Название: In Shadows and Darkness, вторая часть трилогии "The Son of Suns", AU

автор: Pax Blank

беттинг: Jediula

первая часть ("В Шторме") здесь: https://www.jcouncil.net/topic26006.html

ссылка на оригинал: http://www.alongtimeago.org/page22.htm

Глава 1 Глава 17
Глава 2 Глава 18
Глава 3 Глава 19
Глава 4 Глава 20
Глава 5 Глава 21 (1) Глава 21 (2)
Глава 6 Глава 22 (1) Глава 22 (2)
Глава 7 Глава 23 (1) Глава 23 (2)
Глава 8 Глава 24 (1)
Глава 9 Глава 25 (1)
Глава 10 Глава 26 (1) Глава 26 (2) 26 (3)
Глава 11 Глава 27 (1) Глава 27 (2) 27 (3) 27 (4)
Глава 12 Глава 28 (1) Глава 28 (2) 28 (3)
Глава 13 Глава 29 (1) Глава 29 (2) 29 (3)
Глава 14
Глава 15
Глава 16

Сообщение отредактировал Алита Омбра - 16.6.2012, 23:42

.


Вечером Люк, погруженный в раздумья, стоял в конце огромного и роскошного парадного танцзала, отдельно от всех, в стороне от кутежа и веселья, всем своим видом показывая, что может взорваться в любую минуту и потому никто не осмеливался подходить к нему.

Палпатин сидел на специальном возвышении, находящемся в передней части гротескно оформленного зала; решившись на редкое "публичное" появление среди дипломатов, представителей планет и Королевских Домов, посетивших главное событие прошедшего дня, демонстрируя тем самым лишь свое удовлетворение собственными достижениями.
Насколько Люк понимал, причиной для данного сборища было не только плохо замаскированное празднование, и он опасался этого.

"Эскорт чести" из двенадцати императорских гвардейцев прибыл за ним ровно в полдень, чтобы сопроводить к широкой частной террасе, где ему предстояло наблюдать за исполнением приговора. Вокруг были собраны военные, несущие свою службу и представители всех главных Королевских Домов и планетарных систем; дикая, интенсивно ощущаемая в Силе смесь противоречивых эмоций, доведенных ожиданием до исступления, заставила его вздрогнуть, как только он вышел наружу, оставив защиту стен и став сразу хорошо видимым со всех сторон.

И затем его приветствовали. Приветствовали; крики и аплодисменты, несущиеся из собравшейся толпы, заставили все внутри перевернуться от отвращения.

Даже Палпатин встал, вызывающе усмехаясь и медленно поднимая руки, поддерживая приветствия, пока Люк степенно шел вперед, игнорируя скопище, сжав зубы и не спуская взгляда с Мастера. Он достиг возвышения и упал на колено; из-за звучащего вокруг шума невозможно было приказать ему подняться, и Император взмахом рук остановил аплодисменты, гремящие, казалось, вечность.
С застывшими глазами и нейтральным выражением лица Люк закрыл мысли и восприятие, как он давно привык делать здесь. Отключаясь; отгораживая себя от происходящего и наблюдая за ним словно через стекло, точно так же, как он рассматривал всю жизнь вне Дворца - отдаленный туман старой мечты, слишком далекий, чтобы когда-нибудь коснуться его...

Она была одета в серое, когда ее привели; и он опустил взгляд, стиснул челюсть. На бледном мраморе широкой террасы рядом с ботинком появилась алая капля... затем еще. Понимая это, он взглянул на сжатый кулак левой руки, тяжело разгибая неподдающиеся пальцы; на ладони остались четыре тонких пореза от ногтей.

Он все еще смотрел на руку, когда воздух прорезали выстрелы, заставившие его слегка дернуться. Он не смотрел туда. Он так многим был обязан ей.


.


Для Палпатина, наблюдающего за стоящим в самом дальнем углу зала джедаем, погруженным в тяжкие думы и даже не пытавшимся скрыть свое отвращение, день прошел, как нельзя лучше. Сейчас он, забавляясь и гордясь собой, проводил время, рассматривая, как мальчишка создал вокруг себя небольшой островок, словно акула посреди стаи рыб.

Время от времени какой-нибудь мофф направлялся к нему, надеясь снискать расположение, но в последний момент терял самообладание и неловко поворачивал в сторону, преследуемый на протяжении каждого шага теми изумительными глазами цвета синего льда.

