Название: At the Brink of the Dawn and the Darkness, третья часть трилогии "The Son of Suns", AU

автор: Pax Blank

беттинг: Jediula

первая часть "В Шторме" находится здесь: https://www.jcouncil.net/topic26006.html

вторая часть "В Тенях и Темноте" здесь: https://www.jcouncil.net/topic26642s0.html?start=0

ссылка на оригинал: http://www.alongtimeago.org/page27.htm




Сообщение отредактировал Алита Омбра - 11.5.2013, 19:03

Мара стояла в роскошном просторном атриуме перед медцентром, нетерпеливо постукивая ногой в ожидании Халлина. Хотя ей ни разу не было отказано в посещении Люка за эти три дня после его поединка с Импер... с Палпатином, она ощущала все большее неудобство от осознания факта, что каждый раз, когда она приходила, ее заставляли ждать личного врача и доверенного союзника Люка Нейтана Халлина для разрешения на вход.

Таким образом, вежливо, но подчеркнуто ясно, ей давали понять, что при желании и Халлин, и Риис имеют теперь власть запретить ей навещать Люка; хотя, как она подозревала, доступ к нему строго контролировался больше из-за предусмотрительной настойчивости Рииса, чем Халлина. Доктор, казалось, смягчился немного за эти последовавшие за "событием" дни - его потрепанные нервы успокаивались по мере поправки Люка.

Он даже улыбался сегодня, когда появился в дверях медцентра, останавливаясь в них в качестве приглашения войти с ним обратно.

- Доброе утро, коммандер Джейд.

Бросив быстрый косой взгляд на бдительных охранников, Мара прошла вперед. Она могла пройти мимо них в любое время, конечно, - пять лет службы личным телохранителем Люка не уменьшили ее боевые навыки ни на йоту, и почувствуй она необходимость, они все были бы мертвы, прежде чем хоть один смог выхватить оружие. Но сейчас было не время для нарушения спокойствия. Прямо сейчас она должна была следовать правилам игры - и она нуждалась в каждом, знающем, что она готова к этому.

Поскольку внезапно, когда она провела всю жизнь на вершине горы, как личный агент и посланник Палпатина, у нее теперь не было никаких официальных полномочий. Никакого законного положения, никакой власти, ничего. Только неоднозначная личная связь с человеком, который был правопреемником Палпатина, и даже это было весьма шатким и могло измениться, если станет известна правда... Если Люк решит все рассказать. До сих пор он этого не сделал.

- Ты можешь пройти сразу туда, - просто сказал Халлин, тактично останавливаясь и давая понять, что не намерен следовать за ней. - Он уже встал.

Когда она вошла в его небольшую палату, Люк находился посреди комнаты, обхватывая одной рукой ребра и прикрывая чуть не приведшую к его смерти рану. Он был в одних спальных брюках, и потому Маре хорошо были заметны и огибающие полживота опрятные швы, и синтетическая плоть, и темные кровоподтеки от тяжелого внутреннего кровотечения.

Он остановил шаг, взглянул на нее и затем быстро отвел глаза, выдав неровную полуулыбку. Им было по-прежнему неудобно в присутствии друг друга - после того, что совершила Мара, раскрыв то, что он доверил ей. Все произошедшее еще властвовало в их умах, и, несмотря на то, что Люк казался согласным оставить это позади, Мара могла понять его сдержанность, прошло еще слишком мало времени. Она хотела поговорить с ним, объясниться, назвать причины ею двигавшие. Попытаться, если не оправдаться в том, что невозможно простить, то хотя бы принести извинения – и покончить с этим.

Но он еще не был готов, не желал говорить о произошедшем вообще, не говоря уж об обсуждении ее роли в этом. Каждая попытка со стороны Мары заставляла его или обороняться, или уклоняться - таким образом, после трех прошедших дней, благодаря ее вине и очевидной хрупкой слабости Люка, как физической, так и моральной, они были скованы неловким молчанием. Понимая свое незавидное положение - и факт, что если она будет раскачивать лодку слишком сильно, нарушая покой Люка, и Риис, и даже Халлин могут решить, что в его интересах ограничить ее доступ к нему. В текущем состоянии Люка, учитывая ее действия, он, возможно, согласится с ними - это также тревожило и заставляло ее нервничать, они оба столько пережили, а теперь могли быть разделены. Она нерешительно улыбнулась в ответ на его неловкий взгляд в сторону, на его быструю, вынужденную улыбку.

- Ты рано встал, - это была неуклюжая банальность, но в этот момент Мара ничего больше не могла придумать.

