Название: In Shadows and Darkness, вторая часть трилогии "The Son of Suns", AU

автор: Pax Blank

беттинг: Jediula

первая часть ("В Шторме") здесь: https://www.jcouncil.net/topic26006.html

ссылка на оригинал: http://www.alongtimeago.org/page22.htm

Глава 1 Глава 17
Глава 2 Глава 18
Глава 3 Глава 19
Глава 4 Глава 20
Глава 5 Глава 21 (1) Глава 21 (2)
Глава 6 Глава 22 (1) Глава 22 (2)
Глава 7 Глава 23 (1) Глава 23 (2)
Глава 8 Глава 24 (1)
Глава 9 Глава 25 (1)
Глава 10 Глава 26 (1) Глава 26 (2) 26 (3)
Глава 11 Глава 27 (1) Глава 27 (2) 27 (3) 27 (4)
Глава 12 Глава 28 (1) Глава 28 (2) 28 (3)
Глава 13 Глава 29 (1) Глава 29 (2) 29 (3)
Глава 14
Глава 15
Глава 16

Сообщение отредактировал Алита Омбра - 16.6.2012, 23:42

Люк отвернулся, скрываясь в толпе, разум сосредоточился на предстоящей задаче.

Запуск "Неукротимого" - или вернее "Патриота" - собрал беспрецедентное число влиятельных людей в одном месте, как военных, так и политиков - множество возможных союзников, если подойти к делу должным образом. Те, кто был потенциально открыт для подобных переговоров, были уже определены, и перед Люком стояла задача найти ключ к каждому из тщательно выбранных адмиралов и командиров ИЗР из систем Ядра и, что более важно, из Флота Внешнего Кольца – тех, кто прибыл к Корусканту вместе с Вейдером.

К настоящему моменту у Люка имелось большое количество сторонников в Центральном Флоте, но во Внешнем Флоте дела обстояли иначе… Палпатин предупредительно и очень усердно заботился о том, чтобы у Люка не было практически никакого доступа туда; поэтому он располагал лояльностью лишь нескольких командиров, переведенных из-под его руководства к отцу. Таким образом, Палпатин гарантировал, что самая большая поддержка, которую сможет собрать любой из его ситхов, будет находиться только в одной половине имперского Флота. Довольно продуманный и действенный замысел его Мастера… если бы не один изъян. В основе плана лежала предполагаемая напряженность отношений между отцом и сыном, провоцируемое Палпатином и забравшее много его сил противостояние между ними, непреложное и обеспечивающее, что Скайуокер и Вейдер никогда не будут сотрудничать.

И глубоко усыпленный верой в это Палпатин пропускал слишком много. Поскольку Вейдер без помех привел с собой к Корусканту тех, кого посчитал нужным - выбрав их с большой аккуратностью и создав для своего сына беспрецедентную возможность укрепить свое положение среди представителей Внешнего Флота.
И не только внутри Флота; на приеме присутствовали самые крупные сановники, политики и чиновники со всей Империи, люди положения и власти. Нахождение здесь уже само по себе ставило на каждого печать принадлежности к тому роду людей, в ком сегодня как раз нуждался Люк. Готовых выцарапывать свой путь к вершине, готовых вкладываться в свое будущее и знающих, что делать это нужно, как можно раньше - к тому времени, когда их инвестиции окупятся, для опоздавших уже не будет места. Чем раньше вложишься, тем больше получишь.

Таким образом, этим вечером Люк занимался продажей товара - которым был он сам. Не Люк Скайуокер, конечно, а Наследник. Власть, возможности, место в будущем. Для готовых рискнуть.

