимал многочисленный обслуживающий персонал, квартирьеры, повара, домашний штат и мастер гардероба. Исключая слуг, большая часть его внутреннего штата состояла из военных и экс-военных. Это касалось и всех членов его свиты. Хотя, конечно, очень немногие входили в число его приближенных: его окружение оставалось подчеркнуто небольшим, ограниченным примерно полудюжиной человек, которым он искренне доверял; еще полудюжине позволялось находиться на "почти близком" расстоянии, чтобы рассеять подозрения Императора.

Ужасно много людей требующих ужасно много сил для их организации - чтобы суметь мастерски удержать их на расстоянии от командующего, теперь наследника - что обещало Риису, чьей работой это являлось, массу головной боли в ближайшем будущем. Впрочем, у него было чувство, что его главная проблема вырисовывалось перед ним прямо сейчас...

- Высочество, - ответил Риис просто, обозначая новый титул командующего и ожидая предсказуемой реакции.

Прошло три дня с тех пор, как было сделано официальное объявление, и хотя он много не говорил об этом, командующий явно изо всех сил старался держаться в тени и не привлекать к себе внимания, что было весьма трудно сделать во Дворце и в лучшие времена. Сейчас же непрерывный поток придворных, политических деятелей и военных карьеристов связывались с его секретариатом, прося разрешение на аудиенцию для поздравления молодого наследника. Ни одному из них разрешение предоставлено пока не было. Множество других существ, знающих его затворнические привычки, решили оставить сообщение или подарки, веря, что это был более благоразумный выбор.
Но ничего из этого не сработало бы, конечно, - ввиду того, что командующий изначально не хотел этого титула, и все подарки, в любом случае, отправлялись в кладовую. Фактически сейчас он первый раз вообще спросил о своем титуле - под влиянием настойчивости Рииса, заявляющего, что определенные дела государства требуют его немедленного внимания, ссылаясь на ряд все более настоятельных коммюнике, прибывающих из Министерства протоколов двора.

Таким образом, в целом Риис был готов к менее чем восторженной реакции.

Люк практически замер:
- Серьезно? Разве это не может быть чем-то не таким… напыщенным?

Риис поднял брови, говоря одновременно и церемонным и непринужденным тоном - который он развил за последние три года. Старше Люка на десять лет, он был принят на его настоящую должность Сэйтом Пестажем и расценивал большую часть своей работы, как подготовку молодого командующего - теперь официального наследника - к его будущему положению.

- Здесь нет никакого выбора, сэр. Это - единственный надлежащий вам титул. Император должен быть, конечно, «величеством», но так как «величество» является титулом любого правителя Королевских Домов, нужно было сделать какое-то различие, и к тому же «превосходительство» являлось признанием его предыдущего положения, как Верховного Канцлера. Но как бы там ни было, "его императорское величество" тоже будет верно, что обуславливает правильную форму вашего титула, как "высочество" - что соответствует титулу любого наследника трона.

Люк нахмурился, пододвигая к себе обратно тарелку; в голосе прорезался провинциальный акцент - как было всегда в подобных ситуациях в качестве некоторого средства защиты. Следуя приказу Императора, после почти года уклонения командующий наконец уступил, и наставник по этикету потратил много времени и сил на уничтожение его акцента Внешнего Кольца. Но такую старую привычку нельзя было переписать полностью, удалив ее; лишь наложить поверх новую. Акцент Люка усиливался или исчезал в зависимости от того, что он считал уместным, от окружения и настроения на данный момент.

- «Высочество» просто немного… знаете...

Против воли на Люка нахлынули воспоминания о Хане, регулярно называющем Лею «Ваше Высочество».

Риис задушил вздох, раздумывая.
- Возможно, вы могли бы подать прошение, чтобы в официальной документации вы упоминались, как "наследник". Просьбу можно подвести под разумное основание: что, как и в случае с Императором, необходимы какие-то различия между вами и любым наследным принцем планетарных династий. Этот титул мог бы также использоваться при обращении к вам в третьем лице, что, в любом случае, входит в общую форму этикета по отношению ко всем, кто находится в вашем положении. Признанная форма для любого говорящего с вами напрямую: первый раз при каждой встрече обратиться к вам, как "ваше высочество" и впоследствии именовать вас, как "сэр".

Люк взглянул на Халлина, который выразительно пожал плечами в ответ на отвращение своего друга:
- Кто бы мог подумать, что с этими названиями столько сложностей?

- Разве нельзя меня называть просто "сэр", как это делается сейчас?

- Нет, сэр, - категорично ответил Риис.

- Вы только что сделали это.

- Потому что я уже обратился к вам несколько раз за эту встречу, поэтому теперь я могу использовать "сэр", не нарушая порядка, - разъяснил Риис в своей наиболее наполненной достоинством манере, тоном, не подвергающим никакому сомнению его опыт и знания деталей этикета, полученные за многие годы службы во Дворце - что было несколько удивительно, учитывая, что начинал он службу в военных силах, в войсках императорской гвардии.
Люк откинулся назад, явно испытывая неловкость и беспокойство; официальные манеры Рииса всегда сердили его - напоминая разговоры с Трипио в паршивый день.

- Это еще ничего, - проговорил Халлин. - Подожди, когда ты доберешься до вопроса, кто может, а кто не может разговаривать с тобой напрямую, на каком расстоянии к тебе можно стоять - и как входить в твое присутствие, и как оставлять его, - он приостановился, когда Люк потрясенно повернулся к нему, затем, пожав плечами, продолжил извиняющимся тоном: - Позавчера нам дали все эти уроки.

В крайнем раздражении Люк волчком вскочил со стула и повернулся в сторону обоих мужчин, которые тут же начали подниматься, предупреждающе указывая на них указательным пальцем:
- Не вставайте!

Оба неловко замерли на месте, когда он развернулся и ушел в направлении своих личных комнат. На несколько долгих минут повисла тишина, прерванная, в конце концов, небрежным вопросом Халлина:
- Счастлив теперь?

Усевшийся назад Риис взглянул на датапад, который он принес с собой:
- Я еще даже не упомянул о флаге.

- Флаге?

- Он должен выбрать флаг... для времени, когда он в резиденции.

Халлин поднялся и спокойно, с преувеличенной аккуратностью, задвинул стул с тяжелой резной спинкой.

- Куда ты собрался? - спросил Риис доктора.

