...для своего времени фильмы с Броснаном были добротными. Но в новом веке они с их наивностью, позерством и всей фантастичностью безнадежно устарели. Кто-то может возразить, что нововведения, пришедшие в сериал в 2006 году с Дэниелом Крейгом, оказались Бондиане чужды, но печальная правда состоит в том, что комикс-герои, вроде Броснана в 90-х, которые могли очаровательно и легко спасать мир от маньяков с оружием массового поражения, в один день в начале века погибли. Ряд определенных событий нулевых уничтожил веру в таких героев. И места не оказалось именно для старого Бонда в новом веке, чему довольно среднее «Умри, но не сейчас» является лучшим примером.

Да, в начале 90-х костюм Бонда примерял на себя еще и Тимоти Далтон, картины с участием которого на тот момент не скатились в цирковое представление – можно даже говорить об определенном реализме. Но были ли они убедительными? Отнюдь: они следовали стилевым и сюжетным канонам своего времени, вплоть до буквального использования клише боевиков про наркобаронов, а сам Бонд как персонаж практически не раскрывался, оставаясь образцом мужественности и стиля, нежели живым, противоречивым — и потому значительно более интересным — человеком.

И именно для процесса раскрытия личности такого человека и создает все условия так называемый «суровый реализм», ставший новым стандартом жанра. Джейсон Борн, Джек Бауэр из телесериала «24» и, наконец, Джеймс Бонд в исполнении Дэниела Крейга имеют возможность восприниматься зрителем как реальные люди, которым можно симпатизировать и сопереживать. Более того, их эмоции становятся не драматургическим придатком, но зачастую основной движущей силой сюжета. События трилогии о Борне не могли бы быть запущены, если бы главный герой не желал разобраться в том, кто он («Идентификация»), чем он занимается («Превосходство») и, самое главное, почему он таким стал и почему занимается именно этим («Ультиматум»). Точно так же и в «Кванте Милосердия» мотив личной мести Джеймса Бонда и его «не-девушки» в исполнении Ольги Куриленко сформировал драматургический каркас картины, в которой опустошенный взгляд мстительницы, окруженной огнем (само)разрушения, имеет большее значение, нежели противостояние со зловещей мировой закулисой. По этой причине, между прочим, из сценария была выброшена изначальная концовка, в которой Бонд настигал своих врагов из организации «Квант»; для его личной истории куда важнее была сцена, попавшая в финальную версию – очная ставка с человеком, по косвенной вине которого в предыдущем фильме погибла роковая красавица Веспер Линд.

Из чего, кстати, происходит еще одно новшество бондианы XXI века: фактически упразднилась такая легендарная позиция как «девушка Бонда», с которой герой вступает в легкомысленные романтические отношения на один фильм, чтобы затем она, и так игравшая не слишком значимую роль в сюжете, бесследно и навеки исчезла из сериала. Бонд-Крейг тоже способен на мимолетные увлечения, но он же лучше других знает им цену – любая оказавшаяся в его объятиях барышня погибает в первые полчаса после «грехопадения». Именно поэтому столь серьезно в «Казино Рояль» звучит его решение связать свою судьбу с Веспер Линд, ради чего он вполне осознанно готов оставить службу.

Новый жанровый стандарт пытаются имитировать многие современные фильмы – пусть и не каждый, но большинство. Однако это большинство боевиков только старается выглядеть современно и реалистично: на деле все эти «Форсажи», «Погони», «Подарки», «Солты», «Механики» и прочие «Профессионалы» оказываются по духу и драматургии значительно ближе к традициям «тупого американского боевика» 80-х годов, вплоть до прямых сюжетных заимствований. Они пытаются копировать внешнюю форму, но не понимают, что делает фильмы, вроде новых Бондов, «Интернэшнл», Борн-трилогии или «Совокупности лжи» настолько сильными, актуальными и соответствующими своему времени.

