Название: At the Brink of the Dawn and the Darkness, третья часть трилогии "The Son of Suns", AU

автор: Pax Blank

беттинг: Jediula

первая часть "В Шторме" находится здесь: https://www.jcouncil.net/topic26006.html

вторая часть "В Тенях и Темноте" здесь: https://www.jcouncil.net/topic26642s0.html?start=0

ссылка на оригинал: http://www.alongtimeago.org/page27.htm




Сообщение отредактировал Алита Омбра - 11.5.2013, 19:03

Поздравляю всех с Рождеством! И тех, кто отмечает сегодня, и тех, кто нет.
Не вижу ничего страшного, чтобы праздновать это чудесное событие дважды:)

















Палпатин был мертв, убит единственным человеком, способным на это. Человеком, чьи разум и душа принадлежали Императору, как верил последний. Человеком, который так жаждал сразить Императора, что в те последние часы был согласен отдать за это свою жизнь. Человеком, который сейчас лежал в неподвижной тишине после шестичасовой операции; белая простыня двигалась вместе с его слабо вздымавшейся грудью и казалась Маре чересчур похожей на саван.

Все вокруг нее, повсюду во Дворце, крутилось в адском бешеном потоке, пока его сторонники предпринимали меры для сокрытия правды и стабилизации Империи, действуя по тщательно разработанному плану. Но это не имело больше значения для Мары - она существовала вне времени и пространства в пузыре реальности, определяемой поверхностным дыханием человека, которого она предала. Человека, которого она спасла. Человека, которого она...

Она стояла рядом с ним в темноте, пока он лежал без сознания... и плакала. Впервые, с тех пор как она была ребенком, она плакала, слезы незаметно бежали по щекам и плотно сжатой челюсти, стиснутой против рвущих горло рыданий. Она плакала, потому что не стало Палпатина. Потому что она была благодарна, что Люк был здесь. Она плакала от облегчения. Она оплакивала то, что потеряла и радовалась тому, что получила – и боялась, что навсегда оттолкнула это от себя.

Он пришел в ее жизнь и перевернул всё, всё, во что она верила, с ног на голову. Каждое убеждение, каждый принцип, каждое верование. Потряс ее мировоззрение до самой сердцевины.

Но не таким образом, к которому они оба привыкли, не силой или манипуляциями, а постепенно, понемногу, и очень убедительно. Простым, ненавязчивым общением, едва заметным, легким побуждением, мягкой, неуловимой поддержкой; все это незаметно устанавливало над нею власть.

Она стояла одна в бархатных тенях самого мучительного, страшного и изнурительного дня своей жизни и наблюдала за тем, кто стал причиной всего этого страдания, пока тот лежал абсолютно неподвижный. Снующий вдоль кровати сканер создавал вертикальные дорожки тусклого света, обновляя считываемые данные своего пациента на экране над ним всякий раз, когда возвращался в исходное гнездо.

Мара Джейд медленно качала головой, она все еще пребывала в некотором аду от шокирующих событий дня. Не только ее мир перевернулся вверх тормашками, не только Дворец или Корускант, правительство или армия, целая галактика изменилась в течение нескольких коротких часов..., она просто еще не знала об этом. Все пришло в движение, все перемещалось… вокруг него – его действий, его решений.
Возможно, именно понимание этой перспективы так долго удерживало его? Поскольку теперь, когда Мара серьезно думала об этом, предстоящее ужасало ее. Вся проклятая галактика ложилась на его плечи. Судьба каждого разумного существа, каждой цивилизации - все будет зависеть от его воли. Все и повсюду будут обращать свой взор к Корусканту и, затаив дыхание, ждать, бояться, надеяться.

Он определит ход истории… Он уже сделал это.

Палпатин всегда нес это бремя легко; со смесью блаженного равнодушия и укоренившейся веры в свое право господства, которая даровала ему абсолютную ясность видения и непоколебимую уверенность и убежденность в своих действиях и распоряжениях. Правильно или неправильно, спаситель или тиран, он прокладывал путь и тащил по нему свою Империю без единого колебания. Он объединил под одним началом галактику, которая воевала сама с собой, и держал ее грубой силой и абсолютной безжалостной волей. Его слово было законом… Было законом.

И все это бремя преемственности и правления миром, который создал Палпатин падет теперь на Люка. На человека, который никогда не хотел власти; человека, который постоянно подвергал сомнению принципы Империи и поносил Императора.

Что бы ни говорили об единовластии Палпатина, но оно удерживало враждующие фракции в мире в течение двадцати лет. Будут ли у Люка желание и упорство, уверенность и убежденность, чтобы делать то же самое? Чтобы вести Империю, созданную Палпатином дальше? Он никогда не хотел власти; и так долго избегал ее, поняла Мара. Не думал, что заслуживает ее. Она безрадостно рассмеялась: если кто и доказал свое право на правление за последние пять лет, то это был Люк. Он побывал в преисподней и вернулся… хотя нет, полностью он никогда оттуда не возвращался.

Он очутился на Корусканте, имея лишь сырой потенциал, сопротивляясь изо всех сил и полагаясь на свои упрямые убеждения и наивные принципы. И Палпатин высек подлинный талант из этого материала. Создал ситха и заточил его в огне жестоких испытаний, интенсивного давления и принудительных изменений, понукая и заставляя, преследуя и наказывая. Направляя, полируя и совершенствуя.

Мой совершенный клинок, так называл его Палпатин, и она понимала почему.

Вся та юношеская, импульсивная опрометчивость и стойкое, несговорчивое умение претерпевать за свои убеждения были умерены и сформированы в гибкость, моральную силу и абсолютное бесстрашие. Каждая слабость была раскрыта и сломлена, каждая достоинство усилено, каждая возможность воплощена.

Уголков губ Мары вновь коснулась улыбка; возможно, не так уж он и не готов, как думал… или как думала она. В сложившихся обстоятельствах, принимая во внимание вызов, который ему теперь брошен, по правде говоря, к лучшему то, что идеалистически настроенный и полный негодования пилот мятежников, прибывший сюда, был полностью вычищен Палпатином; был втащен, несмотря на сопротивление, крики и брыкания на каждом шагу, на свое законное место...

Его законное место; это был первый раз, когда она подумала так.

Она знала, конечно, что однажды он будет править - но это знание было отдаленным, неким нереальным фактом, который не требовал пока никакого более пристального внимания.

И вчера... в ходе непрерывной череды ошибок и промахов со всех сторон, человек всегда стоявший в тени Палпатина, принуждаемый и неспокойный, достиг наконец края своей выносливости и переступил через него. Он набросился на своего Мастера, вложившего так много в контроль над ним, и дал выход гневу, накопленному за годы насилия и издевательств; он показал своему учителю то, как многому он научился.
И внезапно одним-единственным действием, страшным решением, рожденным из гнева, потери и предательства, они очутились здесь.

Это была неизбежная, неумолимая судьба, которую все, даже она, так старались не замечать. Разрываемая между своим учителем и любимым человеком, Мара чувствовала, что у нее, по крайней мере, было некоторое оправдание за свою ненамеренную слепоту. Но какое оправдание могло быть у ее учителя – как он мог так ослепнуть к расцветающей мощи и разрушающейся совести Люка?

Он вложил столько сил и времени в создание своего безупречного ситха, своего волка. Мара резко вспомнила предупреждение, высказанное ей давно Люком: ”Если ты протягиваешь руку волку, ты не должна удивляться, когда он укусит ее".

Создававший своего волка Палпатин не просто протягивал руку, а тащил руку с цепью назад; он потерял бдительность и считал само собой разумеющимся повиновение ему.

Но тогда, разве она не была виновата в том же самом…, разве она сама когда-то не волновалась, что Скайуокер просто выжидает своего часа?
Она шагнула к нему, мягко проводя тыльной стороной пальцев по его ободранной щеке, вспоминая ужас и отчаяние в его безжизненных глазах, когда он прилетел во Дворец лишь несколько часов назад, зная, что его отец мертв, убит Палпатином. Нет, его поступок не был никаким предумышленным действием - это было горем, потерей, яростью и безысходностью, выпущенными на того, кто был повинен в них без всякого следа сожаления…

Но результат был тот же. Палпатин все так же мертв, и нравилось Люку это или нет, хотел он этого или нет, он поставил себя и Империю на новый безвозвратный путь.

Человек, которого Палпатин обучал править, собирался занять свое место, как единственный, самый могущественный человек в галактике. И он должен будет править железным прутом, чтобы сохранить Империю в эти ближайшие годы, помешать ей скатиться в способную растянуться на десятилетия гражданскую войну, когда все возможные кандидаты и претенденты будут соперничать за трон.

Понимал ли он это? Даже если да, то захочет ли он действовать в соответствии с этим? И если да, то... как?

В этой неподвижной, безмолвной тишине, ее дрожащая рука вдруг замерла на его израненном лице, когда Мара поняла с ужасающей ясностью, что шептал ей холод, ползущий по спине…

Несмотря на то, что она делила с ним жизнь и постель, и находила место среди крошечных осколков его раскромсанной души… она не имела ни малейшего понятия о том, что он сделает.



Хан Соло, командир Синего Крыла флагмана "Дом Один" растягивал слова финальной части своей лекции для самой последней группы новых пилотов; большое холо-изображение одного из новых имперских Интерат-СИДов медленно вращалось на месте рядом с ним. Он вглядывался в скрытое в полумраке море оживленных, предвкушающих лиц, отмечая, что они с каждым годом выглядят немного моложе...

Хан сузил глаза от неприятной мысли, мелькнувшей в голове: возможно, это он становится старше?

Нет, не может быть.

Это было новое Красное Звено - "Искры", как они сами себя прозвали из-за их яркой, видимой издалека оранжевой формы, крайне чистенькой и застегнутой на все молнии, хотя некоторые уже начинали подражать ветеранам, которые носили жаркие, душные комбинезоны снятыми до пояса, с завязанными на нем рукавами. Красные - пилоты крестокрылов, если они преуспеют и доберутся до управления, конечно. Веселые, яркие искры, весельчаки. Хан уже сказал им, что еще до окончания их первого, настоящего боевого задания половина из них станет немногим больше вспышки в темноте.

Его внимание привлекло движение на краю аудитории. В помещение вошла Лея, скользнувшая в сторону дверь тут же закрылась обратно, лишь на мгновение показав яркую полоску света наружного коридора - однако Хан успел заметить многозначительно поднятые брови и натянутое, нервное выражение на ее лице, что заставило грудь сжаться.

Вернув взгляд к новобранцам, он начал быстро закруглять лекцию:

- Итак, подведем итог: если вы идете на хвосте, вы можете веселиться..., но не забывайте следить за его ведомым. Потому что, если он повиснет на вашем хвосте, вам останется надеяться, что ваш собственный ведомый более смышлен, чем вы - в ином случае вы оба превратитесь в пыль. Так… ну ладно, возвращайтесь к своим летным симуляторам.

Раздался коллективный стон, и Хан не мог сдержать улыбки, помня, как он чувствовал точно то же, когда самой захватывающей вещью в галактике было добраться до рычага космического корабля - настоящего корабля. Он по-прежнему временами испытывал это чувство на "Соколе". Новизна полета на А-винге в рядах Альянса прошла после нескольких месяцев стиснутого существования в холодной, дребезжащей кабине во время бесконечных вылетов в качестве няньки, перемежающихся для разнообразия редкими дерзновенно-драматичными вылазками - когда Империя подбиралась к ним слишком близко. Да - несколько недель двухсменного графика в летающей коробке отобьют охоту у любого из этих юнцов.

Однако он усмехнулся на забавляющие его стоны:

- Что? Вы серьезно думали, что я позволю вам прикоснуться своими грязными руками к одному из моих славных Х-вингов? Шестьдесят часов, парни. Вернетесь, когда получите на сим-карту шестьдесят часов максимальных боевых показателей. Тогда возможно - только возможно - я позволю вам подняться в воздух.

- Ваши Х-винги все равно лишь куча пуду, - пробормотал какой-то нахальный умник в повернувшейся к дверям толпе.

Хан немедленно повернулся к нему:

- Эй, следи за своим языком, малыш, или окажешься на мусорном грузовике до скончания галактики.

На мгновение он потерял миниатюрную фигурку Леи посреди пламени оранжевого обмундирования и юношеских усмешек, когда шумная толпа пилотов двинулась к выходу в направлении летных симуляторов. Поднявшись на цыпочки и вытянув шею, чтобы привлечь взгляд Хана, Лея с трудом удерживалась, чтобы не быть увлеченной к дверям.

- Что-то случилось на Корусканте.

- Да? - Хана это ничуть не впечатлило. - На Корусканте всегда что-то случается.

Лея полностью проигнорировала это; она обнаружила, что игнорирование высказываний Хана часто бывает лучшим выбором - в противном случае их заносило далеко в сторону и тогда один или другой уходили в бешенстве, прежде чем она фактически добиралась до сути того, что пыталась сказать.

- Ты знаешь, что Палпатин не собирал двор два дня подряд? И нам только что стало известно, что то же самое объявлено и сегодня.

- Да ладно, дай парню перерыв, Лея, - протяжно проговорил Хан, возвращаясь к кафедре, чтобы выключить холо. - Это тяжелая работа – управлять галактикой, обирая ее при этом до нитки. Возможно, он устроил себе отпуск - где-нибудь на солнышке. Сила знает, парню не помешает немного румянца на щеках.

- Серьезно, Хан, такого никогда не случалось раньше, - упорствовала следующая за ним Лея, начиная задаваться вопросом, зачем ей вообще понадобилось приходить сюда.

Хан развернулся, взял ее за плечи, давая волю кривой усмешке, перед которой, как он знал, она не могла устоять, и легонько поцеловал в лоб, успокаивая - напоминая ей сразу же, зачем она все-таки сюда пришла.

- Послушай, золотко, это наверняка ничего не значит. Он затихарился в том… как его... зимнем логове, в котором жил в прошлом году. Двор тогда был распущен на две недели.

- Двор не был распущен, он был перемещен в Зимний Дворец, - исправила Лея. И по данным разведки это было сделано для того, чтобы представить Кирию Д'Арка Наследнику в менее официальной обстановке.

- Я тебя умоляю, - насмешливо проговорил Хан. - Хочешь сказать, что весь двор протащили через полпланеты к полюсу, чтобы выпустить в свет еще одну маленькую избалованную принцессу, - он отступил на полшага, держа перед собой руки. - Без обид, милая, но любой с таким же успехом мог представить ее Люку без этого шитого белыми нитками спектакля. Ты сама могла бы сделать это в любом месте. - При этом он начал имитировать воображаемое знакомство, указывая поочередно руками на пустые места: - Люк, это Д'Арка. Д'Арка это Люк. Видишь? Все просто.

Раньше это обычно сводило Лею с ума - то, что Хан упрямо цеплялся за привычку называть Наследника именем, которое тот использовал, пока был шпионом здесь, в Альянсе, теперь же это проходило все чаще и чаще незаметным, настолько часто, что она даже сама порой думала о нем под этим именем снова. Странным образом это делало мысли о нем легче; у него было много разных имен с тех пор, как он покончил со шпионажем в Альянсе и вернулся в Империю, но почему-то никакого настоящего имени, как будто Палпатин питал отвращение к правде о нем, не позволяя ей быть обнародованной. И, безусловно, его прошлое было отрезанной нитью, никто, даже ботаны, не мог раскопать о нем ни малейшего факта. Хан, конечно, воспринимал это, как достаточное доказательство, что Люк Скайуокер был... ну, Люком Скайуокером - это было самым большим прыжком веры, в обход логике, который Лея когда-либо наблюдала, особенно у такого откровенного циника.

Было очень странно знать кого-то только по титулу, это обезличивало его и заставляло чувствовать себя неудобно при разговоре о нем… Возможно, в этом и был смысл. Но если так, на Лею это действовать не будет, решила она. Палпатин в своей борьбе слишком часто играл на тонкостях и нюансах, и она не собиралась покупаться на это.

- Я думаю, что Палпатин поставил бы под угрозу ненамного больше, если бы переместил весь двор в Зимний Дворец, а не…, - Лея остановилась, когда до нее вдруг дошли слова Хана об избалованных принцессах. - Что значит "без обид"?!

Он вдохнул, приготовившись к ответу, но она вскинула руку, останавливая его – упорно не желая сворачивать с курса вопроса, по которому пришла сюда.

- Стой, не отвечай ничего. Дело в том, что разведка докладывает, что "Экзекутор" вчера должен был выйти с орбиты по направлению к Нал Хатту, а "Патриот" должен был улететь сегодня, а они оба до сих пор на геостационарной орбите Корусканта, плюс к ним присоединился "Несравненный". Когда последний раз ты видел одновременно три супер разрушителя вокруг Корусканта?

Хан нахмурился, начиная проявлять заинтересованность:

- Серьезно? Центр полетов вот уже два дня получает со всех сторон сообщения разведки о том, что разрушители порвали со своим стандартным графиком?

Лея обхватила себя руками, не в силах стряхнуть с себя чувство, что случилось нечто очень серьезное; она помнила странное нервное ощущение, резко выдернувшее ее из сна три дня назад, когда она вскрикнула от ужаса и выворачивающей сознание и внутренности паники.

Она помнила, как потом расхаживала по каюте, несколько часов подряд, безуспешно пытаясь избавиться от невнятного кошмара и успокоить колотящееся сердце, зная каждым фибром своего существа, что где-то как-то произошло что-то важное, имеющее большое значение. Далекое, и в то же время ключевое. Какая-то основополагающая перемена.

Она провела последние три дня как на иголках, ожидая, следя за любым изменением, любой аномалией, за любым нарушением обычного порядка вещей.

Первый день было относительно легко выбросить это из головы, несмотря на то, что вдобавок к дурной ночи от разведки поступило неожиданное сообщение о роспуске двора на Корусканте. Но Палпатин и раньше изредка делал это, что обычно сопровождалось исчезновением Наследника на несколько недель, и конечно же сейчас ботаны подтвердили то же самое – они всегда проверяли местонахождение преемника Палпатина, если двор был распущен. И затем то же самое сообщение пришло вчера: собрание двора отменено, никаких следов Наследника. Плюс сообщение об изменениях в списках повседневной дворцовой стражи, многочисленных переназначениях, спущенных с находящихся на орбите СЗР штурмовиках. Три неподтвержденных сообщения говорили о штурмовиках с синими наплечниками в жилых башнях… - в Башнях! Это было беспрецедентно.

И так продолжалось в течение всего дня: изменения в предписанных курсах СЗР, повышенные сверх нормы уровни безопасности на военных линиях связи, загадочное переназначение командного состава без официального уведомления, появление "Несравненного" у Корусканта.

И каждый новый кусочек информации острым холодом разрезал позвоночник и стягивал узел внутри, с каждым разом все сильнее и туже, давя на нее с ошеломляющей силой, пока любой сигнальный огонек от центра анализа и обработки данных Службы Безопасности не начал заставлять ее виски пульсировать, а сердце заходиться.

- Что-то случилось, - пробормотала она, качая головой и зная, что теперь повторяет эхом мысли Хана. - Что-то значительное.

Мара стояла в роскошном просторном атриуме перед медцентром, нетерпеливо постукивая ногой в ожидании Халлина. Хотя ей ни разу не было отказано в посещении Люка за эти три дня после его поединка с Импер... с Палпатином, она ощущала все большее неудобство от осознания факта, что каждый раз, когда она приходила, ее заставляли ждать личного врача и доверенного союзника Люка Нейтана Халлина для разрешения на вход.

Таким образом, вежливо, но подчеркнуто ясно, ей давали понять, что при желании и Халлин, и Риис имеют теперь власть запретить ей навещать Люка; хотя, как она подозревала, доступ к нему строго контролировался больше из-за предусмотрительной настойчивости Рииса, чем Халлина. Доктор, казалось, смягчился немного за эти последовавшие за "событием" дни - его потрепанные нервы успокаивались по мере поправки Люка.

Он даже улыбался сегодня, когда появился в дверях медцентра, останавливаясь в них в качестве приглашения войти с ним обратно.

- Доброе утро, коммандер Джейд.

Бросив быстрый косой взгляд на бдительных охранников, Мара прошла вперед. Она могла пройти мимо них в любое время, конечно, - пять лет службы личным телохранителем Люка не уменьшили ее боевые навыки ни на йоту, и почувствуй она необходимость, они все были бы мертвы, прежде чем хоть один смог выхватить оружие. Но сейчас было не время для нарушения спокойствия. Прямо сейчас она должна была следовать правилам игры - и она нуждалась в каждом, знающем, что она готова к этому.

Поскольку внезапно, когда она провела всю жизнь на вершине горы, как личный агент и посланник Палпатина, у нее теперь не было никаких официальных полномочий. Никакого законного положения, никакой власти, ничего. Только неоднозначная личная связь с человеком, который был правопреемником Палпатина, и даже это было весьма шатким и могло измениться, если станет известна правда... Если Люк решит все рассказать. До сих пор он этого не сделал.

- Ты можешь пройти сразу туда, - просто сказал Халлин, тактично останавливаясь и давая понять, что не намерен следовать за ней. - Он уже встал.

Когда она вошла в его небольшую палату, Люк находился посреди комнаты, обхватывая одной рукой ребра и прикрывая чуть не приведшую к его смерти рану. Он был в одних спальных брюках, и потому Маре хорошо были заметны и огибающие полживота опрятные швы, и синтетическая плоть, и темные кровоподтеки от тяжелого внутреннего кровотечения.

Он остановил шаг, взглянул на нее и затем быстро отвел глаза, выдав неровную полуулыбку. Им было по-прежнему неудобно в присутствии друг друга - после того, что совершила Мара, раскрыв то, что он доверил ей. Все произошедшее еще властвовало в их умах, и, несмотря на то, что Люк казался согласным оставить это позади, Мара могла понять его сдержанность, прошло еще слишком мало времени. Она хотела поговорить с ним, объясниться, назвать причины ею двигавшие. Попытаться, если не оправдаться в том, что невозможно простить, то хотя бы принести извинения – и покончить с этим.

Но он еще не был готов, не желал говорить о произошедшем вообще, не говоря уж об обсуждении ее роли в этом. Каждая попытка со стороны Мары заставляла его или обороняться, или уклоняться - таким образом, после трех прошедших дней, благодаря ее вине и очевидной хрупкой слабости Люка, как физической, так и моральной, они были скованы неловким молчанием. Понимая свое незавидное положение - и факт, что если она будет раскачивать лодку слишком сильно, нарушая покой Люка, и Риис, и даже Халлин могут решить, что в его интересах ограничить ее доступ к нему. В текущем состоянии Люка, учитывая ее действия, он, возможно, согласится с ними - это также тревожило и заставляло ее нервничать, они оба столько пережили, а теперь могли быть разделены. Она нерешительно улыбнулась в ответ на его неловкий взгляд в сторону, на его быструю, вынужденную улыбку.

- Ты рано встал, - это была неуклюжая банальность, но в этот момент Мара ничего больше не могла придумать.

Она сделала два быстрых шага вперед, тогда как он отступил назад и повернулся к ней боком - превращая то, что должно было стать интимным поцелуем в небольшой клевок в уголок его губ. Чтобы скрыть неловкость, он сделал вид, что повернулся к кровати, потянувшись за лежащим на ней свежим полотенцем - хотя она прекрасно понимала, что он делает это для предотвращения их близости.

- Я просто… - проговорил он извиняющимся тоном, поднимая толстое, тяжелое полотенце. - Нейтан разрешил мне принять водный душ.

Его тихие слова были произнесены абсолютно чисто. Даже здесь, в приватной обстановке, доведенное до совершенства произношение корусканти, которому столь непреклонно заставлял его учиться Палпатин, властвовало над собственным провинциальным акцентом Внешнего Кольца, полностью скрывая его. Еще одна небольшая частица Люка Скайуокера сдалась, чтобы выжить.

Но все-таки были еще кусочки, которые можно было увидеть, если знать, куда смотреть. Он ненавидел звуковой душ - потому что вырос с ним на Татуине, где вода была слишком редка, чтобы тратить ее на мытье. Он ворчал на Халлина по этому поводу с того момента, как очнулся, и доктор очевидно наконец сдался – зная, что Люк может начать действовать по собственной инициативе, не взирая на запреты.

Мара отступила в сторону, иронически наклонив голову:

- Император галактики мог бы не спешить с...

- Не говори этого, - тут же прервал он ее, все еще испытывая крайнее неудобство по поводу всего, что случилось.

Мара вздохнула, задаваясь вопросом, как Риис и Халлин справлялись с этим. Конечно же он ни разу не позволил спокойно назвать его по титулу, не противореча этому. Но правда была в том, что, несмотря на то, что официальная церемония вступления на трон должна была состояться только через восемнадцать дней, титул Императора перешел к названному наследнику сразу после смерти Палпатина. Первое объявление об этом должно было выйти по всем официальным каналам ГолоНета через несколько часов - спустя три дня после фактического события, сопровождаемое коротким записанным заранее обращением Люка.

Записанным заранее. Тонкое напоминание, что, как бы переворот не был преждевременен, он все же был запланирован.

Неудивительно, что Риис и Халлин приложили множество усилий, чтобы скрыть факт, что именно Люк убил Палпатина, в поединке, который чуть не стоил жизни и ему самому. В поединке, который спровоцировала Мара, хотя никто из сторонников Люка еще не знал об этом.

Поскольку именно Мара рассказала Императору о запрещенных встречах Люка с отцом - именно она вынесла на свет его вызывающее неповиновение. Неохотно, но все же... Поверил ли ей Палпатин, что Люк поддавался манипуляциям отца или у него были собственные причины для убийства Вейдера, Мара не знала, да в конечном счете это было и не важно. Значение имело только то, что именно Мара предала Люка. И Люк, безусловно, должен считать ее ответственной за смерть своего отца.

К тому же в собственной душе Мара чувствовала тошнотворную вину перед Палпатином - человеком, которому она давала обет в абсолютной преданности.

Она помнила, как учитель однажды сказал, что форсъюзеры были по самой своей природе пособниками перемен, их причастность в любом случае приводила к тому, что предстоящие события оказывались слишком подвижны, чтобы их можно было прочесть или предсказать с какой-то точностью. Люк был крайне непредсказуем, и эта черта лишь возрастала последние годы. Когда он только появился здесь против своего желания, его, по крайней мере, можно было просчитать в преданности друзьям и убеждениям, и можно было управлять им через это. Но Палпатин лишил его такой "слабости", обрезав при этом все связи.

Палпатин верил, что создал своего волка - так он называл Люка; создал Волка - совершенного ситха, своего сторонника. Все, чего он ожидал от Вейдера было наконец воплощено в его сыне; всю мощь и связь с Силой, которую он когда-то видел в отце, Палпатин получил в Скайуокере. Но волк, которого он создал, был необузданным, своенравным и диким, это было непредусмотрительно, потому что ее учитель так и не смог в действительности укротить те огонь и ярость. Он посадил волка на цепь и держал какое-то время его у ноги, но...