Она сделала два быстрых шага вперед, тогда как он отступил назад и повернулся к ней боком - превращая то, что должно было стать интимным поцелуем в небольшой клевок в уголок его губ. Чтобы скрыть неловкость, он сделал вид, что повернулся к кровати, потянувшись за лежащим на ней свежим полотенцем - хотя она прекрасно понимала, что он делает это для предотвращения их близости.

- Я просто… - проговорил он извиняющимся тоном, поднимая толстое, тяжелое полотенце. - Нейтан разрешил мне принять водный душ.

Его тихие слова были произнесены абсолютно чисто. Даже здесь, в приватной обстановке, доведенное до совершенства произношение корусканти, которому столь непреклонно заставлял его учиться Палпатин, властвовало над собственным провинциальным акцентом Внешнего Кольца, полностью скрывая его. Еще одна небольшая частица Люка Скайуокера сдалась, чтобы выжить.

Но все-таки были еще кусочки, которые можно было увидеть, если знать, куда смотреть. Он ненавидел звуковой душ - потому что вырос с ним на Татуине, где вода была слишком редка, чтобы тратить ее на мытье. Он ворчал на Халлина по этому поводу с того момента, как очнулся, и доктор очевидно наконец сдался – зная, что Люк может начать действовать по собственной инициативе, не взирая на запреты.

Мара отступила в сторону, иронически наклонив голову:

- Император галактики мог бы не спешить с...

- Не говори этого, - тут же прервал он ее, все еще испытывая крайнее неудобство по поводу всего, что случилось.

Мара вздохнула, задаваясь вопросом, как Риис и Халлин справлялись с этим. Конечно же он ни разу не позволил спокойно назвать его по титулу, не противореча этому. Но правда была в том, что, несмотря на то, что официальная церемония вступления на трон должна была состояться только через восемнадцать дней, титул Императора перешел к названному наследнику сразу после смерти Палпатина. Первое объявление об этом должно было выйти по всем официальным каналам ГолоНета через несколько часов - спустя три дня после фактического события, сопровождаемое коротким записанным заранее обращением Люка.

Записанным заранее. Тонкое напоминание, что, как бы переворот не был преждевременен, он все же был запланирован.

Неудивительно, что Риис и Халлин приложили множество усилий, чтобы скрыть факт, что именно Люк убил Палпатина, в поединке, который чуть не стоил жизни и ему самому. В поединке, который спровоцировала Мара, хотя никто из сторонников Люка еще не знал об этом.

Поскольку именно Мара рассказала Императору о запрещенных встречах Люка с отцом - именно она вынесла на свет его вызывающее неповиновение. Неохотно, но все же... Поверил ли ей Палпатин, что Люк поддавался манипуляциям отца или у него были собственные причины для убийства Вейдера, Мара не знала, да в конечном счете это было и не важно. Значение имело только то, что именно Мара предала Люка. И Люк, безусловно, должен считать ее ответственной за смерть своего отца.

К тому же в собственной душе Мара чувствовала тошнотворную вину перед Палпатином - человеком, которому она давала обет в абсолютной преданности.

Она помнила, как учитель однажды сказал, что форсъюзеры были по самой своей природе пособниками перемен, их причастность в любом случае приводила к тому, что предстоящие события оказывались слишком подвижны, чтобы их можно было прочесть или предсказать с какой-то точностью. Люк был крайне непредсказуем, и эта черта лишь возрастала последние годы. Когда он только появился здесь против своего желания, его, по крайней мере, можно было просчитать в преданности друзьям и убеждениям, и можно было управлять им через это. Но Палпатин лишил его такой "слабости", обрезав при этом все связи.

Палпатин верил, что создал своего волка - так он называл Люка; создал Волка - совершенного ситха, своего сторонника. Все, чего он ожидал от Вейдера было наконец воплощено в его сыне; всю мощь и связь с Силой, которую он когда-то видел в отце, Палпатин получил в Скайуокере. Но волк, которого он создал, был необузданным, своенравным и диким, это было непредусмотрительно, потому что ее учитель так и не смог в действительности укротить те огонь и ярость. Он посадил волка на цепь и держал какое-то время его у ноги, но...

Мара вспомнила, как она как-то сказала Люку, что эпитет Палпатина для своего нового ситха вполне ему соответствует, и тогда он в негодовании набросился на нее:

"Тогда ты дура, что остаешься здесь - никогда не доверяй волку."
"Я доверяю тебе."
"Нет, это не так, не на самом деле. Ты говоришь себе, что можешь мне доверять, думаешь, что ты в безопасности, потому что почему-то решила, что можешь управлять мной... но даже я не могу этого, так что я чертовски уверен, что это неподвластно и тебе. Ты не в той безопасности, в которую уверовала."
"Хочешь сказать, что можешь причинить мне вред? Я не верю тебе."
"Я хочу сказать, что если ты протягиваешь руку волку, тебе не следует удивляться, когда он укусит ее."

