Часть 1. День рождения Энакина

...Уотто разложил тарелки и приборы на две персоны, дожидаясь, когда Шми закончит шинковать овощи для салата. На столе уже дымился противень с жареным мясом. Ах да, ещё здесь была более чем уместна бутылочка кореллианского бренди — остатки прежней роскоши. Когда-то у тойдарианца хранилось несколько бочек этого дорогого янтарного напитка, которым он потчевал своих прежних собутыльников. Теперь же осталось всего пара бутылок; а где бутылочка — там и стопочки. Несколько сладких лепёшек с горсткой мармелада в расписной чашке символизировали десерт. Подсластить момент, так сказать.

Шми тщательно перемешивает нарезанные овощи, добавляет соус.

— Готово? — спрашивает Уотто.
Шми накрывает блюдо крышкой.
— Несколько минут, пусть замаринуется.
— Ну тогда ставь на стол, а мы выпьем за день рождения твоего сына. Сколько ему уже — четырнадцать?
— Тринадцать! — улыбается женщина.
— Сам знаю, — ворчит старьевщик, неловко пряча глаза. — Тринадцать, большой уже парень.
— Да, большой, — вздыхает Шми.

***


Прошло уже четыре года, как джедаи выкупили Энакина из рабства. Когда он улетал в невероятную даль почти через всю галактику, то, повернувшись к провожавшим его матери и нескольким друзьям, он крикнул:
— Я обещаю вам — когда я стану джедаем, я вернусь и освобожу вас. Освобожу тебя, мама!..

Шми смахнула набежавшую слезу. Четыре года, а на душе так тяжело. Мысли путались в голове женщины, истосковавшейся по своему родному ребенку. Тринадцать лет — это всё же слишком мало, пусть он и стал старше. Лишь бы не шалил. Он и на Татуине бывал сорванцом, но старался не сердить мать. А ласковый был, как котёнок. Бывало, подойдёт тихонько к маме, когда она сядет перевести дух после работы, обнимет со спины, замурлычет.
— Энакин, ну хватит, малыш, мне ещё готовить ужин.
— А можно я тебе помогу?
— Можно, но только прибери в своём цеху инструменты.
— Уже прибрал, мама.
— Тогда пойдём на кухню. Хотя нет, знаешь, сбегай в продуктовую лавку, купи специй, а то закончились.
— Хорошо, мама, — и побежит вприпрыжку, а она смотрит ему вслед, улыбается.

Какой он у неё сын — добрый, но плохого отношения не терпит, спорит даже с Уотто. Смелый, не даёт друзей в обиду, не боится местного хулиганья. Умный, математику и геометрию освоил, инженерию и программирование. Красивый — даже в таком юном возрасте можно заметить, что мальчик вырастет и превратится в высокого, стройного, хорошо сложенного юношу. Голубоглазый, как небесная синь над Татуином, с копной непослушных светлых волос... Про покой местным девчонкам придётся забыть. У них в соседях несколько семей человеческого происхождения, с детьми-девочками на год-два старше или младше Энакина. Вот подрастёт до совершеннолетия весь этот цветник... Да, видно, придётся объясняться с недовольными папами-мамами, чего это их дочкам её сын покою не даёт. «А это ваши дочки ему покоя не дают», — возразит она, и пойдёт перебранка. Ну и гонки ещё эти, будь они неладны, вздыхает женщина.

А то Уотто, бывало, орёт благим матом:
— Энаки-и-ин!
— Чего-о-о?! — в ответ передразнивает проказливый мальчишка
— Подовский мотор перебрал?
— Перебрал!
— Чё там с ним?
— Песка нахлебался.
— Ладно, поверю. Но смотри у меня, если наврал, то выпорю.

И как-то живо было вокруг от ребячьей возни, а теперь кругом пусто, словно и дом нежилой. Соседи сперва заходили, бывало, спрашивали: что да как, какие новости об Энакине. А Шми и сама не знает. Никто её не извещал о сыне — ни джедаи, ни молоденькая королева, с которой Эни подружился; да, видно, и не будут уже. А ведь болит сердце материнское. Что с ним, там, в чужом краю? Как живёт — не болеет? Всё ли у него в порядке? Хорошие ли люди в его новой жизни? Как относятся к нему — не обижают ли? Старший джедай по имени Квай-Гон тогда показался ей серьёзным и надёжным мужчиной, из числа тех, кто держат своё слово. Он пообещал, что лично станет обучать Энакина джедайским премудростям и наукам. Подтвердил ей, что ещё раз наведается к ней на Татуин. Вот только сколько времени прошло с тех пор! Забыл, наверное, важный господин обеспокоенную женщину с задворок вселенной. Не до её тревог, видимо.

