Название: At the Brink of the Dawn and the Darkness, третья часть трилогии "The Son of Suns", AU

автор: Pax Blank

беттинг: Jediula

первая часть "В Шторме" находится здесь: https://www.jcouncil.net/topic26006.html

вторая часть "В Тенях и Темноте" здесь: https://www.jcouncil.net/topic26642s0.html?start=0

ссылка на оригинал: http://www.alongtimeago.org/page27.htm




Сообщение отредактировал Алита Омбра - 11.5.2013, 19:03

Вез Риис вошел в турболифт, снова и снова проигрывая встречу в голове, прежде чем наконец решился откровенно высказаться Нейтану. Он сохранял непринужденный тон, глядя прямо перед собой, словно это обычный разговор, не больше:

- Думаешь, есть что-то, о чем он не говорит нам?

Нейтан повернулся к нему, поднимая взгляд в своей спокойной дружественной манере, хорошо знакомой Везу и Люку:

- Разумеется. Но полагаю, у него есть на это веские причины.

- Я беспокоюсь, - прямо сказал Вез.

- О чем?

- Об изменениях к конституции. Они слишком радикальны. - В ответ на подчеркнутое молчание Нейтана, Вез добавил: - Обратная реакция была неизбежна, и я думаю, она еще даст о себе знать. Это может легко дестабилизировать нас.

- Я уверен, что ты этого не допустишь. Кроме того он всегда хотел спровоцировать такую реакцию, ты же знаешь.

Риису показалось, что он заметил тень неуверенности в голосе Нейтана - указывающую на правоту Веза: Император мог достичь тех же целей менее экстремальными средствами... Это удивило его...

- Он проводил изменения, полагая, что они менее экстремальны, чем в действительности - дипломатично произнес он. Когда Нейтан ничего не ответил, Вез наконец забросил удочку, оценивая ситуацию. – Он думал, что они… правильны. Негативная реакция военных была ожидаема: пусть и несильно, но их права ограничили. Однако все остальные, по его мнению, должны были расценить эти изменения как… справедливость - потому что он сам верит в это.

- Ты думаешь, он ошибается?

- Я думаю, он продолжит осуществлять эти реформы дальше - особенно если решен вопрос с оппозицией. Я боюсь, что это только верхушка айсберга.

Нейтан прыгнул с места в карьер, явно непривыкший к ходящему вокруг да около Везу.

- На твой взгляд он слишком либерален. Слишком прогрессист.

- Ты должен согласиться, что некоторые его взгляды оказались... непредвиденными.

- Хочешь возвращения Палпатина?
- Нет, конечно.

- Ты сам говорил, что Палпатин свою задачу выполнил, что его время закончилось. Империя готова к новому курсу.

- Готова к более умеренному курсу - а не к полному демонтированию.

- Ты знаешь, что он этого не сделает. Я думаю, все стабилизируется и проводимые им изменения послужат для всеобщего блага... И как ни странно, я верю, что он прав, - твердо сказал Нейтан. - Большая часть конституции старой Империи спорна, а часть - крайне несправедлива.

- Это измена, - произнес Вез спокойно.

- Это правда. И проведенные вскоре реформы позволят говорить такие вещи публично.

Вез выпрямился.

- Кто сказал тебе это?

- Никто. Но я поставил бы месячную зарплату, что мы придем к этому года за два. Вероятно скорее.

«И это не волнует тебя?» - подумал Риис. Империя уже незаметно менялась. Переписываясь строчка за строчкой новым Императором, которого Вез, казалось, так хорошо знал.
И как бы там ни было, ошибочно или нет, Халлин явно собирался поддерживать его в том, что тот делал. Никакой помощи здесь Риис не найдет - но были и другие пути для поиска.




Задержавшись, Мара осталась в дальней части зала, когда Халлин и Риис вышли за дверь, отвесив прежде вежливые поклоны - хотя Люк уже отвернулся от них, безучастно глядя в неустанное буйство гиперпространства.

Когда звук их голосов исчез, он позволил себе расслабиться: плечи резко упали, голова опустилась; закрыв глаза, он потер висок.

Она долго стояла позади, наблюдая за ним; и все это время Люк стоял с опущенной головой, полностью погрузившись в размышления.

Когда она протянула руку, желая провести пальцами по его волосам, он вздрогнул. Прошла секунда или две, прежде чем Мара поняла, что застала его врасплох - от усталости он даже не осознавал ее присутствия. Должно быть, он думал, что она ушла вместе со всеми, когда он отпустил их - однако Мара редко соблюдала протокол, даже публично.

Она нахмурилась, скрывая малейший намек на неловкость и сомнение, и затем с небрежным изяществом отбросила назад длинные, распущенные волосы, подошла ближе, встала на цыпочки, положив руку ему на грудь, и легонько поцеловала его, проводя губами по старому шраму на щеке.

Иногда он позволял ей такую близость... иногда нет.
- Ты выглядишь уставшим, - заметила Мара, отстраняясь и пытливо смотря на него.

- Я в порядке, - ответил Люк сдержанно и повернулся к окну, отклоняя ее беспокойство.

- На самом деле я выразилась мягко, ты выглядишь ужасно.

Он не повернулся обратно, но Мара услышала иронию в его голосе:

- Спасибо... Зато ты выглядишь замечательно.

- Потому что я сплю по ночам. Когда ты последний раз делал это?

И тут же, одной мимолетной фразой, Мара подвела итог их натянутых отношений за последний год. Ибо она понятия не имела, когда он спал. Они по-прежнему были близки, ближе чем просто друзья, но с того рокового дня Люк спал один.

Это было тонкое уклонение... Сначала он избегал ее после выхода из медцентра, один день, два, и так вплоть до инаугурации. Потом какое-то время еще, пока все не утрясется и не ослабнет давление, и еще. Так прошли месяцы...

Она знала, что Люк чувствует себя преданным, и поистине, как она могла оспаривать свою виновность в том, что привело к смерти его отца? И каким бы парадоксальным это ни казалось, Мара также знала, что если бы ее поступок затрагивал только Люка, если бы она осудила своим признанием только его, раскрыв Императору правду лишь о его неповиновении, он, вероятно, простил бы ее. Как делал это раньше. Но нет, он не прощал ей именно то, что ее действия ударили по отцу. Это разрушило их отношения, и ущерб казался непоправимым.

Он пробовал простить ее, она знала; простить и оставить все позади, пойти дальше. Но что-то важное было растоптано между ними. И хоть Люк и не мог решиться удалить ее из своей жизни полностью, то, что было когда-то страстной, всепоглощающей близостью превратилось в неровный, меняющийся сплав смешанных эмоций. Чувство преданности, горечь, тяга и тоска по прошлому колебали почву под ее ногами каждый день, иногда каждую минуту - когда Люк уставал и боролся с собственными демонами в душе, с трещинами, образовавшимися под давлением неустанной, безжалостной жестокости Палпатина, в дни, когда тот жаждал вытащить ситха из своего джедая…

Однако ему это так и не удалось до конца. Поскольку иногда, когда Люк был в настроении, он казался очень похож на того нахального пилота, появившегося здесь шесть лет назад. На человека, который очаровал и заинтриговал ее своей легкой улыбкой и спокойным упрямством, стоя на своем против мрачных, диссонирующих догм Палпатина. Иногда он по-прежнему смотрел на нее как раньше, по-прежнему отзывался с горячей страстной силой, когда она касалась его или целовала, и он притягивал ее к себе и обнимал несколько мгновений спонтанной, импульсивной искренности...

Но такие моменты были редки, а потому особенно драгоценны; каждый раз после них Мара оставалась с душераздирающим чувством, что Люк ощущал себя такой же жертвой своего неустойчивого, переменчивого настроения, как и все рядом с ним.

- Ты должен спать, - произнесла она наконец, по-прежнему смотря на него.

- Я приму это к сведению. Ты осталась, чтобы сказать мне это? - тон был отрывисто-грубым, но Мара проигнорировала его, поворачиваясь к бурлящему пятну гиперпространства.

- Это из-за кошмаров? - спросила она тихо.

Они часто мучили его, когда Люк и Мара спали вместе. Врывались посреди ночи, в самые глубокие его сны. Люк просыпался с воплем и ходил по комнате, задыхаясь, даже не сразу понимая, что уже не спит. Словно шрамы, исполосовавшие его тело и которые она так хорошо помнила, эти кошмары были метками на его душе, оставленными безжалостной рукой Палпатина, за годы его драгоценных уроков и наказаний, когда ситх пытался установить контроль над тем, чего так желал и боялся.

За все время, что они были вместе, Мара никак не могла привыкнуть к тому, что происходит с Люком по ночам, к тому, что он вскакивает и кричит… Да и Люк не мог привыкнуть к этому.

- Мы можем сменить тему? - сказал он просто, и она уступила, осознавая его болезненное состояние.

- Ты думаешь, это сработает? – немного помолчав, спросила Мара. - Думаешь, она доверится тебе?

- Не сразу, - на этот менее личный вопрос Люк готов был ответить. - Но я думаю, что наше общее прошлое даст мне необходимое время. Я не ставлю целью понравиться ей, мне нужно только, чтобы она выслушала меня.

- Ты используешь Силу?

Челюсть Люка чуть напряглась, и Мара пытливо взглянула на его профиль - стремясь понять причину такой реакции. Прочесть его в Силе она даже не пыталась - он никогда не открывал ей по-настоящему свой разум; сначала из-за того, что строил заговор против ее учителя, а теперь потому что... ну, потому что.

- Я использую все необходимое, чтобы заставить ее доверять мне, - ответил он в итоге нейтральным тоном.

Мара долго молчала, и Люк ждал, понимая, что она подбирает слова.

- Ты уверен, что это именно то, чего ты хочешь?

- Ты хотела спросить не это.

Она поджала губы.

- Ты уверен, что сможешь довести начатое до конца?

- Почему нет?

Мара пожала плечами, пытаясь подойти с другой стороны:

- Халлин переживает.

- Это естественное состояние Халлина, - легко отмахнулся Люк. - Меня бы больше смутило, если бы Халлин не переживал.

- Это не значит, что он не прав.

Люк спокойно повернулся к ней лицом, его странные глаза смотрели на нее в упор.

- Ты считаешь, я не доведу это до конца?

Оу, она попала прямо в яблочко.

- Я только сказала, что Халлин переживает.

- Я не об этом спросил.

- Я думаю, ты сделаешь все, что сочтешь необходимым, - убежденно ответила Мара. - Я просто волнуюсь о цене.

Он спроектировал совершенный образ стойкой уверенности: в каждой черточке Император, прекрасный клинок, выкованный Палпатином в горниле испытаний - но в нем не было полной правды. Палпатин потратил годы, чтобы очистить своего нового поспешника от человеческих слабостей, заточить его душу до острия ножа. И во многих отношениях он преуспел… но не до конца, и Люк ненавидел его за это. Иногда за успех, иногда - за неудачу.

- Нет никакой цены, - он вновь отвернулся. - Ты ищешь чувства, которые давно умерли.

Какое-то время Мара молчала, но Люк больше не смотрел на нее.

- Я верю, что ты можешь сделать это, - произнесла она спокойным, ровным голосом. - Я верю, что ты сделаешь это - ты сделаешь все, что считаешь необходимым. В этом и проблема.

Его упрямство и стойкость были теми качествами, что помогли ему выжить под давлением Палпатина, но поскольку даже они были перекручены и искривлены Тьмой, он использовал их теперь против себя так же легко, как и против других.

Любой ценой он добивался своей цели.

- Она ничего не значит для меня больше, если ты волнуешься об этом. Она больше не сможет причинить мне боль.

- Хорошо. Я просто хотела убедиться, что ты уверен в этом.