Мара вспомнила, как она как-то сказала Люку, что эпитет Палпатина для своего нового ситха вполне ему соответствует, и тогда он в негодовании набросился на нее:

"Тогда ты дура, что остаешься здесь - никогда не доверяй волку."
"Я доверяю тебе."
"Нет, это не так, не на самом деле. Ты говоришь себе, что можешь мне доверять, думаешь, что ты в безопасности, потому что почему-то решила, что можешь управлять мной... но даже я не могу этого, так что я чертовски уверен, что это неподвластно и тебе. Ты не в той безопасности, в которую уверовала."
"Хочешь сказать, что можешь причинить мне вред? Я не верю тебе."
"Я хочу сказать, что если ты протягиваешь руку волку, тебе не следует удивляться, когда он укусит ее."

Она отступила назад, давая ему пройти и одновременно рассматривая его; отмечая бесчисленное количество мелких порезов, ссадин и царапин на теле и лице, светлую щетину на подбородке и скулах, он не брился уже несколько дней…
Он не был похож на волка. Не был похож ни на ситха, ни на императора. Не был похож на человека, который убил Палпатина - и изменил ход галактической истории...

Но правда была в том, что это все относилось к нему - и она никогда не знала, кто будет преобладать в нем в следующую секунду... И в глубине души подозревала, что Люк не знал этого тоже.

Но она была уверена в одном, даже если Люк был с ней не согласен: он был Императором.

Своею собственной рукой он стал теперь Императором.

- Люк, ты же понимаешь, что настанет момент, когда тебе придется принять...

- Не сейчас. Пока, - ответил он ровно, не поворачиваясь к ней, голос прозвучал тихо, но решительно. - Я разберусь с этим всем. Но позже.

Он медленно прошел дальше, уставший до крайности, рука по-прежнему обхватывала раненый живот, заставляя Мару снова гадать, как можно сопоставить тихого, скромного человека перед ней с тем, кто вернулся во Дворец спустя несколько часов после смерти отца, разгневанный, опустошенный, оскорбленный и доведенный наконец до точки, настолько, что пожелал бросить вызов Палпатину. Из-за нее. Из-за нее он сделал это.

Она опустила голову, пытаясь понять, как опять зажечь искру комфортной, привычной близости между ними, но была не в силах даже посмотреть ему в глаза.

- Я... - вспоминая, что он направился в душ, Мара запнулась, и Люк остановился у двери освежителя, положив руку на косяк для поддержки. Она неуверенно улыбнулась, испытывая внезапное неудобство от незнания, что ей сделать. - Я просто... я подожду здесь.

Она оглянулась и села на кровать - помня о множестве ранних часов и совместных душей, и об очень многих других, вырванных украдкой мгновениях интимной близости во Дворце, все это яркой вспышкой пронеслось в ее мыслях.

Люк просто тихо кивнул и исчез в освежителе, не оглядываясь назад.




В освежителе Люк приостановился, опираясь рукой на стену, чтобы удержать равновесие, в голове стучало, знала ли она, как сильно волновало его ее близкое, заботливое присутствие прямо сейчас? Нелепо, в самом деле. Они провели так много времени, прячась и притворяясь, скрывая их близость, каждый взгляд - опасность, каждое прикосновение - риск. И теперь, когда они, наконец, могли быть вместе, теперь он… больше не знал. Не знал, мог ли он простить ей - и была ли это вообще ее ошибка?

В конце концов это именно он спровоцировал их отношения и позволил им продолжаться – зная, что они несут опасность и ему, и тем, кто его окружает, Мара никогда не скрывала того, кому предана. Это он признался Маре, что они с отцом в сговоре, когда она напала на него с обвинениями, это он фактически отказался взять ее с собой в Мосиин, оставив во Дворце рядом с ее хозяином.

Он сам снабдил ее боеприпасами. Но все же... это она решила использовать их.

И что теперь? Он понятия не имел.

Он облокотился на стену перед собой, прислоняясь к ней лбом, частично от изнеможения, частично от смятения и собственных опасений, мрамор приятно холодил кожу, пока он стоял на месте, закрыв глаза и слушая хрип своего дыхания в поврежденном легком.

"Ты не можешь никому доверять. - Сколько раз его Мастер говорил ему это. - Доверие всегда будет ограничивать и сдерживать тебя, доверие всегда будет ослаблять и обманывать. Если бы я должен был оставить тебя, научив только чему-то одному, я научил бы тебя этому; когда на тебя нападают враги, раны после них чистые и всегда заживают. Доверие же заставит тебя кровоточить по-настоящему, дитя. Одно только доверие может искалечить и изуродовать, предательство - самый зверский мясник."

Люк медленно покачал головой, продолжая опираться ею о стену, это не могло быть правдой… или могло?

Его отец доверял, и это убило его; поскольку не было никакой борьбы между ним и Палпатином, Люк точно знал это. Единственный удар, направленный в сердце.

Палпатин доверял, пусть на свой лад; даже в последний момент он думал, что Люк позволит ему контролировать себя - и он убил его.

Люк доверял, и потерял все. Доверял, как дурак. Несмотря на всё – все уроки, все наставления, все усердные предостережения и наказания от его Мастера. И что, он продолжает доверять дальше? Он так ничему и не научился? Или он перестал доверять, тем самым доказав, что Палпатин прав? Неужели он дал злобному ситху власть над собой, подчинившись его влиянию, признав его победу?

Будь он проклят, если сделает так.

Но он не мог позволить себе и другого, не мог кровоточить так снова. Не мог быть больше так ранен.

Так что он делал сейчас?




Потерянная в своих мыслях и переживаниях Мара резко вскинула голову, когда из приоткрытой двери освежителя донеслись приглушенные водой проклятия Люка; она быстро вскочила на ноги, испугавшись, что что-то случилось.

- Люк… все хорошо? - ворвавшись внутрь освежителя, она нерешительно остановилась.

Из-за широкой матовой ширмы прозвучал пронизанный разочарованием и расстройством голос:

- Да, кроме того, что я не могу поднять руки выше головы.

Мара молчала несколько долгих секунд, разрываясь между сочувствием и беспомощностью… и затем улыбнулась. Развернувшись, она быстро прошла через облицованную мрамором комнату и закрыла дверь, расстёгивая на ходу молнию комбинезона.


Люк стоял под потоком воды в течение долгих минут, обхватив руками живот в попытке защитить зашитую рану от жалящих укусов тугих струй. Он не мог сделать даже этого, не мог вымыть свою голову. Они хотели назвать его Императором, а он не мог даже это.

Он закрыл глаза, чувствуя, как вода пропитывает его, желая смыть угрожающие разбить его воспоминания, осознание того, что он сделал, по-прежнему свежие, сдирающие кожу мысли о причине его действий и абсолютную растерянность в том, что ему делать дальше...

Нежные ладони погладили его по плечам, заставляя вздрогнуть - настолько глубоко он ушел в себя…

- Мара?! Что… - Она забыла, где они находятся?

Она выдавила небольшой шарик шампуня, и протянулась к его мокрым спутанным волосам.

- Повернись кругом.

- Ты... Что, черт возьми, ты делаешь?!

- Я мою тебе голову, - произнесла она спокойно.

Люк схватил ее за запястья, не давая поднять руки. Она мягко покачала головой, и ее голос зазвучал открыто и искренне, решительно и твердо, обещая ему силу, в которой он нуждался прямо сейчас, спокойствие в центре шторма.

- Больше никаких тайн, Люк. Никаких пряток. С этого времени мы устанавливаем собственные правила. Мы создаем наше будущее. Мы пройдем через это - пройдем через это вместе.

Она мягко вынула скользкие руки из его ладоней, и вновь запустила нежные пальцы в его мокрые волосы.

Медленно, нерешительно, он расслабился, опуская голову под поток воды и кладя руки на ее стройные бедра.




Был поздний день, когда сообщение вышло по всем официальным каналам ГолоНета: «Император Палпатин, основатель Галактической Империи, скончался прошлой ночью после кратковременной болезни».

На борту главного крейсера мятежников "Дом Один" Лея услышала эти новости от шпионской сети ботанов где-то за два часа до их объявления - но она все же ждала подтверждения, не решаясь передать такую информацию дальше по флоту Альянса.

Так или иначе, она не верила в это, не осмеливалась поверить - и все же каждым фибром своего существа знала, что Палпатина больше нет. И точно так же знала, непостижимым для нее образом, что изменилось абсолютно все - что они оказались в зыбучих песках, что вся галактика сейчас дрожала и раскачивалась.

Все или ничего. После официального оглашения была показана короткая речь Скайуокера - великолепно произнесенная на языке корусканти. Выражение сожаления, заверения в преемственности, гарантии стабильности.

Лея находилась вместе с остальными в общей столовой, когда это заявление было выпущено – она пришла туда сразу после объявления о смерти Палпатина по ГолоНету, зная, что ей будет задан тысяча и один вопрос, ни на один из которых она не сможет ответить. Помещение было охвачено шумом и волнением, когда кто-то бросился включать холо-эмиттер, крича и утихомиривая толпу.

Все погрузились в неторопливую, неловкую тишину, чтобы услышать спокойные слова одетого в мрачные одежды Наследника; ни следа эмоций не было ни в его голосе, ни на его лице.

Вот только, подумала она, он больше не Наследник - и смятение чувств, поднявшееся внутри нее при этой мысли, вызвало головокружение, вынуждая схватиться за стоящего рядом Хана.

Что ей было делать? Что делать, когда человек, которому ты верил, которого знал так хорошо, становился Императором? Что было делать, когда это казалось самой ужасающей мыслью, которую она могла предположить?

Его последние слова, произнесенные по традиции двора на старом корусканти, были тонко нацелены на Королевские Дома, а не на население в целом - и тихое достоинство, с которым они были сказаны, не скрывало подчеркивавшие их дюрастиловую твердость и абсолютную убежденность:

Трейлер к этой части от Jedi ЮЛА

http://www.youtube.com/watch?v=gSCZsUX1szI...eature=youtu.be

Сообщение отредактировал Алита Омбра - 29.12.2012, 17:13

А Мару Джейд кто исполняет?

Это Фамке Янссен.
Погуглите - красивая женщина :)

Люк сидел в целеустремленной, сосредоточенной тишине своих офисов, расположенных в Кабинете почти на самом верху Южной Башни Императорского Дворца на Корусканте, длинный ряд высоких транспаристиловых дверей был распахнут настежь вдоль одной из стен; снаружи, стуча по светлому травертиновому камню балкона, шел дождь.

Далеко внизу, непрерывной мелодией звучал раскатистый металлический звон установленных в строгом порядке флагштоков, выстроившихся вдоль далеко простирающейся «знаменной галереи» Главного Дворца, известного среди тысяч тех, кто работал и жил здесь, как «Монолит». Флаги с сотен планет были установлены на шестах у вершины величественной и горделивой громады стоуровневого Монолита - центра правительства, торговли и вооруженных сил Империи.

Страдая от навязчивых идей и паранойи, Палпатин стремился держать всю власть под рукой, как можно ближе к себе, и это положение дел сохранялось и в год начала правления нового Императора, по довольно простой причине - это был самый эффективный способ справляться с крупномасштабной задачей материально-технического обеспечения огромных областей необъятной Империи.
В этом, как и во многом другом, новый Император приобретал репутацию прагматика, в каждом значении этого слова: порой практичного и неприхотливого, временами черствого и неприступного, хладнокровно безжалостного человека – уже известного тем, что переходить дорогу ему было опасно.

С другой стороны ничто из этого не было сюрпризом для тех немногих, кто был приближен еще к Императору Палпатину; несмотря на то, что Наследником протеже Палпатина был официально назван только в двадцать пять лет, двор он начал посещать значительно раньше.

И там, и среди военных были те, кому хватило проницательности для внимательного наблюдения за ним, для тщательного анализа его поведения и деятельной, изменчивой натуры.
В то время как большинство ожидало от молодого Наследника весьма длительного становления в его новом положении, нашлись те, кто сочли разумным заблаговременно обозначить свои притязания и поддержать его, кто открыто, кто тайно.

Из-за его способностей часто шептали, что он - сын Палпатина, и в то же время поговаривали, что он - сын Вейдера, но как бы там ни было, молодой Император предпочитал держать правду при себе, не имея привычки делиться информацией. Даже его имя было тайной. Палпатин называл его Волком, Командующим своего Флота или своим диким джедаем, но никогда не называл никакого настоящего имени...

Даже сейчас его упоминали только как "Император". А те, кому оказывалась честь и привилегия говорить с ним непосредственно, использовали "Ваше Превосходительство" или «сэр». Слуги порой утверждали, что подслушали имя, с которым к нему обращались самые приближенные к нему в личных апартаментах: «Люк», - но это было мало полезно тем, кто пытался проследить личность их нового Императора.

Люди перешёптывались, конечно, о том, что Палпатин умер слишком быстро, спустя лишь год после официального признания им наследника. И о том, каким систематизированным и организованным было вступление Наследника на престол, каким по-военному четким, очень похожим на переворот.

Но никто не высказывал этого вслух - если кому-то подобное и взбредало в голову, он делал это лишь раз.

Сейчас флаги громко трепыхались на сильном ветру, хлещущим по стенам Монолита, их беспорядочная шумная трескотня по-прежнему слышалась через открытые двери кабинета, в котором работал Император.

Он был, как всегда, безупречно одет: костюм самого темного оттенка синего цвета, напоминающий военную форму, но не являющийся ею, белая льняная рубашка; хотя сейчас, находясь в уединении своего кабинета, он позволил себе снять мундир, и тот висел на спинке стула у противоположной стены просторной комнаты. Высокий стоячий воротничок рубашки едва закрывал толстый, неровный шрам на правой стороне шеи. Этот блеклый рубец, как и тот, что пересекал правую сторону лица от самой брови до подбородка, задевая губы, являлся видимым напоминанием о состоявшемся два года назад покушении мятежников - почти сразу после того, как он был объявлен прямым наследником Палпатина. Таким же напоминанием служили и его несочетающиеся глаза. Правый глаз был поврежден при взрыве и до сих пор сохранял темное пятно, затрагивающее часть белка и радужки, бывшей когда-то безупречно синего цвета.

Зачем он решил сохранить эти шрамы, никто не понимал – кроме тех, кто находился совсем рядом с ним. Они знали, что это было выбором старого Императора, когда Наследник лежал в коме много недель после чуть не ставшей успешной попытки его убийства.

Но "почти успех" был синонимом неудачи, и строить гипотезы о том, что произошло бы, завершись покушение, как планировалось, было пустым занятием. В реальности же то, что могло стать критическим и дорогостоящим падением в анархию и гражданскую войну после смерти Палпатина, было превращено в эффективный и хорошо организованный переход; сторонники Наследника, ждущие за кулисами своего часа, дня, когда их вложения окупятся, безусловно, имели личную заинтересованность в стабилизации правления нового Императора и потому продолжали поддерживать его и после прихода к власти. Выбранные с тщательной рассудительностью из разных кругов, от завербованных военных до Королевских Домов, обладающих значительной властью и влиянием при любой ситуации, они составляли достаточное количество для скрепления и удержания неоперившегося режима в течение его первого рискованного года против оппортунистического давления и корыстного подстрекательства в мятежу.

Недоброжелатели, так же как и сторонники, находились везде, и внутри Королевских Домов, и среди старой закалки военных; тем не менее, в целом, общественность пребывала в восторге, особенно от произошедших перемен – начавшихся вскоре после инаугурации нового Императора. Те же, кто понимал в политике несколько больше, наблюдали за происходящим с приглушенным цинизмом, желая посмотреть на то, что будет дальше.

К настоящему моменту, спустя год у власти, новый Император шел по тонкой грани между сторонником прогресса и приверженцем традиций; единственные внешние изменения произошли в течение нескольких недель после начала его правления - в виде поправок к конституции, смягчающих доступ к ГолоНету и пересмотра старого имперского Акта Классификации Разумных Разновидностей, инициированного Палпатином и обычно называемого Указом о Рабстве.

Любое разумное существо, вне зависимости от разновидности, больше не могло быть связано малооплачиваемым контрактом или быть ограниченным в свободе передвижения из-за своей позиции в "классификации"; данное обстоятельство теоретически запрещало легализованное рабство, которое долгое время существовало при господстве Палпатина. Но на деле граждане Е-класса, алиены, ранее зависимые от Акта Классификации Разумных Разновидностей, составляли около четверти населения - так что сложности осуществления такого указа были серьезными и видимые изменения шли тяжело и медленно. Системы Центральных Миров и Колоний, в которых проживало минимальное количество граждан Е-класса, были единственными системами, где было действительно реально немедленное проведение новых законов в жизнь. Но даже здесь отмена старой редакции Акта Классификации регулировалась теми же самыми людьми, которые отвечали за его введение и контроль два десятка лет назад - имперскими вооруженными силами - поэтому перемены заключали в себе не только проблему принудительного соблюдения закона, но и вопрос переподготовки кадров, а такие вещи всегда требовали времени.

Хулители утверждали, что фактическая формулировка изменений к Акту Классификации Разумных Разновидностей была довольно расплывчата и допускала различные интерпретации - типичные для имперской власти; Императора же, восхваляемого в народе за проводимые им изменения, они называли непреклонным сторонником жесткой руки, держащим массивные вооруженные силы и властолюбивые Королевские Дома под своим абсолютным контролем и применяющим при необходимости силу без малейших угрызений совести. Но подобные игры власти велись в ее высших эшелонах, не становясь достоянием общественности.

Большинство видело в новом Императоре человека умеренных взглядов и расценивало его как более спокойную замену Палпатину; и, несмотря на то, что в целом власть и ограничения оставались точно таким же, как прежде, те публичные уступки, на которые он пошел так быстро, купили ему популярность. Ограниченные появления на публике - неслыханные для правления его предшественника – давали Империи человеческое лицо, а гражданскому населению - чувство подлинных изменений, нечто, что было весьма наглядно по всем недавно открытым каналам ГолоНета с ослабленной цензурой.

То же самое смягчение цензуры позволило хулителям во всеуслышание заявлять, что эти уступки были не больше чем известным трюком, показухой, что видимость реформ лишь украшала остававшиеся неизменными душащие ограничения старой Империи. Несмотря на новые указы, восхваляемые как определенная свобода слова, любое использование ГолоНета для поиска, поощрения и распространения повстанческих взглядов и призывов к мятежу, как с прямой ссылкой на Восстание, так и само по себе, оставалось незаконным. Любой член подобной организации, любой, кто помогал, финансировал или снабжал ее членов, любой, кто облегчал их существование молчаливым игнорированием или сокрытием информации по-прежнему сталкивался с быстрой казнью без долгих разбирательств.

С другой стороны, в объявленном вне закона Мятежном Альянсе это никого не удивляло – то, что человек, уже печально известный своим непредсказуемым, переменчивым характером, сначала отменяет, а затем устанавливает основополагающие принципы тоталитарного государства своего учителя так, как он считает нужным. Империя была по-прежнему Империей, и новому Императору необходимо было все же сделать свое присутствие реально ощутимым сверх первой очереди своих указов, вполне могущих еще оказаться лишь запудриванием мозгов.

Единственное, что он действительно сделал с тех пор как вступил на престол, так это укрепил свою позицию и поддержку, как в политическом, так и в военном отношении - довольно прогнозируемый шаг. В конце концов, обладая незаурядной одаренностью, он не зря был любимцем Палпатина - и этот отрезвляющий факт перевешивал любой спонтанный закон, выпущенный им в течение нескольких дней после инаугурации.




Сам человек сидел в непринужденной, свободной позе, погруженный в работу, опираясь локтями на широкий полированный стол из ценной древесины с причудливыми узорами из капов и наплывов. Поддерживая рукой голову, он изучающе смотрел в лежащий перед ним датапад, прикладывая усилия, чтобы не отвлекаться и не переводить взгляд на роскошный вид, открывающийся из его кабинета – исключительный и доступный лишь очень немногим жителям Корусканта: открытое бескрайнее небо, кроны гигантских деревьев, заботливо выращенных в раскинувшихся на крыше Монолита садах, достигающие пенистых гребней серых дождливых облаков, неровные очертания города вдали. И тишина… Или то, что можно было назвать тишиной на столичной планете; двигающийся на строго установленном расстоянии от дворца транспорт звучал как едва различимый шелест – позволяя слушать стук частых капель корускантского дождя, ласкающего балкон за стеклянными дверями.

В этой спокойной, почти созерцательной тишине, кабинет Императора был кипучим центром разумной движущей силы и практичных, непретенциозных замыслов. Аккуратно сложенные стопки печатного флимсипласта свободно располагались на каждой доступной поверхности, множество других листов было приколото на группу досок, которые тянулись вдоль одной из стен, полностью закрывая собой цветисто резную мозаику. Другую стену занимала автономная справочная система, мерцающая ниточками голубого света, отмечающими ряды многочисленных папок и инфочипов, часть из которых была на первый взгляд хаотично раскидана по широкому столу за которым он работал.
Ничто из этой информационно-поисковой системы не было связано с центральной компьютерной базой, доступ к ней кодировался системой паролей и ДНК. Этот кабинет являлся личной информационной базой Императора – хранилищем всей правды об Империи, как поговаривали, о ее прошлом, настоящем и будущем. Для очень многих право войти туда являлось высшей, конечной целью; попасть в это люто охраняемое внутреннее святилище означало признание и принятие в привилегированный, исключительный круг доверенных лиц, в который сейчас входили лишь единицы.

Это было место, где формировалась новая Империя, где новый Император высекал собственное видение на галактику, которой он управлял.



Опираясь головой на кисть правой руки, Люк подсознательно потер шрам на брови, пока читал полученные за день донесения, заставляя себя сконцентрироваться. Но это плохо получалось – несмотря на свою нелюбовь к размышлениям о событиях прошлого, сегодня они занимали его мысли.

Ровно два года назад, примерно в это время, где-то перед полуночью, Палпатин объявил Люка своим прямым наследником – что стало началом длинной цепи событий, которые привели его к сегодняшнему моменту.

Перед той датой Люк... плыл по течению, не имея определенных целей. Благодаря коварным схемам Палпатина, он был давно оставлен Альянсом мятежников и был заперт в клетке под управлением Императора - и тем не менее он существовал в странной неопределенности хаотичных, запутанных связей. Находясь под каблуком Палпатина, связанный его безжалостными принуждениями и манипуляциями, Люк все же не отдавал свою лояльность ему полностью, тогда как верность принципам Альянса и традициям джедаев, несмотря на расчетливую ложь Бена и Йоды, все еще занимали существенную часть в его системе моральных ценностей.

Но в конечном счете, благодаря официальному заявлению Палпатина, Альянс безвозвратно отверг Люка – именно Альянс, а не наоборот. Он по-прежнему подозревал, что признание его наследником было главным образом уловкой со стороны его старого Мастера, призванной вызвать реакцию Альянса, который Люк продолжал защищать перед ним - хотя бы на словах.

Если бы Палпатин не сделал то заявление, не признал Люка наследником, Мадин, вероятно, никогда бы не смог убедить Мон Мотму дать разрешение на покушение, которое почти убило его.

Люк никогда бы не осознал, насколько изолированным он был на самом деле, насколько уязвимым со всех сторон, из-за собственных колебаний и нерешительности.

Никогда бы не принял решение преследовать наконец свои цели.

Никогда бы не начал искать потенциал в Империи и изъяны в Альянсе.

Никогда бы не использовал свое знание достоинств и недостатков Империи и Альянса - обращая его на службу собственным интересам.

Никогда бы не стал торговаться с Мастером Ситхом за право выследить Мотму в обмен на местонахождение Мастера Йоды.

Но это все случилось в течение короткого срока; оглушительный и несомненный успех Палпатина… и в конце концов ужасающая, губительная ошибка, комбинированные события, стремительно вышедшие из-под всякого контроля, несущиеся к их неотвратимой развязке.

Однако тогда попытка Восстания убить его окончательно сделала Люка чужим для них, а забота отца во время ужасного ранения сына зажгла в нем первые искры принятия после долгих лет глубокого недоверия и нескрываемой враждебности со стороны Люка. После нескольких лет негодования и обид возникшая терпимость привела в конечном счете к согласию Люка помочь отцу свергнуть Императора. К договору, который закончился тем, что Император убил Вейдера, когда узнал правду. От Мары.

От единственного человека, которому Люк хотел - нуждался - доверять. От единственного человека, которому он должен был дать право на доверие. Намеренно или нет, она уничтожила то малое, что было у Люка, разорвала на клочки и рассеяла по ветру. Оставив его растерзанным на части - с незаживающими ни на мгновение ранами.

В течение секунды в тот день, в течение одной долгой секунды, когда Люк сомкнул руку на ее горле, желание сжать пальцы до конца было подавляющим. Закончить то, что начал, что намеревался - когда схватил ее и, развернув, с силой припечатал спиной к стене, получая удовлетворение от глухого стука.

Просто… не думать, открыть душу и позволить огню слепой ярости и безутешного гнева вершить свое дело.
Но его отец по-прежнему остался бы мертв. Так легко было возложить всю вину на кого-то другого. Тогда как взятие ее части на себя кромсало изнутри столь же невыносимо, как и сама потеря.

Люк поднял взгляд от датапада и остановил его на маленьком, серебряном холо-эмитерре, найденном им в дворцовых апартаментах отца. Долго не решаясь, Люк в конце концов сходил туда после кремации его тела, за несколько дней до своего официального вступления на трон, в поиске… чего-нибудь. Какого-то утешения, ощущения связи, родства, каким-бы болезненным оно ни показалось. В отцовском жилище нашлось мало того, что было по-настоящему ценным - что казалось действительно личным, указывающим на частную жизнь обитателя холодных, строгих комнат.

Фактически лишь две вещи привлекли внимание Люка, пока он блуждал по тихому, обезличенному жилью. Первой была картина с изображением озера в окружении гор – та самая, что притянула его к себе еще когда Люк впервые пришел к отцу; на этот раз она вновь приковала его словно магнит. Было в ней что-то... Память, тоска, сильное желание, сожаление... Колючее сплетение эмоций и чувств, пронизанных уникальной подписью отца. Он забрал картину к себе, прежде чем запечатать отцовские апартаменты, оставив там все точно так же, как было при его жизни.

Вторая вещь прозвучала в Силе как трубный глас, когда Люк увидел ее. Яркая вспышка посреди мертвенно белого интерьера барометрической камеры, в которую Люк так не хотел входить: маленький, гравированный тонкими линиями холо-передатчик на одной из внутренних поверхностей. Он стоял на входе в камеру фактически несколько минут, подумывая использовать Силу, чтобы притянуть влекущий его предмет, но затем обругал себя за тошнотворную слабость и все же вошел внутрь; приманка впереди помогла преодолеть разыгравшиеся нервы.

Серебряному, потускневшему от времени эмиттеру, который так поразил его, было по крайней мере лет двадцать, возможно больше, изящный орнамент местами был стерт от обращения. Дыхание болезненно замерло в легких, и он активизировал холо, вспыхнуло яркое, чуть трепещущее изображение...

Он увидел молодую женщину, снятую до пояса, в невероятном платье темно-фиолетового и переливчато синего цветов, широкий, замысловато украшенный головной убор отводил от лица ее орехово-каштановые волосы, заструившиеся каскадом темных локонов по плечам и спине, когда она попыталась отвернуться.

"Не надо, Эни, перестань, я выгляжу ужасно".