Это был от начала до конца замечательный день. Долгожданная кончина Мотмы поставила точку и оставила в прошлом два десятка лет зудящего раздражения. Ее драгоценное Восстание, конечно, никогда не было настоящей угрозой; без джедая, способного противостать ситху, оно представляло собой не более чем мелкую неприятность, досадливое неудобство, которое Палпатин ловко использовал для собственных целей... кроме краткого периода времени. Когда Восстание держало в своих рядах того, кто был способен превратить их в реальную угрозу. Да, недолго, когда была взорвана Звезда смерти, Палпатин слышал их рев. Пока они в своей слепой глупости не отвергли того, кто мог сделать их силой, с которой бы считались – практически кинув его в распростертые объятия врага, не меньше.

У них по-прежнему была чувствительная к Силе, Палпатин знал это, и ему рано или поздно нужно будет разобраться с ней. Но она была необучена и не представляла никакой немедленной опасности. Лучше сосредоточить свои усилия на том, в чье создание он уже так много вложил - на том, от провокаций и убеждений которого он получал так много удовольствия.

Сегодня свершилось то, что он так давно планировал, жестокая, безжалостная насмешка, и он упивался этим. Ощущая резкий, горький дискомфорт, что чувствовал его джедай - решимость мальчишки не показывать свое волнение Мастеру, конфликтующую с явным и острым желанием развернуться и убежать из этого тщательно устроенного цирка.

Палпатин размышлял над потрясающе дивной иронией произошедшего: мальчишка сам привел доводы, потребовал, чтобы ему дали выследить и захватить Мотму за ее нападение на него. А теперь, имея необходимость стоять перед результатом своих достижений, чувствовал такое глубокое и сильное неудобство. Именно это венчало день триумфом. Безупречный от начала до конца план, результаты, превосходящие самые смелые ожидания. С того дня, как он признал Скайуокера своим Прямым Наследником, события разворачивались в абсолютно точном направлении, требуя только небольших корректировок, направляющих мальчишку все ближе к решающему моменту.

Скайуокер разорвал последние связи с Восстанием - добровольно, решительно, с полным пониманием того, что делает. И он принял свою роль здесь, на стороне Палпатина. Это было очевидно, исходя из многих, едва различимых признаков; к тому же это подтверждало продуманное мнение Мары, основывающееся на действиях Скайуокера за последний месяц. Она предоставила доклад в апартаменты Палпатина в тот же вечер, что "Несравненный" прибыл на орбиту.

Хотя ее мнение скоро перестанет быть таким надежным. Объективность требовала беспристрастности, а он давно ощущал ее смятение и колебания. Ничего особенного, но это имело значение само по себе. Когда она была во Дворце последний раз, ее чувства и состояние были весьма ясны, теперь же все это казалось приглушенным, спрятанным.
Он не сомневался относительно ее лояльности; она была с ним достаточно долго, чтобы быть уверенным в ней сейчас. И в любом случае, у него не было желания слишком тесно разбираться с вопросом ее внезапного изменения; в конце концов, он всегда предназначал это для нее.
Чтобы она стала близка к Скайуокеру - настолько, что удерживала бы его здесь.

Потому что Мара никогда не ушла бы, ее преданность была гарантирована. И даже если бы она не смогла удерживать его, ее все еще можно было бы использовать в качестве рычага.
Разве он не достаточно часто предупреждал мальчишку: если ты допускаешь слабость, ее используют против тебя.
Вместо того чтобы избавиться от главной слабости, связанной раньше с Восстанием, его джедай лишь обменял ее на другую. Которая в сущности была той же самой, несмотря на показываемую им внешне самоуверенность. Но Палпатин был заинтересован в подобном рычаге - ибо без него управлять мальчишкой было бы намного труднее.

Отношения Скайуокера с отцом были уже безвозвратно разорваны, стараниями Палпатина. Не могло быть никакого единства между двумя его ситхами; недопустимо - и крайне, чрезвычайно опасно. Разделяй и властвуй. У Вейдера были амбиции, у его сына сила. Из них двоих Скайуокер представлял наибольшую опасность; Вейдер находился на службе Палпатина уже много лет и, несмотря на свое тщеславие, не мог противостать ему в одиночку и остаться в живых. Необходимая для этого мощь давно была недоступна ему.