Она отступила назад, давая ему пройти и одновременно рассматривая его; отмечая бесчисленное количество мелких порезов, ссадин и царапин на теле и лице, светлую щетину на подбородке и скулах, он не брился уже несколько дней…
Он не был похож на волка. Не был похож ни на ситха, ни на императора. Не был похож на человека, который убил Палпатина - и изменил ход галактической истории...

Но правда была в том, что это все относилось к нему - и она никогда не знала, кто будет преобладать в нем в следующую секунду... И в глубине души подозревала, что Люк не знал этого тоже.

Но она была уверена в одном, даже если Люк был с ней не согласен: он был Императором.

Своею собственной рукой он стал теперь Императором.

- Люк, ты же понимаешь, что настанет момент, когда тебе придется принять...

- Не сейчас. Пока, - ответил он ровно, не поворачиваясь к ней, голос прозвучал тихо, но решительно. - Я разберусь с этим всем. Но позже.

Он медленно прошел дальше, уставший до крайности, рука по-прежнему обхватывала раненый живот, заставляя Мару снова гадать, как можно сопоставить тихого, скромного человека перед ней с тем, кто вернулся во Дворец спустя несколько часов после смерти отца, разгневанный, опустошенный, оскорбленный и доведенный наконец до точки, настолько, что пожелал бросить вызов Палпатину. Из-за нее. Из-за нее он сделал это.

Она опустила голову, пытаясь понять, как опять зажечь искру комфортной, привычной близости между ними, но была не в силах даже посмотреть ему в глаза.

- Я... - вспоминая, что он направился в душ, Мара запнулась, и Люк остановился у двери освежителя, положив руку на косяк для поддержки. Она неуверенно улыбнулась, испытывая внезапное неудобство от незнания, что ей сделать. - Я просто... я подожду здесь.

Она оглянулась и села на кровать - помня о множестве ранних часов и совместных душей, и об очень многих других, вырванных украдкой мгновениях интимной близости во Дворце, все это яркой вспышкой пронеслось в ее мыслях.

Люк просто тихо кивнул и исчез в освежителе, не оглядываясь назад.




В освежителе Люк приостановился, опираясь рукой на стену, чтобы удержать равновесие, в голове стучало, знала ли она, как сильно волновало его ее близкое, заботливое присутствие прямо сейчас? Нелепо, в самом деле. Они провели так много времени, прячась и притворяясь, скрывая их близость, каждый взгляд - опасность, каждое прикосновение - риск. И теперь, когда они, наконец, могли быть вместе, теперь он… больше не знал. Не знал, мог ли он простить ей - и была ли это вообще ее ошибка?

В конце концов это именно он спровоцировал их отношения и позволил им продолжаться – зная, что они несут опасность и ему, и тем, кто его окружает, Мара никогда не скрывала того, кому предана. Это он признался Маре, что они с отцом в сговоре, когда она напала на него с обвинениями, это он фактически отказался взять ее с собой в Мосиин, оставив во Дворце рядом с ее хозяином.

Он сам снабдил ее боеприпасами. Но все же... это она решила использовать их.

И что теперь? Он понятия не имел.

Он облокотился на стену перед собой, прислоняясь к ней лбом, частично от изнеможения, частично от смятения и собственных опасений, мрамор приятно холодил кожу, пока он стоял на месте, закрыв глаза и слушая хрип своего дыхания в поврежденном легком.

"Ты не можешь никому доверять. - Сколько раз его Мастер говорил ему это. - Доверие всегда будет ограничивать и сдерживать тебя, доверие всегда будет ослаблять и обманывать. Если бы я должен был оставить тебя, научив только чему-то одному, я научил бы тебя этому; когда на тебя нападают враги, раны после них чистые и всегда заживают. Доверие же заставит тебя кровоточить по-настоящему, дитя. Одно только доверие может искалечить и изуродовать, предательство - самый зверский мясник."

Люк медленно покачал головой, продолжая опираться ею о стену, это не могло быть правдой… или могло?

Его отец доверял, и это убило его; поскольку не было никакой борьбы между ним и Палпатином, Люк точно знал это. Единственный удар, направленный в сердце.

Палпатин доверял, пусть на свой лад; даже в последний момент он думал, что Люк позволит ему контролировать себя - и он убил его.

Люк доверял, и потерял все. Доверял, как дурак. Несмотря на всё – все уроки, все наставления, все усердные предостережения и наказания от его Мастера. И что, он продолжает доверять дальше? Он так ничему и не научился? Или он перестал доверять, тем самым доказав, что Палпатин прав? Неужели он дал злобному ситху власть над собой, подчинившись его влиянию, признав его победу?