На рубиновых губах и в теплых темных глазах светилась улыбка.

Эни… Энакин! Она говорила с его отцом! Неужели это была... это была его... Люк не мог произнести это слово, даже в мыслях.

"Ты выглядишь красиво".

Голос отца? Настоящий голос, немодулированный вокодером. Он казался таким... молодым.

"Я стала толстой", - пожаловалась женщина с насмешливой самоиронией.

"Ты прекрасна".

Она снисходительно улыбнулась, издав короткий смешок в ответ на что-то невидимое Люку, картинка в этот момент слегка задрожала.

"Перестань", - нежно повторила она, чуть опуская голову.

"Нет, я возьму это холо с собой на Внешние Рубежи. Оно будет везде со мной, я буду носить его в кармане".

Такой молодой голос, такой… живой.

"Правда? - Она подняла на него мягкий взгляд карих глаз и посмотрела прямо в снимающий ее объектив, став вдруг серьезной. - Тогда возьми с собой вот что: я люблю тебя, Эни. Я всегда буду любить тебя".

Эти слова порвали сердце Люка, чувство, с которым они были произнесены... Обещание, страсть… затаенная невысказанная тревога. Он долго сидел в камере, безмолвно смотря на застывшее изображение хрупкой, темноволосой женщины. Застывшее во времени мгновение. Непредсказуемые вероятности, безусловная преданность, открытое будущее...

"Я стала толстой".

"Ты прекрасна".

Она была беременна; она уже была беременна, когда отец сделал эту запись.

Спустя не больше, чем восемь месяцев, она будет мертва.




Люк протянул руку к прохладной поверхности устаревшей модели эмиттера, но не включил его; он редко делал это. В некотором роде этот мимолетный проблеск прошлого принес больше боли, чем полное неведение о нем.

Иногда… когда он все же активизировал передатчик, чтобы смотреть в тихой меланхолии на незнакомку, бывшую его матерью, иногда, лишь на мгновение, он видел мельком кого-то еще в этом запавшем в душу нежном образе с темными волосами и карими большими глазами… Затем иллюзия исчезала – когда его вниманием полностью овладевало подрагивающее изображение женщины на холо, вероятно более молодой, чем он сейчас.

Люк погладил пальцем стертую временем гравировку, мысли неумолимо уходили в сторону.

Сожаления. Тьма была полна ими. Она оборачивала вас в сотканный из них плащ. Связывала скрученной из них веревкой. Затачивала ими лезвие, раны от которого никогда не затягивались.

Тьма дала ему решимость свергнуть Палпатина и она же заставила ситха убить его отца; а последовавшая затем месть была горькой и пустой - как тень. Она ничего не изменила, разве что отбросила Люка еще дальше от света.

Время позволяло взглянуть на все с расстояния, но спустя год после случившегося Люк не находил в этом никакого облегчения, и ему лишь осталось принять факты такими, какими он их видел. Осмысление правды резало, как тысяча ножей, наказание намного худшее, чем любое злобное изощрение его мстительного Мастера, пережитое им за годы пыток и истязаний - поскольку и теперь, как тогда, он приходил лишь к одному заключению: человеком, по-настоящему ответственным за смерть его отца… был он сам.

Он был зачинщиком событий ничуть не меньшим, чем Мара. Неоспоримый факт. Да, она предала его, но он принял решение, не позволившее ей полететь вместе с ним в тот день. Тогда, как ему следовало понимать, что Палпатин будет настороже из-за невероятного волнения Силы тем утром и что он будет искать любые нарушения привычного порядка вещей. Люк должен был взять Мару на базу в Мосиин. Он должен был понимать это.

Но тот день, от самого первого рассветного луча, пробивающегося сквозь серый туман - когда Люк резко проснулся от неясного, непонятного смещения в Силе, полностью завладевшего его вниманием, властно и неотступно, весь тот день был воплощением неизбежности, подчиняющимся абсолютному желанию Силы. Теперь Люк ясно видел это…

Взгляд в прошлое - жестокий учитель.

Всё – всё - вышло тогда из-под его контроля, туже и туже скручивая пружину в повиновении непреклонной силе, вращающей галактику. Каждый миг, каждое усилие, каждый протест были похожи на попытку выстоять против торнадо, на попытку дышать посреди песчаной бури. Каждое мгновение борьбы Люк ощущал себя преградой, еретиком, сопротивляющимся неприступному желанию Силы, и что бы он ни делал в тот день, он чувствовал, что был взят за глотку и приговорен к неминуемому концу.

Судьба. Подавляющая, сокрушительная, неодолимая .

Его мысли повернулись к Хану Соло, к воспоминанию о том, как когда-то тот заявил, что он не верит ни в какую судьбу, что мы сами прокладываем свой путь в галактике. Это было так давно, кажется в другой жизни, они находились тогда на "Тысячелетнем Соколе" и спорили с Беном Кеноби... Неужели это было на самом деле - и не приснилось ему? Так давно…

Он рассеянно вспомнил об огромном каменном ангаре в Храме массасси на одном из спутников Явина, о предложении Хана - когда Люк готовился к боевому взлету на крестокрыле против первой "Звезды Смерти". К решающему моменту, изменившему его жизнь - выдернувшему из простой анонимной жизни в самый центр арены, в центр конфликта, начавшегося еще до его рождения.

Палпатин как-то сказал Люку, что уничтожение "Звезды Смерти" стало небольшой ценой за вытягивание на свет последнего из джедаев.

Все могло пойти настолько по-другому...

"А, может, полетишь со мной? Давай! Стрелок ты ценный, мог бы мне пригодиться."

Зная теперь все, что он сделал, за девять лет борьбы и противостояния, имея на плечах груз огромного количества смертей, достаточного, чтобы порой ощущать себя окруженным призраками в тенях…, вернись он в тот момент, полетел бы он с Ханом?

Должен ли он был сделать другой выбор?

Было бы лучше повернуться к галактике спиной и исчезнуть? Раствориться в маленькой, незначительной жизни. Уйти подальше?) - от Силы, Восстания, и всего остального?

Должен ли он был уйти?

Чего он действительно достиг, заплатив кровью, потом и слезами? Он уничтожил Палпатина только чтобы самому стать им. Он занял образовавшуюся брешь и надел мантию Императора, чтобы помешать кому-то другому сделать это, но теперь, на этом месте, столкнувшись лицом к лицу с требованиями для поддержания мира... так ли уж сильно он отличался от своего предшественника?

Все что он замышлял, все намерения, стремления, все надежды, так долго поддерживавшие его... оставались такими же недосягаемыми, как и раньше; каждый шаг, который он пытался предпринять, казалось, лишь еще больше увеличивал расстояние. И только один путь был другим. Легкий, простой путь. Проломиться сквозь возражения и протесты, растереть под ногами своим влиянием и возможностями. Таким путем он мог получить все что хотел... но он понятия не имел, совершенно, насколько это правильно.

Потому что не Свет шептал и подсказывал ему каждый день, каждую минуту его жизни, совсем не Свет сжимался, прятался и ожидал в нетерпении, когда он будет востребован, совсем не свет жаждал действия и направления, стремясь к существованию, ища любые, самые крохотные причины для того, чтобы быть призванным. Мощная, убедительная сила, предлагающая легкий путь, максимальный успех и безграничную власть. Совсем не Свет обращался к нему, то понукая тихим голосом, то воя и требуя совсем так же, как бывший Мастер. Совсем не Свет укоренил Палпатин в Люке с непреклонной и зверски безжалостной точностью.

Каждое мгновение каждого дня стало борьбой за сохранение справедливости - когда у него теперь не осталось никого, к кому бы он мог обратиться за руководством, никого, кто мог бы предложить объективную оценку его действий. Были времена, когда он отчаянно нуждался в ком-то, способном к этому - лишь бы ослабить бушующий шторм внутри, как случалось раньше. Он был потерян в этом шторме, и он знал это. Но понимание того, что ты потерян, совсем не гарантировало, что ты способен найти выход - а он был затянут Палпатином так далеко от света, что даже не знал, куда смотреть, не знал, где начинать свой поиск, и как вообще это сделать.

Если бы он только знал это… но вокруг была Тьма, созданная порожденная им самим. Он не имел никакого права повернуться к Свету и просить у того сострадания и милосердия. Никакого права искать у него помощи.

И все же Свет не отказывался от него. И Люк, несмотря на беспорядок внутри, не хотел отказываться от Света - не мог. Какой бы ни была цена, он заплатил бы её, чтобы только коснуться некой части себя, оставшейся не задавленной, не задушенной, не порабощённой Тьмой Палпатина.

Но Тьма окружала и давила на него, как глубокая темная вода, всегда выискивающая слабое место для доступа к нему, любого, пусть даже самого маленького. Она превращала недовольство в гнев, а гнев в действия – очень легко; прежде чем он начинал думать о последствиях, дело уже было сделано. И как бы он ни боролся, Тьма просачивалась внутрь, питаясь его расстройством, разочарованием и сомнениями.

Иногда он просто слишком уставал, чтобы бороться с нею.

Для других он был Императором. Решительным, непоколебимым, упрямым. Безупречный, спроектированный наружу образ. Никто не переходил ему дорогу – дважды. Он устанавливал границы дозволенного и менял их, при необходимости, он схватывал Тьму и давал ей власть. Его крепкие как алмаз щиты отражали совершенную картинку для тех, кто смотрел на него, воспроизводя тот образ, что существовал в их головах, независимо от того, было ли это вообще реально.

Здесь, наедине с собой, пока он смотрел поверх маленького холо-эмиттера на открытые двери, за которыми мягко стучал дождь, единственное, что он слышал, - это оглушительный звук собственной изолированности, глубокой, подвижной тишины, вонзившейся в его разум и занявшей душу, всей тяжестью вселенной. И единственное, что он чувствовал, - это усталость. Бесконечная, отупляющая усталость. Все, на что его сейчас хватало, - это сидеть в тихом уединении представительной, роскошной комнаты и смотреть в дождь, наблюдая за подкрадывающимися к зданиям тенями постепенно окружающей их темноты.

Сообщение отредактировал Алита Омбра - 14.1.2013, 0:09

Ооох, это шикарно! Не умею писать длинные отзывы, так что просто скажу огромное спасибо за перевод ^_^

Очень рада, что вам понравилось. Я боялась, что первая глава покажется излишне тяжеловесной.
Или вам вообще, в целом нравится?
В любом случае большое спасибо, что зарегистрировались и оставили комментарий, Irone. Приходите ещё

Нравится в целом и эта глава в частности)
Конечно приду

Глава 1 (часть 2)


***

Тэлон Каррде стоял в одиночестве на широком балконе, тянущимся вдоль роскошного, поражающего своим великолепием Белого Зала, служащего одной из многих парадных приемных жилых башен Императорского Дворца на Корусканте. Наслаждаясь превосходнейшим видом, он упивался всплеском блаженного самодовольства от осознания, что он, человек, который лишь десять лет назад возглавил маленькую неординарную группу контрабандистов и торговцев информацией, теперь стоит в личных апартаментах самого Императора, не меньше.

Соблазн пройтись, как ни в чем не бывало, до дальнего конца балкона, где по его сведениям находилась святая святых нового Императора - его рабочий кабинет - был почти неодолимым, для такого информационного наркомана, как он. Но Каррде все же не был глупцом и ни на мгновение не полагал, что приглашение прийти сюда простирается настолько далеко; к тому же у него было чувство, что торжественно стоящие в дверях зала гвардейцы находятся там не только ради украшения и могут быстро продемонстрировать это, если он злоупотребит гостеприимством.

Почти год, как Новый Император занял трон, а вся галактика по-прежнему пристально следила за ним, ожидая его действий. Занятно, что множество старых клиентов вдруг устремилось к организации Каррде в поиске информации, хотя никто, конечно, не знал об их давних рабочих отношениях с правителем Империи, налаженных еще до того, как тот стал даже престолонаследником. На момент заключения соглашения он только недавно занял пост Главнокомандующего Центральным Флотом. Каррде вежливо отказывал большинству обращающихся к нему, но все же продолжал свой бизнес, выполняя заказы, не конфликтующие с интересами Императора – на случай, если бы тот узнал о них. Сам по себе, как подозревал Каррде, Император был довольно сговорчивым человеком, но он всегда давал ясно понять, что дело есть дело, а когда ваше дело управлять Империей - вы склонны распоряжаться всем и вся на свое усмотрение.

Не то, чтобы он использовал такой стиль; по мнению Каррде Император с неизменным постоянством демонстрировал прекрасный пример старой поговорки: "Мягко стелет, да жестко спать" - ему не нужно было кричать о своей власти, когда в руках всегда была наготове дубинка.

Послышавшийся за спиной Тэлона звук шагов заставил его повернуть голову. К нему шел Вез Риис, высокий, статный мужчина с темными волосами, Советник Императора. Каррде многое знал о Везе Риисе: три года назад Император, будучи тогда командующим флота, поручил Тэлону собрать каждую крупицу информации об этом человеке - который уже тогда был несколько лет его Советником. Причиной наверняка было не столько недоверие, сколько именно принцип: дело есть дело.

Приблизившись, Риис указал Каррде следовать за ним и повел его вдоль просторных коридоров с высоченными потолками, через невероятный центральный холл, увенчанный огромным витражным куполом, пока они не достигли еще одного внушительного зала. На сей раз без всяких охранников у дверей - что было, на самом деле, удивительно: внутри глазам предстал сам Император, выходящий из-за широкого полированного стола. Он кратко кивнул Каррде в ответ на его попытку изобразить военный поклон - опустив голову и щелкнув каблуками. Возможно, он мог бы справиться и лучше, но Император никогда не казался человеком, придающим значение таким вещам, и сегодняшний день не стал исключением.

- Каррде, - отметил он просто, когда Риис оставил их, и контрабандист снова кивнул, с трудом подавляя искушение начать разглядывать комнату, которая очевидно была личным кабинетом в раскинувшихся на добрую квадратную милю Парлемианских Апартаментах, хорошо известных, как личная резиденция Императора внутри необъятного Дворца.

Как ни странно, но отношения между Каррде и новым Императором походили на бизнес в самом обычном его понимании, почти не изменившись с того времени, когда он был Наследником. С другой стороны, Наследником он тоже побыл недолго... Не то, чтобы кто-то оплакивал Палпатина, но Каррде отдал бы полугодовой доход за возможность узнать, что же действительно произошло - ибо черта с два тот " внезапно скончался после кратковременной болезни".

- Неплохое местечко у вас тут, - с невозмутимым видом проговорил Каррде. - Очень просторно.

- Зимой немного холодновато, - ответил Император в том же духе.

- Да уж, представляю счета за отопление. К счастью вы владеете Империей, так что, думаю, это не проблема.

- Я управляю Империей, а не владею ею.

Понял ли молодой человек перед ним, гадал Каррде, как много он открыл о себе и своем понимании собственного положения этим быстрым ответом. Вполне возможно, ибо чуть присев на край стола, сложив руки на груди и скрестив ноги, он тут же перешел к делу:

- Мне нужны свободные шаттлы, способные к полетам как внутри, так и вне атмосферы, с чистыми гражданскими историями, никаких связей ни со мной, ни с вами.

Каррде нахмурился:

- Я прямо сейчас могу купить вам парочку, в трех километрах отсюда, у легального продавца.

- Необходимы модернизированные щиты и оружие, полностью скрытое. И приличные двигатели. Плюс безупречные удостоверения, никакой перерегистрации или передачи прав за последний год. Кроме того никакого военного прошлого, никаких соприкосновений со мной и Корускантом.

- Что-нибудь еще? – Список становился серьезным.

- Не старше двух лет, новейшая гражданская модификация, но ничего излишне роскошного. Что-то, что может позволить себе потомственная аристократия, представители средних лет... - Император поднял глаза к потолку, словно пробегал взглядом перечень требований. - Больше ничего. Разве что мини-бар?

Каррде поднял тяжелые брови:

- Очень забавно. Для постоянного пользования или только на время?

- Только на время. На короткий срок.

- Могу я уточнить – чисто для расчета стоимости: под коротким сроком вы подразумеваете тот, на который взяли корабли для Ботавуи?

Слова Каррде вызвали на лице Императора улыбку, заставившую его на секунду выглядеть слишком молодым для своего положения.

- Я потерял лишь два корабля за все время, что мы знакомы, а вы никак не можете забыть об этом.

Губы Каррде под густыми усами дрогнули в ответ, но он сдержал их, изображая оскорбленное самолюбие:

- Ну, это были очень хорошие корабли.

- И насколько я помню, я отдал вам два очень хороших корабля взамен. Могу поклясться, что видел один из них на записях службы безопасности буквально несколько недель назад, пересекающим дозорный рубеж у сектора Баджик.

Молчание Каррде затянулось на секунду дольше, чем нужно.

- Я свернул по пути, чтобы вернуть книгу старому другу.

Император чуть склонил голову, произнося нечитабельным, как всегда, тоном:

- Вот как? Что ж, должно быть ваш друг располагает настоящей библиотекой, поскольку мне сказали, что вы проделали этот путь одиннадцать раз на той неделе.

Семь месяцев назад новый Император крайне продуманно снабдил Каррде имперским опознавательным кодом высшего уровня, означающим, что его корабли могли теперь летать повсюду, не сталкиваясь с проблемами со стороны имперских сил: от простых солдат до самого Убиктората - высшего подразделения Имперской Разведки. Все время, что он работал на Императора, Каррде не скрывал факта, что у него по-прежнему оставались другие клиенты, и все же код был передан без каких-либо условий, где и когда может быть использован. Так просто. Каррде словно получил высший приз - главный трофей, о котором мечтала каждая организация контрабандистов, равнозначный черному жемчугу из брюха крайт-дракона: свободный, беспрепятственный проход. Куда угодно.

Конечно, он не пользовался этим постоянно; данный ему код, вероятно, был уникальным, предназначенным только для его организации: если бы корабли Каррде постоянно передавали его, они предоставили бы Императору полную карту и график своих передвижений. Опытный контрабандист не думал, что он получил код по этой причине, но Император, несмотря на молодость, едва ли был наивен: он чертовски хорошо знал, что если захочет установить контроль за организацией Каррде, брошенный им крючок подойдет для этого, как нельзя лучше. Ничего личного, конечно, но дело есть дело.

Но самым интересным был факт, что при тех конкретных поставках, Каррде вообще не пользовался полученным кодом. Поэтому следующие слова он подбирал с особой аккуратностью:

- Я не знал, что Император так широко подходит к надзору за своей Империей.

- Я – нет, а вот у «Черного Солнца» очевидно крайне основательный подход к изучению своих конкурентов.

«Черное Солнце». Преступный синдикат, поднявшийся и захвативший монополию, служа Палпатину. Видимо, дела группы Каррде шли чересчур хорошо, раз на них обратили внимание; хотя то, что Тэлон действовал по воле Императора явно было не известно.

- Они продали вам информацию?

- Дали бесплатно. Жест доброй воли, как они выразились. Думаю, им не нравится возникающая конкуренция.

- Да, они точно не выступают за условия свободной торговли, - бесстрастно проговорил Каррде. – Они назвали нас по имени?

- Они указали ваше имя, вашу организацию и местонахождение вашей главной базы. У меня сложилось четкое впечатление, что если я попрошу размер вашей обуви, они дадут мне и его, и место, где вы купили последние три пары ботинок.

- Интересно. – Распознание кораблей чужой группировки было одно, но знание местоположения базы - совсем другое. Каррде прикладывал массу усилий, чтобы его организация оставалась в тени, и если у кого-то в «Черном Солнце» были координаты его главной базы, это означало только то, что у него завелся крот.

Именно на это косвенно и указывал в первую очередь Император.

- "Отважный" пройдет с зачисткой через названный мне район на следующей неделе. Я полагаю, этого времени хватит?

Чтобы свернуть главную базу? С трудом. Особенно учитывая шанс, что Тэлон возьмет крота "Черного Солнца" с собой. Но получавший эту информацию Император должен был показательно среагировать на нее, в противном случае он рисковал выявлением своих связей с организацией Каррде.

Для него самого, конечно, это не представляло опасности, а вот Каррде тут же попадет под прицел. Ксизор не любил вторгающихся на его территорию. И правда была в том, что Император мог бы так же легко, как и его предшественник, использовать "Черное Солнце" для всех своих деликатных дел, которые предпочитал держать в тайне. Но он продолжал работать с Каррде. Он заключил договор и придерживался его.

Это много говорило Каррде о человеке - и, возможно, кое-что о нем самом.

Он решительно кивнул:

- Одной недели вполне достаточно. Куда вы хотите, чтобы я доставил шаттлы?

Император какое-то время раздумывал, вновь полностью погрузившись в дело.

- На звездный разрушитель «Диктатор». Он совершает рейс по Основным Системам сейчас; полагаю, вы сможете найти его? Мне нужны шаттлы через пять дней.

- В то время как мы в спешке будем перебрасывать нашу основную базу?

- Думайте об этом как о двух нестоящих волнения кораблях.

- Я всегда волнуюсь о кораблях, которые даю вам, - с сухим сарказмом произнес Каррде.

- Правда? - Император сверкнул еще одной молодящей его улыбкой. - Что ж, кто-то из нас должен это делать.

.
.
.


Пробираясь сквозь бесчисленные комнаты отдела разведки, напоминавшие кипучей деятельностью один сплошной муравейник, Хан наконец обогнул последний угол. Он всегда ощущал себя здесь несколько неловко - казалось, что со всех сторон его окружают подозрительные взгляды. Видимо, срабатывали старые рефлексы. Словно почувствовав его приближение, Лея подняла голову и взглянула на Хана через стекло кабинета Тэж Массы; многочисленные экраны, обычно высвечивающие разнообразную конфиденциальную информацию, сейчас были отключены, поэтому стены комнаты оставались прозрачны. Тэж также подняла взгляд, когда он вошел, кроме стоического спокойствия ее лицо ничего не выражало.

- Доброе утро, леди, - с ироничной учтивостью произнес он, но, вероятно, зря. Казалось, это только раздражило дам. А ведь он только вошел... Этот пронизывающий насквозь взгляд Массы всегда заставлял его говорить не то, что он думал. Будучи на несколько лет младше Хана и на столько же старше Леи, Тэж Масса имела за плечами одиннадцать лет серьезной работы в Альянсе, поэтому требовалось много усилий, чтобы пронять ее – и как предполагал Хан, именно поэтому он так часто пытался это сделать. - Видок у вас не слишком веселый.

Лея проигнорировала его очередную реплику, а Масса просто приподняла бровь, продолжая смотреть на него вычисляющим взглядом карих глаз - внимательно наблюдая за реакцией Хана, когда Лея начала говорить.

- Мы - или точнее я - получили утром сообщение от Призрака.

Призраком Разведка звала неизвестного имперского информатора, который регулярно посылал информацию Лее; несмотря на все их попытки выяснить его личность, их таинственный сторонник твердо держал ее в тайне. Однако уже целых четыре года он с неизменным постоянством передавал им достоверные сведения, поэтому Масса с Леей доверяли ему. Что касается Хана, ему нужно было увидеть этого привередливого призрака своими глазами, чтобы поверить ему. Старые привычки умирают тяжело.

- И что там?

- Он хочет встретиться, - прямо ответила Лея, переходя как обычно к самой сути. - У него есть информация, которую необходимо передать из рук в руки.

Основываясь на полученных от Призрака сведениях, предполагалось, что он был военным офицером, служащим, вероятно, в Центральном Флоте. Он не был первым и единственным, кто передавал им информацию, но, начиная с конституционных реформ, у них не появилось ни одного нового осведомителя. В оперативной картотеке Массы на данный момент было пять информаторов, посылающих время от времени им крупицы ценных сведений. К тому же недавно Мадин заключил собственную небольшую сделку с неизвестным доносчиком. И хоть генерал и отрицал, что знает его личность, Хан подозревал, что это не так. Массе же были известны имена четырех из пяти информаторов - оставшееся имя принадлежало Призраку.

- Славно. Ответьте, что я встречусь с ним.

Лея несогласно покачала головой:

- Это должна быть я.

Хан чуть не рассмеялся:

- Ага, счас. – Секундой позже он понял, что больше это никому не кажется забавным. - Ты что, серьезно? Серьезно обдумываешь встречу с этим парнем? Почему ты?

- Потому что я единственная, с кем он вступал в контакт. Он помнит меня еще с Сената, когда я представляла там Альдераан.

- Я не спрашиваю, почему он выбрал тебя изначально, я спрашиваю, почему это должна быть ты сейчас? И вообще, кто слышал, чтобы имперские офицеры посещали Сенат? Что это еще за военные деятели?

- Эти деятели понимали, что происходит в галактике, Хан, - сказала Лея. – Возможно, они подвергали сомнению действия своих начальников и доктрины Империи, возможно, они искали тех, кому смогут доверять, кому смогут передать информацию.

- Я очень сомневаюсь, что он действительно посещал Сенат, - произнесла Масса ровно. Похоже, это было ее врожденным качеством выражать сомнения по любому поводу – пунктик, присущий всем офицерам Разведки. Лея резко повернулась к ней, но Масса смягчила свои слова пожатием плеч. - Более вероятно, что он просто слушал новости ГолоНета, как и все остальные. Основываясь на анализе его профиля личности, мы сделали вывод, что он вполне может быть оставшимся в живых альдераанцем - что объяснило бы его выбор контакта. Он сделал несколько отсылок на Альдераан за эти годы...

- Транта*, - кивнул Хан, подразумевая кодовое имя, используемое Призраком для позывных Леи. Тем самым он защищал ее личность точно так же, как и свою – на случай, если сообщения будут перехвачены.

Масса кивнула:

- И не только Транта. Он также косвенно ссылался на Чайанар** и Беллео-а-Лир***. Возможно, у него была семья на Альдераане. Ее гибель могла поколебать его лояльность или укрепить уже зревшее решение. Фактически вся его информация была верной, - осторожно признала Масса. - Он не всегда мог предоставить детали, но в целом все было правильно. Сведения носили военный характер и в основном содержали информацию о перемещениях флота. К тому же за последний год мы получили два имперских кода, которые не смогли сломать в свое время. Уровень доступа необходимый для получения таких сведений наводит на мысли, что Призрак служит в одном из подразделений связи, вероятно, офицером среднего ранга. В этом случае он вполне мог столкнуться с существенно-важной информацией и распознать, что она значит.

Хан свел брови:

- Что он предлагает?

Лея протянула ему деку, и Хан быстро просмотрел сообщение – тут же понимая, почему она пойдет на этот риск.

- Все коды, - сказала Лея. – Полный набор кодов от «Патриота».

- Он уверен?

Масса вновь пожала плечами, отвечая нейтральным тоном:

- Как я уже говорила, он никогда не передавал нам недостоверную информацию. Устаревшую - да. Но всегда точную.

С этим было не поспорить. Иногда информация Призрака приходила буквально в последний момент с точки зрения ее полезности, но никогда не была неверной. И если ему в руки действительно попали коды «Патриота»…

Все равно…

- Скажите ему, что я встречусь с ним.

Лея упрямо помотала головой:

- Ты же знаешь, что он не доверяет никому кроме меня.