Он уже отдал много времени, говоря с нужными ему людьми, размещая тут и там косвенные предложения своей поддержки и помощи в будущем, формируя начала рабочих отношений и союзов внутри политической и военной всеобъемлющих машин Империи. Раздаваемые намеки по большей части были похожи; пока Люк занимался лишь зондированием почвы – для чего-то большего было слишком рано – и заложением фундамента… и ответная реакция в целом была благоприятной и восприимчивой. Что было весьма хорошо; так как Люк нуждался в своих людях во власти, готовых поддержать его - и сохранить стабильность во время перемен. К тому же он развил небольшую привычку находить тех, кто был согласен работать с ним и подчиняться ему уже сейчас. Тех, кто занимал средние позиции в сложной системе иерархии политиков, Королевских Домов и вооруженных сил, тех, кто находился под менее тщательным наблюдением и кого было проще перемещать внутри этой системы. Чиновников и военных, на которых по ощущениям Люка он мог положиться и кого можно было использовать, переводя на новые позиции во флоте и Дворце. Более проницательные понимали причины своего перевода; кое-кто уже подавал тонкие намеки о своем согласии, остальные должны будут узнать о ней в свое время. А некоторые, возможно, не узнают о том, как их использовали никогда - враг в правильном положении иной раз мог принести гораздо больше пользы для дела, чем любой союзник.

За обретение власти нужно платить, у всего была своя цена - как любил повторять его Мастер. Кто-то соглашался на это, кто-то нет. Те, кто входил в игру, в итоге преуспеют, Люк позаботится об этом. Те, кто нет... они представляли лишь временный интерес, это была справедливая игра.

Одни шестеренки внутри других, взаимосвязь скрытых интересов, интриг и тайных влияний.

Это было то, чем он теперь занимался. Тем, для чего его обучал Мастер - своим способом и по своим причинам, но извлеченные уроки применялись по всем аспектам.

И Люк не чувствовал ни капли вины, вовлекая согласных или влиятельных в собственные стратегии и схемы; это были умные и честолюбивые люди, хорошо знающие правила игры, и если они хотели сыграть, это был их собственный выбор и риск. При возможности они бы не тушевались использовать его точно так же.



Его взгляд привлекло движение в толпе, Мара была уже недалеко, по-прежнему продолжая свой поиск. Люк чуть отвернулся, улавливая в Силе ее внимание и тонко отклоняя от себя; надеясь, что приглушил действие настолько, что Палпатин или вообще не заметит этого, или расценит в пользу присутствия Д'Арки.

Он перевел взгляд на находящееся вдали возвышение, на котором в своем позолоченном Троне Солнечных Лучей восседал Император, отделяясь от своих подданных и расстоянием, и расположением; это было одно из его редких появлений на публике, не обещавшее затянуться - он всегда удалялся к себе спустя короткое время.
Впрочем, Люк больше опасался его исчезновения, чем присутствия: по крайней мере, пока Палпатин находился здесь, он не мог наблюдать за своим джедаем слишком близко. Пусть у него и были другие для этого; Люк уже ощутил четырех "наблюдателей", рассеянных в толпе. По сути это казалось бессмысленным - ибо Палпатин знал, что Люк почувствует их, - но они замедляли его точно так же, как это ежедневно делала Мара. И, несомненно, их было больше четырех, скрытых тем или иным способом.

Он продолжал смотреть на Императора; в конечном счете, придется подойти к нему, и его Мастер по обыкновению сделает этот момент настолько трудным, насколько возможно… Голову вновь наполнили размышления о предшествующих событиях дня.

Инцидент с кольцом поставил под вопрос всю усердно проделанную им работу по убеждению Палпатина в его лояльности, но он надеялся, что Мастер смотрел в неверном направлении, считая, что Люк просто хотел вернуть кольцо, ничего большего. Правда, лежащая на поверхности, скрывала кое-что более серьезное, его поиск некой связи с матерью покрывал более глубокую связь с отцом. Несколько часов назад он попытался вновь связаться с Вейдером, по защищенному каналу, и вновь безрезультатно; хотя, насколько он понимал, Палпатин не собирался проверять предоставленные Люком «факты».

