There was once a tribe of nomadic people on the distant, dusty planet of Tatooine who, for many months, had been terrorized by a fearsome dragon.

These were a simple people, with simple needs, who had for generations eked out an uncomplicated existence on the harsh desert sands, trading with the other tribes for water and sustenance, salvaging the wreckage left behind by those careless few who shared their world—those others whose lives unfolded in the noisy cities and spaceports, who tried ineffectively to hold back the sand rather than embrace its gifts.

The desert folk had little cause to visit those teeming cities, however, and although they had once roamed the rolling dunes in great caravans, they had found a place to settle. They were at one with the land and knew that the desert itself would provide them with everything they might need.

So it was that these Sand People came to establish a village of their own, a place they might call home.

For many months the village flourished, and food and water proved bountiful as the desert offered up its gifts. The villagers, once so used to their endless migration across the sands, grew complacent and comfortable. Yet in their ignorance, they knew not that they had awoken the wrath of a great dragon, Krayt, that made its nest amongst the nearby dunes and called that domain its own.

Krayt was sly and knew that the people of the sand were in no way its equal in battle or cunning, so it devised a plan to rid itself of them. Just as the desert had provided for the villagers, it would provide, too, for the dragon. The people of the sand were numerous, and the dragon ever hungry; if it rationed them carefully, the villagers would sustain it for many months to come. Soon enough, it would reclaim its domain from those interlopers—once they were all inside its belly—but dragons are long-lived and lazy, and Krayt saw no need to hurry.

Thus, it chose to begin with the villager’s plump livestock, which they held in large corrals on the outskirts of the village. Only then, when the entire herd had been consumed, would the dragon enjoy the taste of that which it so craved: people.

So began a campaign of nightly terror as the dragon—so large that the beat of its wings alone was enough to stir the sand into great storms that ravaged the villagers’ tents—descended upon the village to snatch at the mewling beasts in their pens before hurrying away, back to its sandy lair, to feast. The villagers cowered at the mere sight of such a terrible beast, and in their fear, they made no move to try to prevent the dragon’s attacks.

On the fifth day, however, the villagers were growing desperate, for they knew that if the dragon continued, soon there would be no livestock left in the pens to feed their children. That night, ten of the village’s most trusted warriors took up their arms and went to stand guard over the pens, in the belief that, together, they might prove strong enough to scare the beast into fleeing, or even to slay it.

As it had each night before, the dragon came with the setting suns—a vast and horrifying silhouette, stark against the reddening sky. On huge wings it soared, sweeping low over the heads of the villagers, wheeling above them as they raised their weapons and took aim. Yet their weapons were ineffective and did not so much as scratch the beast. Far from dissuaded, it brushed the villagers aside with a flick of its wing and once more sailed away into the night with a squealing animal for its supper.

In such a way it continued for many days, until the villagers’ livestock had all been consumed, and the Sand People themselves lived in fear of what the dragon Krayt might do when it returned to discover the pens empty.

Krayt, though, had planned for such an eventuality and had secretly willed that day to come, because to a dragon, there is no sweeter meal than a helpless villager.

That night the dragon returned to the village to find the livestock pens had been abandoned. With a cackle of malicious glee, it turned to the village and beat its wings until the tents were swept away in a blizzard of sand and the people cowering beneath were revealed. For a moment the dragon seemed to linger, and then, licking its lips, it selected a young boy, whom it plucked from his mother’s arms and carried away into the night.

The boy was not the last of his peers to be lost in such a fashion, for Krayt soon developed quite a taste for children. The villagers took to hiding their young in pits beneath the shifting sands, but the dragon was wise and had seen such tricks before. It dug up the children like wriggling worms, one to feast upon each night.

The villagers could stand for this no longer and elected a warrior from amongst their number, whom they armed with their most precious weapons, adorned with their strongest armor, and sent out into the desert to stir the dragon from its nest. This warrior carried vengeance in her heart, for she knew the dragon must pay for the lives it had stolen, and she boldly claimed that she would soon return with the beast’s head as a trophy of her victory. The villagers cheered as she strode off toward the horizon, and in their hearts, for the first time in months, they carried hope for the future…

На пустынной планете Морабанд, высоко на вершине иссечённой непогодой горы стоит статуя облачённого в плащ тви’лека.

Более тысячи лет, с тех древних времён, когда мир был известен под именем Коррибан, эта одинокая фигура взирала на унылый пейзаж внизу, а паломники, отправляющиеся на Морабанд в поисках помощи и запретных знаний, делали крюк, чтобы отдать дань уважения безымянной фигуре, существу, которому приписывают великие деяния, ибо он, должно быть, был воином-ситхом поразительной известности, если в его честь воздвигли такой памятник.

Некоторые из таких паломников рылись в записях и древних текстах в поисках упоминаний об одинокой фигуре, но, если его деяния и были когда-то записаны, то их уже давно вычеркнули из истории галактики, так как не было найдено ни единого его следа. Всё, что осталось паломникам, это жуткая, печальная атмосфера, которую они чувствовали, глядя на суровое лицо тви'лека, да истории, которые с тех пор придумали, о том, как он однажды завоевал целые миры, наделив себя такой силой, что все, кто знал его, трепетали от страха при его появлении, ибо увидеть его лицо означало верную смерть.

Есть и другие, которые утверждают, что видели, как на рассвете статуя пускает чёрную слезу, одну-единственную каплю, что скатывается по холодной твёрдой щеке, словно камень оплакивает уход очередного дня.

Поэтому статуя заработала множество прозвищ, включая Плачущего, Молчаливого Стража и Сурового Владыку, и многие рассуждали о его истинной природе. Однако, ни один из них не приблизился к истине, поскольку происхождение статуи гораздо более странное и трагическое, чем может предположить даже самый изобретательный из паломников.

История начинается с мальчика-тви’лека по имени Рай Нимбис, который с самого своего рождения доставлял матери одни только неприятности. Даже рилотские повитухи почувствовали в младенце странность, когда купали его, вытирали и вручали матери, торопя её скорее покинуть больницу, чтобы им не пришлось проводить больше времени в обществе ребёнка.

Как ни старалась мать – ведь она, как и большинство матерей, хотела всего лишь любить и защищать своё дитя - она не могла избавиться от дурного чувства, которое внушало ей присутствие младенца, даже когда он спал ночью в своей кроватке. Отец ребёнка, так поражённый окружавшей его аурой, вскоре отдалился, не принимая особого участия в воспитании и благополучии мальчика, предпочитая брать работу подальше от дома, что привело к разрыву между ним и его женой, что в конечном итоге закончилось их расставанием.

Пока ребёнок рос, тёти и дяди, кузены и приятели все держались в стороне, подальше от семьи, потому что тоже ощущали странность внутри мальчика. Никто не мог точно сказать, что именно, - чувство глубокой тревоги, неправильности, как будто ребёнок родился с дурным нравом, как будто в самой его душе засело что-то мерзкое.

Внешне мальчик не выказывал никаких признаков или физических проявлений своего странного характера, но он слишком хорошо понимал, какое впечатление производит на окружающих, и сделался одиноким, плаксивым и тихим.

В конце концов, после долгих месяцев сокрытия своего позора мать пришла в отчаяние и задумалась, что же ей делать. Она посещала прорицателей и медиков, шаманов и врачей, и, хотя все признавали необычную природу мальчика и его загадочное влияние на других, никто не мог списать это на какое-то особое состояние.

И вот однажды, когда мать была уже близка к помешательству, к ней подошла закутанная в плащ фигура, отыскавшая её на рынке. Мужчина – чужестранец неизвестного ей вида - казался любезным и честным, и, в отличие от всех прочих, что оттолкнули её дитя, сказал, что желает всего лишь помочь. Он утверждал, что мог бы объяснить недуг мальчика и якобы знает, что можно сделать, чтобы исправить ситуацию. Она пригласила незнакомца к себе домой, потому что он, казалось, понимал её бедственное положение, и там он предсказал ей будущее её сына.

Мальчик, как он утверждал, родился со способностью к великой мощи - соединению с живой Силой, лежащей в основе вселенной, но, если его не остановить, может оказаться опасным для всех, кто его знает. Вместо этого то, что росло в нём, должно питать через соответствующие каналы, чтобы мальчик мог научиться лучше контролировать его, и только тогда он и те, кого он оставил позади, обретут покой.