Хан взглянул на Массу, ища поддержки, но та лишь молча приподняла брови, показывая свое расстройство настойчивостью Леи. Похоже, Тэж уже неоднократно пыталась переубедить её, но та стояла на своем.

- Я была его контактом все четыре года, Хан, еще до того как заняла это место, - убежденно проговорила Лея. - Единственным контактом. Он больше никому не доверится, ты же понимаешь.

Это было правдой. Любые попытки наладить с ним связь со стороны Массы или ее агентов отвергались. Призрак общался только с Леей. Короткие сообщения, беспорядочные разнообразные сведения, все, до чего он, видимо, мог добраться. С недавних пор качество информации изменилось и явно свидетельствовало о продвижении по службе. Но все же, не до такого уровня...

Очевидно, Масса думала в том же направлении:

- У него не должно быть такой информации, и он прекрасно понимает это. Мы думаем, что он нервничает. Если его поймают с информацией высшего уровня доступа, даже без передачи нам, это будет расцениваться как измена. Он не знает, кому можно доверять. Лея работала с ним несколько лет, поэтому она единственная, кто заслужил его доверие.

Хан еще раз взглянул на экран деки, проснувшееся любопытство взыграло на полную: если это правда…

- Не думаете, что его раскрыли и теперь водят за нос, используя как приманку для нас?

Масса отрицательно качнула головой:

- Империя не действует так. Даже если бы они узнали, что Призрак передает информацию, без прямого допроса они не выяснили бы кому, а в этом случае передача пришла бы без обычного кода подтверждения безопасности. Стандартная имперская процедура состоит в купировании утечки информации, как можно скорее, для минимизации вреда.

- Даже сейчас? – с нажимом спросила Лея. Изменения методов работы вооруженных сил вследствие прямого участия самого Императора начало доходить даже до них.

- У нас пока не было случаев, подтверждающих обратное, - уверенно заявила Масса.

Хан повернулся к шефу Разведки, хорошо зная о ее врожденной предосторожности:

- Вы думаете, ей нужно согласиться?

Масса ответила не сразу, сжав челюсти, она опустила взгляд на лежащую на столе деку. Предлагаемые Призраком сведения были настоящим искушением, но Хан был уверен, что Тэж взвесит все доводы "за" и "против".

- Я могу сказать, что эта передача подлинная, от доверенного информатора, за четыре года он не дал ни одной причины сомневаться в нем. Он никогда не добивался услуги за услугу, не стремился к расширению связей у нас и никогда не просил обратных сообщений - только подтверждение о получении информации. Мы знаем его уже давно, и он ни разу за это время не менял линию поведения. Это первый раз, когда он просит личной встречи, и, принимая во внимание сведения в его руках, я думаю, такая просьба обоснована. Однако это не означает, что я считаю данную встречу желательной.

Лея, как всегда, задала Массе вопрос в лоб:

- А если бы он хотел встречи с вами?

Масса снова какое-то время раздумывала, сцепив руки перед плотно сжатыми губами.

- Если бы он хотел встречи со мной - когда на карту поставлено так много и когда агент доказал свою надежность, предоставляя мне четыре года только достоверную информацию - тогда да, я встретилась бы с ним. Но... - она выдержала краткую паузу, поднимая взгляд к победоносно улыбающейся Лее, - …мы в любом случае, должны предпринять хотя бы еще одно усилие, чтобы уговорить Призрака встретиться с другим нашим представителем. Я готова пойти сама, или это может быть генерал Мадин, при его согласии, конечно. И если наш осведомитель все же не уступит, тогда необходимо позаботиться о ряде очень серьезных мер предосторожности.

Хан поднял подбородок, поворачивая голову к Лее - точно зная, с чего эти меры должны начаться:

- Первое: я пойду с тобой.

________________________________________________________________________________


*Транты - группа летающих животных, обитавших на Альдераане. Существовало несколько видов и пород, отличавшихся по размерам и выполняемым функциям: одни использовались как личный транспорт, другие - как огромные воздушные паромы (зд. и далее прим. перев.).

**Чайанар – огромное пасторальное поселение, основанное на Альдераане Движением Помощи Беженцам во время Войны Клонов и ставшее домом для сотен граждан Республики, бежавших с Андо и других сепаратистских миров.

***Беллео-а-Лир – островной город разрушенного Альдераана, был расположен на континенте Лир Лакер. Во времена Республики считался одним из культурных центров галактики.

Сообщение отредактировал Алита Омбра - 1.2.2013, 11:01

Находясь в адмиральской рубке суперзвездного разрушителя "Патриот" Люк чувствовал, как самообладание изменяет ему; он автоматически стиснул челюсти, распрямил напряженные плечи. Время от времени он отрывался от работы и заставлял себя сделать три медленных вдоха, расслабить мышцы, закрыть воспаленные глаза и силой воли вернуть себе душевное равновесие. Толку от этого было мало.

Три дня полёта, и он еще ни разу не спал, терзаясь сомнениями по поводу поставленной перед собой задачи, в своеобразных деталях которой он не признался до сих пор даже собственному штабу.

Сегодня он должен сказать им. Они знали задуманный сценарий, пусть и туманно, они только не знали, что он уже в действии. Люк позволит им чуть несогласия и чуть беспокойства, но не даст ни поколебать себя, ни сорвать его планы. Планы, к которым он приступил ещё будучи Главнокомандующим Флота. Как бы там ни было, он уже слишком далеко зашёл - и в этом крылась одна из причин, почему он не разглашал подробности своим доверенным людям: ему ни к чему были их реакция. Он осуществит это в любом случае, отбросив все сомнения вместе с тревогами своего окружения. Он прикажет себе это. Сейчас нет места для нападок совести, а если бы оно и было, одинокая искра вряд ли осветит темноту.

Повернувшись на стуле к огромному обзорному иллюминатору, он рассеяно уставился на неясные очертания кинетической энергии распускающейся вокруг надежной брони корабля, наблюдая, как разноцветные огни гиперпространства сплетаются в радужном беспорядке через ослепительно белые бесконечные линии. Сияние далеких звезд оставляло лишь призрачный шлейф своих следов, пока звездный разрушитель мчался мимо, презирая неторопливую скорость света. Люк безучастно вглядывался в эту картину, пока комната вокруг не начала сужаться и темнеть, не выдерживая сравнения; и даже закрыв глаза, он продолжал видеть темно-красное свечение…

Внезапный стук резко выдернул Люка из его состояния, он крутанулся обратно и положил руку на датапад, используя Силу, чтобы прояснить зрение и узнать, кто стоит по другую сторону двери... и поняв это, немного расслабился.

- Да?

Дверь плавно ушла в сторону, и внутрь шагнул Нейтан Халлин, кратко изобразив соответствующий этикету поклон, он прошел дальше, неся в руке пачку утренних донесений – что вообще не входило в его обязанности. Но, вероятно, сегодня Нэт взял это на себя, когда понял, что Люк снова не спал.

Нейтан Халлин входил в очень маленький круг его доверенных лиц; они были знакомы с самого начала, как только Люк попал имперцам в руки после столкновения со своим отцом на Беспине. Халлин уже тогда был одним из личных врачей лорда Вейдера, служа на борту «Экзекутора»; ему приказали лечить сильно пострадавшего человека, которого он принял за имперского шпиона, и затем, по приказу Палпатина, он был переведен уже в личный штат Люка. С тех пор они были рядом, их непринужденные отношения стали дружескими, обретая удобное равновесие между официальным и личным, в зависимости от ситуации.

- Доброе утро, - произнес Нейтан и, найдя свободное место на краю стола, положил туда стопку распечатанных документов вместе с их датачипами. – Донесения, полагаю.

- Спасибо, Нейтан, - откликнулся Люк, не глядя - демонстрируя, что погружен в работу; впрочем, он сомневался, что его наблюдательный доктор будет одурачен.

- И завтрак.

Люк поднял голову:

- Что?

Вежливо кланяясь, вошел его личный лейтенант-адъютант с подносом в руках.
- Я заказывал что-то? – спросил Люк, от нахмуренного взгляда шрам над бровью сморщился.


- Нет, но если бы я не позаботился об этом, Риис снял бы с меня голову, - усмехнулся худощавый доктор, говоря о Везе Риисе, давнем помощнике Люка, созаговорщике и управляющем.

Теперь Люк не смог сдержать улыбку.

- Так что я не заказывал? – иронично поинтересовался он, когда поднос был водружён на стол.

- Крузоны, - объявил Нейтан, сделав широкий жест рукой - излишне торжественный для поджаренного зернового хлеба. – С фруктами.

Люк приподнял брови и, дождавшись когда адъютант выйдет, заметил:

- Такой полезный завтрак, не похоже на меня.

- Ну, возможно, ты знал, что твой доктор будет рядом и тебе хотелось произвести на него впечатление своим здоровым пищевым рационом, - разразился бойкой тирадой Халлин. - Хотя должен заметить, что этого мало – поэтому я решил возложить на себя миссию по приведению твоего питания в порядок.

Люк выгнул бровь, явно неубежденный, но подхватил, как всегда, жизнерадостное настроение Нейтана; у доктора была необъяснимая способность находить правильный подход к нему.

- Я хотя бы заказал каф?

- Нет, потому что ты и так уже не спишь трое суток, как я подозреваю.

- Кажется, именно поэтому каф нужен мне больше всего, - криво усмехнулся Люк.

Уступая, Халлин слегка поклонился.

- Я распоряжусь, чтобы его принесли, - подтвердил он, плавно отступая к выходу; секундой спустя дверь тихо затворилась за его спиной.

Люк снял с подноса крышку, повозил вилкой в тарелке, опустил на нее салфетку и закрыл все обратно, так ничего и не съев. Вернувшись к работе, он какое-то время сидел спокойно, поддерживая голову рукой, пока загружал и читал сегодняшние донесения, делал пометки и систематизировал информацию.

Спустя пару часов он остановился и взглянул на руку, в которой держал стилус; нахмурившись, поднял ее ближе к глазам – она дрожала. Он смотрел на это несколько секунд, надеясь, что рука успокоится и затем с досадой крепко хлопнул ею по столу.

.


К часу дня он так и не поел, аппетит отсутствовал напрочь, разум был сосредоточен на вопросах проводимого ежедневно совещания. Оно проходило в большом зале заседаний, нейтрального серого цвета, смежном с его кабинетом; Люк сидел уставший и напряженный, в процессе длительного обсуждения полученных с утра сведений, с Риисом, Халлином, Марой и коммандером Клемом. Адмирал Джосс и генерал Арко участвовали в совещании посредством холо-связи.

Донесения в очередной раз сообщали о моффах Террине и Като, затеявших свою игру в ответ на последние изменения к Закону о Военных Концессиях. Старая гвардия, служившая Палпатину, привыкла к внушительным личным полномочиям и некоторым были не по нраву реформы Люка - но он был готов к этому.

Тщательно продуманное внедрение изменений помимо всего прочего призвано было выявить противников новой власти и возможную оппозицию среди вооруженных сил, прежде чем та укрепится, и эта задача была выполнена неожиданно эффективно. Однако, несмотря на возникшее инакомыслие, эти реформы по-прежнему позволяли Люку двигаться вперед, хоть и скрытно. У него были те, кого он ценил и доверял, но было и негласное расписание по устранению тех, кто этого доверия не заслуживал. Поскольку он нуждался в надлежащей лояльности войск и, что более проблематично, в поддержке Королевских Домов, чтобы начать делать свою власть по-настоящему ощутимой. Уже имеющиеся тут и там несогласия замедляли Люка, а Риис постоянно беспокоился по самым маленьким изменениям – боясь, что эти две главные фракции могут повлиять на волну общественного одобрения.

Люк нуждался в чем-то, что объединило бы три эти группы: общественную, политическую и военную. В чем-то, что сплотило бы их в единодушном согласии и позволило бы направить все это настроение туда, куда хотел он – и только тогда он сможет продвинуться вперед. Пока то одна, то другая группа постоянно вынуждали Люка к некоторым непредусмотренным действиям, посылая его график к чертовой матери - и прямо сейчас наступила очередь вооруженных сил. В прошлом месяце Люк уже удалил одного моффа – устранить практически сразу еще двух было недопустимо, это вылилось бы в отсутствие контроля в войсках и оставило бы слишком много вакуума во власти, который легко может быть использован. Люк усмехнулся про себя: его Мастер гордился бы им.

- …к тому же у нас нет причин для доверия, когда они работают с любыми внешними агентами или передают закрытую информацию, - продолжал генерал Арко, Руководитель Разведки Люка. - На сегодняшний день мы автоматизировали интеллектуальную систему слежения на них обоих; если что-то изменится, мы будем знать.

Люк вздохнул, обдумывая это. Еще до вступления на престол он работал над установлением в позициях власти тех, кому доверял: и в войсках, и в государственной политике, пытаясь действовать без слишком резких перестроений, которые только расшатали бы и так не слишком надежную структуру. Ему нужен был год, максимум два, чтобы все подготовить для переворота… и ему нужен был живой отец. Но он был лишен и того, и другого... поэтому приходилось работать с тем, что есть.

- Что ж, реалистичный план. Удалять их обоих сейчас непрактично.

Неподалеку от Люка на стуле заерзал Риис:

- Мы можем ослабить их результативность, разделив их - если переназначим кого-нибудь на Центральный Флот. Следующий обход Основных Систем начнется где-то через неделю.

Неплохая идея. К тому же это вбило бы клин между моффами: один из них обязательно задастся вопросом, почему второго перевели в считающийся более престижным флот. Люк медленно кивнул, поворачиваясь к Арко:
- Кого из них вы бы назвали более честолюбивым?

Руководитель Разведки коротко взглянул на монитор деки, хотя явно уже знал ответ:
- Мофф Террин хорошо известен тем, что чувствует себя не единожды обойденным в повышении до гранд-моффа.

Люк повернулся к Риису:
- Переведите Като на Центральный Флот. Когда следующий Государственный Обед?

Риис нахмурился, застигнутый врасплох необычным вопросом:
- Который посетите вы? Я думаю… тот, что будет дан на ежегодном открытии Исполнительной Ассамблеи Колониальных Систем через три недели. Будут присутствовать военные власти, послы и Королевские Дома.

- Пошлите ему приглашение. Назначьте квартиру во Дворце на это время. – Сейчас, даже больше чем во времена Палпатина, такие особенные приглашения расценивались, как публичное заявление признания и благосклонности.

Теперь заерзал Клем, глава Личной Охраны Императора и официально ответственный за его безопасность; но он как обычно ничего не сказал, только отметил необходимость усилить охрану.

Мара нахмурилась:
- Вы хотите быть рядом, чтобы прочесть его мысли?

- Нет, - просто ответил Люк. Этой избранной группе были хорошо известны и его способности, и его готовность использовать их для достижения целей. Но в этом случае он не собирался прибегать к ним. - Давайте посмотрим, насколько крепко их сотрудничество - переживет ли оно возмущения и обиды.

- И последнее, - добавил Арко, прежде чем встреча подошла к концу. - "Черное Солнце" вновь связалось с нами по их старым каналам. Они утверждают, что получили информацию по еще одному готовящемуся покушению.

Третье в этом месяце, подумал Люк печально, он надеялся, что их количество уменьшится по сравнению с прошлым. Однако и не слишком плохо. В первый месяц его власти их было одиннадцать - и это только заговоры, раскрытые недавно реорганизованным спецотделом Разведки.

Клем и Нейтан Халлин сели более прямо, Клем с профессиональным спокойствием, Нейтан нервно, как бывало всегда, когда он слышал такое.

- С чьей стороны?

- Они пытаются проследить обратный контакт. Сигнал поступил с Кореллии, - Арко явно было неудобно, что у него еще нет ответа.

- Мы должны минимизировать эту возможность, сэр, - произнес Клем ровно. - У нас есть дата - хотя бы приблизительные сроки?

- Пока нет, - признал Арко. - Сообщение пришло только пять часов назад.

- Почему Охрана тут же не получила копию? - спросил Люк от имени Клема, зная, что этот вопрос был на уме верного ему человека, пусть он и не высказывал его вслух.

- Я проверю это, сэр. Если это сбой связи, мы устраним его.

- Сделайте это. И сообщите мне результаты проверки.

- Сэр, - подтвердил Арко с нотами извинения в голосе, однако без беспокойства – зная, что ни его работа, ни его репутация не подвергаются сомнению; ему просто указали на упущение, которое будет исправлено.

По крайней мере, он чувствовал себя в достаточной безопасности, чтобы раскрыть уже сейчас ту малую информацию, которой располагал, а не ждать из страха наказания, когда он получит все детали, отметил Люк. Внутри этого маленького доверенного окружения он пытался способствовать полной уверенности, конструктивной полемике и выражению несогласия - не только позволяя его, но и поощряя, хотя это не значило, что оно будет принято или учтено.

Халлин откинулся чуть назад и высказал мысль, которую Люк предвидел:
- Так ли уж обязательно лететь на Кореллию в следующем месяце?

- Да, обязательно, - твердо ответил он. - Мы не меняем планы под принуждением. Никогда.

- Есть вероятность, что это покушение относится к тем, о которых мы уже знаем, - сказал с уверенностью Риис.

- Или "Черное Солнце" пытается вернуть утерянные позиции, завоевав расположение нового Императора, - добавила с присущим ей подозрением Мара.

Как и множество других опоздавших, Ксизор ждал слишком долго, прежде чем рискнуть союзом с молодым Наследником, поэтому Люк заключил соглашение с намного меньшей группой Каррде и теперь не собирался нарушать их негласный контракт.

Хотя Тэлон Каррде не входил в его официальное окружение, Люк все же расценивал его как надежного и заслуживающего доверия человека, со своим моральным кодексом и честью, позволившим контрабандисту приблизиться к Люку настолько, насколько это вообще было возможно сейчас. Еще один стойкий урок Палпатина, вырезанный в душе его волка с присущей ему безжалостной эффективностью: дружба и привязанности в любой форме были лишь слабостью, которая в конце концов будет использована против него. Немного осталось людей, кого Люк защищал к тому времени, как манипуляции Палпатина сделали своё дело, но даже этих оставшихся его Мастер использовал вновь и вновь, чтобы доказать свою правоту. Кого-то он оторвал от Люка, кого-то тот в итоге отдал по своей воле, хотя и всегда запрашивал за это высокую цену.

Некоторые, их было очень мало - те, кому он по-настоящему доверял - нанесли самый большой вред. Палпатин устанавливал сцену, но они преподавали уроки…

Предательство было жестоким учителем, но оно никогда не забывалось. И не прощалось.

Люк вновь настроился на идущее обсуждение, когда то начало сбавлять обороты, под привычным руководством полностью погруженного в дело Рииса.

- …но я думаю, пока у нас нет бо́льшей информации, мы должны быть готовы к любой ситуации. Генерал Арко, мы можем выделить спецгруппу для этого?

- Уже назначена, сэр. Как только что-то станет известно, я пущу ее в дело.

Всегда председательствующий на таких встречах Риис последний раз взглянул на деку:
- Тогда думаю, мы закончили на сегодня? - И как обычно оглянулся на Люка для подтверждения.

Люк кивнул, вставая:
- Спасибо, господа, - он тут же посмотрел на Мару, но та только изогнула тонкую бровь. Когда присутствующие в зале повернусь к выходу, вновь послышался голос Люка: - Вез, Нейтан?

Оба остановились, понимая, что от них требуют остаться. Мара также повернула обратно, какими бы ни были ее отношения с Императором, в отставку она не уходила, сохранив положение личного телохранителя Люка - полностью независимое от официально ответственного за безопасность Императора подразделения Клема.

Люк подождал, пока дверь закроется.
- Я получил подтверждение от Эрго, что Лея Органа решила дать согласие на встречу с Призраком.

Он не счёл нужным упоминать, что получил эти сведения больше двух недель назад - они сами поймут это.

Риис подался вперёд, тут же сконцентрировавшись:
- Где?

- На коммерческой стоянке магнитного полюса Деварона. Это неприметный, ничем не выделяющийся космопорт на краю подведомственной Центральному Флоту области. Вероятно, она думает, что атмосферные помехи послужат ей дополнительной защитой.

- И что заставило ее в итоге клюнуть? - поинтересовался Халлин.

Под видом вымышленного имперского информатора Люк давно стремился вытащить Лею Органу из-под безопасного прикрытия ее войск, заставив прийти в назначенные место и время – точно так же, как он сделал когда-то с Мотмой. Лея была впечатляюще хитра - но и у неё нашлась одна очевидная слабость:

- Я дал ей приманку, против которой она не могла устоять – меня. Она думает, что ее информатор собирается передать набор чипов с алгоритмом кодов полного доступа к "Патриоту". По-видимому, она надеется подобраться так к Императору.

- Будьте осторожны в своих желаниях… - криво улыбнулся Нейтан, понимая, с каким сарказмом Люк воспринимает то, что лидер мятежников окажется рядом с Императором гораздо раньше, чем надеется. - Так с кем, по ее мнению, она должна встретиться?

Люк пожал плечами:
- Я никогда не называл ей имени, единственное, что она получала, - это намеки для предположений, что я офицер технической службы среднего ранга из Центрального Флота. И судя по месту, которое она определила для встречи, она, видимо, так и думает: оно хорошо вписывается в сроки и стандартное расписание девяти ИЗР Центрального Флота. И пока повстанцы не заметят там ничего явно настораживающего, она будет верить в безопасность того места.

- Когда вы планируете получить ее согласие на саммит лидеров Империи и Восстания? - надавил Риис, стремящийся продвинуть крайне медленно идущий план вперед.

Люк улыбнулся его нетерпению:
- Вез, я говорил, что она идеалистка, а не дура. На первых встречах я даже не буду упоминать об этом - мне хочется, чтобы это выглядело её идеей. Сейчас с моей стороны будут только неопределенные обещания, мне нужно втянуть её в дальнейшие отношения, заставить вернуться. Как только она привыкнет к встречам со мной, и они будут проходить спокойно, я начну подталкивать её к решению привести с собой остальных.

Еще до того, как Люк схватил Мотму, он установил анонимный контакт с Леей, изображая из себя симпатизирующего мятежникам имперца и намекая на альдераанские корни. Несколько лет он кормил её подбором правдивых, пусть и тщательно продуманных сведений, преследуя единственную цель: встретиться в конечном счете лицом к лицу.

Когда через год молчания Люку пришлось признаться в этом Халлину и Риису, он сумел отвлечь их внимание от сути относительно поверхностным объяснением, что намеревается использовать Органу в качестве связующего звена для доступа к лидерам Восстания, упирая на то, что он знает ее лично, а потому может просчитывать и управлять.

Его вступление на престол значительно усложнило всё на слишком многих уровнях, и Люк был вынужден корректировать фиктивный план, который он никогда не собирался использовать, по-прежнему следя за тем, чтобы новое прикрытие оставалось достаточно гибким для служения его истинным потребностям.

Он видел в этом соответствующую иронию: неустанные манипуляции и уроки Палпатина, формировавшие его характер все последние годы, помогали Люку в его финальной мести старому Мастеру – поскольку что бы он ни говорил самым преданным ему людям, конечная цель имела только мимолетное сходство с планом, который Люк озвучивал.

Доверие оставалось единственной роскошью, которую не мог позволить себе даже Император.

- …поэтому нам необходима полностью укомплектованная часть на Девароне, скрытая хотя бы за неделю до встречи, - рассуждал Риис вслух, фиксируя данные в памяти так, чтобы их можно было передать устно Клему. Согласно действующему указанию Люка, ничто и нигде из этого плана не записывалось. – Наверное, нужно разбить несколько избранных групп 701-ого и рассеять их среди общей рабочей силы космопорта.

- Не слишком много, - предупредил Люк, зная, на какие чрезмерные меры для его защиты может пойти Риис. Никому из них не нравилось участие Люка в любых настоящих действиях: боевые или нет, они были действительно опасны. Однако не в его стиле было стоять в стороне, наблюдая за всем с безопасного расстояния, он предпочитал запачкать руки. К счастью ни у кого больше не было власти запретить что-то Люку, хотя он хорошо знал, что Клем, Вез и Нейтан проводили стратегию постепенного отучения Люка от таких вещей. - По словам Эрго, с Органой спустится около дюжины людей. До самого Деварона они полетят на старом фрахтовике с командой в шестьдесят членов, включая целевую группу.

За эти годы Эрго оставался осторожно управляемым ценным ресурсом, используемым как можно меньше. Когда Люк действительно применял получаемые сведения, он всегда заботился о том, чтобы отвести подозрения от Эрго и пользовался любым удобным случаем, чтобы внести неразбериху по поводу личности своего агента. Несмотря на это, тайно получаемая информация не всегда была точной и полной; в особенности это касалось действий Мадина. Генерал был непредсказуемым человеком и потенциальным источником проблем, обладающим вредной привычкой вести собственные кампании силами личной спецкоманды тщательно отобранных оперативников. До настоящего времени, Люк, к своей досаде, не сумел внедрить туда шпиона, и это особенно раздражало еще и потому, что он сам когда-то служил одним из пилотов этой спецгруппы и вероятно знал половину ее членов лично.

Риис продолжал громко озвучивать разрабатываемый план:
- Две группы назначаем непосредственно на стоянку, и еще четыре вспомогательные единицы на расстоянии быстрого реагирования.

- Это перебор, - отклонил Люк. - Мы не пытаемся сейчас поймать кого-то и нам не нужно одолевать их силы; все прибывшие на Деварон беспрепятственно потом уйдут оттуда. Одной группы будет достаточно.

- Одной группы мало для защиты и ты знаешь это, - твердо произнес Нейтан, вступая в поддержку Рииса - понимая, что солдаты, которые спустятся с Люком на поверхность, будут его единственными телохранителями. В неизменно возникающих в таких ситуациях спорах, похожих больше на состязание, Нейтан и Вез всегда выступали единым фронтом.

- Хорошо. Можете разместить две группы на стоянке, но больше никого на поверхности быть не должно. Если они будут на расстоянии быстрого реагирования, их легко обнаружат на любых детальных сканированиях местности, а если далеко, то в любом случае они для меня бесполезны.

- Детальные сканирования будут невозможны из-за деваронских помех, - возразил Риис.

- И комлинки любой вспомогательной группы будут бесполезны по той же причине, так что никто не сможет связаться с ними, - рационально заметил Люк, используя против Рииса его же доводы. - Две ближние группы, рассеянные среди рабочих порта более целесообразны.

Нейтан явно собрался начать еще один раунд, когда Риис вдруг согласно кивнул:
- Хорошо, две единицы. И звездный разрушитель на орбите, наверное. Если их информатор флотский офицер, логично, что он спустится с разрушителя.

- Мы на пути к "Диктатору" сейчас, - сказал Люк, небрежно подрывая бомбу, которой, несомненно, была новость, что они уже в процессе выполнения миссии и не дав им опомниться, выдал следующий поток информации: - Я перейду туда и остальную часть пути проделаю инкогнито. Я уже говорил с Каррде, который поставил на ИЗР два непрослеживаемых и модернизованных гражданских шаттла. В назначенный день я возьму один для себя, другой может занять смешанный состав из настоящих офицеров «Диктатора» и членов 701-ого. У нас есть десять дней, чтобы принять все меры - я полагаю, у вас не вызовет затруднений заниматься подготовкой в пути.