Да, Люк потерял благосклонность Мастера, возвращая кольцо - реагируя и разбираясь с пропажей немедленно; но дело было сделано и гнев его Мастера удовлетворен. Если бы Люк оставил кольцо, сейчас эта рана была бы открыта и гноилась бы с обеих сторон. Люк очередной раз вспомнил о тревожных и расстраивающих обвинениях Палпатина его матери; сколько бы он ни приказывал себе не делать этого, не сейчас, не этим вечером, когда от Люка так много зависело. Никак не отражаясь на лице, мысли продолжали возвращаться и колебаться на краях сознания.

Были ли эти обвинения правдой? Да. С точки зрения Палпатина.

Здесь крылась проблема правды. Которая легко могла быть очень субъективной. Один из уроков, полученных из руки Мастера, одна из его любимых игр. Говорить правду, допуская несколько упущений и разбавляя личным мнением. Сказанное все еще оставалась правдой, но правдой, которую видел он. Едва ли та отражала реальные факты.

Для знания фактов Люк нуждался в фамилии матери - в том, что никто, казалось, не желал давать ему. Однако даже ревнивая и обличительная речь Палпатина принесла свою пользу: от отца Люк знал имя, а теперь знал то, из чего можно было предположить род занятий. Скорее всего, она являлась сенатором; по крайней мере, она была плотно вовлечена в дела Сената во времена разрушения Республики. И она имела причастность к отставке канцлера Вэлорума… и к Делегации 2000, чем бы это ни было. Записи о предимперских днях были очень скудны, особенно касающиеся Сената. Те, что были доступны, самим фактом доступности свидетельствовали о своей недостоверности и ненадежности.

Возможно, для начала поиска (который был довольно опасен) их было и достаточно, но учитывая собственную тщательно контролируемую историю Люка, любая полезная ссылка на его мать, по всей вероятности, давно удалена - одна из излюбленных мер его Мастера.

Он аккуратно, но настойчиво отодвинул в сторону все, что тревожило и беспокоило его по поводу своего мутного прошлого - до времени, когда у него будет возможность обдумать и изучить это. Мысли естественно потекли дальше, к своим действиям на борту «Патриота».
По крайней мере, их результат гарантировал, что его больший план остался неповрежденным; Лея Органа находилась на свободе. Хотя, что вселилось в нее, заставляя пойти на такую рискованную миссию, в самое сердце Империи, Люк постичь не мог. Он сильно рисковал, помогая ей; действуя на импульсе, на подавляющем все остальное инстинкте. Но сам факт его поступка, того что он пришел ей на помощь, может иметь некоторую ценность: вызывая вопросы в ее голове и побуждая думать, что она еще может доверять ему. Пусть это продлится недолго, но в любом случае будет ему только в плюс.

На губах Люка появилась скручивающая шрам, короткая улыбка. При воспоминании событий, что произошли в самый первый раз, когда он, повинуясь внутреннему убеждению, бросился на помощь Лее Органе.

Он хотел бы утверждать, что сегодня действовал в интересах своего плана, но на самом деле он был ведом тем же чувством нутра, что ощущал на Звезде Смерти… Люк остановил размышления над путаницей своих чувств, и сконцентрировался на результатах – и на необходимых мерах по минимизации негативных последствий.

Не было никакого смысла рассказывать обо всем произошедшем его отцу, никакого смысла пытаться обосновывать и объяснять свое поведение. Его отец всегда и все знал лучше, и перевернул бы любой аргумент Люка с той же силой и убедительностью, как это делал Палпатин. Поступал он так из ограничивающего его властолюбия… или из подлинной отцовской заботы? Люк помнил, сколько его друзей лгало родителям, растя на Татуине, в попытках отстоять свою независимость - но ни один из них не полагал, что если ложь обнаружится, его собственный родитель предаст его неумолимой и безжалостной высшей инстанции. И это всегда являлось барьером в отношениях Люка с отцом - то, что именно он предал сына Палпатину, отлично зная, что сделает ситх.

И, несмотря на все, зная своего отца так, как он знал сейчас, Люк по-прежнему верил, что случись те же самые обстоятельства, его отец поступит так же.