Уотто тоже первое время ходил надутый, злой. Считал, что джедаи его обдурили. Что-то знали заранее, видимо. А может, и наколдовали — всем же известно, что они колдуны. Его финансовое положение с тех пор, как Энакин получил свободу, пошатнулось. Пришлось выплачивать огромную сумму своего проигрыша.
Но мрачное настроение тойдарианца продолжалось недолго. Всё же прикипел он к мальчишке, как видно. Даже взгрустнул. Вдруг снова вытащил из сундука свой личный герб, который Энакин вырезал ему из дерева, и повесил на видное место. Даже попросил у женщины копию голокарточки, где они снялись все трое перед лавкой старьевщика на память. В тот день, помнится, Уотто сорвал изрядный куш с каких-то простофиль и пребывал в добрейшем настроении. А теперь, значит, голокарточка понадобилась. Его отношения со Шми улучшились — видно, совесть не совсем уснула в Уотто, а может быть, наоборот, начинала просыпаться. Старьевщик уже не позволял себе повышать голос на женщину, как в прежние времена, стал приветлив, да и работой по дому больше не загружал. У Шми появилось достаточно свободного времени даже для приработка. Энакин в своё время собрал неплохую стиральную машину, и теперь его мать раз в десять дней обходила соседние дома, собирая белье для стирки. Деньги она тратила на себя. Уотто же довольствовался тем, что продавал в своей лавке запчасти окрестным фермерам.

Иногда приходили бывшие друзья Энакина Китстер и У. Вальд, скрашивая посиделками одиночество Шми. После работы, конечно. Пили чай, ели конфеты. Сначала одни разговоры были о том, когда Эни вернётся, каким он станет джедаем, как выручит их из неволи. Джедаи вроде бы этим занимаются: не дают в обиду простой люд.

— Это же так? — спрашивают они друг друга.
— Так, да не так!.. — однажды, ухмыльнувшись, сказал какой-то мужчина, покупавший у Уотто несколько флаконов машинного масла.
— Но мы в голосети смотрели про джедаев, про храм!
— Что вы смотрели? Пропаганду? Вот-вот.
— Друг у нас джедай. Он прилетит к нам, он обещал!
— Прилетит и улетит, когда поймёт, в какую дыру снова попал. Если бы джедаи хотели, то со всем этим дерьмом… А-а, да что и говорить, — машет рукой мужчина.
— Вы врёте! — со слезами в голосе кричат парнишкии
— Ну знаете, пацаны! Я сейчас…
— А ну-ка брысь отсюда, поросята! — рявкает на них Уотто — Извинения прошу, любезный господин, — говорит он мужчине.
— Пороть их надо! — недовольно восклицает покупатель.
— Порем! — с готовностью отвечает старьевщик. И добавляет: — У нас хоть здесь и не храм джедаев, но порем не хуже.
Мужчина неопределенно хмыкает, расплачивается, забирает коробку и уходит.

А дни бегут один за одним, одним за одним.

***


— Шми, я наливаю! — говорит Уотто с бутылкой в руке.
— Чуть-чуть, — просит женщина.
Уотто фыркает, но в стопку наливает немного алкоголя, как его и просили.
— Мне же больше достанется, — мечтательно произносит он.

Вечер задувает в лавку тёплый порыв ветра. Как хорошо сейчас на улице, не жарко. Дневное пекло вернётся только завтра, а сейчас самое время расслабиться и отдохнуть за вкусной едой и неспешной беседой.

— Ну, за день рождения Эни! — провозглашает Уотто. — Надеюсь, что твой славный парень скоро к нам вернётся!
— С днём рождения, сынок, — говорит женщина.

Они чокаются, выпивают и приступают к трапезе. Замечательное жаркое и очень вкусный салат. Всё же грустно, что Энакина сейчас нет. Но Шми силится отогнать невесёлые мысли — всё же день рождения единственного дитя. Только бы осторожен он был там, где бы ни находился, внимателен, избегал опасностей.

Пока Шми предаётся воспоминаниям, Уотто уже успел тяпнуть под шумок ещё пару рюмок и изрядно опьянел.

— Ах, какой он парнишка! И весь он ладный, умный, — заплетающимся языком говорит Уотто, обращаясь к Шми. — Золото, а не парень.
— Спасибо на добром слове, — благодарит Шми.
— Ты не думай, это не звон. Знаешь, что! — грустнеет тойдарианец.
— Что, Уотто? — спрашивает женщина.
— Я всё себя ругаю, что не отпустил вас тогда вдвоём с сыном. Поступил я тогда, как последняя сволочь. Думал, что меня кинули. Ну и упёрся, как дурак, когда тот высокий джедай предлагал ещё и тебя освободить. А надо было отпустить, надо было! — повторяет он.
— А как же ты?
— Я?! Ну жил бы себе и жил. А вот у вас что за житьё было. Мучение одно!