- Конечно, я уверен. - Он повернулся к ней, голос был сухой и ломкий. - Я - бесчувственный, недостижимый… разве ты не знаешь? Ты не слышала, о чем шепчутся при дворе?

- Он сделал тебя сильным, - сказала Мара, понимая, что он думает сейчас о Палпатине. - Вне зависимости от его методов он сделал тебя тем, кто ты есть.

- Мне не нравится, кто я есть.

И именно в этом была суть, мучительный внутренний раскол, ощущаемый даже в напряжении голоса.
Перемена в нем была почти осязаема, охватывая Люка словно тень, вызванная лишь одним упоминанием о его старом Мастере.

- Ты - Император! - воскликнула она, растерянная как всегда тем, что подобное могло быть нежеланным.

- Это все, что ты видишь, когда смотришь на меня? - спросил он с крайне очевидным разочарованием в голосе.

Еще одна тщательно выпестованная Палпатином калечащая душу черта. Неуверенность в себе, абсолютное убеждение в том, что его личные достоинства никого не интересовали, что окружающие видели в нем только положение и богатство. И время от времени заноза этого разочарования показывалась наружу, царапая при этом остальных.

За прошедшие шесть лет на его плечи свалилось слишком много, испытание за испытанием, и он делал все необходимое, только чтобы выжить. Вряд ли кто-то мог позавидовать ему, если бы знал об этом. Но Мара знала, и понимала, что происходит у него в голове, понимала, что он не может уступить чувствам, не может позволить себе близости.

Поэтому он отталкивал ее, снова и снова.

- Потому что, если это все что ты видишь, я могу найти еще сотню таких, как ты, тысячу.

- Ты знаешь, что это не так, - решительно возразила Мара, утверждаясь еще раз, насколько эти мысли занимали его. Их разговор принял более опасный поворот, невозмутимость Люка вмиг ушла, сменяясь раздражительностью.

Он саркастически рассмеялся:

- Ты плохая лгунья, Мара Джейд.

- Я не лгу, - она посмотрела ему в глаза.

Будучи чувствительной к Силе и немного обученной Палпатином, Мара давно умела ограждать свои мысли - хотя с ростом способностей Люка, у нее это получалось не очень успешно. Сейчас ее щиты были подняты, и она чувствовала явное прикосновение Люка к ним, но он не стал пытаться прорваться дальше. Само их наличие было признанием, что ее слова, по крайней мере, частично противоречили тому, что она думает. Ему этого было достаточно. Он доходчиво разъяснил свою мысль.

Люк презрительно отвел взгляд:

- Тогда займись подсчетами. Сколько за то, чтобы быть с Императором, и сколько, чтобы быть с Люком Скайуокером.

Это был удар ниже пояса, особенно потому, что в самые мрачные моменты своих размышлений она задавалась вопросом, не было ли в этом частично правды.

- Я хочу быть с обоими - потому что они один и тот же человек.

Он обхватил себя руками, сгорбив широкие плечи, и даже не видя его лица, Maра ощутила как его настроение меняется снова: осознание того, что он готовится сделать, хладнокровно используя ту, кому когда-то так всецело доверял, раздирало его изнутри. Несмотря на все, несмотря на все решения и умозаключения, несмотря на все обучение ситха, это глубоко задевало его. Настолько, что единственный способ, которым он мог справиться с этим, состоял в том, чтобы закрыть ту часть себя и держать ее под замком. Только у него никогда не получалось это до конца - он не мог отказаться от своих чувств полностью.

Еще один осколок в уже изломанной душе.

Он сделает то, что решил. Хотя бы потому, что верит в необходимость этого - как и в случае с Мотмой. Но он не будет гордиться собой, своей ложью и манипуляциями... Его разламывало надвое, даже если он сам не понимал это.

- Они - один и тот же человек, - повторила Мара.

Он не повернулся, но изменение в голосе было поразительно, вся агрессивность ушла, оставив только пустую горечь и приглушенную уязвимость - словно тень, падающую на него.

- В этом все и дело, Мара, что не один.

Сообщение отредактировал Алита Омбра - 22.2.2013, 17:21