Под этой угрозой, как Люк мог рисковать тем малым, что у него еще осталось - и как мог отец обвинять его в этом? Возможно, планы Люка никогда не осуществятся, но именно они держали его в движении и сохраняли здравомыслие. Хотя, если Вейдер или Мастер разгадали их, значит, они действительно заслуживали власти - потому что сам Люк редко мог понять их: иногда они изменялись день ото дня, с минуты на минуту, соответствуя его характеру.

Когда он увидел Лею... в ту секунду все его планы отошли назад, выдвигая вперед лишь простую необходимость помочь ей. Что всегда заставляло его защищать ее? Он не знал. Да, она была нужна ему, в той позиции, что он запланировал, но правда состояла в том, что как только он ощутил ее присутствие на борту флагмана, его планы перестали занимать его голову. Единственная находящаяся там мысль была о том, что он должен помочь ей... И в тот момент, когда она поворачивалась, чтобы убежать… если бы она взяла его за руку…

Но она не сделала этого. Он видел только страх в ее глазах; никакого признания человека, которому она однажды сказала, что не представляет своей жизни без него. И кто бы мог обвинить ее? Тот человек остался в далеком прошлом, оказавшись проглоченным жизнью с ее постоянными ненасытными требованиями.

И все же, иногда, он все еще слышал то, что Люк Скайуокер шептал любимому Волку Императора, и иногда … иногда он все еще слушал.

Он сфокусировал зрение - слишком поздно понимая свою ошибку: к нему шла Мара, и теперь не было никакого разумного способа увернуться от нее.


Мара Джейд улыбнулась, подходя к Люку, зная, что поймала его в задумчивом состоянии, являющимся единственной причиной, по которой ей вообще удалось это сделать.

- Мне начинает казаться, что ты избегаешь меня.

Мара почти два часа наблюдала за ним издалека, понимая, что вблизи потеряет его в толпе. И зная его так, как она, Мара отметила разницу между его случайными разговорами и разговорами с теми, кого он сам внимательно выбирал. Беседы с последними были довольно короткими, продолжаясь, по-видимому, только до того момента, пока Люк не достигал своей цели, в чем бы та ни состояла. Несколько минут обмена бессмысленными любезностями и преднамеренно включенные третьи лица удачно маскировали эту цель от любопытных глаз. Заканчивая, Люк двигался дальше, к следующей мишени.

Было похоже, что она наблюдает за работой некого афериста…

Она подошла к нему со стороны, чтобы не оказываться лицом к лицу; в переполненном зале топчущихся людей это могло показаться излишне фамильярным. Какой-то момент они не смотрели друг на друга, слушая оркестр и сохраняя дистанцию и другие формальности, к которым привыкли на публике.

Наконец Мара взглянула на него, рассматривая и изучая более внимательно, чем позволял случайный взгляд; зная, какая энергия сосредоточена вокруг него сегодня и видя напряженность, говорящую скорее о его целеустремленности, а не нервозности. Он казался отстраненным и сдержанным и в то же время полностью и крайне сосредоточенным... и очень привлекательным.

Он был одет в парадный, безупречно сидящий костюм темного цвета, лишь тонкая белая кромка оттеняла высокий воротник. Стиль костюма походил на военный, но не относился ни к чему определенному – чтобы не отдалять гражданских лиц, крой подчеркивал аккуратную, подтянутую фигуру; Люк всегда был стройным, и, вероятно, это было заметно бы еще больше, если бы не развитая, крепкая мускулатура, заработанная тяжелыми ежедневными тренировками. Делающая его поджарым и мощным - словно еще один указатель на то, что он становился силой, с которой будут считаться.