- Подожди, - первой обрела дар речи Мара, - мы летим туда сейчас?!

- Мы идем к месту встречи с "Диктатором", да, - ровно ответил Люк, подтверждая насколько неотвратим его план, и быстро продолжил: - "Патриот" сделает короткую остановку и затем направится по Кореллианскому Торговому Пути; Риис и Халлин останутся на борту, создавая видимость, что я тоже здесь. Я перейду на "Диктатор" анонимно и спущусь на Деварон, когда корабль придет на орбиту в порядке его стандартного служебного графика, через десять дней.

- Когда ты узнал? - спросила Мара, вперив в него пылающий взгляд, слишком опытная, чтобы ее сбил с толку этот поток преднамеренно отвлекающей информации.

- Недавно, - признал Люк, не вдаваясь в подробности; он не желал никаких высказываний по поводу его решения.

- Это... очень позднее уведомление, Ваше Превосходительство, - собрался Риис, голос звучал официально и удрученно. - Нам необходимо сделать приготовления на Девароне, там есть резерв, чтобы…

- На орбите Деварона находится неотмеченный фрахтовик "Виреон", в нем три группы 701-го, готовые к действию, - сказал Люк относительно собственного полка, всегда используемого им в таких миссиях. И опять он не дал ничего ответить, еще раз давая понять, что все уже решено им единолично и вынуждая Рииса заняться деталями операции. - Как только все будет согласовано, две группы распределятся на стоянке за несколько дней. Ты должен проверить персонал порта и разместить их, как считаешь целесообразным, Вез. Скооперируйтесь с Марой в этом. Мы подойдем к "Диктатору" через сутки и пока будем в реальном пространстве, ты сможешь передать все инструкции по оставшимся приготовлениям. Как я сказал, ты должен будешь остаться на "Патриоте" для поддержания видимости, что я здесь. Если хочешь, можешь координировать меры отсюда, но мне нужно, чтобы вы были подальше от Деварона - я не хочу спугнуть их.

- Понятно, - прохладно произнес Риис, ясно осознавая, что не было никакого шанса сослаться на то, что срок для приготовлений слишком маленький. - Я приму меры. И я хочу быть в реальном пространстве и на связи с "Диктатором", когда миссия будет активной. Я предпочел бы управлять операцией лично, даже с расстояния, если это приемлемо.

- Отлично, - дал согласие Люк, по его мнению вопрос был улажен.

Наступила мгновенная тишина, в которой Люк невозмутимо изучал что-то в своей деке; подобное применение власти было его второй натурой теперь, даже здесь, среди союзников. Потянулось никем не нарушаемое молчание.

- …Из-звини, до встречи осталось десять дней? - наконец проговорил Нейтан, как всегда опаздывая на несколько минут в своих уточнениях, когда обсуждение было уже закончено. Люк часто подозревал, что он делает это нарочно, только чтобы задержать внимание на корню проблемы.

- Десять дней, да. Как я сказал, 701-ые сейчас ждут приказов Рииса относительно их позиций, и у меня есть два чистых гражданских шаттла для спуска на поверхность.

- И они... уже на "Диктаторе"? - мягко спросил Нейтан, подчеркивая, насколько давно Люк должен был знать обо всем, чтобы сделать такие приготовления. Не было никакого осуждения в его голосе, только ироничное нежелание быть водимым за нос.

- Да, - ответил Люк просто, спокойно глядя доктору в глаза.

Тишина продлилась еще несколько секунд, прежде чем Нейтан опять решил внести ясность:
- Значит, ты можешь взять третью группу 701-х с собой в шаттл…

- Нет, - перебил Люк, в голосе слышалось сдерживаемое раздражение упорством Нейтана. – Все меры безопасности будут размещены на Девароне за неделю до встречи. Если у мятежников будет хоть капля здравого смысла, они просканируют каждый транспорт, идущий от "Диктатора", пока еще будут на высокой орбите. Я не хочу экранировать свой шаттл, вынуждая их задаваться ненужными вопросами.

- Возьми с собой Мару, - произнес Нейтан твердо. - Из-за помех на полюсе у тебя не будет никакой связи, если ты, конечно, не окажешься около наземной коммуникации. Я буду более счастлив, если ты возьмешь кого-то с собой.

Люк склонил голову набок:
- Что, по-твоему, может сделать Мара, чего не могу я?

- Если не брать во внимание твой арсенал, по-видимому, - сухо возразила Мара, уверенная в своих способностях. Впрочем, у нее были для этого серьезные основания.

Ниже Люка на полголовы, миниатюрная и стройная, Maра каким-то образом излучала силу и энергию, распространяя вокруг волны самоуверенности. С другой стороны, у людей должна иметься здоровая доза самоуверенности, чтобы жить рядом с ситхом, подумал Люк, или своенравное упрямство и никакого выбора, как было у него с Палпатином.

Люк покачал головой:
- Это не имеет никакого отношения к тому, что я могу.

Стоя на своём перед Императором, что могли позволить себе очень немногие, Нейтан больше не говорил – ему это было не нужно. Они с Люком знали друг друга уже давно, и в отличие от Рииса, всегда поддерживающего профессиональную дистанцию и Мары, отношения с которой по-настоящему так и не оправились после смерти отца Люка, связь Нейтана с Люком была в первую очередь дружеской. Поэтому он был уверен, что Люк прекрасно понимает, о чем думает Халлин - зная, что тот всегда рассматривает его, как человека, а не ситха.

Понятно, что физически Люк был непреодолим; он, в конце концов, сразил Палпатина - Мастера Ситха – и именно это стало теперь мерой его возможностей. И при всем мастерстве Мары, она на самом деле могла сделать очень немного того, чего не мог бы Люк с одной привязанной к спине рукой. Мара не была ситхом и не обучалась такими способами, как он - но она обладала одним неоспоримым преимуществом: свободой от эмоционального багажа в опасной ситуации.

На предстоящей встрече Люк впервые будет говорить с Леей Органой с тех пор, как попал к Императору шесть лет назад. С тех пор, как Органа предала его, унеся мятежникам сфабрикованную информацию, которая повернула их Альянс против Люка и оставила его в тюрьме, брошенного и одинокого, наедине с яростью Палпатина.

И, несмотря на утверждения Люка в обратном, убеждения даже, Нейтан подозревал, что в его душе была еще некая неравнодушная искра. Зачем бы еще Люк стал так тянуть, прежде чем сказать им об этой операции? Молчанием он избегал необходимости рассуждать об этом слишком много, сталкиваясь слишком близко со своими чувствами – которые очевидно принесли уже столько неудобства, что он не мог заснуть три ночи подряд.

Люк сам не раз признавался Нейтану, что они с Леей Органой были близкими друзьями. Уже одно то, что он потратил так много времени, режиссируя ее действия еще задолго до смерти Палпатина, выбирая именно ее для этой роли и даже спасая ее от плена сначала у Ботавуи и затем вновь у Корусканта... такие вещи говорили сами за себя, по мнению Нейтана. Люк рисковал головой, подставляясь под удар Палпатина, чтобы вывести Органу с «Патриота», когда ее легко можно было поймать, а Император был настолько близко, что мог проследить за каждым его шагом. Позже он утверждал, что своими действиями защищал этот самый план; но если бы на ее месте был кто-то другой, действовал бы Люк так же экстремально, гадал Нейтан, или же позволил бы ловушке Палпатина захлопнуться, а сам просто откорректировал бы план после того, как уляжется пыль.

У Люка были причины для определения Органы, как опоры того плана, конечно, и они казались достоверными. То, что он знал ее лично и потому мог просчитать, а значит и манипулировать ею, делало её прекрасным кандидатом, Нейтан не мог отрицать этого; но Люк был мастером игры фактами ради удовлетворения своих нужд – он тяжело учился этому под давлением бдительного внимания старого Императора. Риис, солдат до мозга костей, видел возможные угрозы безопасности Императора, потому что, глядя на Люка, он видел именно это: Императора. Нейтан же видел человека – результат их долгой, близкой дружбы. Он знал то, что больше никто - и знал Люка дольше всех остальных, даже дольше Мары. И он всегда видел в нем человека, его достоинства и его недостатки.

Все остальные могли удобно двигаться дальше, успокоенные глянцевыми заверениями Люка, но Нейтан знал, что происходит нечто большее - хотя никогда бы не сказал это вслух. Если Люк оставлял что-то при себе, значит, у него были серьезные причины, а у Нейтана была вера - вера в человека, а не образ, спроектированный для других.

Сейчас Люк пристально смотрел на него в течение долгих секунд, и Нейтан пытался не мигнуть под этим взглядом несогласованных глаз… Читал ли он мысли Нейтана? Или уже точно знал, что тот добивается своей просьбой о Маре?

- Хорошо, - согласился Люк, вставая и таким образом прекращая все обсуждение - все остальные также вынуждены были встать; несмотря на урезание протокольных традиций, сидеть в присутствии Императора, когда тот стоял, оставалось невозможным нарушением этикета. - Мара, ты спустишься на поверхность со мной. Возьмешь второй шаттл, и мы встретимся на базе. Я постараюсь, чтобы это было не слишком скучно для тебя.

- Я возьму с собой книжку, - сухо усмехнулась Мара.

Вез Риис вошел в турболифт, снова и снова проигрывая встречу в голове, прежде чем наконец решился откровенно высказаться Нейтану. Он сохранял непринужденный тон, глядя прямо перед собой, словно это обычный разговор, не больше:

- Думаешь, есть что-то, о чем он не говорит нам?

Нейтан повернулся к нему, поднимая взгляд в своей спокойной дружественной манере, хорошо знакомой Везу и Люку:

- Разумеется. Но полагаю, у него есть на это веские причины.

- Я беспокоюсь, - прямо сказал Вез.

- О чем?

- Об изменениях к конституции. Они слишком радикальны. - В ответ на подчеркнутое молчание Нейтана, Вез добавил: - Обратная реакция была неизбежна, и я думаю, она еще даст о себе знать. Это может легко дестабилизировать нас.

- Я уверен, что ты этого не допустишь. Кроме того он всегда хотел спровоцировать такую реакцию, ты же знаешь.

Риису показалось, что он заметил тень неуверенности в голосе Нейтана - указывающую на правоту Веза: Император мог достичь тех же целей менее экстремальными средствами... Это удивило его...

- Он проводил изменения, полагая, что они менее экстремальны, чем в действительности - дипломатично произнес он. Когда Нейтан ничего не ответил, Вез наконец забросил удочку, оценивая ситуацию. – Он думал, что они… правильны. Негативная реакция военных была ожидаема: пусть и несильно, но их права ограничили. Однако все остальные, по его мнению, должны были расценить эти изменения как… справедливость - потому что он сам верит в это.

- Ты думаешь, он ошибается?

- Я думаю, он продолжит осуществлять эти реформы дальше - особенно если решен вопрос с оппозицией. Я боюсь, что это только верхушка айсберга.

Нейтан прыгнул с места в карьер, явно непривыкший к ходящему вокруг да около Везу.

- На твой взгляд он слишком либерален. Слишком прогрессист.

- Ты должен согласиться, что некоторые его взгляды оказались... непредвиденными.

- Хочешь возвращения Палпатина?
- Нет, конечно.

- Ты сам говорил, что Палпатин свою задачу выполнил, что его время закончилось. Империя готова к новому курсу.

- Готова к более умеренному курсу - а не к полному демонтированию.

- Ты знаешь, что он этого не сделает. Я думаю, все стабилизируется и проводимые им изменения послужат для всеобщего блага... И как ни странно, я верю, что он прав, - твердо сказал Нейтан. - Большая часть конституции старой Империи спорна, а часть - крайне несправедлива.

- Это измена, - произнес Вез спокойно.

- Это правда. И проведенные вскоре реформы позволят говорить такие вещи публично.

Вез выпрямился.

- Кто сказал тебе это?

- Никто. Но я поставил бы месячную зарплату, что мы придем к этому года за два. Вероятно скорее.

«И это не волнует тебя?» - подумал Риис. Империя уже незаметно менялась. Переписываясь строчка за строчкой новым Императором, которого Вез, казалось, так хорошо знал.
И как бы там ни было, ошибочно или нет, Халлин явно собирался поддерживать его в том, что тот делал. Никакой помощи здесь Риис не найдет - но были и другие пути для поиска.




Задержавшись, Мара осталась в дальней части зала, когда Халлин и Риис вышли за дверь, отвесив прежде вежливые поклоны - хотя Люк уже отвернулся от них, безучастно глядя в неустанное буйство гиперпространства.

Когда звук их голосов исчез, он позволил себе расслабиться: плечи резко упали, голова опустилась; закрыв глаза, он потер висок.

Она долго стояла позади, наблюдая за ним; и все это время Люк стоял с опущенной головой, полностью погрузившись в размышления.

Когда она протянула руку, желая провести пальцами по его волосам, он вздрогнул. Прошла секунда или две, прежде чем Мара поняла, что застала его врасплох - от усталости он даже не осознавал ее присутствия. Должно быть, он думал, что она ушла вместе со всеми, когда он отпустил их - однако Мара редко соблюдала протокол, даже публично.

Она нахмурилась, скрывая малейший намек на неловкость и сомнение, и затем с небрежным изяществом отбросила назад длинные, распущенные волосы, подошла ближе, встала на цыпочки, положив руку ему на грудь, и легонько поцеловала его, проводя губами по старому шраму на щеке.

Иногда он позволял ей такую близость... иногда нет.
- Ты выглядишь уставшим, - заметила Мара, отстраняясь и пытливо смотря на него.

- Я в порядке, - ответил Люк сдержанно и повернулся к окну, отклоняя ее беспокойство.

- На самом деле я выразилась мягко, ты выглядишь ужасно.

Он не повернулся обратно, но Мара услышала иронию в его голосе:

- Спасибо... Зато ты выглядишь замечательно.

- Потому что я сплю по ночам. Когда ты последний раз делал это?

И тут же, одной мимолетной фразой, Мара подвела итог их натянутых отношений за последний год. Ибо она понятия не имела, когда он спал. Они по-прежнему были близки, ближе чем просто друзья, но с того рокового дня Люк спал один.

Это было тонкое уклонение... Сначала он избегал ее после выхода из медцентра, один день, два, и так вплоть до инаугурации. Потом какое-то время еще, пока все не утрясется и не ослабнет давление, и еще. Так прошли месяцы...

Она знала, что Люк чувствует себя преданным, и поистине, как она могла оспаривать свою виновность в том, что привело к смерти его отца? И каким бы парадоксальным это ни казалось, Мара также знала, что если бы ее поступок затрагивал только Люка, если бы она осудила своим признанием только его, раскрыв Императору правду лишь о его неповиновении, он, вероятно, простил бы ее. Как делал это раньше. Но нет, он не прощал ей именно то, что ее действия ударили по отцу. Это разрушило их отношения, и ущерб казался непоправимым.

Он пробовал простить ее, она знала; простить и оставить все позади, пойти дальше. Но что-то важное было растоптано между ними. И хоть Люк и не мог решиться удалить ее из своей жизни полностью, то, что было когда-то страстной, всепоглощающей близостью превратилось в неровный, меняющийся сплав смешанных эмоций. Чувство преданности, горечь, тяга и тоска по прошлому колебали почву под ее ногами каждый день, иногда каждую минуту - когда Люк уставал и боролся с собственными демонами в душе, с трещинами, образовавшимися под давлением неустанной, безжалостной жестокости Палпатина, в дни, когда тот жаждал вытащить ситха из своего джедая…

Однако ему это так и не удалось до конца. Поскольку иногда, когда Люк был в настроении, он казался очень похож на того нахального пилота, появившегося здесь шесть лет назад. На человека, который очаровал и заинтриговал ее своей легкой улыбкой и спокойным упрямством, стоя на своем против мрачных, диссонирующих догм Палпатина. Иногда он по-прежнему смотрел на нее как раньше, по-прежнему отзывался с горячей страстной силой, когда она касалась его или целовала, и он притягивал ее к себе и обнимал несколько мгновений спонтанной, импульсивной искренности...

Но такие моменты были редки, а потому особенно драгоценны; каждый раз после них Мара оставалась с душераздирающим чувством, что Люк ощущал себя такой же жертвой своего неустойчивого, переменчивого настроения, как и все рядом с ним.

- Ты должен спать, - произнесла она наконец, по-прежнему смотря на него.

- Я приму это к сведению. Ты осталась, чтобы сказать мне это? - тон был отрывисто-грубым, но Мара проигнорировала его, поворачиваясь к бурлящему пятну гиперпространства.

- Это из-за кошмаров? - спросила она тихо.

Они часто мучили его, когда Люк и Мара спали вместе. Врывались посреди ночи, в самые глубокие его сны. Люк просыпался с воплем и ходил по комнате, задыхаясь, даже не сразу понимая, что уже не спит. Словно шрамы, исполосовавшие его тело и которые она так хорошо помнила, эти кошмары были метками на его душе, оставленными безжалостной рукой Палпатина, за годы его драгоценных уроков и наказаний, когда ситх пытался установить контроль над тем, чего так желал и боялся.

За все время, что они были вместе, Мара никак не могла привыкнуть к тому, что происходит с Люком по ночам, к тому, что он вскакивает и кричит… Да и Люк не мог привыкнуть к этому.

- Мы можем сменить тему? - сказал он просто, и она уступила, осознавая его болезненное состояние.

- Ты думаешь, это сработает? – немного помолчав, спросила Мара. - Думаешь, она доверится тебе?

- Не сразу, - на этот менее личный вопрос Люк готов был ответить. - Но я думаю, что наше общее прошлое даст мне необходимое время. Я не ставлю целью понравиться ей, мне нужно только, чтобы она выслушала меня.

- Ты используешь Силу?

Челюсть Люка чуть напряглась, и Мара пытливо взглянула на его профиль - стремясь понять причину такой реакции. Прочесть его в Силе она даже не пыталась - он никогда не открывал ей по-настоящему свой разум; сначала из-за того, что строил заговор против ее учителя, а теперь потому что... ну, потому что.

- Я использую все необходимое, чтобы заставить ее доверять мне, - ответил он в итоге нейтральным тоном.

Мара долго молчала, и Люк ждал, понимая, что она подбирает слова.

- Ты уверен, что это именно то, чего ты хочешь?

- Ты хотела спросить не это.

Она поджала губы.

- Ты уверен, что сможешь довести начатое до конца?

- Почему нет?

Мара пожала плечами, пытаясь подойти с другой стороны:

- Халлин переживает.

- Это естественное состояние Халлина, - легко отмахнулся Люк. - Меня бы больше смутило, если бы Халлин не переживал.

- Это не значит, что он не прав.

Люк спокойно повернулся к ней лицом, его странные глаза смотрели на нее в упор.

- Ты считаешь, я не доведу это до конца?

Оу, она попала прямо в яблочко.

- Я только сказала, что Халлин переживает.

- Я не об этом спросил.

- Я думаю, ты сделаешь все, что сочтешь необходимым, - убежденно ответила Мара. - Я просто волнуюсь о цене.

Он спроектировал совершенный образ стойкой уверенности: в каждой черточке Император, прекрасный клинок, выкованный Палпатином в горниле испытаний - но в нем не было полной правды. Палпатин потратил годы, чтобы очистить своего нового поспешника от человеческих слабостей, заточить его душу до острия ножа. И во многих отношениях он преуспел… но не до конца, и Люк ненавидел его за это. Иногда за успех, иногда - за неудачу.

- Нет никакой цены, - он вновь отвернулся. - Ты ищешь чувства, которые давно умерли.

Какое-то время Мара молчала, но Люк больше не смотрел на нее.

- Я верю, что ты можешь сделать это, - произнесла она спокойным, ровным голосом. - Я верю, что ты сделаешь это - ты сделаешь все, что считаешь необходимым. В этом и проблема.

Его упрямство и стойкость были теми качествами, что помогли ему выжить под давлением Палпатина, но поскольку даже они были перекручены и искривлены Тьмой, он использовал их теперь против себя так же легко, как и против других.

Любой ценой он добивался своей цели.

- Она ничего не значит для меня больше, если ты волнуешься об этом. Она больше не сможет причинить мне боль.

- Хорошо. Я просто хотела убедиться, что ты уверен в этом.

- Конечно, я уверен. - Он повернулся к ней, голос был сухой и ломкий. - Я - бесчувственный, недостижимый… разве ты не знаешь? Ты не слышала, о чем шепчутся при дворе?

- Он сделал тебя сильным, - сказала Мара, понимая, что он думает сейчас о Палпатине. - Вне зависимости от его методов он сделал тебя тем, кто ты есть.

- Мне не нравится, кто я есть.

И именно в этом была суть, мучительный внутренний раскол, ощущаемый даже в напряжении голоса.
Перемена в нем была почти осязаема, охватывая Люка словно тень, вызванная лишь одним упоминанием о его старом Мастере.

- Ты - Император! - воскликнула она, растерянная как всегда тем, что подобное могло быть нежеланным.

- Это все, что ты видишь, когда смотришь на меня? - спросил он с крайне очевидным разочарованием в голосе.

Еще одна тщательно выпестованная Палпатином калечащая душу черта. Неуверенность в себе, абсолютное убеждение в том, что его личные достоинства никого не интересовали, что окружающие видели в нем только положение и богатство. И время от времени заноза этого разочарования показывалась наружу, царапая при этом остальных.

За прошедшие шесть лет на его плечи свалилось слишком много, испытание за испытанием, и он делал все необходимое, только чтобы выжить. Вряд ли кто-то мог позавидовать ему, если бы знал об этом. Но Мара знала, и понимала, что происходит у него в голове, понимала, что он не может уступить чувствам, не может позволить себе близости.

Поэтому он отталкивал ее, снова и снова.

- Потому что, если это все что ты видишь, я могу найти еще сотню таких, как ты, тысячу.

- Ты знаешь, что это не так, - решительно возразила Мара, утверждаясь еще раз, насколько эти мысли занимали его. Их разговор принял более опасный поворот, невозмутимость Люка вмиг ушла, сменяясь раздражительностью.

Он саркастически рассмеялся:

- Ты плохая лгунья, Мара Джейд.

- Я не лгу, - она посмотрела ему в глаза.

Будучи чувствительной к Силе и немного обученной Палпатином, Мара давно умела ограждать свои мысли - хотя с ростом способностей Люка, у нее это получалось не очень успешно. Сейчас ее щиты были подняты, и она чувствовала явное прикосновение Люка к ним, но он не стал пытаться прорваться дальше. Само их наличие было признанием, что ее слова, по крайней мере, частично противоречили тому, что она думает. Ему этого было достаточно. Он доходчиво разъяснил свою мысль.

Люк презрительно отвел взгляд:

- Тогда займись подсчетами. Сколько за то, чтобы быть с Императором, и сколько, чтобы быть с Люком Скайуокером.

Это был удар ниже пояса, особенно потому, что в самые мрачные моменты своих размышлений она задавалась вопросом, не было ли в этом частично правды.

- Я хочу быть с обоими - потому что они один и тот же человек.

Он обхватил себя руками, сгорбив широкие плечи, и даже не видя его лица, Maра ощутила как его настроение меняется снова: осознание того, что он готовится сделать, хладнокровно используя ту, кому когда-то так всецело доверял, раздирало его изнутри. Несмотря на все, несмотря на все решения и умозаключения, несмотря на все обучение ситха, это глубоко задевало его. Настолько, что единственный способ, которым он мог справиться с этим, состоял в том, чтобы закрыть ту часть себя и держать ее под замком. Только у него никогда не получалось это до конца - он не мог отказаться от своих чувств полностью.

Еще один осколок в уже изломанной душе.

Он сделает то, что решил. Хотя бы потому, что верит в необходимость этого - как и в случае с Мотмой. Но он не будет гордиться собой, своей ложью и манипуляциями... Его разламывало надвое, даже если он сам не понимал это.

- Они - один и тот же человек, - повторила Мара.

Он не повернулся, но изменение в голосе было поразительно, вся агрессивность ушла, оставив только пустую горечь и приглушенную уязвимость - словно тень, падающую на него.

- В этом все и дело, Мара, что не один.

Сообщение отредактировал Алита Омбра - 22.2.2013, 17:21

Отличное произведение. Спасибо уважаемой Алите за отличный перевод, с удовольствием жду продолжения!!!=)

Что-то было не так... Что-то очень, очень было не так.

Лея ощущала это с той минуты, как ее нога ступила на платформу перевалочного порта Деварона два дня назад; неясная, непонятная дрожь на самом краю сознания. Она списала ее на нервы. Прошло больше года с тех пор, как она лично участвовала в операции, и та едва ли завершилась успехом, поэтому сейчас она нервничала... просто нервничала.

Все шло как положено, фактически по учебнику; ничего настораживающего. Ни единого сигнала тревоги от расположенных на стоянке наблюдателей, которые уже неделю отслеживали весь транспорт и каналы связи. Ничего необычного; самый заурядный, второсортный порт, обслуживающий как коммерческие, так и военные корабли. Довольно старый и запущенный. Потрепанные, поблекшие сооружения, получающие много лет лишь скудное, поверхностное внимание.

ИЗР "Диктатор" прибыл к планете на полдня раньше срока - но это не было так уж странно, учитывая, какое огромное расстояние по центральным системам охватывал его служебный рейд; в передачах, идущих с него, не фиксировалось ничего особенного. Разве что сообщения на дальнее расстояние превышали обычную норму - но только для центральных узлов связи… Ничего, о чем стоило бы волноваться... ничего, о чем нужно волноваться.

Штурмовики спускались на поверхность стандартными группами, в порядке их дежурного графика - для контроля поставок на борт разрушителя. Помимо служебного транспорта из ангара «Диктатора» вылетело пять неопознанных кораблей, три из них, оказавшиеся частными шаттлами, приземлились в самом порту, два ушли на соседний континент. Ничего, о чем нужно волноваться.

Все было хорошо.

Почему она продолжала повторять это словно мантру?

Ее силы держали под наблюдением все три частных корабля, отследив их приземление по сигнальным огням; сделать это с помощью техники на последнем этапе было невозможно – у поверхности богатого рудами полюса волны рассеивались.
Из первого шаттла вышло четверо офицеров - получившие, судя по всему, увольнительные. Все четверо среднего ранга, мужского пола, любой из них мог быть информатором. Фактически они все могли состоять в сговоре – это было неизвестно.

Лея разделила свою небольшую группу, чтобы закрепить за каждым из них по наблюдателю. Имперцы зарегистрировались в лучшем отеле космопорта и сразу направились в казино. И пока оставались там.

Во втором приземлившемся шаттле находились два старших офицера и пара солдат; за ними тоже была установлена слежка, которая оборвалась у административного комплекса. Команда Леи сумела войти в систему наблюдения порта, но обойти главные коды безопасности оказалось им не по силам, поэтому вторая группа имперцев была потеряна, как только вошла в зону ограниченного доступа. Лея оставила двух человек с приказом ждать их.
И теперь у них был последний шаттл. Из него появилось трое: два мужчины и женщина с длинными темными волосами, в черной униформе Имперской Разведки. Мужчины были в штатском, но походка выдавала в них кадровых военных. Женщина, похоже, сопровождала кого-то из них, возможно обоих, очень легко придерживаясь их темпа.

Лея вновь разделила своих людей: еще трое были оставлены на хвосте имперцев - включая Хана, который взял на себя женщину, заявив, что от ее вида у него чешется рука на бластере.

Лея пробиралась к месту встречи по техническим коридорам с тремя оставшимися солдатами - не самая большая поддержка, но группа Соло пока что оставалась в диапазоне связи, а значит недалеко; на близком расстоянии рассеивающий деваронский эффект не влиял на сигнал. Все прочее было прекрасно. Все шло отлично, не о чем волноваться... Звезды, почему она не переставала повторять это?!

Они вошли в здание за тридцать минут, нужная комната находилась глубоко в его недрах, скрытая посреди бесконечных коридоров доступа и вереницы смежных технических помещений, пронизанных тепловыми трубами, кабелями, системами против воздействие природных сил полюса и остальными внутренностями деятельного порта.

Все было старым и грязным, но это, похоже, никого не волновало. Перегретая смазка, смешанная с десятилетиями накапливаемой пылью, покрывала царапанные, облупленные поверхности, изношенное оборудование теряло очертания под толстой коркой въевшейся грязи, видимой в мерцающих огнях сенсорных датчиков. Это был единственный свет на их пути – всякий раз гаснувший, когда они переходили из одного помещения в другое. Лее казалось, что она попала в машинное отделение какого-нибудь корвета мятежников, где ей приходилось бывать. Очередная дверь закрылась за спиной, погружая их ненадолго во мрак. Рука Леи машинально опустилась на бластер, и она тихо упрекнула себя за нервы – ей не пристало бояться темноты.

Она проверила номер на следующей двери. Семнадцать. Им нужен был номер пять.

Сигнал комлинка, висящего на бедре, заставил ее подпрыгнуть; позади послышались тихая брань Эксли и сдавленный смешок Горина. Закусив губу, Лея сняла комлинк:

- Что?

- Я потерял ее, - это был Хан, и Лее не требовалось уточнять, о чем он говорит.

- Ты шутишь. Я дала тебе одного человека...

- Они втроем вошли в архив. Те двое в штатском вышли и направились в администрацию одни. Я прошерстил все здание, но ее и след простыл; парни дежурили на обоих выходах. Я иду к тебе.

- Найди женщину.

Последовала краткая пауза.

- Для этого я и иду к тебе, золотко.

Лея вздохнула, осознавая, что на нее терпеливо смотрят три пары ожидающих глаз. Она взглянула на очередную нумерацию. Двенадцать. Достаточно близко, чтобы уже не бояться. Империя давно бы схватила тех, кого считала предателями, а не наблюдала бы за ними; людей безвозвратно арестовывали гораздо за меньшее. Все прекрасно, все в полном порядке... Почему она продолжает повторять это?!

- Хорошо, - произнесла она ровно в комлинк. - Только не встревай и не вспугни мой контакт.

И все же, положив руку на бластер, она вновь повторила: все прекрасно, все хорошо...

"Черт, Лея! Прекрати это!"

Номер восемь... отсюда она должна пойти одна. Лея оглянулась: пока никаких признаков Хана. Калей остался на посту еще у комнаты двенадцать; их арьергард. Эксли и Горин неуверенно замедлили шаг.

Лея кратко кивнула им, принимая вид непревзойденного, бравого полководца.

- Вы двое ждёте здесь и смотрите в оба. Если меня не будет дольше оговоренного срока, свяжитесь со мной. Если я отвечу что-то кроме «продолжайте», значит что-то не так.

Они кивнули, отступая назад. Лея нажала на ручку… шорохи солдат исчезли за плотно закрывшейся дверью… Комната номер семь… шесть. Все хорошо...

Браня себя за колебания, она ударила по входной пластине двери с номером пять и шагнула за порог.

Внутри горел тусклый свет, такой же как в предыдущих комнатах – предназначенных наверняка только для работы дроидов. Она прошла во мглу пустого помещения, в старых трубах вдруг заревел ветер, раздаваясь гулом вокруг - заглушая звук ее шагов…



Позади резко захлопнулась дверь. Позвоночник прошибла холодная дрожь, и волосы встали дыбом. Она поняла.

Он вышел из теней так, словно сам был одной из них - именно поэтому Лея не заметила его раньше.

- Привет, Лея, - спокойный, тихий и так хорошо знакомый голос.

Она выдернула бластер и не колеблясь выстрелила ему в грудь. И потом еще. Она нажимала и нажимала на спуск, снова и снова, разряды горящей плазмы неслись через короткое расстояние между ними, освещая комнату, вспышка за вспышкой, словно удары молний...

А Люк … Люк просто отбивал их в сторону, как когда-то сделал его отец на Беспине... Его отец.

Он повернул ладонь - и бластер дал осечку, затем еще, и еще, но Лея продолжала стрелять пришедшим в негодность оружием, щелкая и щелкая вхолостую.

Наконец, когда она остановилась, он вопросительно поднял брови – и Лея увидела те же небесно-голубые глаза, которые помнила с тех времен, когда он смеялся и плакал вместе с нею, разделял ее тайны... и врал. Те же глаза... Однако нет, не совсем.

- Ты закончила? - спросил он; прохладный, ироничный и одновременно обвиняющий голос.

- Нет. Ты еще жив, - бросила она ему в лицо.

- Ваше Высочество должны знать: чтобы убить меня нужно что-то бо́льшее, чем бластер.

Лея вздернула подбородок:

- Я не боюсь тебя.

- Тогда опусти оружие.

- Мне показалось, оно безопасно для тебя?

Он протянул руку, и бластер вырвало из ее кисти с такой силой, что ей пришлось вынести ногу вперед для равновесия.

- Однако между старыми друзьями не должно быть таких вещей, - произнес он небрежно, опуская руку с ее оружием и выходя на свет.

Лея дернулась, полуоборачиваясь к выходу, но остановила себя: не было смысла пытаться открыть дверь. Она видела, что он сделал на "Патриоте" с тяжелой бронированной гермодверью, чтобы она могла убежать... Убежать. Как бы там ни было, он помог ей тогда... так что все это значило сейчас?

Неуверенно она повернулась обратно и посмотрела, по-настоящему посмотрела, на человека, стоящего перед ней... и, горе, он так был похож на старого друга. Он стал чуть выше, шире в плечах, бледная кожа, слегка вьющиеся, падающие в свободном беспорядке почти до плеч волосы. Шрам… шрам был глубже, чем ей казалось; сплошной, неровный рубец, пересекающий одну сторону лица, пленяя и тревожа одновременно.

- А мы когда-то были ими? - спросила она наконец, внимательно смотря - впервые после стольких лет - ему в глаза. У него всегда были такие замечательные, улыбающиеся глаза, цвета неба. Сейчас, справа, эту лазоревую синеву частично закрывало темное пятно, а проходящий рядом с веком шрам был настолько глубок, что кожа на лице стянулась, когда он, пожав плечами, улыбнулся с прохладным равнодушием – нисколько несмущенный ее пристальным взглядом.

- Ну, между знакомыми тогда.

Она вдруг ярко вспомнила, как встречала его после уничтожения «Звезды Смерти», как бежала тогда к нему, как бросилась в объятия, а он кружил ее и смеялся. Он был всем для нее в ту минуту. Спаситель, друг, собрат по оружию; родственный дух, разделяющий мечты и надежды. Часть ее души.

- Ты - жестокий человек… - бессознательно проговорила она.

Он замер, по неподвижному лицу почти невозможно было что-то понять - но Лея знала его слишком хорошо, поэтому крошечные вспышки эмоций, мелькнувшие в синих глазах, не укрылись от нее; никогда и никого она не могла прочесть так, даже Хана.

Сначала удивление – на то, что она вообще сказала это. Потом сожаление, реальная, искренняя боль, что она думала так о нем, и тут же последовавшее негодование. Его тело напряглось. Какую-то секунду она думала, что он набросится на нее, и затем возмущение ушло, сменяясь вновь невозмутимой, сдержанной иронией.

- Жизнь жестока - я просто иду в ногу с ней. - Его колючие глаза пронзили ее: - Не я здесь предатель.

- А как же Мон? - с вызовом бросила Лея.

Он подошел ближе, чуть поворачивая голову так, чтобы длинный, идущий от брови через щеку и губы шрам стал хорошо виден – хотя его трудно было не замечать и без этого.

- Я полагаю, она первой нанесла удар, - многозначительно произнес он на совершенном корусканти, так странно звучавшим из его уст.
Не зная, что ответить, Лея промолчала, и Люк начал медленно обходить ее по кругу; она не поворачивалась за ним, мужественно стоя на месте и задаваясь вопросом, как могло получиться, что она боялась того, о ком когда-то так переживала и заботилась.

- На самом деле это неважно, - произнес он прямо позади нее, и она вздрогнула от такой близости - несмотря на все свои старания; его голос бесстрастный и забавляющийся вдруг стал жестким и требовательным: - Важно, что ты предала меня... Почему?

- Я не предавала тебя, - отрицала она, непроизвольно чувствуя себя виноватой.

- Лгунья, - казалось, он вновь потешается. - Только ты знала об этом. И только ты могла сказать им.

"Значит, ему тогда было известно, кто он. Должно было быть известно."

- Я привела им факты. Выводы они делали сами.

- И это снимает с тебя вину. Какой изумительно чистой должна быть твоя совесть.

- А твоя? - Лея вновь вызывающе подняла подбородок.

Он остановился перед ней, с непонятной улыбкой, не выказывая ни сожаления, ни раскаяния.

- У меня нет совести, - легко произнес он. – Никакого света в конце тоннеля.

- О чем ты? - прошептала она… Пожав плечами, он возобновил медленный шаг вокруг нее.

- О раскаянии, сострадании. – Такое признание своих пороков отозвалось в Лее вспышкой надежды, мгновенно зарубленной на корню: - О том, что мне есть дело до этого, как ты могла подумать. Что бы там ни было. Все равно.

- Ты был шпионом? – она не могла не задать этот вопрос.

- А ты как считаешь?

- Я спрашиваю тебя, - расстройство придало Лее смелости. - Даю тебе возможность для защиты.

- Как-то поздновато, не думаешь? – тихо проговорил он в ответ, снова находясь близко за ее спиной и снова заставляя вздрогнуть. - Шесть лет слишком большой срок. Где было твое правосудие раньше?

Лея стиснула челюсти и повернулась к нему:

- Я поклялась, что не пожалею о том, что сделала.

Он наклонил голову, смотря на нее разными глазами с прохладным, расценивающим интересом. Она всегда помнила эти глаза такими открытыми, полными эмоций, бесхитростными. Неужели ее воспоминания были настолько ошибочны?

- Вейдер - мой отец - когда-то сказал мне то же самое.

Он произнес эти слова спокойно - хотя хорошо осознавал их силу. И они потрясли Лею. Подозревать правду было одно, а слышать, как он сам говорит это, как называет так человека, которого раньше отчаянно ненавидел, пробирало до глубины души.

Ее поразила внезапная мысль: для нее все это было лишь фактами, для Люка – жизнью. Ему пришлось искать путь, как жить с этой сокрушающей правдой, осознать и примириться с нею. На короткий миг Лея почувствовала жалость к нему... и затем изумилась: с какой стати она должна испытывать подобное?

Разве настоящей правдой было не то, что Скайуокер отыскал и предал Кеноби - приведя его прямо в имперскую ловушку? Но горе Люка казалось таким искренним тогда... Так, где же была правда, а где ложь?

- Что ты ответил на это? - произнесла она в итоге, понимая, что он смотрит на нее.

Он чуть нахмурился, вокруг еще молодых глаз образовались тоненькие морщинки.

- Кажется, я сказал, что решение не должно было принадлежать ему, - ушел от прямого ответа Люк, одновременно предъявляя Лее то же обвинение.

Она задумалась, неуверенная, что правильно поняла его, и затем прошептала:

- Он… Вейдер предал тебя, доставив к Императору?

Люк впервые отвел взгляд, избегая ее пристальных, проницательных глаз. На лице словно мгновенно растаяла маска, вся его манера изменилась прямо на ее глазах. И последовавшие слова шокировали стоящей за ними уязвимостью:

- Нет. Мой отец не мог предать меня - потому что я не доверял ему. Предательство требует доверия... - Он снова посмотрел на нее: - Только друг может предать.

Лея замерла под этим холодным, обвинительным взглядом, скручивающим ее изнутри...

Тогда легкий намек на улыбку тронул искалеченные губы Люка, и от короткой вспышки эмоций не осталось и следа. Человек, которого она когда-то знала, был немедленно погребен Императором, которым он стал.

- Я была не права? - чуть слышно проговорила Лея, готовая в эту минуту поверить всему, что он скажет.

Люк внимательно смотрел на нее... и в этот растянувшийся миг, всматриваясь в его глаза, Лее показалось, что он сейчас закричит и объяснит, что все это было ужасной ошибкой, сложной и многократной – что он скажет ей все, что она так хотела услышать...

И в следующую секунду он сделал шаг назад, пользуясь этим, чтобы восстановить свою концентрацию; когда он заговорил, голос звучал спокойно и чуть презрительно:

- Ты приняла свое решение давно. Очевидно той скудной информации, попавшей в твои руки, тебе было достаточно, чтобы осудить меня.

- Я должна была сказать им.

- И ты сделала это. Ты приняла свое решение, а они свое… И ты позволила им это и поддержала их… Каждый день с тех пор я был вынужден сталкиваться с последствиями твоего выбора… И тебе предстоит то же самое.

- Скажи, что я была не права, - это была почти мольба; на мгновение ее сердце отвергло все остальное. Но он покачал головой, совершенно невозмутимый.

- Это несущественно. Сейчас значение имеет лишь настоящее. Я - Император, а ты возглавляешь восстание против меня. И этому вскоре придет конец.

Лея внутренне отшатнулась, словно ее ударили. Тяжелый, властный тон заставил вспомнить, с кем она говорила.

- Палпатин играл с вашим восстанием двадцать лет. Его это развлекало, и он использовал вас для своих целей – а вы позволяли ему. Вы помогли ему стабилизировать Империю, обеспечив предлогами для большинства законов и ограничений, которые он никогда бы не установил с такой легкостью без раздутой угрозы ваших предполагаемых действий. Но я больше не нуждаюсь в этих оправданиях. Империя установлена, прочно и надолго.

- Мы выступим против…

- Но это больше не Империя Палпатина, это – моя Империя, - проигнорировал он, словно она вообще ничего не говорила; свидетельство его опыта и власти – того, насколько он действительно изменился, раз даже Лея позволила ему прервать ее. Она не была новичком в тактике, и хорошо понимала, что он делает, и все же дала ему продолжить: – И я отношусь к ней именно так. Я намереваюсь ослабить ограничения, установленные для борьбы с Восстанием и продолжить смягчать законы против гражданских свобод. Восстановить личные права разумных существ - все права. Свободу передвижения и свободу слова, право на защиту государством, право на суд присяжных равного с подсудимым статуса, конституционное равенство. Я поведу свою Империю по курсу, итогом которого станет восстановление демократического государства. И чтобы сделать все это, я хочу открыть диалог с Альянсом - или, более конкретно, с тобой.

С трудом удерживая на месте челюсть, Лея чувствовала, как онемел язык, пока ее разум пытался обработать этот стремительный поворот событий. Она думала, что попала в ловушку, что Люк будет смеяться ей в лицо, смотря, как ее волокут в тюремную камеру - как это было с Мон. И тем не менее она все еще стояла здесь и говорила с Императором! Или Люком, или кем бы, черт возьми, ни был этот человек, сбивающий с толку своими молниеносными переменами и противоречивыми действиями.

И сейчас… все, что она когда-либо хотела, все, за что боролся Альянс на протяжении ее жизни, внезапно предлагалось им добровольно самим Императором. Сыном Дарта Вейдера. Волком. Человеком, убившим Мотму. Человеком, который выманил главу Альянса холодными манипуляциями, и затем устранил ее, отдав в руки Палпатина - бросая Восстание в замешательство и хаос.

Что, если он делал то же самое теперь с ней? Могла ли она доверять Волку?

- Каких доказательств ты хочешь? - спросил он открыто с мимолетно подернувшей губы улыбкой.

- Сложи с себя власть, - немедленно ответила Лея. - Отрекись от трона.

Он усмехнулся - словно она попросила луну на блюде:

- А если реалистично?

- Сложи с себя власть - или я сделаю это за тебя, - повторила Лея крайне серьезно.

- Как ты сделала это с моим предшественником? - беззлобно поддразнил он. - Я уничтожил Палпатина, а не ты. Вот, где проблема черно-белого восприятия, оно вынуждает тебя к крайностям - тогда как реальная жизнь окрашена тысячью оттенков серого. Именно это уничтожило Палпатина. Я сделал это, - он показал на себя, - и я уничтожу его Империю - если смогу.

Лея потрясенно смотрела на него, просто уставилась, растерянная который раз по поводу того, что он собой представляет. Его кидало из одной крайности в другую в единственной фразе. От черного до белого и обратно, ни то, ни другое, и все сразу в один момент. Но не об этом ли он и пытался ей сказать? Неужели она верит ему? И даже если так... означает ли это, что она сможет доверять ему?

- Теперь ты думаешь, что я говорю тебе то, что ты хочешь услышать, - он явно забавлялся тем замешательством, что посеял в ее голове.

Лея сердито нахмурилась:

- Ты читаешь мои мысли?

- Это не нужно, они написаны на твоем лице, - легко ответил он, нисколько неоскорбленный. - И в любом случае я слишком хорошо тебя знаю.

Лея попыталась собраться с мыслями, происходящее слишком ошеломляло ее.

- Тогда, почему… почему ты говоришь все это мне, почему не заявить об этом публично? Пригласить Альянс на официальные переговоры?

Он смотрел на нее несколько секунд так, как будто не мог поверить, что она спрашивала такое. И когда он в конце концов ответил, в его невозмутимом тоне по-прежнему улавливался оттенок сухой иронии:

- Во-первых, потому что это будет возмутительной и ненужной демонстрацией слабости с моей стороны. Во-вторых, это легко может спровоцировать гражданскую войну - обратить Королевские Дома и мои собственные войска против меня и привести к потере половины моих моффов, прежде чем я вобью в них хоть что-то, смехотворно напоминающее лояльность. В-третьих - даже если этого не случится, я буду вынужден разбираться с целым потоком покушений на себя… выше всякой ожидаемой нормы; видишь ли, вы не единственные, кто точит зуб на Императора. И да, наконец, потому что я не думаю, что вы вообще придете на эти переговоры. Если у вас есть хоть немного политически здравого смысла, вы просто расслабитесь и будете наблюдать фейерверк, пока моя Империя разваливается изнутри. На вашем месте я сделал бы именно так.

Лея вновь лишь пораженно смотрела на него, не в силах поверить, насколько он изменился - вынужден был измениться. Он был лидером теперь, в самом широком понимании, которое требовало его положение. Когда она видела его последний раз, он был... кем? Наполовину фермерским парнем, наполовину солдатом – если его покрытое тайной прошлое все же было правдой; находящимся в поиске своего места в огромной галактике. Обреченным на что-то великое - это было понятно даже тогда. Но теперь этот человек больше не был никаким одаренным идеалистом, воюющим с собственными неуемными эмоциями. Это был человек видения, уверенный в своих намерениях и хорошо понимающий, что он обладает волей, решимостью и положением для претворения их в жизнь… какие бы цели те ни преследовали.

- Очень много тщательно продуманных причин, - осторожно произнесла Лея.

- Я понимаю твои сомнения, - заявил Люк хорошо поставленным политическим тоном. - То, что я способствовал захвату, а следовательно и казни вашего предыдущего лидера, вызовет определенные опасения…

- Убийству, - подчеркнуто исправила Лея.

- Я здесь не для обсуждения семантики с тобой, - произнес он спокойно, ничуть не задетый.

- Тогда позволь мне уйти.

Люк приподнял брови:

- Вы не удерживаетесь, принцесса.

Лея всматривалась в его прямой, пристальный взгляд в течение долгих секунд, не имея никакого понятия, что действительно происходит у него в голове. Ей и не нужно пытаться узнать это, осадила она себя.

Не втягивайся.

Она молча повернулась и пошла к двери. Когда рука протянулась к ручке, его слова заставили ее замереть:

- «Нас определяет не название и не место. Нас определяет только то, что мы делаем», - процитировал он ровным тоном. – Настоящая речь. Ты узнаешь ее?

Лея ответила не поворачиваясь:

- Речь моего отца.

- Да. Бейл Органа сказал эти слова от имени молодого Восстания, когда оно впервые подняло голову, как незаконное формирование внутри марионеточного Сената Палпатина... но я думаю, он согласился бы, что они уместны, независимо от того, кто мы.

- Или «что»? – вызывающе бросила Лея, продолжая стоять к нему спиной. Наступила хрупкая тишина, заставившая ее сердце колотиться о ребра.

Но ничего не последовало, никакой взрывной реакции, ярости или возмущения. Вместо этого его голос прозвучал тихо и приглушенно, шокируя внезапным проблеском искреннего сожаления:

- Когда мы пришли к этому, Лея? Когда я перестал быть человеком в твоих глазах?

- Когда служил Палпатину, - решительно ответила она, не собираясь больше поворачиваться к нему и втягиваться в разговор.

- Как чудесно упрощен твой мир, - заметил он беззлобно. - Я завидую тебе.

- Это не извиняет твои действия.

- Нет, не извиняет, - согласился он просто, и искренность в его голосе все же вынудила Лею повернуться. В течение какого-то момента - лишь краткого мига - он снова был Люком Скайуокером, его выразительные, ранимые глаза смотрели в ее, прося о понимании. Но ощутив ее сочувствие, он поднял голову, и маска бесстрастности тотчас упала на место; настолько быстро. - Но я пришел сюда не ради твоего прощения.

- Тогда зачем ты пришел?

- Ради твоего сотрудничества.

Лея сощурилась, пытаясь теперь быть осторожной в ведущейся словесной игре. Его голос стал мягче:

- Я предлагаю вам все, что вы хотели, принцесса. Все, что вам нужно. Все, что нужно галактике... без дальнейшего пролития крови.

Лея покачала головой, не собираясь поддаваться:

- Если ты предлагаешь нам какое-то соглашение, то только потому, что мы угроза для тебя.

- Едва ли, - мгновенное ужесточение, неуловимое и ироничное.

- Ты уже отменил Указ Рабства. Из-за нас - из-за угрозы, которую мы представляем.

Он улыбнулся:

- Перестань - не льсти себе. Вы досадливое раздражение для меня, и только. Незначительное осложнение. Небольшое упражнение для Флота. Вы не сможете помешать мне ни в чем, что я собираюсь делать.

- Послушай себя! - воскликнула Лея. - Ты говоришь точно так же, как Император!

- Я и есть Император, - парировал он решительно.

- Как Палпатин, - прошипела Лея. - Ты говоришь точно так же, как Палпатин.

Люк склонил голову набок, ее слова нисколько не тронули его.

- Поверь мне, я не говорю, как Палпатин. И я ни в чем не похож на Палпатина, что бы ты там ни думала - или ты считаешь, эта встреча имела бы место при его правлении?

- Эта встреча не имела место в любом случае, - сознательно ответила Лея. - Я уверена, что ты будешь отрицать ее, если я скажу о ней хоть кому-то.

Он отошел назад, пробуя другую тактику:

- Я никогда не думал так о тебе...

- …Как? - непонимающе нахмурилась она.

- Что ты позволишь личным чувствам возобладать над общим благом. Я всегда думал, что ты лучший лидер.

Лея остолбенела, борясь с растущими в душе сомнениями. Неужели он прав? Она взглянула на него, и увидела, как он внимательно наблюдает за ней. И, несмотря на меньшую, чем раньше убежденность, она все же упрямо подняла голову и расправила плечи:

- Я не поведу Альянс в ловушку.

- Я верю тебе, - тут же ответил он. - Никакой лидер сознательно не сделал бы этого. Но я думал о тебе большее - я думал, что у тебя есть видение. Умение смотреть дальше предубеждений и предрассудков.

Она снова молчала, притянутая против воли внезапной честностью и силой его слов. Верой. Стремлением.

- Мы получили шанс, Лея, небывалую возможность. Два новых лидера - это возможность отбросить старые предубеждения и начать все снова. - Он шагнул к ней, в глазах, полных надежд и обещаний бушевал шторм: - Именно этого хотят люди, Лея, - именно в этом они нуждаются. И такого благоприятного времени больше не будет. Никогда. Два новых человека у власти - время, когда открыты все возможности. Это войдет в историю, как поворотный момент. Я не могу представить больше никого с необходимой силой духа, настойчивостью и видением, чтобы воспользоваться этим шансом и заставить работать его на себя. Недостаточно быть лидером, Лея. Недостаточно иметь цель - нужно найти путь к ней, для себя и остальных. И если ты видишь этот путь, ты должна ухватиться за него обеими руками... потому что, возможно, он никогда больше не откроется.

Лея смотрела на него целую вечность; огромные темные глаза пронизывали насквозь голубые – в поиске чего-то… внутри него, внутри себя. Она хотела верить ему, она ясно осознавала это теперь. Несмотря на все, что она заявляла и говорила вслух, несмотря на все, что, казалось, чувствовала... здесь, сейчас, она хотела верить, что в нем была какая-то капля порядочности. Она хотела расцарапать глянцевую поверхность Императора и найти под ней Люка Скайуокера. Найти человека, который когда-то кружил ее в объятиях с сердечной искренностью, который восхищал ее своими принципами – настолько близкими к тому, о чем он говорил сейчас с такой силой и страстностью.

Или все это было игрой - разыгрываемой перед настороженным, критически настроенным зрителем?

Поскольку стоявший перед ней человек нисколько не походил на брата по оружию, которого она потеряла; одни шрамы изменили его внешность, другие, те что нельзя было увидеть глазом, изменили нрав… Но что-то шептало ей, что-то грело душу и замораживало сердце в одно и то же время – когда она вновь находилась так близко к нему. Что-то связывало их... она всегда чувствовала это.

Он вздохнул, голос зазвучал низко и тихо:

- Ты хочешь гарантии, но я не могу тебе ничего дать - потому что я сейчас также подвергаю риску свое лидерство. Это все может рухнуть… но только не из-за нарушения мной обязательств. - Он вопросительно взглянул на нее...

- Мне... нужно время подумать... - Ее ответ был его победой, и они оба знали об этом.

Он учтиво отступил назад.

- Конечно. Ты можешь связаться со мной, когда будешь готова говорить дальше.

- …Как? Если я захочу. - Она знала, что захочет... и он тоже.

- Как обычно.

Как обычно… Все это время… Она разорвала бы контакт, знай, что это Люк? Да, безусловно.

Но эта связь привела к их встрече: чтобы стоять лицом к лицу, снова смотреть ему в глаза, и видеть там душу, чувствовать это странное... нечто в собственной душе, резонирующее теплом в ответ, словно она нашла потерянную часть себя. Несмотря на все опасения, она не могла уйти без веры, что их встреча состоится опять. Она не могла даже думать об обратном – словно ее резали пополам...

- Тебе нужно идти, - произнес он, отступая еще на шаг. - Твои люди будут волноваться...