С другой стороны, его сын обладал такой мощью, но не хотел использовать ее; у него не было никакого желания управлять Империей, которую где-то, на каком-то уровне, он все еще презирал, и покуда он придерживался таких взглядов, он был управляем. Палпатин не сомневался, что в будущем это изменится, но пока он мог довольно точно читать мальчишку, а, значит, мог и воспрепятствовать любому бунту. И Скайуокер несомненно по-прежнему оставался наиболее предпочтительным вариантом - если выбирать из двух ситхов; во всех отношениях.

Палпатин много терпел от мальчишки - хоть никогда и не был уверен в причине своей терпимости. Очарование Скайуокером граничило с навязчивой идеей управлять им. Тот первый раз, то переполнявшее чувство эйфории – упоение своей победой, когда Палпатин достиг цели, когда наконец сломал его, научил тщетности сопротивления и высвободил во взрыве отчаянной ярости ту скрытую мощь, это было... Палпатин вздохнул о том, что теперь осталось только в памяти; эти воспоминания по-прежнему имели власть над ним, погружая в прошлое и заставляя отдаваться тем сильным, волнующим эмоциям…
Но та грубая экспрессия уступила место более тонкой игре, ведущейся небольшими, почти незаметными шагами, не имеющими, казалось, по отдельности никакого значения, но постепенно, с течением времени, достигающими своего; и Палпатин сомневался, что мальчишка видел это.

Как действия, так и бездействие Скайуокера сегодня доказывали это, ровно как и его готовность использовать в своих целях Джейд; хотя у Палпатина пока еще была вера в ее способность пробраться под бдительные щиты мальчишки. Палпатин проявил много внимания окружению Скайуокера, включая туда тех, к кому тот мог бы проявить симпатию; привязанности являлись прекрасными, эффектными ограничениями - требующими так мало заботы со стороны. И пока он не смог полностью избавить своего павшего джедая ни от этого недостатка, ни от упрямого, своенравного стремления бороться в каждом споре, включая сражение в защиту интересов других - точно так, как он делал в своем драгоценном Восстании. Битвы нужно выбирать аккуратно, сколько раз он говорил мальчишке об этом? Отстраниться и рассмотреть целую картину, спросить себя, каждое ли сражение так важно и необходимо для твоих стремлений. Иногда способность отступить и сдержать себя являлась самым главным ключом к успеху, даже для ситха. Как можно доминировать над противником, если не контролируешь себя?

Поразительно, но сколько бы Палпатин ни говорил все это мальчишке, стремясь научить выбирать то, что по-настоящему важно – только в этом случае можно бороться от всего сердца и души - тот продолжал свои сражения даже когда не имел никакой надежды на победу.
И поэтому он терпел неудачу; поэтому Палпатин мог заставить того спотыкаться снова и снова.
Император размышлял над всем этим, наблюдая за своим джедаем; мальчишка, не имея возможности уйти совсем, отошел от Мастера в самый дальний конец богатого, роскошного зала. Но вопреки расстоянию, Палпатин без труда определял его местонахождение; присутствие Скайуокера в Силе не заметить было невозможно. Всегда сильное и кричащее. Хотя несколько приглушенное... сознательно. Палпатин сузил охровые глаза. Да, приглушенное. Очень немного эмоций просачивалось теперь из-под тщательно выстроенных щитов. Что вынуждало задаться вопросом - что было скрыто под ними?

Мальчишка повернулся, и Палпатин знал, что тот направил свой взор в его сторону, прекрасно осознавая, что находится под исследованием Мастера, отвечая в равной степени проницательным взглядом. Никакая толпа между ними не могла помешать им.

Палпатин откинулся на спинку трона, принимая самодовольное и самоуверенное выражение, бескровные губы изогнулись в еле заметной улыбке, провоцируя мальчишку подойти - еще одно сражение, которое тот должен был научиться отклонять. Скайуокер оставался на месте в течение долгих секунд, явно раздумывая... и затем, к удивлению Палпатина, вышел вперед, вынуждая толпу инстинктивно расступаться по сторонам.