- Думаю, ближайшие несколько часов мне будет лучше обходить Наследника стороной, - легко заметил Халлин. - Но удачи с флагом.

.

Мара стала той, кто пришел Риису на помощь, когда она передавала еще одно сообщение от мастера церемоний и протоколов Дворца - очевидно уже пятое на сегодня - любезное требование выяснить выбор молодого Наследника. Риису пришлось признать, что он пока не нашел правильного момента для поднятия вопроса, касающегося флага. Мара выгнула тонкие арочные брови и обернулась, отыскивая проекты, доставленные из штатных офисов. Даже не доходя здоровяку Риису до плеча, ее аккуратная, почти хрупкая и обманчиво не угрожающая фигура часто давала ей привилегии в ситуациях, к которым Риис не знал, как подобраться.

Постучав в распахнутые двери гостиной, она решительно вошла внутрь, держа в руке большой датапад с уже открытыми на нем проектами. И в своей обычной прямой манере произнесла:
- Ты должен выбрать флаг.

Люк даже не посмотрел на нее, сидя за столом, где он работал, и держа перед собой датопад и стилус в руке.
- Разве тебе не нужно называть меня высочеством или кем-то типа того?

- Вы должны выбрать флаг, Ваше Высочество, - изложила Мара без колебаний.

Нельзя сказать, что новость о том, что Палпатин собрался назвать Люка наследником - которую она услышала за несколько часов до официального провозглашения - полностью шокировала ее. Палпатин всегда, в частном порядке, прояснял Маре, что это было его финальной целью, с самого первого раза, как она увидела Люка - когда его доставили с Беспина без сознания, раненого и избитого. Его путь от пилота Восстания до сторонника Ситха однозначно был далеко не гладким, и, судя по его недоброй реакции на новости, еще не завершился, но все же он значительно изменился, и эти изменения были высечены в нем, словно в камне, даже она могла видеть это.

- Где Халлин? - спросил в ответ Люк, мгновенно сбивая ее с толку, пока она направлялась к нему.

-Что?

- Халлин. Где Халлин? - выжидательно повторил он тем специфично-требовательным тоном, который никто не мог игнорировать, включая Мару.

- Я не знаю. Он нужен тебе?

- Да. Найди его.

Мара развернулась и была уже в трех шагах от двери, когда заколебалась. «О, как он теперь уверен в своей власти, что все собьются с ног, исполняя точь-в-точь его приказы», - непочтительно подумала она. Количество времени, проведенного им во дворце и дворе, независимо от желания, вынудило его учиться использовать все возможные инструменты из его арсенала ради достижения своей цели - и его положение и восприятие этого положения людьми, было одним из таких инструментов.
Понимал ли он, что все это - тоже уроки Палпатина, к которым тот принуждал своего преемника? Если и да, то это не останавливало его от их использования, но, впрочем, Скайуокер всегда был крайне прагматичен.

- Я устрою это, - произнесла Мара громко, поворачиваясь обратно и явно собираясь задержаться. - А тем временем тебе нужно посмотреть на это.

Скайуокер поднял брови, перевел взгляд с нее на вошедшего следом Рииса и, ясно видя, что теперь попадает под удар сразу с двух сторон, произнес:
- Риис, найдите Халлина, пожалуйста. Коммандер Джейд, кажется, не способна к этому.

Риис автоматически попятился и вышел из комнаты, отдав четкий поклон и оставляя Люка и Мару на поле боя одних. Несмотря на понимание, что она только что потеряла половину своей команды, Мара прошла вперед и положила датапад на стол перед Люком.
- Флаги. Ты умрешь, если выберешь один?

Люк вздохнул, отодвигая датапад подальше.
- Нет, не совсем - я выберу попозже.

- Выбери сейчас, и дело будет сделано.

Он сердито взглянул на нее, щуря глаза против утреннего солнца.
- Что, тебя кто-то ждет за дверью с иголкой и ниткой?

Мара невозмутимо села напротив него.
- Если я скажу «да», тогда ты выберешь?

- Разве тебе не положено ждать, пока я приглашу тебя сесть?

- Кто сказал тебе такое?

- Риис, и он редко ошибается насчет бессмысленностей этикета, - ответил Люк, пододвигая обратно свой собственный датапад, который Мара до этого умело сдвинула в сторону.

- Ну, кое-что из этого трудно запомнить, - парировала Мара, поворачиваясь к как раз вернувшемуся в комнату Риису.

- Халлин уже идет, Ваше Высочество.

Люк посмотрел на него, раздражаясь на титул, в какой бы "правильной формулировке" тот ни звучал.
- Думаю, что я запрещу это правило - прямо сейчас. Никто больше не называет меня так.

Риис обратил к Маре многострадальный взгляд. Она пожала плечами; ей, в любом случае, не нравилось это название - манерное и вычурное - оно не подходило и не соответствовало ему.

- Ну, раз с этим разобрались, можем мы теперь выбрать флаг?

Люк вздохнул, откладывая свой датапад с подчеркнутым расстройством.

- Зачем?

- Затем, что он должен подниматься перед Главным Дворцом, когда ты находишься в резиденции - как сейчас.

- Серьезно?

- Да, - Мара твердо посмотрела ему в глаза.

- Это - самая бессмысленная вещь, какую я когда-либо слышал.

- Добро пожаловать во Дворец, - ответила Мара непреклонно.

Он вздохнул, поворачивая датапад, что принесла Мара, к себе.
- Прекрасно. Пусть будет этот.

- Ты не можешь выбрать первый попавшийся.

- Мне нравится он… Будет замечательно выглядеть, - неубедительно возразил Люк, вглядываясь в изображение. - У него яркая расцветка и... что это, черт возьми?

- Это... - Мара наклонилась к проекту, читая короткое объяснение под ним, - написано: "Видоизмененный Морской Джек для Центрального Флота, как символ военного статуса Наследника".

Люк покосился на рисунок.
- Это совсем не похоже на Морского Джека.

- Его изменили, - многозначительно повторила Мара, протягиваясь к кнопке следующего изображения. - Дело в том, что здесь около тридцати проектов. Предполагается, что ты должен выбрать тот, который, по твоему мнению, лучше всего тебя представляет.

- Есть какой-нибудь с вомп-крысой? - проворчал Люк.

- Не в дословном переводе, - ответила Мара, не удержавшись.