Будь он проклят, если сделает так.

Но он не мог позволить себе и другого, не мог кровоточить так снова. Не мог быть больше так ранен.

Так что он делал сейчас?




Потерянная в своих мыслях и переживаниях Мара резко вскинула голову, когда из приоткрытой двери освежителя донеслись приглушенные водой проклятия Люка; она быстро вскочила на ноги, испугавшись, что что-то случилось.

- Люк… все хорошо? - ворвавшись внутрь освежителя, она нерешительно остановилась.

Из-за широкой матовой ширмы прозвучал пронизанный разочарованием и расстройством голос:

- Да, кроме того, что я не могу поднять руки выше головы.

Мара молчала несколько долгих секунд, разрываясь между сочувствием и беспомощностью… и затем улыбнулась. Развернувшись, она быстро прошла через облицованную мрамором комнату и закрыла дверь, расстёгивая на ходу молнию комбинезона.


Люк стоял под потоком воды в течение долгих минут, обхватив руками живот в попытке защитить зашитую рану от жалящих укусов тугих струй. Он не мог сделать даже этого, не мог вымыть свою голову. Они хотели назвать его Императором, а он не мог даже это.

Он закрыл глаза, чувствуя, как вода пропитывает его, желая смыть угрожающие разбить его воспоминания, осознание того, что он сделал, по-прежнему свежие, сдирающие кожу мысли о причине его действий и абсолютную растерянность в том, что ему делать дальше...

Нежные ладони погладили его по плечам, заставляя вздрогнуть - настолько глубоко он ушел в себя…

- Мара?! Что… - Она забыла, где они находятся?

Она выдавила небольшой шарик шампуня, и протянулась к его мокрым спутанным волосам.

- Повернись кругом.

- Ты... Что, черт возьми, ты делаешь?!

- Я мою тебе голову, - произнесла она спокойно.

Люк схватил ее за запястья, не давая поднять руки. Она мягко покачала головой, и ее голос зазвучал открыто и искренне, решительно и твердо, обещая ему силу, в которой он нуждался прямо сейчас, спокойствие в центре шторма.

- Больше никаких тайн, Люк. Никаких пряток. С этого времени мы устанавливаем собственные правила. Мы создаем наше будущее. Мы пройдем через это - пройдем через это вместе.

Она мягко вынула скользкие руки из его ладоней, и вновь запустила нежные пальцы в его мокрые волосы.

Медленно, нерешительно, он расслабился, опуская голову под поток воды и кладя руки на ее стройные бедра.




Был поздний день, когда сообщение вышло по всем официальным каналам ГолоНета: «Император Палпатин, основатель Галактической Империи, скончался прошлой ночью после кратковременной болезни».

На борту главного крейсера мятежников "Дом Один" Лея услышала эти новости от шпионской сети ботанов где-то за два часа до их объявления - но она все же ждала подтверждения, не решаясь передать такую информацию дальше по флоту Альянса.

Так или иначе, она не верила в это, не осмеливалась поверить - и все же каждым фибром своего существа знала, что Палпатина больше нет. И точно так же знала, непостижимым для нее образом, что изменилось абсолютно все - что они оказались в зыбучих песках, что вся галактика сейчас дрожала и раскачивалась.

Все или ничего. После официального оглашения была показана короткая речь Скайуокера - великолепно произнесенная на языке корусканти. Выражение сожаления, заверения в преемственности, гарантии стабильности.

Лея находилась вместе с остальными в общей столовой, когда это заявление было выпущено – она пришла туда сразу после объявления о смерти Палпатина по ГолоНету, зная, что ей будет задан тысяча и один вопрос, ни на один из которых она не сможет ответить. Помещение было охвачено шумом и волнением, когда кто-то бросился включать холо-эмиттер, крича и утихомиривая толпу.

Все погрузились в неторопливую, неловкую тишину, чтобы услышать спокойные слова одетого в мрачные одежды Наследника; ни следа эмоций не было ни в его голосе, ни на его лице.

Вот только, подумала она, он больше не Наследник - и смятение чувств, поднявшееся внутри нее при этой мысли, вызвало головокружение, вынуждая схватиться за стоящего рядом Хана.

Что ей было делать? Что делать, когда человек, которому ты верил, которого знал так хорошо, становился Императором? Что было делать, когда это казалось самой ужасающей мыслью, которую она могла предположить?

Его последние слова, произнесенные по традиции двора на старом корусканти, были тонко нацелены на Королевские Дома, а не на население в целом - и тихое достоинство, с которым они были сказаны, не скрывало подчеркивавшие их дюрастиловую твердость и абсолютную убежденность: