Дуэль №11
Участники: и
Сроки дуэли: 2.11.16 – 16.11.16, две недели + отсрочка 'а - до 19.11.16, и отсрочка 'а до 22.11.16
Объём работы, особые условия: 5-25К символов, считая пробелы. Постарайтесь ограничиться рейтингом R или ниже, без родов тви'лека в полевых условиях, забеременевшего от хатта с тойдарианцами (sic!)
Также разрешается использовать только персонажей из нового канона

Тема сочинения дуэли: как джедаи хаттов дурью потчевали

Fight!

Жаркий ритм музыки плотными волнами растекается по залу. Элирия кружится между солнечными лучами и тенями, увлекая за собой пляшущие в столбиках света пылинки. Босые подошвы мягкими штрихами поглаживают утоптанный земляной пол, вспыхивают блёстки на синей коже, и каждая клеточка тела ловит упругий рисунок танца.

Сегодня необычное выступление: зритель всего один, поэтому тви’лекка не торопится. Этот танец станет разговором наедине, сокровенной тайной, томным шёпотом в топком полумраке. Она начинает с лёгких воздушных пируэтов, пробует музыку кончиком вытянутой ноги, игриво поводит упругими мускулами обнажённого плоского живота. В воздухе сгущается знакомое, желанное ощущение: Элирия всё ярче чувствует собственную красоту – и видит, как у хозяина тоже разгораются глаза. Поймав этот жадный, властный взгляд, тви’лекка резко откидывается назад. Полупрозрачная накидка так туго стягивается на груди, что в неверном свете танцовщица выглядит обнажённой тенью.

Рывок – и цепь врезается в шею. Элирия вспыхивает от страсти, и по позвоночнику разбегается сладкая дрожь. Танец разгорается, движения становятся резче, блёстки на пылающей коже сливаются в размытые мерцающие линии. Пылающий оранжевый взгляд с каждым шагом притягивает её всё ближе и ближе. Манящий терпкий запах хозяина смешивается со сладковатым ароматом дыма. Шагнув к красному маячку – курительной палочке – Элирия рассекает бугорками груди дымное облако… и, уже не в силах сдерживаться, выскальзывает из накидки и всем телом приникает к липкой шершавой коже.


В просторном зале пахнет сыростью, плесенью и кальянным дымом. Из-под потолка еле пробивается тусклый столб пыльного света, а стоит сделать шаг к кряжистому полукруглому столу – утонешь в зыбких тенях. Хаттов полумрак не смущает. Здесь, в болотной норе среди зелёных туманов Нал-Хатты, они в своей стихии. Пять чёрных громоздких силуэтов застыли вокруг стола; иные даже прикрыли глаза – но никто не дремлет. Как и всегда, Совет собрался для того, чтобы неторопливо поразмышлять.

Грузный Марло, наклонив голову, размеренно бормочет:

– Мне передали, что Зайгерра больше не покушается на нишу, в которой и без них хватало достойных бизнесменов. Знаем ли мы, кого благодарить за эту приятную новость?
– Республику, – грохочет Джабба. – Покажи джедаю на работорговца – он поводок оборвёт от усердия.
– Тогда, полагаю, вопрос закрыт, – медленно кивает Марло. Плоский сиплый голос прихлопывает раскатистые отзвуки джаббиного баса и сам глохнет в сизом дыме. Зал неторопливо погружается в вязкую тишину.

Горга из десилиджика Ааррпо подползает поближе к столу и с механическим стрёкотом подстраивает окуляр своего монокля.

– Как и просил меня уважаемый Совет, – напоминает близорукий хатт, – я посетил Зайгерру и пригляделся к ним поближе. Не спешите с выводами. Выскочки появились не на пустом месте.

В другом конце комнаты вспыхивает красный уголёк. Арок выпускает струю дыма:
– Давайте послушаем.
– Для наших рабов появился новый рынок, – без лишних предисловий заявляет Горга. – Не стану пока раскрывать всех подробностей, но у Конфедерации – прошу заметить, на самых верхах…

Длиннолицый хатт делает многозначительную паузу и пристально обводит коллег изумрудным глазом из-за выпуклой бликующей линзы.

– …на самых верхах сложилось мнение, что поголовье рабов пора наращивать. Речь идёт, господа, об оборотах в сотни тысяч особей. Разумеется, я уже начал переговоры, но сейчас готов обсудить с другими семьями долевое участие.

Зал надолго погружается в обманчиво сонную тишину. Под потолком хлопает кожистыми крыльями залётный майнок, булькает затхлая жижа в кальянах. Хатты считают в уме – вспоминают всех младших родичей из своих десилиджиков, все окраинные колонии, поставляющие рабов; окидывают внутренним взором запутанную паутину из устных договорённостей и негласных правил дележа. Наконец Джабба подаёт голос.

– Семьи согласились поддержать Республику, – заявляет глава десилиджика Тиуре. – Я сам не прочь поторговать с сепаратистами, но массовые поставки рабов – это уже открытая военная поддержка.
– Согласились с твоей подачи, – возражает альбинос Оруба. – Я понимаю, они уладили твои семейные дела. Но чем дальше в болото, тем больше мне кажется, что Джабба ходит под джедаями.

Глаза Джаббы разгораются янтарным светом, и по залу расползается утробное громовое рычание. Хатты замирают: вот-вот разразится буря.

– Тихо, тихо, – шелестит невозмутимый Марло. – Незачем ссориться без нужды с нашими добрыми соседями. Я согласен с Джаббой: если мы пойдём на круг с такими ставками, Республика может и пересмотреть условия нейтралитета. Разве сама Зайгерра – плохой урок?

Никто не отвечает. Главы Семей слишком умны и недоверчивы, чтобы всерьёз думать, будто туман из слов что-то изменит. Политический риск против серьёзной прибыли. Интересы сторон ясны. Двое за, двое против.

Туши слизняков с мокрым шелестом поворачиваются в одну и ту же сторону. Совет выжидающе вглядывается в полуприкрытые глаза Арока.


Вокруг зала Совета, за стеклянными стенами, по яркому утреннему небу тянутся ниточки воздушных магистралей. Шум города почти не слышен, но искорки Силы перемигиваются в зале миллиардом солнечных зайчиков. Шесть островков спокойствия по кругу – и столько же пустующих кресел. Середину зала меряет шагами седьмой – непоседливый, непокорный и незаменимый.

– Зайгерру вы разнесли в клочья, но какой же сеп откажется от армии рабов? – вещает Квинлан Вос. – Мои разведчики накопали, что хатты у себя колониях сгоняют население на продажу. Загадаю вам две загадки. Первая – кто покупатель, и вторая – на сколько тряпочек порвут наших клонов?

Оби-Ван Кеноби так стискивает зубы, что на скулах выступают желваки.
– Значит, освободим и этих рабов, – ровным голосом произносит мастер-джедай.

Мейс Винду останавливает его жестом ладони.
– Мы не можем без повода нападать на собственных союзников, – терпеливо объясняет глава Ордена. – Как бы нам ни хотелось искоренить рабство во всей галактике разом, хаттам Республика не указ.

Оби-Ван задумчиво гладит бороду.

– Ни один хатт не пойдёт против Совета Семей, – рассуждает Кеноби. – Если хотя бы трое из пяти согласятся запретить работорговлю с сепаратистами…
– Джабба, может, и согласится, – пожимает плечами Квинлан. – Ещё Марло будет осторожничать. Но времени на то, чтобы обхаживать всех, у нас нет.
– Отправьте меня на Нал-Хатту, – вызывается Оби-Ван.
Вос ухмыляется:
– Армию тебе Мейс не даст, а шантажировать их нечем – я бы знал. И остаётся у тебя только твоё знаменитое красноречие. Или, может, ладошкой помашешь?
– Тебе ли не знать, что контроль разума на хаттов не действует, – хмурится Оби-Ван.
– А у меня есть методы повеселее, – улыбается Квинлан. – Ты когда-нибудь общался с информатором, обкормив его глиттерстимом? Из них верёвки вить можно. А уж разум растекается в такую лужицу, что внушить нужную мысль сумеет даже шестилетний ученик.
– Я не понимаю, почему мастер Винду до сих пор мирится с твоими методами…

Оби-Ван осекается, наткнувшись на взгляд Мейса – даже не суровый, а просто печальный. На несколько секунд в зале военного совета повисает тяжкая тишина. Только шум спидеров мерещится из-за прозрачных стен, да и тот – лишь эхо в Силе.

– Хатты осторожны, – наконец нарушает молчание Оби-Ван. – Им всегда было проще отравить конкурента, чем пытаться пробить его шкуру, поэтому с глиттерстимом тебя и близко не подпустят.
– А у меня есть идея, – усмехается Квинлан.

В тишине раздаётся хлопок одной ладони.


Арок любуется своей вещью. Синий силуэт, призывно изгибаясь, изящно кружится по залу; свет играет на плавных линиях фигуры и перемигивается на серебристых блёстках, облепивших всё тело. Арок упивается ощущением безраздельной власти: ему хватит лишь пары рывков цепи, чтобы сокрушить свою игрушку, унизить её, раздавить. Впрочем, это странная вещь: она не боится. В желтовато-карих глазах не видно привычного затаённого омерзения и ненависти; нет, танец полон страсти – искренней, жаркой и томной. Необычное ощущение – но от того ещё более пьянящее.

Арок жадно облизывается и дёргает цепь к себе. Вещь не теряет равновесия, не прерывает рисунок танца – но так стремительно подлетает к хозяину, словно её тянет магнитом. На миг хатт теряется, позабыв даже выпустить набранный в лёгкие дым. Потом проползает взглядом по напряжённым мышцам под блестящей синей кожей, по гладким лекку и плоскому подтянутому животу. Словно угадав его мысли, вещь одним резким движением стягивает с тела единственную полоску прозрачной ткани, открывая взгляду манящие линии груди и тёмную ложбинку между бёдер. Арок с утробным рычанием притягивает вещь к себе и, не сдержавшись, жадно облизывает её – одним властным движением языка, от коленей до подбородка.

Вещь не отворачивается – наоборот, прижимается к нему. Во рту остаётся привкус солоноватого тви’леккского пота – и слегка похрустывают на дёснах серебристые блёстки, жёсткие и отчего-то немного пряные. Перед глазами темнеет, и мысли начинают путаться – должно быть, от жгучего животного желания.

Вещь крепко, всем телом прижимается к его щеке, и нежно шепчет в самое ухо:
– Ты против.


Туши слизняков с мокрым шелестом поворачиваются в одну и ту же сторону. Совет выжидающе вглядывается в полуприкрытые глаза Арока.
– Я против, – сонно бормочет хатт.


Элирия растворяется под горячими струями воды. В облаке пара улетучивается гибкая страсть, жёсткая щётка выскабливает из изгибов тела истому. Стайка серебристых блёсток соскальзывает с груди и, закружившись в последнем предсмертном танце, бросается в жерло водостока. Всё, что Элирия любила и ненавидела, все её мысли и мечты; привычные жесты, знакомые лица – всё сходит слой за слоем, вслед за прозрачными чешуйками распаренной синей кожи.

Последним исчезает имя.

Аайла в санитарной кабинке тщательно очищает кожный покров. Губы плотно сомкнуты, дыхание приостановлено – не хватало ещё самой наглотаться серебристого глиттерстима. Отскоблить старую кожу, выключить воду, вытереться насухо. Процедура завершена, можно выходить.

В коридоре дожидается Квинлан – сидит на решётчатом полу, задумчиво подперев рукой голову. Привычная напускная бравада сейчас почему-то прячется за облаком беспокойства, грусти и смущения.

– Что-то случилось? – спрашивает Аайла, складывая полотенце.
– Прости, – бормочет Вос. – Тебе, наверное, нелегко пришлось.

Тви’лекка изумлённо выглядывает из-за дверцы шкафчика:

– Ты о чём? Идея была просто блестящая – меня не только не заподозрили, но даже проверять не стали.

Квинлан смущённо чешет затылок:
– Да я вот боюсь, не прав ли мастер Кеноби насчёт моих методов.
Киффар поднимает виноватый взгляд на бывшую ученицу.
– Рад, что всё обошлось – но я ведь не знал, далеко ли зайдёт Арок. А всё-таки отправил тебя на это задание, не колеблясь. Хочешь – дай мне в морду.

Аайла выныривает из горловины кожаного топика, встряхивает лекку.

– Мастер Вос, вы с ума сошли? Чуть ли не впервые за всю войну мне не пришлось никого убивать или хотя бы угрожать. Я просто в восторге – наконец-то вам удалось придумать, как удержаться в рамках Кодекса!

Тви’лекка расправляет ткань, чтобы рукав прилегал удобнее, и тянется за поясом. Теперь уже Квинлан смотрит на ученицу с удивлением.

– Тебя совсем не смутило, что пришлось танцевать перед жирным хаттом?

Щёлкает пряжка. Аайла недоуменно пожимает плечами и делает растяжку, проверяя техническое состояние мышц.

– Кожа вроде в порядке, сухожилия не растянуты – о чём вы? Как любит говорить мастер Йода, мы сотканы не из этой…

Раздаётся треск. Аайла хмурится, стягивает топик и пристально вглядывается в шов на плече.

– Ну надо же, всё-таки прохудился. Подождите тут, пойду поищу что-нибудь на замену.

Рваная вещь без сожалений летит в мусорное ведро. С шипением открывается и закрывается дверь. Квинлан в тишине задумчиво прислушивается к каплям воды.