Неужели он вызовет спор прямо здесь, сейчас? Разумеется, он знал, что Палпатин не мог позволить этого. После такой публичной демонстрации единства последние несколько месяцев, достаточной чтобы убедить даже самых сомневающихся в том, что между ними не было разногласий, любые горячие прения были немыслимы, пошли бы вразрез с тщательно создаваемым официальным мнением - особенно сейчас, перед широкой, неизбранной публикой.

Мальчишка прекрасно понимал все это - и знал, что закатываемая им сцена повлечет самое суровое наказание. Не здесь, конечно, позже, когда не будет никаких глаз вокруг. Но, возможно, он думал, что ему больше нечего терять, что у него нет никакой причины сдерживать себя?

Скайуокер был уже на середине зала, смотря вперед бурными, темными глазами, стиснув челюсть, мускулы напряжены, запястье слегка касалось сейбера, висящего на бедре. Палпатин почувствовал, как сильнее начало биться собственное сердце, как напряглась выпрямившаяся спина; он должен разобраться с этим, остановить это, как можно быстрее, решительно и спокойно-

Три моффа пересекли зал, ненадолго закрывая собой джедая-

И когда они отошли, того не было.

Мгновение, и он исчез.

Палпатин оглядел зал, по-прежнему ощущая присутствие мальчишки в Силе – но неспособный поймать его, зафиксировать. Чувство было завуалированным и рассеянным. Нахмурившись, Император окунулся в Силу глубже, разглядывая пестрый, огромный зал, наводненный беспрерывным движением...

Вот!

Высокие двойные двери были открыты, на короткой широкой лестнице алые стражники почтительно расступились перед Скайуокером; Палпатин успел кратко поймать его темную фигуру, прежде чем тот вышел в длинную, зеркальную и извилистую галерею, ступая из шума и света в тусклые тени, более соответствующие волку, которым он стал.

Император улыбнулся, чувствуя облегчение и расслабленно откидываясь назад, смакуя произошедшее - его волк влиял на ситуацию одним присутствием, фактически ничего при этом не делая. Да, он учился своему делу; в конфликтной ситуации можно и нужно было разбираться не только руками, но и головой. Умение пользоваться лайтсейбером было далеко не единственным навыком, которому он научился у своего Мастера, будучи запертым в стенах Дворца.
Император вновь оглядел зал, вызывая к себе через Силу Мару.

Она приблизилась к нему с изяществом кошки, грациозно покачивая бедрами в элегантном, облегающем фигуру платье из вайнского шелка цвета черного винограда; огненные золотисто-каштановые волосы сверкали в слабом свете. Она всегда знала, как соблазнительно одеться; эффективно используя это для лучшего достижения поставленных ей задач... Но сегодня у нее не было никакой такой задачи - и это заставило на момент задуматься, для чего она оделась подобным образом, уж явно это было сделано не для него.

Мара почтительно поклонилась, распущенные волосы рассыпались по обнаженным плечам.
- Мастер?

Она была уже на полпути к дверям, понял Палпатин, когда он позвал ее.
- Я хочу знать, что он делает. Будь рядом с ним.



Мара почувствовала вспышку острой боли вперемешку с виной - но быстро погасила, покорно поворачиваясь, чтобы оставить танцзал до того, как ее начнут о чем-либо расспрашивать. Затем остановилась в длинной, изогнутой галерее, обшитой, как казалось, бесконечными зеркалами; отлитыми вручную и достигающими высоты в два уровня. Их размер и особенности ручного изготовления вызывали небольшие искажения, свои для каждого зеркала, безостановочно преломляющие одни и те же отражения со всех сторон через все стены протянувшейся галереи.

Она выжидающе встала перед своим искривленным и гротескным отражением, не обращая на него никакого внимания; послышался еле слышный щелчок, и зеркало сдвинулось в сторону, открывая вход в маленькую вахтовую комнату, ведущую к посту наблюдения. Мара шагнула внутрь, зеркальная, ничем не выдающая себя дверь встала на место. Связавшись со службой безопасности, ей пришлось ждать немыслимое количество времени, пока те определяли местоположение Скайуокера, учитывая степень защиты этим вечером. В конце концов, она приказала просто проверить экраны наблюдения, а не пытаться прослеживать его по кодам признания на охранных постах; зная, что если он не хочет быть замеченным кем-то разумным, то так и будет.
Как ни удивительно, он нашелся в своих апартаментах; Риис зарегистрировал его прибытие, как само собой разумеющееся.