Послышался тихий стук, и в комнату вошел Халлин, отвешивая свой обычный безукоризненный поклон, прежде чем взглянуть на Люка и спросить:
- Я полагаю, называть вас Ваше Выс...

- Нет. Высочество запрещено, - резко сказал Люк, не глядя на него. - И то же самое относится к ожиданию позволения сесть.

Халлин секунду помолчал, затем прошел вперед - его манера резко изменилась, а голос стал открытый и шутливый:
- Ах, да здравствует господство нормальности - хотя бы здесь.

Люк улыбнулся и поднял взгляд, Мара искоса стрельнула глазами в сторону Халлина, понимая, что тот делал.
На самом деле, она никогда не задумывалась раньше о том, что доктор всегда был где-то поблизости от Скайуокера, будь то дворец, флот или любая планета, где он находился в составе имперских сил. Мара считала его просто доктором при исполнении служебных обязанностей, а не частью окружения Люка: почти элита, но не близко приближенный. Впрочем, Люк имел склонность скрывать даже это.

И все же, как бы сильно она не принимала доктора во внимание, именно легкая и беспечная манера Халлина сейчас играючи рассеяла тяжелое настроение Люка, и если у нее еще были какие-то сомнения насчет его положения здесь, то следующие слова Скайуокера разрушили их:

- Халлин сделает это, - сказал Люк, подзывая того жестом.

- Что? - доктор только начал садиться и замер на середине, понимая, что все смотрят не него.

- Подойди и выбери флаг, - сказал Люк, игнорируя резко повернувшуюся к нему Мару вместе с ее возмущенной гримасой.

- Для чего? - спросил Халлин, беспокойно приближаясь – прекрасно зная «для чего» и очень надеясь от этого уклониться.

- Для меня, - сказал Люк, разворачивая датапад.

Явно испытывая неудобство, Халлин нервно взглянул на Мару, пока обходил стол. Затем протянул руку и начал пролистывать разнообразные проекты. Мара изо всех сил сопротивлялась настойчивому побуждению выхватить у него датапад, досадуя на то, что Скайуокер не относится к этому серьезно.

- В самом деле - флаг? - спросил Халлин, отражая эхо безразличия Наследника.

- Именно, - заверил его Люк, когда ему в голову пришла мысль: - Выбери его аккуратно - возможно, однажды тебе придется приспустить его.

- C чего бы, - произнес Халлин поспешно-отклоняющим тоном. – Ты что-то уже натворил?

- Ничего пока, - усмехнулся Люк, поворачивая к Маре дразнящий взгляд в понимании, что она кипела от злости. – Что известно Маре, во всяком случае.

Халлин наклонился ближе и передвинул три изображения на экране.
- Этот хорош, со стилизованной рукоятью сейбера напротив двух... это луны или солнца?… И вот на этом с... что это? - он указал пальцем на венок одного из флагов.

Мара скривила губы, и Люк требовательно спросил ее:
- Мара?

Не смотря на доктора, она выдавила из себя:
- Это - лоррик-ива - символ королевского величия. В системе Тета ею принято короновать правителей; по их мнению, она олицетворяет лучшие качества лидера - сильная, но гибкая, и никогда не ломается.

- Я не из системы Тета, - решительно отверг Люк.

- Не я проектировала это, - проворчала она.

Однако, когда Мара взглянула на него, его лицо отражало лишь озорное развлечение, а не настоящее противление, что вызвало у нее еще большее раздражение в досаде на то, как легко ему удавалось вывести ее из себя; расстраиваясь от отсутствия у него заинтересованности и волнения по отношению к его новому невероятному положению и титулу. Она задержала свой взгляд на его глазах, и он коротко усмехнувшись, посмотрел вниз и высказал, наконец, обдуманную мысль:

- Мне нравится первый - с двойным солнцем… - он сделал паузу, словно задумавшись, - но с двумя пересеченными сейберами, не с одним.

Под упавшими на лоб яркими и пронизанными золотом волосами нахмурились темные брови.
- Почему с двумя?

- Мне нравится симметрия, - неопределенно ответил Люк. - И почему бы нам не добавить позади них драгоценный венок Палпатина из лоррик-ивы, чтобы сделать его счастливым?

Глаза Мары сощурились. Палпатин конечно определил проекты, которые Люку дадут на выбор, хотя и был уверен, что Люк выберет проект с солнцами, учитывая его происхождение - но Люк был прав, лоррик-ива являлась замыслом его Мастера.

- Как ты узнал? - это было все, что она смогла спросить.

- Ты сказала, что лоррик гибкая, - сказал Люк, поднимаясь и давая понять, что обсуждение закончено, словно утомленный игрой. - То, что гибко - также послушно.

Именно это значение Император и имел в виду, когда заказывал проект? Мара хмурилась: он по-прежнему играл в свои игры, даже здесь? Это было бы очень похоже на него, да. И так типично для Скайуокера – определить это. Их тесная взаимосвязь с Мастером практически гарантировала, что он распознает любой вложенный смысл, каким бы тонким тот ни был.

- Тогда зачем использовать его? - спросил Халлин, оскорбляясь от имени Люка, хотя сам Люк казался полностью безразличным, уже отворачиваясь, чтобы растеряно уставиться на город внизу.

- Потому что мне все равно, дайте ему его пустячную игру. Мне реально все равно.

Мара беспокойно смотрела на проект с двумя солнцами, меньшее из них частично закрывалось большим. Она не слышала слов Люка, что-то волнующе знакомое было в этих изображениях, как будто она видела их когда-то во сне…

.


Как только он ушел, Мара побежала догонять Халлина. Тот срезал расстояние, идя по официально неположенному кратчайшему пути - через просторный кабинет Люка и дальше по изогнутому коридору со стороны библиотеки. Мара воспользовалась альтернативным маршрутом, проходящим под главным куполом, пытаясь добежать до точки пересечения путей в главном вестибюле раньше Халлина, дабы небрежно там встать и опереться на стену, когда доктор вышел из-за угла. Увидев Мару, он замедлил шаг, но, явно решив увернуться от нее, пошел дальше.
Не сбивая темп, он миновал безмолвно стоящую Мару, хорошо зная о ее неодобрительном взгляде, направленном прямо на него. Ее глаза сузились до изумрудных разрезов, хотя она не двинулась и не заговорила до тех пор, пока он не отошел от нее на несколько шагов, почти дойдя до зоны относительной безопасности вестибюля – более открытой и общественной, находящейся под жестким наблюдением и дразнящей своей близостью.

- Это было настоящим представлением, - сказала Мара изучающим и в то же время небрежным голосом. - Удивительно, что я не понимала этого до сих пор.

- Понимала что? - Халлин остановился и повернулся к ней, делая вид, что не понимает, о чем она говорит.

Мара только кивнула:
- Я и говорю - настоящее представление.

- Независимо от того, что это, я уверен, вы - правы, - неопределенно ответил доктор, надеясь развеять эту ситуацию и намереваясь идти дальше.

- Не устраивайтесь слишком удобно все же, - произнесла Мара, заставляя его замереть на месте.

- Что вы имеете в виду?

Она пожала плечами:
- Я бы не хотела думать, что вы… злоупотребляете положением, ради которого, очевидно, очень тяжело работали. Последствием может стать... могила.

Халлин развернулся.
- Я думаю, вы спутали меня с кем-то другим; у меня нет никаких амбиций, идущих дальше поддержки друга. И да, я работал очень тяжело, чтобы получить это положение – поэтому, собственно говоря, я ценю эту дружбу.

- Серьезно? Потому что сегодня была показана настоящая демонстрация вашего влияния, и если это было для меня – я не впечатлилась.
Халлин обрушился на нее, говоря одновременно уязвленным и оскорбленным тоном:
- Вам не приходило в голову, что сегодняшняя угловатость командующего связана с его дискомфортом от нового положения - от того, что он может чувствовать, что оно навязывается ему и что он не уверен в том, что Император ожидает от него взамен?

Мара помедлила с ответом на его резкие слова, смутившись очевидной проницательностью доктора.
- Он не нуждается в вашей защите, - все же она не собиралась отступать.

- В таком случае, чья защита у него есть, коммандер - ваша? – презрительно возразил Халлин, и Мара удивилась огню в его глазах; тому, что она никак не ожидала увидеть в небольшом, добродушном докторе.

- Это кажется вам настолько маловероятным? - спросила она, мгновенно понимая, что сделала ошибку.

- Фактически да, - взяв себя в руки, сдержанно ответил Халлин. - Я хотел бы думать, что мы заинтересованы в одном и том же, коммандер. Я не желаю видеть, что ему причиняют вред - и я предполагаю, что вы пытаетесь объяснить мне то же самое. Если это поможет, могу заверить вас, что я искренен в своих обязательствах. И мне бы хотелось сказать, что я думаю то же и о вас... но правда в том, что я не могу этого сделать, не так ли? И я не единственный, кто видит ваш конфликт интересов.

С этой заключительной колкостью он отправился дальше по коридору, оставив Мару смотреть ему в спину и удивляться честности его слов. Крошечная улыбка коснулась ее губ от осознания забавности ситуации - все равно что щенок пытался предостеречь своим лаем медведя... Отчасти было приятно думать, что у Скайуокера есть кто-то, стоящий на его защите, даже если это всего лишь Халлин.

Она оттолкнулась от стены, на которую опиралась и покачала головой в удивлении; тем не менее, повода для спокойствия не было. Некоторые щенки вырастали в домашних собак, а другие – в волков.



.



- Независимость нужно заработать, - Император небрежно сидел в тяжелом, резном кресле, не оглядываясь на своего подопечного, вышагивающего перед рядом узких высоких окон в палате для аудиенций Кабинета, как запертое в клетке животное, скользя взглядом по городскому пейзажу на темном горизонте.

- Когда? - мальчишка вновь просил разрешения покинуть двор, и вновь ему было отказано. Он отчаянно хотел вернуться на свой корабль, к флоту, и отказ Палпатина вновь провоцировал его к прениям, к одному и тому же переигрыванию старых аргументов. Не то, что Палпатин возражал: все же сами дискуссии никогда не были одинаковыми, мальчишка всякий раз умудрялся принести в них новый поворот, особенно, когда он был так расстроен и недоволен, как сейчас.
Тьма удивительно шла ему, он носил ее как вторую кожу. Точно так же, как сделанную вручную на заказ одежду. То, что когда-то казалось таким очевидно неудобным и незнакомым, теперь стало второй натурой. И это до сих пор не переставало очаровывать Палпатина, побуждая его оставлять свое произведение искусства при себе еще на один очередной день, для личного просмотра. Однако признание этого вслух нарушило бы невысказанные правила их специфичной игры.

- Когда я буду доверять тебе, - сказал он вместо этого.

- Доверять! - произнес Люк со скептично-ироничным смехом. - Вы никогда не будете доверять. Попробуйте другую тактику, Мастер - эта не сработает.

Палпатин наклонил голову на бок, ничуть не задетый:

- Что ты хочешь, джедай? Скажи мне.

- Свободу, - ответил Люк просто.

Император только улыбнулся:
- Свобода - иллюзия.

- Тогда дайте мне иллюзию, - упрямо произнес Люк.

Палпатин терпеливо покачал головой, говоря тоном, наполненным покровительственной фамильярностью, которая только разжигала раздражительность Люка:
- Ты всегда будешь искать прутья решетки, дитя; всегда стремиться проверить их. Таков твой характер.

- Почему вы всегда говорите загадками? – вызывающе спросил Люк, слыша досаду в своем голосе.

- Потому что ты не хочешь слышать правду.

- Потому что я не думаю, что вы ее говорите, - ответил Люк, поворачиваясь к Мастеру и задерживая их сражение еще на один раунд - расстраиваясь, что позволил спровоцировать это.

Палпатин только улыбнулся, наслаждаясь игрой. В действительности у него не было никакой причины оставлять мальчишку здесь, и они оба знали об этом. Все официальные мероприятия были проведены, длинный список формальных процедур и протоколов был полностью соблюден и исполнен, и все же Палпатин оставлял его во Дворце. На самом деле он делал это по единственной причине - ему приносила удовольствие компания мальчика, какой бы вынужденной для того она ни была. И Скайуокер знал это также – что выбивало его из колеи, как и вся жизнь двора, совершенно прозрачная для него в Силе, за каким бы фасадом та не скрывалась.
Император усмехнулся, чувствуя досаду его павшего джедая:
- Черное и белое существует только для пешек в настольных играх. Сила не ограничена такими абсолютными понятиями – [i]жизнь[/i] не ограничена. Правда не ограничена… и ни то, ни другое не должно ограничивать тебя.

- Есть правильное и неправильное, - не сдавался Люк.

- Да… но ничто не является константой, за которую ты так стараешься зацепиться, и я думаю, ты знаешь это уже. И, тем не менее, ты сам создаешь преграды себе - пытаешься судить свои действия согласно простым аллегориям детских сказок. Вселенная слишком сложна, чтобы быть связанной такими понятиями, как "да" и "нет", "правильное" и "неправильное", "свет" и "тьма". Все это только слова.

- Это не слова, это - идеи, - не согласился Люк. - Идеалы.

- Идеалы, которые уничтожили джедаев, потому что те пытались придерживаться нежизнеспособного принципа - того, который был существенно ущербен в его наивной жесткости. Сами джедаи были великими защитниками ценности истории - того, что мы должны учиться на ошибках прошлого – и, несмотря на это, сами они были не в состоянии полностью последовать этому.

- Они отдали свои жизни, защищая то, во что верили, - непреклонно сказал Люк.

Палпатин склонил голову на бок, разрешая этот вызов, чтобы не отчуждать мальчишку, прежде чем пояснит то, что хочет.
- Ты был бы удивлен, узнав как много было сомнений. Скольким сомнениям подвергались решения Совета. Но они замкнулись на своем пути неумением приспособиться, когда стало ясно, насколько несовершенны их принципы. Тех немногих, кто понял это - кто попытался исправить свои действия в соответствии с этим пониманием - джедаи преследовали. Подвергали гонениям свой собственный вид за дерзость, заключающуюся в том, что те пытались найти ответы. Разве это - преступление?

Люк испытующе взглянул на Императора голубыми глазами.
- И это - правда?

Чуть заметная улыбка прошла по лицу Палпатина - как замечательно, что мальчишка спрашивает это у него; то, что он просто задает вопрос, говорило о том, что он готов принять ответ Палпатина... и в этом была победа.

- Правда, - заявил Палпатин без сомнений.

Люк только слегка наклонил свою голову.
- Но нет никакой "правды" - разве не это вы только что сказали мне, Мастер? Все относительно. Все, что вы говорите мне, является просто точкой зрения.

Еще несколько долгих секунд они не сводили друг с друга глаз: непреклонные синие против расчетливых цвета желтой охры. Затем Палпатин отбросил голову назад и скрипуче рассмеялся, удивленно и снисходительно.

- Ты слишком хорошо играешь в эту игру, дитя, - произнес он, наконец. - Я думал, ты не слушал меня.

Люк отвел взгляд, чувствуя себя неудобно; он слушал. Он слушал, чтобы опровергнуть сказанное, но он по-прежнему слушал. Тем или иным образом, Палпатин всегда оказывал влияние на него. В этом была проблема - потому что иногда у него не было аргументов для возражения, и тогда… только изредка, но кое-что проскальзывало мимо всех отрицаний и доводов Люка и, быстро вонзаясь, застревало в его мыслях.
И это означало... помоги ему Сила, это означало, что он слушал старика? Было ли одним и тем же принятие и неспособность найти еще один последовательный аргумент?
И было ли все это пустым сотрясанием воздуха, все эти бесконечные аргументы и мелкая семантика? Его отказ принять факт, что он уже пал, делал ли все чуть менее верным? Или же все это просто самообман – худшая из всей возможной лжи.
Угрюмая неподвижность этой важной, похожей на пещеру комнаты, давила на него. Он ненавидел это место; огромную, непомерную расточительность бесконечных, подобных лабиринту залов и несчетных растянувшихся анфилад, мертвых и бесплодных, изолированных и ограниченных, несмотря на их внушительную величественность. Он ненавидел это место - дворец, тюрьму - можно назвать как угодно, не имело значения. Он знал, что это место сделало ему - что было забрано у него внутри этих высоких стен. Что было украдено, оторвано, словно плоть от костей… и что было потеряно, ускользнув сквозь пальцы, словно сухой песок пустыни.

Правда - правда была в том, что он уже упал - он знал все, что он сделал и не мог назвать это ничем иным, кроме как злом. Он знал, что мощь, которая съеживалась в его ногах и подскакивала с нетерпеливой готовностью и волнением всякий раз, когда он поднимал руку, была Тьмой; абсолютной, безграничной, необузданной мощью. И все же иногда - когда он медитировал и инстинктивно протягивался за пределы этой неповоротливой корчащейся массы - он все еще ощущал... Свет. Он был вокруг него, как дуновение воздуха, как чистая, прекрасная мелодия, резонирующая звуками в его собственной душе. И он знал - он знал - что это была также часть его. Ему даже не нужно было дотягиваться до этого; это была часть его.

Но когда он слышал непоколебимую уверенность позади скрежещущего трущего голоса Палпатина... тот был настолько уверен - настолько уверен, что он держал Люка в своей хватке. Неоспоримая вера в это катилась от него волнами, заглатывая и душа, формируя действительность, переворачивая ее, не считаясь ни с чем. В сравнении с нею собственная хрупкая вера Люка чувствовалась бледной и призрачной - настолько разбитой и обессиленной, что все его аргументы были немногим больше бессмысленной игры, которую оба проходили из пустой, сложившейся формальности. Даже когда Люк не соглашался с Палпатином, он сам смеялся над этим – позволенным ему инакомыслием - потому что знал каким пустым и автоматическим оно было в действительности. В некотором отношении бороться с этим было хуже и тяжелее, чем с угрозами и болью.

Он хотел верить; хотел думать, что у него по-прежнему есть некая вера, некие убеждения - некие принципы, неважно насколько искаженные. Насколько порванные и сломанные. Но если, в глубине души Люк верил, что он упал, значит, это правда… или это просто две разные точки зрения: его и Императора?

Что правильно и что нет... и если все, даже - правда, субъективно, то как это вообще можно определить? Или это просто еще одно заблуждение, которое он позволял себе, лишь бы не стоять перед лицом правды? Он покачал головой, потерянный.

По-настоящему потерянный.

- Где все пошло не так, как надо? - пробормотал он в холодную темноту ночного города, горящего огнями на горизонте.

Хотя его голос был чуть громче шепота, Палпатин, казалось, услышал и ответил, пользуясь любой возможностью, чтобы навязать свою волю:
- Нет ничего неправильного. За исключением того, что ты все еще ищешь прутья клетки, которой давно не существует. Потому что ты по-прежнему хочешь верить: что если ты найдешь их и сможешь сломать, ты, наконец, будешь свободен, - Палпатин встал и медленно подошел к Люку, кладя бледные костлявые пальцы на его плечо в жесте пустого заверения, маскирующего потребность контролировать его и владеть им. - Ты уже свободен, мой друг. Я говорил тебе как-то, давно, что сделаю все, чтобы освободить тебя. Я сдержал это обещание. Ты именно там, где тебе всегда предназначалось быть.

- Почему это чувствуется таким неправильным?

- Это в тебе, дитя, - голос звучал снисходительно и терпимо, как при разговоре учителя с пользующимся его благосклонностью учеником. - Ты проектируешь собственные сомнения на Силу, когда у нее их нет. Ты так решительно отрицаешь истину... но судьба слишком сложная штука, чтобы бороться с ней. Я не делал тебя Ситхом, дитя. Я только выпустил то, что уже было в тебе. Ты - сын своего отца, и ты презираешь его за это. Это твой выбор… но твое наследие непреложно. Кровь, бегущая по твоим венам, неизменна. В этом твоя сила, и именно это вижу я, когда смотрю на тебя. Тьма и судьба. Ты думаешь, что можешь отказаться от них, отвергнуть, но это Сила в самой ее сущности, первооснове. Это - мощь, которая поворачивает галактику, и даже мы не можем бороться с нею. Ты думаешь, что ты отвергаешь меня, но ты борешься с намного большей силой… с той, от которой нельзя отказаться.

Я так долго этого ждал! Наконецто продолжение перевода!

Требую продолжения банкета!

Прекрасные задушевные беседы с Палпатином)

Как только Люк вступил на борт "Несравненного", он знал, что что-то было неправильно. Как только его нога коснулась палубы, по позвоночнику прошла предупреждающая дрожь; предчувствие, подобное погружению в ледяную воду.
"Несравненный" воспользовался возможностью, предоставленной вступлением командующего в титул Наследника и его последующим вынужденным пребыванием на Корусканте, чтобы пойти на имперские верфи для намеченной ранее новейшей модернизации навигационных и атмосферных щитов, приближенной к стандартам уже частично построенного "Неукротимого". И когда Люку, наконец, дали позволение оставить Корускант, он немедленно направился к своему усовершенствованному кораблю на борту "Ярости".

Почетный караул, состоящий из солдат 701-го полка - собственного полка Наследника, прикрепленного к "Несравненному" – выстроился идеально ровными рядами для его встречи. Все на борту хорошо знали о дополнительных знаках отличия, полученных ими, когда их главнокомандующий был назван Наследником. Двухгодовалый "Несравненный" - все еще самый новый суперзвездный разрушитель в галактике - стал превосходящим кораблем всех имперских вооруженных сил, флагманом Наследника Империи. Сейчас он величественно и плавно выходил из дока, затмевая своим громадным корпусом даже далеко протянувшиеся орбитальные верфи Куата. "Ярость" и "Беспощадный" формировали его охрану - как будто он нуждался в ней.

В главном стыковочном отсеке, наполненном умами, охваченными суматохой официальных мероприятий и парадных процедур, сигнал предупреждения шел по телу Люка так же уверенно и бесцеремонно, как физическая вибрация движущегося корабля... что-то было очень, очень неправильно. Он остановился, протягивая и утончая свои чувства, чтобы вместить в них весь огромный суперзвездный разрушитель - тысячи разумных существ, намерений и мыслей…

Еще когда Скайуокер шел по трапу, от командного штата с поклоном отделилась и ступила вперед Мара, собираясь приветствовать его, но видя как замер Люк, медленно остановилась.

- Что?

- Шшш... - интонировал он мягко, в отстраненной и озабоченной манере.

Мара нахмурилась, оглядываясь вокруг, в ответной реакции вспыхнуло собственное чувство опасности. Скайуокер долго оставался абсолютно тихим, чуть наклонив голову и глядя в никуда, словно прислушиваясь к чему-то... Она также стояла тихо, лишь только бросила взгляд на Рииса позади нее. Рука того небрежно скользнула за спину, к расположенному там небольшому бластеру, глаза рыскали по ангару.

Внезапно, сжав челюсть, Скайуокер двинулся вперед, неистово смотря перед собой.

Мара быстро развернулась за ним, желая быть в курсе случившегося.

- Что происходит?

- Мне нужно на мостик.

- Подожди, проблема там?

- Да.

- Что это? - она чувствовала, что разговор определенно ведется в одностороннем порядке.

- Пока не знаю.

Когда Люк проходил через свой штат, он взглянул на адмирала Джосса:

- Боевой режим. Полная тревога.

- Он не должен быть здесь -

Адмирал ошеломленно посмотрел на него, но к своей чести действовал без промедления, вынимая комлинк и отдавая распоряжения офицерам. Все стремительно кинулись выполнять приказы, в ангаре заревела сирена, над главным входом вспыхнули пульсирующие красные огни, перешедшие в постоянный алый свет.
Мару толкнуло изнутри какое-то неопределенное чувство, заставившее произнести:
- Вы должны оставить корабль.

Он повернулся к ней, даже не сбивая широкий шаг; Риис шел сейчас ближе к нему, чем обычно; штурмовики с синими наплечниками, являющиеся его личными телохранителями, стянулись вокруг.

- С какой вероятностью это, по-твоему, произойдет?

Мара взглянула на Рииса, и он быстро поддержал ее:

- Сэр, опасность связана с "Несравненным"?

- Не должен быть здесь -

- Да.

- Тогда позвольте нам сделать нашу работу и разобраться с этим, сэр. Пожалуйста, возвратитесь к шаттлу - мы дадим вам в сопровождение фалангу СИДов для возвращения к орбитальной станции.

Люк остановился, поворачиваясь к Риису и говоря сухим тоном:
- Вы хотите, чтобы я ушел, и вы смогли разобраться с проблемой, о которой не имели понятия и до сих пор не знаете, чем это вообще может быть?

Риис провел слишком много времени в обществе командующего, чтобы сейчас дрожать под пристальным взглядом, и он сохранял твердость:
- Да, сэр. Протокол требует…

- Вы думаете, этот довод сработает? - отстраненно спросил Люк, продолжая просматривать ангар.

Риис беспомощно перевел взгляд на Мару, тогда как Скайуокер повернулся обратно и вновь двинулся вперед. Мара потянулась вперед и положила свою руку на его. И всё остановилось.