Чужестранец, которого звали Дарт Калдот, пояснил, что принадлежит к великому ордену и что, если мать пожелает, может взять мальчика под своё крыло и сделать его своим учеником.

Мать никак не могла решиться, потому что любила сына, несмотря на его недуг, но она видела правду в словах Дарта Калдота. Она понимала, что мальчик никогда не будет счастлив на Рилоте, где его будут избегать и где он никогда не примирится с тем, кто или что он. Она боялась, что его силы могут быть использованы не по назначению, поскольку его негодование росло, и он научился наказывать тех, кто отталкивал его. Она понимала, что он может представлять опасность для других, а значит, и для самого себя.

И вот, мать со слезами на глазах согласилась, чтобы Дарт Калдот взял мальчика, поскольку знала, что под его руководством её сын будет процветать. Она попрощалась, и мальчик улетел в челноке, чтобы никогда больше не вернуться домой, на Рилот.

Так началось ученичество Рая Нимбиса.

Однако методы Дарта Калдота были решительными, и то, что он увидел в мальчике, было семенем ненависти, которое, как он знал, можно было сформировать и вылепить. Таким образом ребёнок сможет прийти к пониманию пути ситхов и превратить свою ненависть в мощь. И вот, юный тви’лек был сперва брошен на лесной планете Симот в лагерь работорговцев, которые растили из своих пленников самых свирепых, самых кровожадных гладиаторов во всей известной галактике.

Они взяли мальчика, как одного из своих собственных, бросили в яму и заставили противостоять множеству угроз: от слоткинов до крастенанов, дианог и, что хуже всего, других рабов. И всё же мальчик как-то победил их всех, и с течением времени он становился всё сильнее и проворнее, оттачивая свои боевые навыки и при этом разжигая пламя ненависти. Он научился жить ради убийства, не доверять никому, кроме себя, чтобы выжить вопреки всему. Когда он бывал ранен, то принимал боль и учился становиться от неё сильнее, и, хотя другие рабы избегали его, они научились уважать и бояться его за то, каким он был. Мальчик позабыл о матери и Дарте Калдоте, и яма стала для него всем миром. Он не знал ничего, кроме драк, и в этой мрачной печи его выковали - грубое, но мощное оружие.

Семь лет пробыл юноша в яме чемпионом симотианских работорговцев, пока в один прекрасный день не спустился с неба корабль, пробиваясь сквозь кроны высоких мальм, и не приземлился на окраине лагеря работорговцев. Из корабля появилась фигура в одеждах из чёрного шёлка, и в руке его сверкнул меч, пылающий красным, - тем самым цветом пышно цветущей ненависти Рая Нимбиса. Через несколько минут вновь прибывший легко перебил весь лагерь – и работорговцев, и пленников – всех, за исключением самого Рая Нимбиса, которого заставил опуститься на колени в грязь, прежде чем, наконец, откинуть капюшон и открыть лицо.

Эти чужие глаза пробудили у Рая Нимбиса воспоминания – о том, как его забрали из дома и бросили на Симоте, - и, разъярённый, он потянулся к мечу и бросился в бой с пришельцем, проревев вызов.

Но, несмотря на все годы боевого опыта Рая Нимбиса с чудовищами и другими рабами в яме, Дарт Калдот намного превосходил его в бою и обезоружил молодого тви’лека одним движением руки, и тот растянулся на земле с разорванным, тлеющим кончиком одного лекку. И вот, Рай Нимбис лежал на земле, поверженный, а яростное остриё меча Дарта Калдота застыло у его горла.

Унижение тви'лека было завершено, и Дарт Калдот объяснил, что теперь может начаться настоящее обучение Рая Нимбиса.

Испытания, через которые прошёл юный ученик в те первые дни, были наказанием и могли бы сломить более слабого, но Дарт Калдот не ошибся в ученике, и годы, проведённые в гладиаторских ямах, закалили Рая Нимбиса, так что он даже не помышлял об иной жизни и без малейшего содрогания смотрел в лицо собственной смерти. Он привык верить в своё превосходство и знал, что во всей галактике только учитель способен унизить его.

Вместе они изъездили галактику вдоль и поперёк, выполняя миссии с неясной целью, обыскивая пыльные груды древних сокровищ или поля давно минувших сражений в поисках таинственных артефактов, чтобы добавить их к растущей коллекции Дарта Калдота.