Мара не спеша направилась к Западной Башне, давая ему передышку и время остыть. С подскочившем к горлу сердцем и сбившимся дыханием она наблюдала ту небольшую игру нервов, что он выдал против Мастера в танцзале; уверенная в том, что Люк хочет бросить вызов на глазах у всей публики, зная, что Палпатин не мог позволить этого. Она видела, как Мастер фактически напрягся, сомневаясь, что предпринять по мере приближения Люка. Мара тоже вышла вперед, надеясь успеть перехватить и успокоить Скайуокера, прежде чем произойдет взрыв… И затем он исчез; растворился в толпе, словно его и не было – несмотря на то, что она не сводила с него глаз. Как она поняла, именно этого он и хотел: только заставить нервничать и беспокоиться - бессмысленный риск, не имеющий никакой другой причины, кроме его несносного характера.

Принимая все это во внимание, ей не очень-то хотелось идти за ним сегодня; его настроение было скверным весь день и эта финальная игра балансирования на грани войны с Палпатином едва ли улучшила его; и естественно Люк будет знать, что ее к нему послал их мастер.
Дойдя до апартаментов Скайуокера, она обнаружила, что свет в широком и многоярусном главном холле погашен, что означало, что прислуга уже удалилась на ночь. Ступая мимо неизменных гвардейцев в дверях, она заглянула в маленький офис, находящийся поблизости в холле, встречая там Рииса.

- Я оставил бы его сегодня в покое на вашем месте, - посоветовал он с серьезным выражением.

- Палпатин послал меня, - дала Мара простой, не требующий дальнейших разъяснений ответ.

Риис кивнул.
- Лучше вы, чем я, коммандер, - сказал он. - Не дразните его... и сидите поближе к двери.

- Спасибо, - сухо пробормотала Мара, отправляясь в путь по просторному, темному холлу к сложному, искусно сконструированному центру с куполообразной, стеклянной крышей и дальше, к частным комнатам Скайуокера, в которых тот всегда прятался, когда хотел остаться один.

На удивление они были темными и пустыми, звук ее легких шагов гулко отдавался эхом под высокими, декоративными потолками. Возвращаясь, она медленно прошла по другому пути, через его кабинет и вдоль залов, расположенных вокруг центральных комнат, и затем вновь выходя к великолепному мраморному центру под главным куполом; понимая, что ей осталось методично начать проверять тридцать или около того мрачных и редко-используемых помещений.
В конце концов, она нашла его в роскошной, отделанной желто-коричневым шелком овальной библиотеке, сидящим в полумраке спиной к двери.

- Скайуокер? - прошептала Мара в темноту; что тут же напомнило ей первый визит к нему после его обращения - о ее потрясении от перемен в нем.

Он не ответил, и она осторожно прошла вперед вдоль плавно закругляющейся стены отдающей эхом по вине кесонного потолка комнаты. Он сидел, развалившись в кресле, рядом, на столике, стояла бутылка; изнуренный, уставший вид, невидящие глаза уставились на размытые светящиеся края датакарт, выстроенных в поисковой системе на противоположной стене.

- Ты в порядке? - учитывая его состояние, это был довольно глупый вопрос, поэтому Мара не стала удивляться, что он не ответил. Вместо этого он протянул руку и налил в стакан убийственную дозу спиртного. Белая камфора; она ощутила ее резкий запах, неприятно ударивший в воздух, неподалеку валялась стеклянная пробка.

Он несколько секунд смотрел на прозрачную жидкость, тяжелый стакан опасно наклонился-

- За поздние ночи в Мос Эспа, - бессвязно проговорил он, делая большой глоток.

Мара стояла на месте, не зная, что делать - она никогда не видела раньше, чтобы он пил. Бутылка была пуста уже на треть, что не предвещало ничего хорошего. В конечном счете, она оглядела тусклую комнату и прошла к бару за другим стаканом, вернулась и тихо налила себе. Если она не могла остановить его, то, по крайней мере, могла уменьшить выпитое им.

Рядом, перед высоким книжным шкафом с витражными стеклами, наполненном старомодными, бумажными книгами, стояло еще одно кресло; на нем она и устроилась, со стаканом в руке, в прохладном и облегающем ее черном шелке.