И этот загадочный компонент имеет прямое отношение к 11 сентября 2011 года. Возможно, в наших палестинах это и не слишком заметно (ну да нас вообще все долго доходит), но эти и последовавшие события стали причиной настоящей необъявленной культурной революции. С одной стороны, наступил кризис героизма, пропала вера в собственную безопасность и пришло очень четкое ощущение собственной смертности. С другой, образ врага потерял однозначность и превратился в некую загадочную силу, распространенную по всему миру во множестве обличий, причем в большинстве из них врага от обычного человека на вид и не отличить. Со временем, когда после введения войск в Ирак, печально известного Акта о Патриотизме, множества конспирологических теорий о 9/11 начало расти недоверие к верховной власти, произошла и вовсе страшная вещь — враг в массовом сознании оказался еще и внутри страны, внутри ее госаппарата, причем на самых высоких чинах.

Эти настроения перечисленные примеры отражают, и именно поэтому ситуации, в которых оказываются герои — сами по себе ставшие значительно более неоднозначными и глубокими — обладают не внешним реализмом, но, так сказать, «реалистичностью духа»; стало быть, и воспринимаются они совершенно по-другому, для большинства зрителей накладываясь на их мироощущение, что приводит к еще большей эмоциональной синхронизации зрителя с экраном.

Выбирать, какой Бонд лучше или хуже — дурацкая затея, которую не забросили только самые отчаянные фанаты. Каждое воплощение Бонда соответствует своему времени, и говорить можно только о мере этого соответствия. Бонд-джентльмен Коннери в сегодняшней совсем не-джентльменской обстановке недееспособен. Бонд-юморист Мура сегодня со своими хохмами и трюками скорее станет героем второго плана. Бонду-Далтону по сегодняшним меркам не хватает большей прописанности характера. А Бонд-Броснан, как уже было сказано, погиб 11 сентября.

Что оставляет Бонда-Крейга, который действительно слабо укладывается в традиционные представления о шпионе. Все потому, что само понятие «шпион» с его романтическим флером перестало быть актуальным — сегодня существуют жесткие, сильные, серьезные, циничные, как правило, усталые и зачастую имеющие довольно смазанное представление о морали профессионалы, «оперативники разведслужб». И большая их часть — как, собственно, и в жизни — является экс-членами спецподразделений и ведет себя соответствующе.

При этом вовсе не стоит сравнивать их с Рэмбо: у того, по крайней мере, в определивших его образ второй и третьей частях, с моральным обликом никаких проблем нет — идеальный американский герой, всегда готовый дать открытый бой конкретному врагу в любой точке земного шара. Бонд, Борн и Бауэр действуют совершенно по-другому: они признают, что грубая сила является наиболее эффективным способом добиться нужного результата, но применяют ее в зависимости от требований конкретной ситуации. Рэмбо всегда идет напролом, герои же нового времени способны выслеживать, расследовать, подслушивать, ждать. К тому же, их довольно яркий индивидуализм (опять же вызванный кризисом безопасности после 9/11) позволяет им рассчитывать только на свои силы и исходить только из самостоятельных возможностей. Поэтому гаджеты не то, что не могут существовать в их мире, они им просто не нужны. Необходимый максимум техподдержки — связь с центром, позволяющая оперативно получать и передавать разведданные. Но, в крайнем случае, можно вовсе обойтись и без нее.

Что же касается ранее затронутого образа врага, то его также сформировали события начала века. Для сегодняшнего дня нормой стал злодей, который на вид кажется совершенно обычным человеком и оперирует не каким-то абстрактным оружием массового уничтожения, но самым реальным и разрушительным инструментом современности — деньгами. Современный злодей — это посредник между традиционной грубой силой (какой был африканский военачальник Обанно в «Казино» и генерал-диктатор Медрано в «Кванте») и источником денег-банкирами высшего звена. Причем посредники оказываются единственными людьми, с которыми реально можно бороться: грубую силу уничтожать, по большому счету, бессмысленно, так как деньги способны ее бесконечно восполнять; к организаторам же почти невозможно подобраться, потому что они занимают слишком высокие посты и всецело поддерживаются правительствами, что так блестяще показал «Квант». Так боевики становятся еще и инструментом общественно-политической критики.