Как всегда безупречный, очень прямой и очень спокойный, он источал хладнокровную уверенность, несмотря на обилие присутствующих высокопоставленных лиц; стены его непринужденного самообладания казались абсолютно неприступными. Если это демонстрировалось специально, тем, кто сейчас окружал его, выполнено это было безукоризненно. Когда дело касалось Люка, ничего нельзя было сказать точно. Временами он был абсолютным Наследником, Волком Императора, сторонником ситха, решительным и безжалостным, неуклонно преследующим свою цель… И все же иной раз он всецело казался пилотом, которого притащили сюда против желания, оторвав от его жизни и заставив остаться, одиноким, замкнутым и по-прежнему цепляющимся за свое прошлое, которое только мешало ему здесь - что он прекрасно осознавал.

Чем больше она узнавала его близко, тем больше различала в нем эти несопоставимые грани, независимо от того, насколько хорошо Люк скрывал их от Палпатина.

Тем больше она понимала, почему рядом с ним оставался Халлин.

Взгляд разных глаз Люка на мгновение дрогнул, отражая его неудобство под пристальным вниманием Мары, и она с улыбкой отвернулась:
- Так, что за проблему ты тут создаешь? - слова были хорошо скрыты от чужих ушей звуками музыки.

Он слегка улыбнулся в ответ, возвращая свое самообладание, в голосе послышалось развлечение:
- Я никогда не создаю проблему, я просто просыпаюсь утром, и она уже со мной.

- Это потому, что ты берешь ее с собой в кровать, - с легкостью парировала Мара, оглядываясь вокруг.

- Именно.

Она отвела взгляд, с трудом душа улыбку, но он не спускал с нее своих глаз, побуждая вновь с любопытством повернуться к нему.

- Ты очень красива сегодня, - просто произнес он, заставляя ее щеки слегка зардеться от смущения. Он по-прежнему был способен на это, заставая ее полностью врасплох.

- Теперь я уверена, что ты что-то замыслил.

Он перевел взгляд на толпу, с манерой вежливого безразличия, работая на любых имеющихся "наблюдателей".

- Да, и ты нарушаешь мой график.

- Потанцуй со мной? - попросила Мара, решая проигнорировть его слова, несмотря на то, что ощущала за ними правду.

Он в удивлении воззрился на нее, и тут же вновь отвел глаза.

- По-моему, я уже достаточно расстроил сегодня Палпатина, не думаешь?

Она тоже слегка отвернулась, однако ее тихий голос оставался теплым и поддразнивающим:
- Как танец со мной ухудшит положение, ты - плохой танцор?

Он повернул голову в ее сторону, продолжая смотреть на толпу:
- Я просто обещал ему первый танец - а ты знаешь, каким брюзгливым он становится, когда вмешивается кто-то еще.

Мара улыбнулась на его непочтительный комментарий, так же, как он, смотря на собравшихся гостей, хотя все ее внимание было сосредоточено на нем. Это напомнило ей об их утреннем полете на новый суперразрушитель; казалось, с тех пор прошла целая жизнь.

- Интересно, - она кивнула в мнимом размышлении. – И кто поведет танец?

Он усмехнулся, безучастность на лице немедленно сменилась выражением показной обходительности:
- Ах, этого нельзя сказать наверняка. Посмотрим.

Она покачала головой, подавляя усмешку, неспособная как всегда представить, что кто-то может говорить об Императоре в таких губительных для себя выражениях; и, тем не менее, когда это делал Люк, она не возражала.
– Вот как, а я думала, ты собираешься сказать мне, что должен танцевать с леди Кирией Д'Аркой.

Люк позволил себе маленькую гримасу, предназначенную лишь для Мары:
- Я очень стараюсь избежать этого.

- Но, кажется, ты не очень стараешься избежать ее саму.

- Я выполняю приказ, - дал оправдание Люк, забавляясь. - Это что, ревность?

- Нет, это профессиональный интерес.