Не поворачиваясь к ней, он снова поднял свой стакан.
- За Фиксера... и за Кэми, Дика и Винди. И за Биггса Дарклайтера.

Он сделал паузу, ожидая, глаза были скрыты тенями от непослушных волос, и Мара беспокойно подняла стакан навстречу, понятия не имея, о чем он говорит. Тогда он осушил стакан до дна, поставил на стол и вновь протянулся за бутылкой. Мара сделала глоток неразбавленного спирта, полыхнувшего в горле огнем, резко и горько.

- В конце недели, когда все дела были сделаны, мы обычно заваливались на гонки, в Мос Эспа или Мос Ката, - проговорил Люк рассеянно, смотря куда-то вдаль. - Гонки на свупах. За участие платили сорок кредитов; а если тебе везло добраться до финала, можно было выиграть двести. Да, так и было. Я видел, как парни ломали кости и теряли члены за двести кредитов. Видел, как некоторых соскабливали со стен. Эти все зрители приходили туда наблюдать побоище. Если я побеждал, я делился деньгами с Фиксером, который давал мне свуп, и мы все шли в Moс Эйсли, чтобы спустить их. Мы напивались там до полного отупения, так, чтобы на несколько часов забыть на каком занюханном и заброшенном шаре пыли застряли... Я видел, что эта планета делала с дядей Оуэном, вытягивая из него силы день за днем, пока он надрывался, чтобы только выжить среди этого песка. Я видел, как изнашивается его тело, как стареет раньше времени, и поклялся, что со мной так не будет. - Он остановился, погружаясь в тихие мысли, и вновь поднял стакан. - За Татуин. Я отдал бы все, чтобы быть там когда-нибудь снова.

Он ждал, пока Мара не поднесла свою выпивку к губам, и затем вновь осушил стакан, хлопая им затем о стол, чтобы снова наполнить его.

- За... старые, разбитые и бестолковые вапораторы, которые никогда не работали. За песчаных людей, пусть они умирают в пустыне. И за джав, за их сломанных, второразрядных дроидов...

Он замолчал, надолго задумавшись, прежде чем сделать большой глоток.

- И за безумных стариков. И наивных детей, которые настолько глупы, что слушают их. Пусть они все сгинут без следа. - Люк повернулся к Маре, пока она, морщившись, пила, а он уже поднимал другой тост. - За цели, которые оправдывают средства, - сказал он непонятно, и они оба сделали еще глоток.

Люк вновь наливал, и, поняв, что он собирается напиться до беспамятства, она безуспешно попыталась найти хоть что-то, чтобы остановить его, одновременно сомневаясь, а нужно ли это делать... не лучше бы просто позволить ему продолжать...

Он повернулся к ней с высоко поднятым стаканом-

- И за Палпатина. Чтобы злобное ситхово отродье сдохло тяжелой смертью.

Мару затрясло от яда в его словах. Хотя она знала, что у него не было никакой великой преданности Императору, весь последний год он был сознателен и достоин доверия, все реже и реже проявляя неповиновение, поэтому она искренне считала, что он наконец успокоился и нашел свое место в исключительном и завидном окружении Палпатина.
И сказать так здесь, сейчас - с таким свирепым убеждением - было равносильно измене. Что потрясло ее до глубины души.

Зная, что он продолжает смотреть на нее, ожидающе держа поднятую руку... она моргнула и поднесла стакан ко рту, касаясь жгучего напитка сомкнутыми губами.

- Ты не пила, - прохладно произнес он, по-прежнему не опуская руки.

Мара почти - почти - сделала глоток, но вмешалось ее собственное вспыхнувшее упрямство.

- Ты знаешь, что я не могу выпить за это.

- Но ты была готова изобразить это. Для меня. - Он впился в нее острым взглядом; казалось, что в мгновение ока он из находящегося в полупьяном состоянии человека превратился в пугающе здравомыслящего. И Мара не нашлась, что ответить.

Он встал, осушая стакан, поставил его на стол, взял бутылку и пошел к двери.

- Тебе нужно быть осторожной, Мара. Это трудно - стоять одной ногой в двух лагерях. Невозможно сохранить равновесие. Посмотри на меня; в конечном счете, ты только упадешь.

Сообщение отредактировал Алита Омбра - 4.8.2011, 12:19