Она смотрела еще несколько долгих секунд на его лицо, сразу мучительно знакомое и ужасно изменившееся... и затем развернулась к двери, кладя на нее руку.

- Лея...

Она остановилась, не в силах вновь обернуться к нему, все естество внутри стянуло тошнотворным узлом в ответ на неловкость и замешательство в его колеблющемся голосе... Но он больше ничего не сказал, и она вышла, оставляя его в тенях за закрывшейся дверью.





Позади Люка скользнула в сторону крышка узкого смотрового люка, и появившаяся в ярком пятне света Мара бесшумно выбралась наружу. Совсем неподходящий ей серый комбинезон помог тут же слиться с сумраком помещения, черный парик был давно выброшен, и сейчас она щеголяла в кепке техника, из-под которой в разные стороны выбивались рыжие волосы. Люк не повернулся к ней, потерявшись в мыслях, он чувствовал себя явно не в своей тарелке от нахлынувших воспоминаний.

- Думаешь, она купилась на это? - спросила Мара, поднимаясь на ноги и стремясь вытащить его из транса.

Он по-прежнему смотрел на дверь, через которую вышла Лея, прикладывая все усилия, чтобы не показать, насколько выведен из равновесия.

- Скоро узнаем.

- А если она решит не рисковать? - Мара внимательно наблюдала за ним, гадая, почему Люк просто не прочитал мысли Органы.

- Тогда я удалю ее, - ответил он не колеблясь и резко повернулся в сторону другой двери. - Заменю ее тем, кто рискнет.

Мара сощурила глаза: не говорит ли он ей просто то, что по его разумению, она хочет услышать; он никогда не раскрывал своих карт, даже с ней. Палпатин отлично научил его этому.

- Мне казалось, это должна быть она? Ты говорил, что именно поэтому поместил ее в положение лидера.

- Я говорил, что поместил ее во власть, потому что могу прочитать и предсказать ее, - с легкостью уточнил Люк, автоматически уклоняясь от ответа, хотя Мара не пыталась загнать его в угол. - Если она не свяжется со мной, будет понятно, что я ошибся - а значит, она станет бесполезна для меня.

Он все же повернулся к Маре - одаривая её той легкой, обворожительной и как будто открытой улыбкой, за которой так часто скрывался, как за броней.

- Ты слишком много волнуешься, Рыжая, - заверил он, проходя мимо в узкий боковой коридор.

Оставшись одна, Мара нахмурено смотрела ему в спину… вспоминая бесчисленное количество раз, когда Палпатин говорил ей то же самое точно таким же снисходительным тоном.

Сообщение отредактировал Алита Омбра - 10.3.2013, 17:28

Глава 4

Щурясь от яркого утреннего солнца, Мара энергично шагала по просторным, многоуровневым коридорам Северной Башни в направлении офисов Кабинета в Южной. Это был первый день после возвращения с их специфической миссии, но она знала, что Люк уже на своем рабочем месте, в заботе о делах Империи - вероятно, с самого рассвета.

И хотя смена самой Мары начиналась только через сорок минут, она все же ускорила темп.

Общеизвестный факт: если вы хотели добраться вовремя до своего места назначения в огромном дворце с его непомерно растянутыми коридорами, вам следовало двигаться весьма быстро. И в любом случае такая динамичная ходьба помогала ей проснуться, отметила про себя Мара, скользя взглядом по большому, открытому пространству, разделяющему четыре величественные Башни. В глаза ударил очередной поток свободно льющегося сквозь стеклянную стену солнечного света.

Высоченные ступенчатые башни, образующие своими основаниями четкий квадрат на крыше Главного Дворца, были расположены так, чтобы солнце освещало их со всех сторон, обязательно проникая в центр между ними - заливая светом грандиозный атриум под частично застекленной сводчатой крышей, поддерживаемой упорядоченными рядами изящных, но крепких колонн. Это место называлось «перекрестьем», именно там находился единственный вход в Жилые Башни.

Пройдя его и поднявшись в Южную Башню, Мара взглянула поверх крон росших в садах на крыше деревьев на абсолютно идентичную Башню напротив. Глазу предстал такой же изогнутый фасад, в девяносто уровней высотой, из непрозрачного извне, темного стекла, цвета ртути, зеркально отражающего вглубь и наружу башни с трех сторон, которые в свою очередь делали то же самое, создавая бесконечную оптическую иллюзию. Во времена Палпатина дворец называли «зеркальным дворцом» - весьма двусмысленное название, полученное не в последнюю очередь за количество тайных сговоров и коварных интриг под этим сверкающим, великолепным фасадом.

Сильно ли это изменилось с кончины прежнего Императора? И да, и нет.

За стенами Главного Дворца, стоящего под Башнями, располагался теперь, казалось, другой мир, отличный от того, к которому привыкла Мара с детства. Вроде бы знакомый, но все же явно изменившийся.

В нем по-прежнему существовало много людей, да, по-другому и быть не могло. Громадный дворец всегда был отдельным городом внутри Корусканта, с легкостью проглатывая своих многочисленных жителей массивным, монолитным чревом.

При господстве Палпатина все управление государством сосредотачивалось на полутора квадратных километрах Главного Дворца, его известная подозрительность ко всем и каждому требовала удерживать власть непосредственно под рукой, в пределах его пристального взгляда. Даже теперь, во время правления Люка, хоть заметное количество контроля и было передано на места, право принимать основные и долгосрочные решения по-прежнему сохранялось исключительно внутри дворца - требуя огромнейший штат для усвоения, обработки, распределения по приоритетам и дальнейшего назначения невероятного количества информации, поступающей ежедневно со всех концов необъятной Империи.

Но в отличие от прошлого, люди, служащие Императору в данных сферах, больше не были обязаны жить строго в пределах Главного Дворца, хотя многие по-прежнему оставались в этом созданном искусственно городе – в жилых зонах для штата. И впервые – вообще впервые с тех пор, как был построен дворец – среди людей стали попадаться алиены. Пока немного, но все же.
При Палпатине это было немыслимо, исключение составляли лишь его отдельные фавориты. Но теперь даже здесь начало водворяться в жизнь инициированное Люком смягчение Акта Классификации. И среди военных, и среди гражданских начали медленно появляться представители других рас. Те, у кого хватало смелости и отваги, размышляла Мара, ибо надо было иметь определенное мужество, чтобы прибыть на Корускант и работать во дворце - новое равенство было строго утверждено, но почти два десятилетия существования лишь одних людей запечатлело в их головах определенные предубеждения.

На фоне продолжающейся суматошной жизни внутри Монолита, коим называли Главный Дворец, довольно странной казалась необитаемость Жилых Башен, внутри которых теперь часто можно было услышать только эхо. Огромное множество людей, составляющее двор старого Императора, давно исчезло. Одна часть, бо́льшая, снискала свои привилегии и власть от Палпатина, другая находилась в заложниках. Эти так называемые постоянные гости Императора удерживались им для обеспечения повиновения других или просто ради мести. Теперь же сохранялся лишь небольшой двор, и то, больше для видимости.

Палпатин наслаждался атрибутами своего положения, но оставался равнодушным к деталям, которые не имели отношения к поддержке его контроля. Владеть для него было достаточно. Скайуокер же ежедневно погружался в управление своей Империей, воспринимая его как свою работу, к которой и относился соответственно; у него была цель… Мара не могла точно сказать, какая, к чему именно он стремится, но она понимала, что первые шаги к ней уже делаются, подвергаясь постоянной проверке и наблюдению. Порой ей казалось, что она видит фрагменты картины, но затем Люк делал нечто, что полностью противоречило ее догадкам, и при этом у него всегда на все была причина, неоспоримая и логичная. Собственно, усмехнулась Мара, она начала следовать примеру Нейтана Халлина, привычно отклоняя то, что выглядело безупречно рациональным и правдоподобным.

Да, она знала Люка, и понимала, что в его голове существует цель, пусть даже он и не желал ни с кем разделять ее – в этом он очень походил на своего старого Мастера. С другой стороны, подумала она, он имел на это полное право, он был, в конце концов, Императором.

Правда, совсем другим Императором.

Уже за год правления Люка собрания двора, проводимые раньше еженощно Палпатином, на которых разбирались различные дела, превратились в не что иное, как пустое представление, бессильный треп языками, отдающий дань прежней традиции. Люк председательствовал на них лишь около десятка раз – при различных важных событиях, требующих присутствия Императора. Но, зная Люка, Мара понимала, что он скрывает под видимостью насмешливого презрения: то, что он внутренне смущен, сконфужен происходящим – тем, что люди обязаны стоять, когда он стоит, сидеть, когда он сидит и слушать, когда он говорит. Хотя это не мешало ему пользоваться правилами протокола, когда было необходимо. Этому он тоже научился у прежнего Императора.

Конечно же в Башнях еще оставалось множество различных сановников, занимающих высшие должностные посты, и тех, кто оставался жить там по усмотрению Императора; к тому же Восточная Башня всегда была готова для гостей, огромные потоки которых наводняли дворец во время официальных мероприятий. Но приглашения в Жилые Башни были на самом деле редкостью, что, разумеется, повышало их ценность - еще один факт, успешно используемый Люком для своей выгоды.

Таким образом, было несколько Королевских домов, сохранивших максимальное императорское расположение, негласно выражающееся в наличии постоянных апартаментов внутри дворца. Один из таких домов занимал сейчас мысли Мары, на пути к Кабинету, где Люк все утро будет проводить частные аудиенции, чтобы выслушивать жалобы, разрешать требующие его посредничества конфликты, обещать помощь или выдавать, если нужно, угрозы.
Беладон Д'Арка, глава Королевского дома Д’Арка, был одним из сегодняшних посетителей, запросившим официальную аудиенцию с Императором - что казалось Маре довольно странным, потому что его значимая поддержка Люка обеспечивала ему доступ к Императору с уведомлением лишь за несколько дней. Зачем, в таком случае, ему потребовался этот условный запрос о встрече…

Вероятно, это какое-то официальное дело, или что-то насчет скорого запуска нового ИЗР "Надежный", куда он был приглашен в качестве церемониймейстера. Кроме того, Мара с неудовольствием думала о том, что обновляемый каждое утро для персонала СБ список резидентов дворца пополнился именем дочери Беладона Кирии Д’Арка.

В этом не было чего-то удивительного, давно снискавший расположение Палпатина Королевский дом Д'Арка проник на все высшие уровни Империи, включая вооруженные силы, и держал большую резиденцию в Восточной Башне еще задолго до того, как Люк стал Императором. Их существенная, своевременная поддержка Люка во время его вступления в права гарантировала им живучесть и долговечность, о чем свидетельствовало хотя бы то, что новый Император ни разу не поднимал вопрос об отмене им разрешения на постоянное место жительства во дворце – что так или иначе выливалось в открытое, неограниченное приглашение для Кирии Д'Арка, и это весьма раздражало Мару.

Ставшие уж слишком регулярными визиты Кирии во дворец не проходили незамеченными ни для голонета, ни для различных соперничающих спецслужб. Дворцовая Служба Безопасности на днях перехватила очередное сообщение относительно продолжающегося присутствия Кирии Д'Арка при дворе, прежде чем аккуратно отправить его дальше; послание назначалось одной из ботанских шпионских групп, наверняка связанной с мятежным Альянсом. Передаваемая информация не содержала никаких заключений, это предстояло сделать аналитикам получателя, стоящим на более высоком уровне, но количество изложенных деталей красноречиво намекало на значимость, приобретаемую Д'Аркой в окружении Императора.

Сообщение сопровождалось четырьмя сделанными недавно снимками Кирии. Оливковая кожа, тонкие черты лица, каскад великолепных черных волос по спине и огромные, темные глаза миндалевидной формы, умные и расчетливые. Чрезмерно расчетливые - чтобы Мара могла испытывать к ней симпатию.

Д'Арка окончила высоко престижный институт Мэгроди, но, несмотря на многие предложения, отказывалась занять какое-либо официальное положение; вместо этого она наслаждалась тем расслабленным образом жизни, что обеспечивала ей семья - свойственным богатой аристократии. Пустая трата утончённого ума и достойного образования, говорилось в досье Имперской Разведки.

Мара же очень сомневалась в правильности таких выводов. У Кирии Д'Арка все было в порядке с амбициями, и все ее значительные способности до последней крупицы шли на их удовлетворение. Статус семьи обеспечил ей пребывание в императорском дворце, но все остальное она делала сама - с большой ловкостью и искусством. Общеизвестно, что Люк был осмотрителен и недоверчив к посторонним, но он терпел ее медленное, хитрое вхождение в свою гражданскую свиту, не говоря ни слова – хотя, не проявив при этом и интереса. Однако, подобравшись к границам более близкого окружения Люка, Д'Арка приостановила свои усилия. Причины такого маневра Мара пока не поняла - потому что сами намерения Кирии были вполне ясны. Даже если Люк не видел их или не хотел признавать, Мара могла узнать соперницу, когда смотрела на нее.

Не укрылось это и от внимательных глаз ботанов. Пару месяцев назад она читала характеристику, данную их шпионской сетью мятежникам, и хотя в ней были определенные неточности, большинство из которых было подкинуто еще Палпатином, в целом она была удивительно точна.
Старше Люка на восемь лет - факт, который ничего не значил для него - Д'Арка описывалась, как сильная, честолюбивая натура, несмотря на ее кажущуюся незаинтересованность в официально признанном положении. Остроумная и учтивая, обладающая изысканными манерами и элегантностью, прекрасно образованная и воспитанная, она вращалась в наивысших кругах власти с самого детства и была сведуща во всех сложных хитросплетениях дворцовой жизни, имея место при дворе, который посещала много раз уже при правлении Палпатина.

Идеальная, хорошо подходящая спутница для нового Императора, как услужливо сообщалось в ее психологическом портрете составленном ботанами, что заставляло губы Мары кривиться.

И хотя она знала, что это неправда, ее раздражало, что в таких сообщениях Д’Арке часто приписывали романтические отношения с Императором, а факт сохранившихся дворцовых апартаментов считался лишним тому подтверждением. На самом деле Д'Арка давно дрейфовала туда и обратно из жизни Люка, делая это весьма непринужденным способом, никакого давления и натиска, она вращалась около Люка в течение недели и затем исчезала на несколько месяцев, делая вид, что ее нисколько это не беспокоит. Возможно, именно поэтому ей всегда удается без труда вернуться назад, подумала сухо Мара.

Однако ботанские аналитики называли Кирию Д’Арка наиболее подходящей кандидатурой в супруги Императора в будущем, возможно, даже с получением титула Императрицы. Конечно же всегда предполагалось то, что Скайуокер вступит в политический брак, и даже в самых консервативных кругах Д'Арка занимала место в списке вероятных кандидаток. Она сделала первые шаги при дворе незадолго до конца правления Палпатина, но даже тогда, на взгляд Мары, ее цели были вполне определенны. Принимая во внимание ее честолюбие, Д'Арка, разумеется, не собиралась позволять такому незначительному событию, как смена Императора, пускать под откос ее планы. И Мара не могла не отметить формулировку из самого последнего рапорта Имперской Разведки: Д'Арка «по обыкновению пользовалась предупредительным отношением со стороны молодого Императора».

Что могло быть, конечно, поспешными суждением или искусно создаваемой видимостью - если Люк проводил некую политическую игру, то последнее наиболее вероятно. Однако множество всевозможных сценариев непрошено пробежало через голову Мары, пока она наконец не достигла величественного арочного свода, отмечающего вход в Имперский Кабинет министров - в главные коридоры власти внутри дворца.

Кивнув главному секретарю Виррану, Мара уже было шагнула к офисам Секретариата, когда он чуть подавшись вперед за своим безупречно опрятным столом, остановил ее.

- Приемный Зал, - сказал он просто, и Мара, тормознув пяткой, быстро развернулась в другую сторону, чтобы пройти обратно в направлении длинного главного коридора, где уже стоял Клем, а чуть дальше еще два охранника на дверях. Палпатин всегда проводил подобные встречи в массивном тронном зале, построенном специально для этой цели внутри Кабинета; ему нравилось вести дела, сидя на стоящем на возвышении троне – чтобы ничто не преуменьшало его положения и власти. Но Люк, не испытывающий любви к таким показным играм, приказал реконструировать огромный зал, разбив его на несколько менее грандиозных помещений. Теперь большинство встреч проводилось в Приемном Зале, который, несмотря на по-прежнему впечатляющее убранство, все же более походил на роскошно обставленный офис, чем на тронный зал.

Она резко остановилась перед Клемом, который многозначительно взглянув на хронометр своего комлинка, вручил ей крошечный наушник, настроенный на сегодняшнюю частоту. Коротко постучав для разрешения, Мара вошла внутрь высоких, богато отделанных дверей и заняла рядом с ними свой пост, еще продолжая закреплять наушник. Люк уже проводящий первую встречу лишь на мгновение поднял на нее взгляд, заменивший приветствие.
К середине утра в нескольких пограничных спорах была поставлена твердая точка и, несмотря на рекомендацию министра экстра-планетарной торговли и налогообложения, планете Леритор позволили однолетнюю приостановку налоговых сборов, при условии, что данные фонды будут перенаправлены на помощь ее главному континенту, пострадавшему от прошедших там недавно разрушительных циклонов.

Слишком уж снисходительно, иронично подумала Мара, хотя не настолько, чтобы не потребовать ежеквартальный отчет с полным пакетом доказательств о целевом использовании высвобожденных средств который должен был предоставляться непосредственно моффу системы, и под страхом смерти планетарный губернатор Леритора должен был постараться, чтобы Люк нашел эти доказательства достаточными.

Мара стояла на посту в непринужденной позе, слушая беспрестанную болтовню службы безопасности в наушнике. Весь ее образ полностью соответствовал общественной роли телохранителя, тихая, обособленная, источающая совершенную уверенность и готовность.

Вежливый стук возвестил о начале следующей аудиенции, высокие двери скользнули в стороны, пропуская дежурившего этим утром адъютанта, лейтенанта Барескига, вместе со следующим просителем.

- Ваше Превосходительство, разрешите представить Беладона Д'Арка, главу Королевского дома Д'Арка, Планетарного Губернатора Борлелиаса, Теира, Гована и Сигми.

Незамеченная вошедшим, Мара сузила глаза до зеленых щелочек, подозрительность и неприязнь отразились в каждой черточке ее лица. Люк тут же взглянул на нее и не смог удержаться от усмешки, которую не без труда превратил в величавую улыбку, поворачиваясь к Д'Арка.

- Ваше Превосходительство, это честь для меня, - Беладон сделал неторопливый шаг вперед и склонился в превосходном официальном поклоне. Он никогда не проявлял ни излишней дерзости, ни излишнего раболепства, и всегда был удивительно пунктуален.

Люк кивнул в ответ:

- Беладон. Что привело вас в мой офис?

- Если возможно, Ваше Превосходительство, я бы хотел попросить конфиденциальную аудиенцию.

Неприметно сидящий в углу Гуити, который вел протокол каждой встречи, тут же взглянул на Люка, расположившегося за громадным, массивным столом.

Уже не справляясь с любопытством, Мара взглянула в ту же сторону, чтобы увидеть реакцию Люка. Тот откинулся на спинку приспосабливающегося под тело кресла, в голосе отразилось мягкое порицание:

- Тогда вам нужно было просить неофициальную аудиенцию, Беладон.

- Я прошу простить меня, Ваше Превосходительство, - ответил Д'Арка без намека на извинение. - Я посчитал свое дело... личным, и в то же время политическим. И буду очень признателен вам за снисходительность, если наша встреча пройдет конфиденциально.

Люк сузил глаза, но все же кратко кивнул, выражая согласие. Гуити больше ничего не требовалось, он немедленно поднялся и, учтиво поклонившись, вышел. Мара же осталась на месте, сомневаясь, что делать, но когда Люк взглянул на нее, с нечитабельным выражением, она также сдержанно поклонилась и удалилась за двери, тихо закрывшиеся за спиной, оставляя ее с неясным, тягостным чувством нависшей угрозы.

Дежуривший в холле Клем приподнял бровь:

- Что происходит?

Мара с трудом поборола искушение обернуться и приложить к дверям ухо.

- Д'Арка думает, что он теперь наделен правом на тет-а-тет с Императором, - насмешливо пояснила она, расстроенная, что Люк позволил это. Он, конечно, хорошо понимал, что делает, но она отдала бы сейчас месячный заработок, лишь бы очутиться по другую сторону дверей.

Когда они остались с Д’Арка вдвоем, Люк поднялся, подошел к окнам, выходившим на передний фасад Монолита, и молча уставился на длинную открытую аллею, прорезающую идеальной прямой далеко распростершуюся территорию дворца. Тут и там виднелись ухоженные газоны и замысловато мощенные, проложенные с математической точностью дорожки. Взгляд неумолимо перешел на Овал, укрывшийся в садах у внешней границы дворца; грандиозный, величественный павильон из алебастра и стекла использовался только для самых торжественных мероприятий государства.

Он стоял в тишине и ждал первого шага Д'Арка, зная, что тот не заставит себя ждать – привыкший к благосклонности Палпатина, Беладон не испытывал недостатка в уверенности. Это стало очевидно сразу после смерти старого Императора, буквально через несколько часов после официального оглашения он уже добивался аудиенции с Люком - хотя до его формального вступления в права в этом было отказано всем, в независимости ни от чего. Тем не менее, несмотря на отказ, Д'Арка приложил огромные усилия, чтобы публично объявить свою лояльность новому Императору и обеспечить, чтобы остальные Королевские дома сделали то же самое.

Так или иначе, он оказался среди самых первых, удостоенных чести быть принятым новым Императором, спустя пять дней после церемонии инаугурации. И когда он наконец предстал перед Люком, сказанное им было крайне неожиданно.

Тогда, год назад, Люк наблюдал, как пожилой мужчина, заметно нервничая, идет среди пышного, показного великолепия главной приемной палаты Парлемианских апартаментов. С высоких, сводчатых потолков свисало шесть огромных, в два человеческих роста, люстр из горного хрусталя, искусно разработанных так, что каждая мельчайшая деталь улавливала и преломляла дневной свет, сами потолки в свою очередь отражали мягкое сияние отделанных золотом светло бирюзовых стен. Вся эта сверкающая, переливающаяся игра света охватывала каждый уголок зала, каждый отдельный предмет богатого убранства. Меблировка приемной, выполненная под цвет стен из золота и бирюзы, казалась изящной, несмотря на свою порядочную массивность - ибо в огромном помещении, превышающем раз в пять размеры обычного зала, все казалось маленьким и незначительным; больше в апартаментах Люка была только расположенная в западном крыле и ни разу неиспользованная бальная зала. Бирюзовый зал был специально построен для подобного эффекта, посетителям необходимо было пройти три четверти огромного пространства, прежде чем оказаться хотя бы в пределах слышимости оказывавшего им честь Императора.

И конечно же этот зал был с особым тщанием выбран Риисом для первой череды аудиенций, проводимых Люком в своей новой роли и дарованных только самым влиятельным из просителей, согласно строго регулируемого графика. На том этапе, в первые дни правления Люка, самым важным аспектом являлась демонстрация неприступного положения и уверенной преемственности, воплощаемых новым Императором - и каждое усилие, направленное на это, делалось на понятном для власть имущих языке.

Люк провел уже два дня, не вылезая из парадных одежд, кивая бесконечно текущему потоку членов королевских семей, политической и военной элиты, планетарных представителей, которые выстраивались перед ним для поклона и личного заверения в лояльности и преданности. Примерно после первой сотни он перестал различать лица, и к полудню первого дня, несмотря на сделанное ранее категоричное заявление, что он не будет сидеть ни на чем напоминающем трон, раны, скрываемые под одеждой, вынудили его воспользоваться тяжелым резным стулом. Ко второму дню он довел до совершенства рассеянный, неопределенный жест "наклон головы-кивок", сопровождая им каждую паузу в монотонном гуле церемониймейстера - означающую, что тот только что закончил перечислять на одном дыхании имя очередного подданного Империи, его титулы и звание. Таким образом, все присутствующие могли затем утверждать, что лично встречали нового Императора и были представлены ему.

На пятый день правления, не проведя еще ни единого совещания с кабинетом министров, Люку пришлось уделять внимание своим союзникам, старым и новым, выражая монаршую признательность и раздавая заверения.

Одним из таких союзников был Д'Арка.

Достигнувший почти семидесяти лет, отдавший всю свою жизнь политике, Беладон Д'Арка был одним из самых ранних сторонников Палпатина. В то время, его семейство имело еще незначительный вес, хотя обладало очень древней историей. Существующий издавна Королевский дом Д'Арка обладал правом первоочередности на главенство в Корпоративном секторе - огромной области свободной торговли, объединяющей множество звёздных систем и приносящей баснословные прибыли. Их своевременная поддержка, и финансовая, и политическая, неоперившейся Империи заработала им серьезный, весомый статус. А продолжающееся сотрудничество обеспечило удобными возможностями и установлением единоличного контроля на нескольких планетах, как в Корпоративном секторе, так и в Основных системах. Следующие два десятка лет выгодных браков и тщательно выстроенных военных карьер позволили семейству широко распространить свое влияние на множестве уровней политического поля – но, казалось, Д'Арка не собирался останавливаться и при новом Императоре.

И все же он выглядел довольно нервным, несмотря на свою открытую поддержку... Слишком нервным. Почему? – недоумевал Люк, наблюдая, как Д’Арка пересекает длинный зал. Потому что ты теперь Император.

Каким-то образом, несмотря на все, что происходило последние несколько дней, это понятие все еще ускользало от Люка. Он сильно подозревал, что подсознательно отвергал этот факт из-за его явной абсурдности.

Однако Д'Арка, в отличие от самого Люка, казалось, согласился с наступившей переменой с поразительной легкостью.

- Ваше Превосходительство, разрешите выразить мои самые искренние поздравления по поводу вашего вступления на престол.

Люк смотрел на человека с прохладной сдержанностью; они разговаривали лишь несколько раз в прошлом - фактически даже Люк каким-то образом больше разговаривал с его дочерью, имя которой сейчас не помнил, чем с самим главой семейства, хотя тот всегда делал явные попытки установить дружественные отношения. Слишком активные попытки – чтобы это могло вызвать симпатию Люка.

- Спасибо, Д'Арка.

- Ваше Превосходительство, пожалуйста, для меня будет честью, если вы продолжите называть меня Беладоном. - Человек склонился в небольшом поклоне и потому не заметил приподнятую бровь Императора: насколько он помнил, он никогда не называл Д’Арка по имени.

- Как пожелаете.

- Я пришел, чтобы подтвердить нашу абсолютную, всестороннюю поддержку, Ваше Превосходительство, от меня лично и от всего дома Д'Арка - хотя я уверен, что вы знаете о ней. Д'Арка всегда были близкими сторонниками Императора.
Люк подавил улыбку; казалось, он наблюдает, как послушная, ручная собачка вдруг взбирается на хозяйский стул, как только тот вышел из комнаты.

- Даже когда Император сменился?

- Ах, но между нашими домами уже есть серьезное соглашение, Ваше Превосходительство…, я надеюсь, оно остается в силе?

Люк нахмурился, понимая, что они наконец подобрались к причине визита Д'Арка:

- И что это за соглашение?