Даже просто публично вступить ближе положенного до Наследника расстояния, было уже невероятным нарушением протокола, коснуться его - было неслыханно. Но Мара знала Скайуокера и знала, что он позволит, а что нет. Она входила в крошечную горстку людей, могущих избежать неприятностей, сделав подобное - во всяком случае, она надеялась на это.

Он медленно повернулся, принимая, казалось, над ней угрожающую форму, с неподвижным и нечитабельным выражением лица, смотря пристальными светлыми глазами в ее...

Но ничего не сказал ей; поэтому она, стоя на своем, сделала последнюю попытку:
- Командующий, пожалуйста…

Это была личная, пронизанная настоящим беспокойством, просьба. И на какой-то момент она фактически удержала его внимание… Но только лишь на момент.

- Это наверху, по направлению от нас к корме, - сказал он, смотря поддразнивающими, плутоватыми глазами, зная, что она будет не в силах сопротивляться… Внезапное, подвижное, как всегда, изменение.

- Где? - спросила она в итоге, и он, усмехнувшись, пошел дальше.

Качая головой и чувствуя на своих губах невольную улыбку, Мара последовала за ним.


.


Все коридоры сейчас были пусты, командующий и его смешанная группа помощников, офицеров и штурмовиков брела по кораблю; впереди Люк, за ним в нескольких шагах крайне нервные Мара и Риис и все остальные, ожидая нечто, никому неизвестное...

Наконец Скайуокер решительно остановился и повернулся к ремонтному люку доступа к оборудованию справа от него.

Мара шагнула вперед к закрытому люку.
- Дайте нам минуту, чтобы проверить…

Скайуокер едва заметно шевельнул рукой, смотря на дверцу люка на уровне плеч, и та начала скользить в сторону, вынуждая Мару вихрем повернуться и нацелить туда свой бластер.

- Там никого нет, - спокойно произнес Люк и шагнул вперед, ныряя в низкий проход, обычно предназначавшийся для обслуживающих корабль дроидов. Резко и тихо выругавшись на его упрямство, Мара последовала за ним… и едва не врезалась в него, когда он замер лишь только вступив внутрь.

Посередине стоял недвусмысленный прозрачный цилиндр - взрывное устройство компрессионного типа, прижатое к передвигающейся установке.

Мара смотрела, уставившись, несколько долгих секунд - на устройстве не было видно никакого таймера, никакого датчика, указывающего на то, когда произойдет взрыв. Никакой дистанционной панели, никаких видимых механизмов… только два длинных баллона серебристой жидкости, скрепленных приблизительно дюжиной траблёров внутри цилиндра, и - судя по сальному привкусу воздуха в таком ограниченном пространстве - некий энергетический щит. Она занесла ногу вперед и остановилась на середине шага, поняв, что делает; Люк в тот же момент протянулся и взял ее за руку.

- Пол, - указал он просто, но ее глаза уже смотрели на настил палубы. В углу не хватало трех из восьми креплений листов покрытия, что означало, что оно было поднято и наспех заменено...

Мара осторожно отступила, Скайуокер вышел за ней.

- Большая бомба, - сказала она сухо Риису. - Очень большая бомба.

Глава службы безопасности уже связывался по комму, вызывая группу саперов и отдавая команды, чтобы освободить область и изолировать или изменить ближайшие функциональные маршруты и переходные шлюзы.

Риис подошел к люку, взглянул внутрь и повернулся к командующему:
- Я думаю, что теперь вам действительно нужно уйти, сэр.

- Не должен быть здесь -

Задумавшись, Люк смотрел на него какое-то время, затем развернулся к Маре.
- Ты справишься с саперной командой? Держи меня в курсе.

- Разумеется, - кивнула Мара; все это было слишком легко…

- Мы поведем "Ярость" бок о бок, - продолжал Риис, - вы сможете контролировать ситуацию оттуда.

Командующий повернулся и, не говоря ни слова, направился вдоль коридора в сопровождении команды безопасности. Когда он развернулся, чтобы уйти, Мара схватила руку Рииса:
- Вы ведь на самом деле не думаете, что он оставит "Несравненный", верно?

Риис нахмурился:
- Ну, тогда куда он собрался?

Мара взглянула вслед Скайуокеру:
- Понятия не имею. Возможно, вам нужно спросить его об этом.

Риис побежал догонять командующего.
- Сэр, мы идем к стыковочному ангару?

- Примерно.

- Сэр, вы намереваетесь оставить "Несравненный?" - уточнил Риис.

- Есть еще бомба.

- Вы уверены?

Люк искоса взглянул на Вэза, поднимая брови:
- Та бомба установлена специально, чтобы ее нашли. Кто оставляет бомбу на открытом месте? И почему в прозрачном кожухе? У этого всего больше промахов, чем денег в кошельке Хатта. Как можно быть настолько небрежными после такого большого риска и всех проблем по доставке бомбы сюда, чтобы потом забыть поставить на место крепления листовых щитов в полу? Это сделано в расчете отвлечь нас. Что может быть лучше большой бомбы для концентрации нашего внимания.

Риис не упустил суть:
- Таким образом, должна быть другая бомба?

- Да. Где-то около передних отсеков.
Люк продолжал разведывать корабль, осознавая, что у него заканчивается время, понимая, что впереди вырисовывается что-то большое - событие, окутанное неким небытием… и чем ближе он подходил к передним отсекам, тем более определенной становилась эта пустота… менее неоднозначной, более неизменной. Словно затвердевающее будущее...

.


Они вошли в войсковой стыковочный отсек в носовой части корабля, идущий прямо поверх высокого ангара, где размещались СИДы. Несколько техников остановили работу, уставившись на растянувшуюся группу высокопоставленных офицеров. Рассеянные по помещению солдаты 701-го полка резко вытянулись по стойке "смирно", как только увидели вошедшего командующего.

- Риис? - по комму Рииса послышался голос Мары, Люк склонил голову, чтобы лучше слышать. - К нам подошли специалисты. Они подняли пол. Говорят, что это ступенчатая бомба - несколько раздельных детонаций - но спусковой механизм находится позади трамблеров, дистанционная панель на полу под настилом палубы. Никакого признака таймера. Мы будем держать вас в курсе.

Люк повернулся и взял у Рииса комлинк.
- Продолжайте. Вы должны знать, что есть еще бомба - в переднем войсковом стыковочном отсеке.

Последовала краткая пауза.

- И где вы?