В древнем, полуразрушенном храме - потаенном месте, священном для ситхов минувших веков и высеченном из чёрного нефрита в горах на давно покинутой луне, – Рай Нимбис был вновь брошен своим страхам. Семь дней и семь ночей он бродил по кошмарным развалинам, преследуемый призраками тех, кто изводил его в детстве, искажённым отражением женщины, что родила его, возможностями того, кем он мог бы стать, - и всё это было создано той самой силой, что текла в его венах, точно раскалённая магма. Один за другим он отсекал их, освобождаясь от связей с прошлым, лелея ненависть к ним, которая росла в его груди. Он закончил испытание едва живым, но бодрым, и вскоре с новыми силами вернулся к своим занятиям.

Вскоре Дарт Калдот повёл ученика на охоту за собственным оружием, отправив в погоню за одиноким рыцарем сквозь электрический туман ночного мира, пока, столкнувшись с воительницей глубоко в бледных болотах, Рай Нимбис не выдавил из неё жизнь и не взял её оружие, разбив его сердце, пока оно не истекло кровью в его руках.

Но, пока росла мощь Рая Нимбиса, так же возрастала и его ненависть к учителю, ибо Дарт Калдот показал ученику, что ненависть есть путь к могуществу, и Рай Нимбис знал, что один только Дарт Калдот стоит на пути его собственного восхождения к величию. Он таил в себе мысли уничтожить учителя и занять его место, но знал, что терпение его будет вознаграждено, потому что ему ещё многое предстояло узнать о путях ситхов.

Главное испытание Рая Нимбиса было ещё впереди, однако, уверенный, что его ученик готов, Дарт Калдот взял его в паломничество на далёкий астероид в холодных глубинах Дикого космоса, где могущественный культ Силы построил крепость с видом на трещину в пустоте. Там Дарт Калдот велел ученику заглянуть глубоко в суть самой живой Силы.

Раю Нимбису открылась тёмная правда его внутренней природы, и после трёх ночей невнятного безумия он восстал вновь, став мудрее, сильнее и полностью осознав путь, лежащий перед ним.

Там, где когда-то он изучал искусство боя и мощь ненависти, теперь он начал изучать мистические искусства прошлых тысячелетий под руководством своего учителя. Ибо Дарт Калдот столетиями прочёсывал галактику в поисках реликвий прошлых веков, отыскивал тёмные искусства и алхимические практики, забытые живыми, изучал эти архаичные силы, чтобы тоже суметь овладеть ими.

Вместе двое ситхов корпели над рассыпающимися свитками и каменными гравюрами, настолько старыми, что само их существование превратилось в миф, языки позабылись, а создатели давно вымерли. С их пальцев слетали злые чары, и даже величайшие рыцари дрожали от страха при их появлении – и учителя, и ученика – ибо они научились пользоваться своей ненавистью такими способами, каких галактика не знала уже тысячу лет.

Столь могущественными они сделались, что им никто не противостоял, и они были владыками всего, что видели. И всё же, как бывает с подобными, Рай Нимбис оставался неудовлетворённым и жаждал всё большей мощи, ибо за время своего ученичества тви'лек научился ещё кое-чему, помимо ненависти: зависти и алчности.

Так случилось, что Рай Нимбис становился всё подозрительнее к учителю, полагая, что Дарт Калдот будет сдерживать его в подготовке и прибережёт для себя самое могущественное из учений, которые они с таким трудом разыскивали вместе. В груди его пылала ревнивая ярость, разжигая пламя ненависти, и Рай Нимбис понял, что ему скоро придётся выступить против Дарта Калдота, если он вообще собирается в полной мере реализовать потенциал своей мощи.

Но Дарт Калдот был мудр в пути ситхов, ибо тоже когда-то был учеником и задолго до этого стал свидетелем гибели своего учителя, тело которого лежало в глубине крипт того самого заброшенного храма, в котором Рай Нимбис столкнулся с демонами своего прошлого.

Итак, осторожный, как никогда прежде, Дарт Калдот привык никогда не поворачиваться спиной к Раю Нимбису, и ученик понял, что, если он нападет на учителя напрямую, то встретится с неминуемой смертью, потому что, хотя он был равен учителю в бою, ему ещё предстояло добраться до всех многочисленных ритуалов и свитков, которые Дарт Калдот держал при себе, и, таким образом, до тех неведомых сил, что в них содержались.

Но терпение его истощалось, ибо Дарт Калдот становился всё более скрытным и сдерживал мужчину в том, в чём когда-то поощрял мальчика. Рай Нимбис начал подозревать правду: что всё это время Дарт Калдот использовал его, взяв в ученики лишь для собственной выгоды, - чтобы Рай Нимбис помог ему обрести силу, к которой он так долго стремился.

И вот, между ситхами началась своего рода игра. Рай Нимбис был коварен и старался как-то отвлечь учителя, чтобы суметь пробраться в покои Дарта Калдота, отыскать тайные свитки и торопливо изучить их, чтобы собрать как можно больше новых знаний.

Дарт Калдот, будучи старше и мудрее тви’лека, позволил это, ибо знал, что это даст ему время, и что его ученик ожесточится и запутается, и не будет обескуражен тем путём, который он избрал.

Этот танец продолжался много лет, и всё это время Дарт Калдот всё больше углублялся в забытые искусства, и его положение в галактике росло, так, что само его имя не смели даже шептать из страха, что при произнесении его имени он может появиться сам и обречь на гибель тех, кто осмелился его вызвать.

Дарт Калдот не был лишён гордости и столь возвысился, что начал искать тех, кто мог бы предложить ему верность, дабы вылепить армию обездоленных, империю рабов. И всё это время Рай Нимбис наблюдал и интриговал, ибо он устал исполнять приказы учителя, и настало время нанести удар и предъявить права на всё то, что может принадлежать ему.

Этот день настал, когда, вернувшись на Коррибан, Дарт Калдот потребовал от ученика подношения - памятника высоко на вершине горы с видом на пустынные равнины - дабы служить предупреждением для всех тех, кто осмелится недооценить его мощь.

И вот, Рай Нимбис придумал план, как возвести статую учителя, настоящую дань непреходящего могущества Дарта Калдота. Статуя была бы как живая, настолько реалистичная, что каждый, глядя на неё, задумался бы, а не сам ли это легендарный Повелитель ситхов. Действительно, Рай Нимбис обеспечит достоверность статуи и проведёт один из алхимических ритуалов, украденных из покоев учителя, - ритуал, что свяжет плоть Дарта Калдота камнем, заперев его навеки в живом кошмаре. Там, на вершине горы, Рай Нимбис займёт место учителя, и его ученичество, наконец, завершится.

Однако, Дарту Калдоту было известно о намерениях ученика, и, услышав, как Рай Нимбис толкует о великом памятнике, он позволил заманить себя на вершину горы, где его судьба будет решена.

Рай Нимбис был доволен, что его план сработал, и, насколько он знал, его учитель не ведал о смертельном заговоре, ибо Дарт Калдот, на его взгляд, поддался собственному высокомерию и в этом высокомерии взрастил невежество.

Когда оба ситха оказались на вершине горы в развевающихся на ветру плащах, тви'лек начал ритуал, бормоча незнакомые слова, чувствуя струящуюся сквозь себя тайную мощь, свою связь с Силой всепоглощающей.

Но Рай Нимбис не учёл хитрости учителя, и подношение было ничем иным, как испытанием, средством, дабы вывести на чистую воду ученика-изменника. Дарт Калдот заподозрил предательство и приготовился к этому, изменив слова ритуала, спрятанного в его покоях.

Так Рая Нимбиса погубила собственная гордыня. Ритуал оказался вполне успешным, вот только в камень превратился не учитель, а сам ученик, охваченный волной окаменения от кончиков пальцев до кончиков лекку на голове, пока он не сделался памятником самому себе.

Дарт Калдот предполагал подобное развитие событий и получил своё подношение - памятник на все времена, предупреждение тем, кто мог бы предать его, - ученик, превратившийся в камень.

Так на вершине горы на планете Морабанд и оказалась статуя одинокого тви’лека. Даже сейчас, если оставаться рядом со статуей достаточно долго, можно увидеть катящуюся по её щеке чёрную слезу – возможно, осадок ритуала тёмной стороны, который когда-то превратили тви'лека в камень, или, возможно, муки потерпевшего неудачу ученика, до сих пор заключённого в ловушку на этой горной вершине.