На лице старого политикана отразилось смятение - искреннее только наполовину, по ощущениям Люка.

- Простите меня, Ваше Превосходительство…, я полагал, что вы знаете о соглашении, заключенном между домом Д'Арка и Импе… покойным Императором от вашего имени?

Теперь Д'Арка ломал комедию, он чертовски хорошо знал, что каким бы там ни было его соглашение с Палпатином, Люк в него посвящен не был; хотя ясно, что он там как-то фигурировал - от чего желание продолжать играть в эти игры пропало начисто.

- Палпатин мертв. Любая сделка или договоренность, заключенные с вами, умерли вместе с ним, - безоговорочно заявил Люк.

Д'Арка вновь склонил голову в осторожном поклоне, явно подбирая правильные слова:

- Как скажете, Ваше Превосходительство, однако… это соглашение было заключено Палпатином исключительно для вашей пользы, сэр, и...

- Палпатин делал очень мало для моей пользы, Д'Арка, и если бы это действительно было так, вряд ли он стал скрывать это мнимое соглашение от меня.

- Позвольте предположить, Ваше Превосходительство. Возможно, Император Палпатин не желал, чтобы вы чувствовали, что на вас оказывается излишнее давление. Он надеялся, что вы придете к тому же самому решению самостоятельно.

- То есть он считал, что меня будет легче принудить, чем приказывать напрямую, вы это пытаетесь сказать? - вызывающе спросил Люк, не склонный к виляниям и изворотам. - И что на сей раз потребовало от него таких старательных маневров?

Д'Арка колебался, испытывая явное неудобство от такой прямоты, но будучи первоклассным политическим хамелеоном, он быстро собрался, чтобы подстроиться под манеры нового Императора.

- Покойный Император чувствовал, что в ваших лучших интересах будет заключить договор между вами лично и Королевским домом Д'Арка. Я думал, что вы знали об этом, сэр.

Человек повторяет одно и то же, подумал Люк. Может, есть какие-то особенности в этом соглашении, из-за которых Д'Арка так волнуется, уклоняясь от прямого ответа.

- Какой договор?

- Он стремился, я полагаю, найти путь, как более тесно связать ваше личное будущее с домом Д'Арка. Он верил, что это укрепит вашу политическую стабильность - что мы предоставим все наше значительное влияние в ваши руки.

Люк снова приподнял бровь:

- Что и так является вашей обязанностью, как лояльных граждан.

- Конечно, Ваше Превосходительство, мы всегда сделаем все, чтобы помочь Императору. Однако… покойный Император в своей мудрости чувствовал, что большее публичное заявление нашего единства придаст особый смысл вашему политическому и аристократическому основанию для управления Королевскими домами.

- Вы хотите сказать мне, что Королевские дома нелояльны? - Это было весьма вероятно; Королевские дома существовали издавна и обладали прочными, разветвленными корнями, до некоторой степени их инакомыслие было неизбежно. Оно имело место даже при господстве Палпатина. Империя существовала чуть больше четверти века, а история некоторых Королевских домов насчитывала тысячи лет. И хотя Люк вполне был уверен, что никто из них не бросит его действиям открытый вызов, он также хорошо знал, что они могут весьма осложнить его жизнь – и, что еще более важно, его планы.

- Нет, нет, Ваше Превосходительство, нет никакого открытого инакомыслия, уверяю вас. Но семья Д'Арка имеет множество связей, которые поддерживает на протяжении многих поколений и обладает огромным опытом в этой области, для нас было бы честью разделить все это с вами в вашем новом положении.

Д’Арка торговал по-крупному, Люк понимал это – старый политик действительно хотел исполнения этого предполагаемого соглашения... Так что же именно ему было обещано? Чтобы прекратить всю эту волокиту и перейти к сути, Люк решил бросить ему косточку, пойдя навстречу.

- Ваша лояльность высоко ценится. Не думайте, что я не признателен за поддержку, которую вы уже оказали. Продолжать такое... соглашение, разумеется, было бы выгодно. Однако… - он изобразил улыбку, очень надеясь, что та выглядит ободряюще - судя по всему, Д'Арка испытывал чувство, что смотрит в глаза волку, - мне не очень понятно, что именно получает дом Д'Арка из этого… соглашения? Кроме моей благодарности, конечно.

- Которой достаточно самой по себе, Ваше Превосходительство, - заискивающе проговорил человек. – Тем не менее соглашение, которого мы достигли с Императором Палпатином от вашего имени, было в виде более... официальной признательности, видимой и понятной для всех. Более обязывающей.

Наконец-то!

- Продолжайте.

На сей раз Беладон колебался лишь мгновение.

- Император Палпатин чувствовал... что лучший способ закрепить наше соглашение состоит в браке между лично вами и наследницей дома Д'Арка.

И тут же мириады крошечных деталей нашли свое место в понимании Люка.

Приказ Палпатина, кажущийся тогда столь бессмысленным - сопровождать его к редко используемому Зимнему Дворцу год назад.

Случайное отсутствие Мары в то же время, посланной на задание Императора. Присутствие дочери Беладона Д'Арка Кирии (он наконец вспомнил ее имя) в непопулярном, стоящем в уединении Зимнем Дворце.

Щедрое приглашение Беладона, прозвучавшее там впервые. Он убеждал Люка посетить охотничьи угодья и не стесняться пользоваться фамильными замками семейства, в любое время, на любой планете. Необычная настойчивость, с которой не единожды повторялось затем это приглашение. Его рвение говорить с Люком при дворе - быть замеченным для этого.

Приказ провести первый танец с Кирией Д'Арка на последнем балу, на котором его обязали быть, когда Палпатин еще являлся Императором… и, наконец, такая активная готовность Беладона поддержать Люка, когда он пришел к власти.

И теперь Д’Арка делал вид, что удивлен тем, что Люк не знает об их договоренности с Палпатином. Но он уже совершил промах, который выдавал его с головой. Наконец Люк понял, почему тот так нервничал, когда только пришел: ему было необходимо сообщить Императору о значительных планах, сделанных от его имени без знания и согласия с его стороны, и попытаться спасти их – когда единственный, способный заставить их осуществиться, умер.

Первым порывом Люка было желание рассмеяться Д'Арка в лицо и отклонить это без обсуждения, просто из принципа. Он уже резко втянул воздух…

Но что-то сдержало его в последний миг, некий рациональный голос на краю сознания, шепчущий о продаваемых ему преимуществах. Была ли это просто холодная логика - или же шепот Силы?

Он заколебался…, раздумывая.

Правда была в том, что ему предлагалась хорошая сделка; Д'Арка уже помог стабилизировать его суверенитет при сложных, непредвиденных обстоятельствах, когда действовать нужно было незамедлительно. Ему не нравился этот человек, ни на йоту, но даже маленькие изменения существующих законов, проводимые Люком, вызывали неслабые взрывные волны повсюду в правящей элите, а это была лишь крупица его конечных намерений. Если он хотел стабилизировать свое правление и по-прежнему продвигать свои планы, тогда ему нужна была поддержка политического тяжеловеса на арене, где его собственный опыт был весьма ограниченным. Человек такой власти и связей, как Д'Арка был бы полезным союзником и бесценным учителем, это нельзя было отрицать; а что лучше всего гарантировало бы полную преданность, как не связь судьбы его семьи с судьбой самого Люка?

На данном этапе Люк предпочел бы иметь Д'Арка как союзника, а не противника, дестабилизирующего уже и без того шаткую политическую арену - а если он окажется проблемой... что ж, разве почивший Мастер не учил Люка держать своих врагов поблизости?

Или все это обычное дело, заключение сделок, достижение компромиссов…

Палпатину, разумеется, плевать было на Люка, но он хотел сохранить свою драгоценную Империю – свою династию ситхов - когда его не станет. Хотя он и не знал, насколько близок его конец, сделка, заключенная им с Д'Арка, вероятно была направлена именно на это: стабилизацию во время перемен.

Люк почти слышал доводы старого Мастера, слышал в точности его условия и выражения, в которых он разъяснял бы данную необходимость своему ставленнику. Слова о том, что главное обеспечить себе крепкую политическую поддержку, а что Люк будет делать потом, сохранит ли данную договоренность и сам брак, и чем вообще будет заниматься в рамках супружеских отношений, Палпатина не волновало. Важно было только то, чтобы это соглашение действовало, пока оно необходимо Люку, пока Люк не утвердит свое господство.

И он был прав; Д'Арка мог обеспечить доступ к давно устоявшейся иерархии, в которой у Люка сейчас было довольно небольшое влияние, обеспечить фундамент для работы и учебы, предоставить свой политический опыт и широко простирающиеся связи, чего никто из настоящего окружения Люка ему дать не мог. Он не доверял этому человеку, но пока их договор отвечал бы интересам обоих, тот мог послужить полезным инструментом, Люк соглашается на брак и тем самым обеспечивает обязательства Д'Арка. Палпатин видел бы это именно так, ничего большего - и того же он ожидал бы от своего ставленника.

Люк внезапно осознал, что все еще пристально смотрит на Д'Арка, который внимательно смотрит в ответ, лицо и чувства Беладона отражали смесь надежды, отчаяния и желания. Люк снова вздохнул, и когда он заговорил, его слова прозвучали бесстрастно и сдержанно... но это было все, что Д'Арка хотел услышать:

- Поведайте мне детали.

Та встреча состоялась около года назад, и хотя Люк сказал, что он будет думать над этим, он понимал, что разумный срок для подобного размышления подошел к концу, и Д'Арка явился сегодня сюда в поиске ответа.

И нужно отдать ему должное, все это время Д'Арка старательно продолжал поддерживать нового Императора, не имея никаких гарантий на его положительный ответ.

Люк использовал это время, чтобы выяснить и обсудить все тонкости неожиданного "соглашения" с Нейтаном и Риисом. Нейтан, бывший романтиком, осуждал всю идею, как таковую, но Риис был реалистом и видел те же преимущества, что и Люк. И когда стало ясно, что Люк серьезно обдумывает это, Нейтан все же обратился к своей прагматичной стороне - предлагая безоговорочную поддержку и критический взгляд.

Люк не был глуп и потому не допускал мысли, что Д'Арка донес до него в точности согласованные с Палпатином детали их договоренности, старый, хитрый политикан был достаточно сообразителен и смел, чтобы повернуть сделку к своей выгоде, пользуясь тем, что Люк до недавнего времени ничего не знал о ней; эта черта как раз и делала Беладона настолько ценным. Однако, если Д'Арка хотел согласия нового Императора, сделка будет заключена только на условиях Люка.

Странно, но лишь при разговоре с Нейтаном Люк вдруг осознал, что в этом договоре есть еще и третья сторона - а он пока не слышал ее мнения. Жизнь Кирии Д'Арка изменилась бы безвозвратно после заключения их… соглашения - Люк пока не мог ни думать, ни называть его чем-то другим - и он должен был знать, что чувствует она. Необходимо было поговорить с ней лично. Потому что их отношения никогда не станут чем-то большим, чем политический брак - лишь формальной договоренностью для обоюдной выгоды, которую можно аннулировать в любое время, и ему требовалось убедиться, что она понимает это, что соглашается на это с открытыми глазами, осознавая вытекающие последствия.
Нейтан утверждал, что данная озабоченность Люка - попытка успокоить чувство вины; возможно, так и было, но независимо от выгод, что сулила ему предлагаемая сделка, он не мог пойти на нее, если Кирия Д'Арка не желала этого или не была уверена. Он привык жить среди притворства и фарса, привык использовать их для достижения целей, вопрос в том: сможет ли делать это она?




Прошел уже год, а они так и не приблизились к заключению их деликатного договора; Беладон Д'Арка медленно подошел к окнам, чтобы присоединиться к Императору, встав от него на осторожном, почтительном расстоянии, пока тот вдыхал свежий воздух весеннего утра. Год под его правлением, а действия нового Императора по-прежнему весьма непредсказуемы. Беладон рано понял, что давить на этого человека или подталкивать его весьма неразумно – почти одновременно с тем, что нужно как можно быстрее отделиться от прежде могущественного двора.

- В этом году обещают теплое лето, Ваше Превосходительство, - Беладон выдержал небольшую паузу. - Мне всегда нравился разгар лета. Во время него каждое событие чувствуется особенным.

Как обычно Император предпочел прямоту подспудному смыслу:

- Такое, как свадьба, возможно?

Беладон лишь слегка опустил голову в поклоне:

- По усмотрению Вашего Превосходительства, конечно.

Император молчал, и Беладон рискнул искоса взглянуть на него. Если бы не шрамы, глубокие и не очень, его лицо все еще несло бы завидное сияние юности, так сильно не сообразующееся со всей тревожной молвой и передаваемыми беззвучным шепотом слухами, окутавшими этого невысокого молодого человека. Но было в нем нечто; что-то в его глазах и внезапной, уверенной силе движений, что-то придающее его чертам опасную остроту, заставляющую нервничать даже Беладона. Палпатин по крайней мере был предсказуем; человек же, стоящий сейчас рядом был известен своей переменчивостью, когда полная бесстрастность в мгновение ока могла смениться яростным всплеском гнева.

За годы, прошедшие с тех пор, как Беладон впервые увидел протеже Императора при дворе, тот изменился почти до неузнаваемости. Юноша, который стоял когда-то с явной неловкостью позади трона Палпатина, стал настоящим лидером и главой государства, источая непринужденную, уверенную власть, которая не терпела никакого инакомыслия; его ледяной взгляд заставлял мгновенно замолчать даже самых старых, опытных придворных, ввергая их в подобострастное молчание.

Но это не останавливало Беладона. Он отдал два десятилетия преданной службе старому Императору, и теперь возможность возвыситься, утвердить и зацементировать свое положение в галактике была настолько близка, что он фактически ощущал ее вкус. Финальная награда за годы прилежной, усердной работы. А ведь он почти потерял ее; год назад, услышав сообщение о смерти Палпатина, ему казалось, что она уплыла прямо из его рук. Именно Кирия тогда не пожелала отказаться от нее, сильная и рассудительная, умеющая рассчитывать каждый свой шаг, она настаивала добиваться дальше того, что начала еще в Зимнем Дворце, используя затем каждый свой шанс при посещении двора.

Беладон думал продолжить идти тем же курсом, какой они определили с Палпатином, осторожно, не спеша, ввести свою красивую, талантливую дочь в окружение молодого Императора и надеяться на лучшее. Но Кирия хотела большей определенности по поводу своего будущего, именно она предложила более прямой подход. И хотя у него были сомнения относительно разговора с новым Императором, сейчас, по прошествии года, проведя это время настолько близко к нему, насколько возможно, Беладон понимал, что его дочь оказалась права. Нынешний Император, в отличие от предшественника, ценил прямоту и отвечал на нее благосклонно. Как и прогнозировала Кирия, он взял время на размышление - вопреки опасениям Д’Арка, что ставленник Палпатина разразится негодованием или просто категорически отринет сделанное ему предложение. Кирия, как всегда, основательно подготовилась к своей задаче, изучив предмет.

И все же такая прямота была азартной игрой, и Д’Арка теперь мог только надеяться, что его риск окупится.

Император слегка наклонил голову и, не поворачиваясь к Беладону - чтобы подчеркнуть, что его ответ еще ничего не обозначает, произнес:

- Я буду говорить с Кирией Д'Арка в моих апартаментах сегодня вечером, в семь.

Затем он резко повернулся и прошел обратно к своему столу, определенно давая понять, что встреча закончена.

Счастливый Беладон низко поклонился и попятился назад, спеша скорее выйти, пока непредсказуемый Император не передумал.



Люк сидел, потирая виски, смотря, как после согнувшегося в еще одном поклоне Д’Арка возвращается на свой пост Мара; в отличие от главы Королевского дома, она позволила себе лишь сдержанный кивок. Длинная коса огненно-золотистых волос перекинулась через плечо, тонкая арочная бровь поднялась в немом вопросе.

Мара - его исключительное осложнение, с самой первой их встречи.

Она была и его силой и его самой большой слабостью. Но разве его Мастер не предупреждал об этом? Хотя ко всему, сказанному когда-либо Палпатином нужно было относиться с осмотрительностью – у него имелась привычка самому обеспечивать осуществление своих предсказаний. Коварный старый ситх лично поместил Мару в жизнь Люка, чтобы та стала его слабостью – тем, на что можно свалить свои неудачи, когда, по сути, Люк сам был создателем своей судьбы, творцом своих слабостей. Его сострадание, его одиночество, его потребность. Его поиск родственной связи с отцом, несмотря на известный риск. Его желание близости с Марой, несмотря на предупреждение Палпатина.

И теперь в очередной раз она была осложнением, причиной его колебаний – причиной той вины, что так охватывала его, когда он думал, какую боль ей причинит, во имя необходимости – ибо он нуждался во всем, что предлагал ему Д'Арка.

Он мог, конечно, подождать благоприятного времени и приобрести необходимую поддержку через несколько лет, но все это время текущее положение дел останется прежним, мировоззрение имперцев и мятежников будет поляризоваться все больше, число жертв увеличится и Люк в конечном счете будет вынужден уничтожить Восстание - и вместе с тем шанс, который им представился.

Если он хотел следовать своим целям, это необходимо было делать сейчас; как только он упустит инициативу, эта возможность исчезнет навсегда. Он не лгал Лее, когда сказал, что сейчас решающий момент - шанс, который они больше никогда не получат. И, как бы там ни было, будет он работать с Леей или против нее, он воспользуется им.

И для этого ему необходимо получить всестороннее влияние на остальные Королевские дома, в Основных Системах и дальше; как нельзя кстати к нему повернулась удача, предлагая золотое дно, способное заполнить прорехи, полученные его слишком скорым приходом к власти. Люк успел заложить основание в войсках, обеспечивающее ему максимально возможную поддержку, но он лишился времени для создания того же в более закоснелых Королевских домах. А политическое минное поле, c множеством невидимых, скрытых проблем, которое они из себя сейчас представляли, было нужно ему не больше, чем Восстание. Он мог бы использовать армию и флот, чтобы протолкнуть любую реформу - несмотря на отдельных несогласных моффов, у него по-прежнему была их крепкая поддержка… Но главное было не в этом…

Основной причиной, по которой Люк хотел использовать Королевские дома, была их власть на планетарном уровне с точки зрения независимого руководства - и ему нужно было, чтобы они остались той силой, с которой считаются в политическом отношении; поэтому он не мог просто проехаться по ним катком, грубо подчинив себе, как это всегда делал его старый Мастер. Люк желал их инакомыслия - их готовности к возражениям и сомнениям, к противоречиям, которые были им свойственны. Но только не прямо сейчас.

И предлагаемая Д'Арка сделка открывала кратчайший путь к управлению ими, с гарантируемой поддержкой. Поскольку, если дом Д'Арка будет привязан к нему, необходимая Люку стабильность будет точно так же в их интересах. Они предлагали контракт, закрепляющий их поддержку на много лет вперед, вне зависимости будут они согласны с его планами или нет.

Ему лишь нужно жениться на Кирии Д'Арка. Если он сделает это, он получит все семейство, а через него принятие и помощь других обособленных и самых влиятельных Королевских домов.

Ему лишь нужно жениться на Кирии Д'Арка. Она была красивой, рассудительной, остроумной... Вряд ли это можно было назвать тягостной задачей. Люк не знал ее так уж хорошо, но по тому непродолжительному времени, что они провели наедине, он мог сказать, что чувствовал себя достаточно комфортно в ее обществе, а она, казалось, искренне наслаждалась его. И даже это не имело значения – они заключат договор, ничего большего. Их обязательства друг перед другом ограничатся присутствием на брачном мероприятии в нужный день...

Так почему тогда это так трудно? Это будет просто контракт, юридически закрепленный договор. Никаких физических или духовных обязательств. И когда он встретит ее сегодня вечером, он убедится, что Д'Арка понимает это также - она произвела на него впечатление разумной женщины, не подверженной приступам романтических заблуждений.

Люк вздохнул, наклонившись вперед и сжимая пальцами переносицу… Так почему каждый раз, когда он смыкает веки, наконец уверенный, что это правильное решение, он видит пронизывающий взгляд зеленых глаз и пламя золотистых волос? Все та же слабость, самая главная в его жизни. Она могла стать самой крепкой силой – должна была стать ею, но когда он наконец полностью доверился ей, она предала его. Буквально через пару часов она доложила все Императору, зная, какими страшными будут последствия. Люк не мог доверять ей. Это был факт: он не мог доверять ей. Все остальное не имело значения, любые чувства, любые желания. Он не мог дать ей вновь этот шанс, она стоила ему уже слишком много.

”Доверие – слабость”, - как часто выговаривал ему это Палпатин – вскрывая его недостатки и показывая болезненную цену таких нетерпимых изъянов. Даже сегодня, когда его старого Мастера давно уже нет, Люк по-прежнему бичевал себя его словами... А было ли все это вообще недостатками? Может, это простая человечность? И Палпатин использовал ее, чтобы управлять им, требуя невозможного?

Это было так обычно для старого ситха, игры внутри игр, сначала дать Люку то, в чем он нуждался, а затем показать ему ошибку такой потребности и заставить отказаться от нее. Убедить, что он сам творец всех своих слабостей и только сам виноват в неудачах.

Но где-то так все и было… Именно его слабость привела к смерти отца - в конце концов это именно Люк, стремясь к некой связи с ним, позволил ему приблизиться к себе. И именно Люк допустил до себя Мару, потому что хотел, думал, что может доверять ей. Именно он виноват в смерти своего отца. Его слабость привела все в движение.

И теперь, зная все это, он усугублял случившееся, позволяя Маре оставаться рядом… Позволяя по-прежнему себе эту слабость?

С этой точки зрения соглашение с Д’Арка было бы намного предпочтительнее. Никаких эмоциональных обязательств, простая деловая договоренность. Никаких привязанностей, никакой ответственности, никакой слабости. Они дают ему стабильность в государстве, он - престиж и статус их дому. У него не было недостатка в такого рода предложениях - фактически любой, имеющий дочь брачного возраста, пользовался малейшей возможностью, чтобы представить ее в надежде молодому Императору - но это было, безусловно, лучшее и открытое; по крайней мере, его согласие прекратит бесконечные сплетни.

И уберет из его жизни Мару. Сделает то единственное, что Люк не мог сделать сам.

Потому что, вопреки всему, какая-то его часть все еще желала пойти к ней, схватить в объятия, и сказать, что он... что он хочет быть с ней, что он по-прежнему нуждается в ней. Взять ее за руку и убежать. И не останавливаться до самого края галактики.

Но он уже предлагал ей это, однажды, накануне своего вступления на престол, он предлагал ей уйти с ним, прямо тогда, ночью.

Предлагал оставить все это и жить нормальной, обычной жизнью, быть нормальными людьми. Стареть и заботиться друг о друге, и... что еще? Он даже не знал, не помнил, что еще делали обычные люди. Но это не имело значения - она хотела, чтобы он остался. Стал Императором. Правил, как Палпатин. Она хотела человека, которого почитала и которому служила всю свою жизнь. Она хотела и Люка тоже, он знал это, но того она хотела больше. Одного было недостаточно - ей нужны были оба.

И он остался. Не только из-за нее, конечно - он солгал бы, заявив это. Но если бы она согласилась тогда, в тот момент, если бы сказала "да", он тут же врубил бы двигатели и улетел, без колебаний, не оглядываясь назад. Сразу, как только согласие слетело бы с ее языка. Но она не сделала этого.

И он остался…

И каждый день с тех пор он изо всех сил пытался балансировать на острие ножа между Светом и Тьмой. С другой стороны он давно приобрел этот навык – сохранять себя в целости, сглаживать разломы силой воли, ставя перед собой цель и собирая в кулак силу, к чему он всегда был способен. Но эти разломы оставались на месте, под безупречным, глянцевым фасадом, слишком глубокие, чтобы их края могли сойтись. Раны оставались на месте, слишком глубокие, чтобы затянуться. Он получил их давным-давно из мучительных, медленных порезов, которые непрестанно расширялись и становились глубже, день за днем. И где-то, в той агонии, только чтобы вынести еще один день, он каким-то образом отделил себя от пилота, погребенного в камере под дворцом.
Так или иначе…. но он оставил Люка Скайуокера в той камере. Сделал это, чтобы выжить. Стал совершенно другим человеком, даже он сам видел это. Волком Императора, его сторонником. Сильным и могущественным, значительным и почитаемым - но таким же пойманным в ловушку и таким же одиноким, каким был здесь когда-то пилот мятежников. И все прошедшие с того времени годы эти две личности становились всё дальше и дальше друг от друга, он знал это, но был бессилен остановить. Замученный и истерзанный, он отказался от всего, что отрывали от него, сдирали заживо - в последнем усилии сохранить некое подобие здравого рассудка он сам отпустил это. Но оно не отпустило его.

Тот наивный пилот, что был погребен в казематах дворца, иногда еще по-прежнему шептал ему, и какая-то часть его не могла не слушать. Как бы сильно это ни разрывало его внутри.

Он ярко помнил момент, когда все изменилось. Когда он оказался перед Палпатином, зная, что бессердечный ситх убил его отца, без сожаления, без раскаяния. Помнил этот миг, когда он понял, что отдаст все, заплатит любую цену, чтобы уничтожить убийцу своего отца.

И он знал, какой будет эта цена. Решение, принятое тогда, не было сделано вслепую.

Когда Люк дрался пятью годами раньше с Вейдером, он не поддался Темной стороне по-настоящему; в тот последний миг он не смог убить своего отца - он отступил. Да, он подошел вплотную к пропасти, но остановился у края. И провел следующие пять лет, разрываясь между Тьмой и совестью, терпя нападки и подстрекательства Палпатина, толкающие его все дальше.
Пока он не повернулся против своего Мастера... И на сей раз он действительно хотел убить своего противника. Так сильно, что был готов для этого на все...

И тогда он наконец охватил Темную сторону полностью и безоговорочно, без колебаний, без принуждения. Поскольку она предлагала ему возможность достигнуть того, что он так страстно желал: уничтожения Палпатина. У него не было ни единой мысли о том, что будет после - после достижения той единственной ведущей цели. У него не было никаких скрытых мотивов, никаких планов на будущее, как раз наоборот. В тот момент его жизни он желал отдать все – свое будущее, Империю. В тот мрачный момент он желал отдать все, чтобы уничтожить Палпатина. Остановить человека, который так безжалостно разрушил жизнь его отца и его самого. Ради этого тогда он с удовольствием заплатил бы любую цену...

И он заплатил. Самую дорогую из всех.

Сознательно. Добровольно. Он платил ее снова и снова, каждый день, в своей стальной решимости выполнить клятву, которую он дал жестокому, злобному старику.

И где-то внутри, каждый день с тех пор, он спрашивал себя: а не победил ли Палпатин в любом случае?

Сообщение отредактировал Алита Омбра - 11.5.2013, 1:33

Не нравится мне эта идея Люка... Наверное, я тоже романтик. Но что-то мне подсказывает, что этот брак если и состоится, то долго не продержится. Буду ждать продолжения. Спасибо за перевод!

Пожалуйста:)
Ну, Люку этот брак сильно надолго и не нужен... поживем-увидим. Он еще и не согласился:)