- В стыковочном отсеке.

- Он не должен быть здесь -

- Номер? Я пошлю команду к вам.

- Нет, продолжайте работать там. У нас еще нет точного расположения. Но будь готова разделить группу.

- Принято.

- Ожидай.

Пока он говорил, Люк прошел до конца длинного отсека и повернул в сторону, пытаясь зафиксировать расплывчатое чувство, время струйкой текло вниз... Наконец, он остановился перед одной из толстых внутренних стен, положив на нее руки. На стене не было никаких следов, никаких отметин или знаков того, что ее как-то трогали - но она фактически вибрировала в Силе.

- Он не должен быть здесь -

Где-то в сознании тикало время... отсчитываясь в обратном порядке.

- Не должен быть здесь -

Слова и знание сливались в абсолютную ясность в центре его разума, требуя действий от тела и заставляя бороться против проникающей до костей потребности уйти...

- Он не должен быть здесь -

Сердце тяжело забилось, дыхание стало частым.

- Не должен быть здесь... -

- Здесь... -

- Это здесь, - Люк быстро отступил на два шага. - Что по другую сторону стены?

Риис повернулся к офицеру службы безопасности, который хмурился, вспоминая:
- Вероятно, артеллерийско-технический склад 701-ого - они повсюду тут. Боеприпасы или истребители - так близко к ангару.

Люк резко повернулся к нему:
- Вероятно?!

Человек побледнел и быстро кивнул одному из солдатов пойти проверить это, Люк отошел от стены, жестом показав офицерам сделать то же самое и ловя взгляд Рииса.

- Не должен находиться здесь -

- Начните эвакуировать область. - Люк поднял комлинк в момент, когда начали звучать сирены, технический персонал, наблюдавший до этого за странным сборищем, потянулся к выходам, палубный офицер 701-го направился к нему, очевидно намереваясь предложить помощь; теоретически все его окружение сейчас было его телохранителями. - Мара?

Ее голос отозвался успокоительно быстро:

- У нас трехступенчатое взрывное устройство, связанное с защитными и навигационными щитами - связей с двигателями, кажется, нет. Никакого таймера, лишь дистанционное управление.

- Они могут изолировать частоту, создав глухое поле?

- Нет, к устройству идет постоянный сигнал; как только он остановится, взрыв произойдет автоматически. Они говорят, что им нужно приблизительно двадцать минут, чтобы обезвредить его.

- Не должен быть здесь -

- Слишком долго, - шепот в центре разума Люка был связан теперь с каждой клеткой его тела, как живой пронизывающий его провод, все более требуя и побуждая к действию. - Оно взорвется раньше. Эвакуируйте всех из той области и запечатайте ее. Сделай, что возможно, чтобы защитить и изменить систему оборонных щитов и выведи оттуда саперов...

.

Мара стояла в коридоре доступа на девять уровней дальше Скайуокера по направлению к корме и хмурилась, слушая его приказ – и различая напряженность в его голосе. Схватив старшего команды взрывотехников за плечо, она жестикулировала им убираться оттуда и, развернувшись, быстро пошла вдоль коридора, пока они собирали свои инструменты и отзывали дроидов. Через комм она услышала отдаленный неизвестный голос кого-то, подошедшего к Скайуокеру: "Сэр, ангар за стеной - технический склад. Внутри не обнаружено никаких видимых устройств."

"Оно в полости стены", - напряженный и тревожный голос Скайуокера. Затем была длинная пауза... - "НАЗАД!"

Мощность последовавшего взрыва потрясла пол даже на таком расстоянии, вдали одна за другой включались декомпрессионные сирены, сердце подскочило к горлу…

.

Люк хмуро смотрел на комм, отдавая Маре распоряжения, когда к нему подошел офицер службы безопасности.
- Сэр, ангар за стеной - технический склад. Внутри не обнаружено никаких видимых устройств.

Он поднял взгляд, чувства накалились до предела, угроза ревела в Силе.
- Оно в полости стены... - Все исказилось от пронзающего насквозь предупреждения, настолько экстремального, что Люк вздрогнул в ответ. - НАЗАД!

Бомба взорвалась, стена полетела навстречу-

Уже глубоко погруженный в Силу, Люк настолько чрезвычайно мощно и неистово потянул ее, что это буквально обожгло и иссушило его изнутри, разрезая словно ножом-
В тот же самый момент он выбросил эту Силу, протягивая руки и создавая два щита, один близко к бомбе, второй, чтобы отклонить направление удара от себя и небольшой группы офицеров и солдат позади него. Взрывная волна толкала его, ноги скользили по гладкому полу, тяжелые куски обломков летели навстречу, словно листья на ветру, отскакивая от невидимых барьеров и врезаясь в стены, палубу и поставленные в док корабли. Пол под бомбой разорвался, давая трещины дальше, разламываясь и исчезая под его ногами в долю секунды-

Неготовый к этому, Люк упал в находящийся внизу ангар с СИДами, шок от взрыва и огромное истощение от противостояния такой силе ошеломили его, затопляя сознание чернотой-

Второй взрыв произошел, когда он упал, ударной волной его отбросило в воздух, швыряя между разрушенных обломков в направлении тяжелого транспорта, который уже был ободран и завален развалинами разрушенного отсека-
Он был без сознания, прежде чем основная сила удара сломала ему кости.

Сообщение отредактировал Алита Омбра - 21.4.2011, 2:02

Жесть!

Это подло! На самом интересном!

Думаю теперь Люк покажет куськину мать повстанцам за такую хрень.
Очень, очень надеюсь что Мон Мотму завалят, а Люк станет императором всея вселенной.

А почему так мало коментариев? Что кроме меня никто не читает?

потому что читать это одно, а оставлять несдержанные комментарии - другое.

по сабжу: интересно, очень даже интересно... правда сгладили резкую концовку 1 части(как всегда)

samsung

и делать по нескольку даблпостов на одной странице как-то не хорошо

Я думала, джедаям чуждо желание мести, нет? ;)) (это я посматриваю на ваш статус)

Люк-то, может, и покажет... только куда Палыча девать? он дядька грозный, всех в кулаке держит

Да и нужна ли Люку эта Империя? вместе с Альянсом.



Лучше молча читать? Я не согласна. Ибо вообще непонятно, нужно это кому-то или нет.

А чем сгладили концовку первой части?

Сообщение отредактировал Алита Омбра - 27.4.2011, 19:17