Она наблюдала, как элегантная и изящная Кирия Д'Арка была представлена Скайуокеру в начале вечера, и Мару никак это не затронуло; она видела лишь очередного человека, исполненного надежд относительно уникальной возможности провести две минуты с Наследником. Люк улыбнулся, они говорили, она очаровательно рассмеялась, но его взгляд и внимание уже начали перемещаться... Он уделил ей на минуту больше, чем должен, прежде чем вежливо высвободил себя. И Мара забыла об этом, вероятно, так же быстро, как и Люк.
Он продолжил обходить зал, выбирая свои цели… и затем волшебным образом Д'Арка вновь оказалась перед ним. И затем снова... И Мара начала обращать внимание.

Она, разумеется, знала Д'Арку – по ее присутствию при дворе, в котором дом Д'Арка давно пользовался расположением и благосклонностью Императора. Кирия была претенциозной светской дамой, хотя хорошо маскировала это, уравновешивая живым и острым умом, деятельным нравом и отважным характером. Миниатюрная и утонченная, с безупречной карамельной кожей и дымными миндалевидными глазами, Д'Арка играла с бесспорным и впечатляющим мастерством... И глаза Мары сузились, как только она поняла, насколько ей не нравится мысль обо всех бросаемых на Люка средствах.

Голос Люка по-прежнему оставался задорным:

- Так ты поэтому здесь?

- Как ни странно, ты забыл упомянуть об очаровательной леди Д'Арка, - сухо произнесла Мара.

- О, ты тоже так о ней думаешь?

Мара стиснула зубы против подначивания Люка, однако не преминула ответить:
- Она – сверхамбициозная особа, начавшая выходить в свет - стремящаяся добиться выгоды от твоего расположения.

- И я сам нисколько не интересен ей, - закончил Люк, по-прежнему улыбаясь.

- Ну да, тогда для кого были все эти прелестные хихиканья в ответ на все, что ты говорил?

- Полагаю, что для Наследника, - небрежно отозвался Люк. - Просто думай об этом как… о профессиональном интересе.

- Какая у тебя сложная жизнь, - ровно произнесла Мара.

Люк искренне улыбнулся:
- К счастью, у меня есть ты, чтобы не забывать об этом всякий раз, когда я нахожу минуту покоя.

- Перестань, я еще даже не начинала.

- Вот как? Тогда у тебя естественный дар.

Мара нахмурилась, голос тут же приобрел серьезную интонацию:
- Я все усложняю?

- Да, невероятно, - ответил Люк без колебаний.

- Я серьезно.

- Серьезно? Да, невероятно, - повторил он, отказываясь вовлекаться в настоящее обсуждение. Мара продолжала смотреть на него, и он слегка повернулся к ней: - К счастью, ты стоишь этого.

Она удовлетворенно отвернулась, и какое-то время они молчали, получая удовольствие только от того, что находились рядом друг с другом. Люк, очевидно, был готов на несколько минут забыть о своих нераскрытых целях, а Мару больше не интересовало, каковы они были.

- Потанцуй со мной сегодня наедине? - произнесла она наконец, не смотря на него - и он понимал то, что она просила.

Осознавал риск, который от них требовался.
Мара ждала, не смея поворачиваться, а Люк оставался тихим, уставившись взглядом в толпу. В конце концов она подумала, что он решил не отвечать вообще, что его молчание было ответом само по себе; он сотню раз говорил ей о слишком больших рисках встреч во Дворце, и он был прав, конечно.

- Сегодня ночью, - тихо согласился он, и быстро отошел прочь, кончики его пальцев мягко, словно шепот, протянулись по ее бедру, и она осталась одна, с сильно бьющимся сердцем и горячо вспыхнувшими щеками, тщетно глядя в толпу, в которой затерялась его фигура.






Люк был погружен в разговор с капитаном Хокеном, когда прозвучал мелодичный звон, и зал наполнила тишина. Давая ему понять, что он фактически пропустил объявление о Первом Танце. Теперь каждая душа, все взгляды в огромном помещении были направлены на него, в учтивом ожидании.

В течение долгих секунд он оставался еще совершенно неподвижным, хотя на лице не отразилось ни удивления, ни растерянности, только вежливое безразличие. Толпа расступилась перед ним, и по залу пролетел звук шороха дорогостоящих одежд.

Его раздумья нарушил слегка нервный кашель стоящего позади Рииса, и Люк начал идти к центру обширного, огромного пространства. Неторопливо, легко, создавая запланированную картину - у него была своя программа мероприятий на сегодня; Риис был прав, когда утверждал, что Люк не может позволить себе предстать непредсказуемым человеком, от которого неизвестно что можно ожидать, что он должен произвести впечатление, как будущий лидер, своим потенциалом и возможностями. И сейчас лучше было смириться с течением, чтобы вскоре вернуться туда, где он остановился.

Люк проделал долгий путь в центр освобожденной площадки, размышляя, насколько сильно он изменился: то, что когда-то казалось неодолимым и пугающим сейчас воспринималось чуть больше, чем досадное неудобство – незначительная помеха его планам на вечер.

Когда он достиг положенного места, навстречу вышла невысокая, изящная женщина с теплой оливковой кожей и темными, овальными глазами, каждый грациозный шаг сопровождался мерцанием переливающегося ярко-рубинового платья.

Он остановился перед нею, и она присела в глубоком реверансе, и, хоть это было не обязательно, Люк отступил на полшага и слегка склонил голову в полупоклоне. Затем протянул руку. Легко и элегантно она подошла и взяла ее. Как только он положил вторую руку на ее талию, заиграла музыка.

И они танцевали.

Четыре года назад нечто подобное было невообразимо для Люка, но много часов под попечительством назначенного ему вежливого, но весьма настойчивого - и чрезмерно зловредного, хотя бы из-за звания - Министерского Представителя Кабинета Культуры и Протокола Двора сделало даже это привычным естественным умением, независящим от множества народа вокруг; не требующим больших усилий, чем любые другие правила этикета, которыми он пичкался все последние годы.

В течение долгого времени он упорно игнорировал факт прихода в его апартаменты учителя танцев, что согласно требованиям Министра ККП происходило ровно два раза в неделю. Преподаватель с партнершей терпеливо ждали в парлемианском танцзале в течение всего часа его предполагаемого урока и уходили ни с чем, чтобы вновь вернуться в следующий раз и вновь напрасно ожидать своего подопечного.

Это продолжалось больше года; были и другие учителя и наставники, получившие поручение преподавать все аспекты и стороны протокола и этикета, все безропотно ждали и все откровенно игнорировались. Несмотря на то, что Люк часто находился в апартаментах, когда они являлись, он проходил мимо комнат, в которых они пребывали, ни разу на них не взглянув.

По прошествии года Люк хорошо понимал, что это время заканчивается; Император безусловно знал о его поведении и не оставил бы это просто так, рано или поздно он указал бы на его невежество, сделав это обязательно публично и, вероятно, в тщательно выбранной ситуации, которая поставила бы Люка в наиболее затруднительное положение. Из-за чистого упрямства и неприятия он протянул еще несколько недель, но, в конечном счете, когда ощутил необходимость для перемещения в определенные круги и проектирования в них своего определенного образа, его незнание и неумение стали ему мешать. Казалось, что выучить предлагаемые уроки будет определенно легче, чем справляться с возникшими препятствиями.

Таким образом, неохотно, но добровольно он начал посещать занятия, к большому удивлению его различных наставников; по-настоящему начав изучать все то, что они ему предлагали. Рассматривая свое решение не как уступку, а как необходимый метод по вооружению. Занятия утомляли его, необходимость в них раздражала, но он не собирался сдаваться и показывать свою несостоятельность перед теми, кто считал все это таким важным; тем более, когда, по сути, обучиться всему было не так уж трудно. Да, про себя он по-прежнему считал, что подобные вещи элитарны и несущественны, но возраст и опыт смягчили его резкую прямолинейность и слепое упрямство, сделав более покладистым и сговорчивым – подсказывая использовать эти вещи так, чтобы они служили, а не препятствовали ему.

Халлин со свойственной ему эрудицией советовал Люку смотреть на его обучение, как на простое изучение еще одного языка - такого, как старый корусканти - важного для жизни в новом мире. В конечном счете, Люк успокоился и уступил, чисто ради собственных интересов, а изучая многочисленные правила протокола и этикета, он попутно обучался сложным схемам и паутинам интриг жизни двора, и в результате перестал чувствовать дискомфорт при его посещении. Он становился все более непринужденным и фамильярным в отношениях с этим безгласным языком, с его бесчисленными и хитроумными правилами, держа себя с ним если не с пренебрежением, то определенно с расслабленной уверенностью.

Соглашался Люк с его правилами или презирал их, было неважно; близкое и часто демонстрируемое знание их позволяло ему и нарушать их, и использовать для своего блага, и прятаться за ними, в зависимости от того, что он считал целесообразным. А факт, что его понимали, когда он говорил на этом сложном замысловатом языке, означал, что, как бы Люк ни относился к нему, подчиняясь его правилам или устанавливая свои, по сути, этот язык стал неотъемлемой частью Люка.

И сейчас, когда он танцевал с Д'Аркой, хоть Люк и был любезен и держал зрительный контакт, он не чувствовал никакой особой потребности говорить с нею; в этом не было необходимости – это было не нужно ему. Этот танец проводился на благо и в интересах других, он лишь выполнял приказ Императора. И, несмотря на сказанные ранее убедительные слова Рииса, намекающие на логичность в формировании союза с влиятельными Д'Арка, Люка не собирался вестись на них, не желая быть загнанным в угол ни его Мастером, ни его советником.

Его партнерша не сводила пристального, сосредоточенного взгляда с его глаз, но он не отводил их; к этому времени он давно привык к любопытству со стороны других. Поэтому все, что он слышал, кроме отдаленной музыки, было лишь звуком их дыхания и легким шорохом ног по полированному полу.

Со временем имеющие право присоединиться к ним в танце сделали это, и пространство вокруг начало заполняться. Тем не менее, другие пары удерживали почтительную дистанцию, сохраняя свободное место для Наследника и его дамы. Когда музыка закончилась, Люк выпустил Д'Арку, отступил на несколько шагов, вновь чуть склонил голову и повернулся, чтобы уйти.

- Может быть... - торопливые слова Кирии Д'Арки повернули его обратно, и она немедленно опустила голову в извинении. Как правило, никто не заговаривал со спиной Наследника и не продолжал разговор, когда он ясно дал понять что уходит; поэтому ее поступок нес тонкие послания, относясь, несомненно, к тому самому безгласному языку. Она стойко удерживала свои позиции, поднимая на Люка приглашающий взгляд темных махагоново-карих глаз: - Может быть, Наследник потанцует еще сегодня?

- Очень сомневаюсь в этом, - он хотел отвернуться, прекрасно осознавая, что его вовлекали в игру, но некое искреннее сожаление с ее стороны заставило его добавить: - Не думаю, что это моя сильная сторона.

Она одарила его улыбкой, осветившей лицо:
-Мне кажется, Наследник танцевал превосходно.

Люк не мог не ответить улыбкой, затронутый ее очарованием, но едва ли ослепленный им:

- Я боюсь, что танцую точно так же, как вы лжете, миледи.

- Мое сердце не участвовало в этом, - ответила Д'Арка, очевидно в надежде выразить согласие с его сдержанной неприязнью на условности протокола.

Но момент был упущен, и Люк чуть отступил назад, что могло быть воспринято и как принятие ее безобидной лжи, и как молчаливое признание его чувств:

- Как скажете, леди Д'Арка.

Он снова отдал легкий полупоклон - зная, что музыка не могла продолжаться, пока он точно не даст понять своих дальнейших намерений: будет он танцевать или уйдет, и на сей раз Кирии Д'Арке хватило изящества отступить; она склонилась в реверансе, и Люк ушел, не оглядываясь, - направляя мысли уже в другое место.

Сообщение отредактировал Алита Омбра - 17.1.2012, 18:46