Шми удивлена такой откровенностью. Впрочем, Уотто как-то незаметно для самого себя поменялся в лучшую сторону.

— Верю, ждёт Энакина в будущем только хорошее, так как славный он парнишка и пришёлся мне по сердцу. А помнишь отупевшие рожи Джаббы и всех его недоумков, когда Эни гонки выиграл, а?! — хохочет Уотто.
— Так ты же деньги потерял на этом? — удивляется Шми.
— И пусть. В другой раз буду умней.
Уотто выпивает четвёртую рюмку и заговорщицки выпучивает глаза, словно собирается поведать страшную тайну.
— Сроду проку не было от этих принцесс-королев, все они фифочки и есть.
— О чем ты? — не поняла его Шми.
Уотто махнул лапкой.
— Да про ту особу, что с джедаями прилетала.
— А, вот ты про что!
— Н-да. Не то, что нормальные женщины... как ты, — неожиданно говорит Уотто.
— Спасибо за комплимент, — говорит ему Шми.
— Пожалуйста всегда, — хрустит салатом Уотто.

Вечер из загустевшего сумрака превращается в ночь. На тёмном небе показались первые звёзды. Скоро придёт время ложиться спать, завтра ведь работа, и новые заботы. Интересно, в том мире, на той планете, где сейчас Энакин, тоже вечер? И смотрит ли мальчуган сейчас в небо, безнадёжно пытаясь отыскать в бездонном пространстве, словно бы усыпанном сверкающим бисером, крохотный отблеск Татуина, как она пытается рассмотреть Корусант? А празднует ли он сейчас свой праздник? Быть может, с новыми друзьями, со своим учителем сидят за столом, и в адрес Энакина звучат поздравления и славословия.

Шми грустно вздыхает. Уотто уже спит прямо за столом, так и не доев салат. Завтра у тойдарианца будет похмелье, надо будет с утра поднести ему рюмку. Хорошо, что он не всю бутылку выпил.

Она поднимается с места, обхватывает старьевщика за плечи и осторожно ведёт в висящему неподалёку гамаку. Уотто, не просыпаясь, что-то пьяно бормочет, но он покорен и тих. Наконец она укладывает его, после чего возвращается, запирает лавку на два электрозамка и убирает посуду со стола в раковину, сбросив остатки еды в стоящее рядом ведро. Быстро всё перемыв, она вытирает руки о висящее полотенце, после чего через лавку выходит во внутренний дворик и, пройдя его, попадает в свой дом.

Одинокое, неуютное, постылое ложе. Шми вытягивается на нём, подложив под голову мягкий валик. А вон там, в углу, заправленная кровать Энакина. На ней она сегодня разложила некоторые его вещи, которые пришлось оставить перед полётом на Корусант. Они в пыли, в масляных разводах, довольно грязны. Собиралась постирать, но не поднимается рука. Они пахнут им. Пахнут им. Родной запах, который нескоро, но всё же выветрится. Хорошо бы он прилетел к ней, когда его запах ещё не успеет исчезнуть! Комната снова наполнится задором и смехом молодого парня.

Наконец он расскажет ей, как у него дела, где всё это время пропадал и что видел. Может быть, даже заберёт ее с собой. В том, что Уотто согласится отпустить ее, она не сомневалась. Согласились бы джедаи? Ей хотелось надеяться на это. Тот мужчина-джедай, который понравился ей, выглядел сильным, уверенным в себе человеком. Молчаливым, но добрым. Энакин сразу потянулся к нему, как к отцу. А ведь говорят, что сердце ребенка чистое и ошибиться не может. Этот мужчина дал ей слово, но пока не сдержал его. Быть может, этому есть какие-то объяснения? Что-то его задержало? Не хотелось бы верить, что её обманули.

Опять слёзы в глазах. Всё же сегодня день горького счастья. День воспоминаний и любви.

***


Шми засыпает, спит и слышит во сне, как окликает её неизвестный голос. Голос возвышенный, глубокий и чистый.

— Мёртв тот мужчина. И нет его более в мире живых. Пал он в битве с жестоким врагом. Будь он жив, никто и ничто бы не смогло заставить его нарушить данное тебе слово. Будь он жив, ты бы уже обнимала своего сына-джедая, и плакала от радости, целовала его глаза, и разглаживала светлые волны волос. Будь он жив, стал бы твой сын взрослым, настоящим мужчиной. Верным. Храбрым. Послушным. С ясным, трезвым умом и миром в своей душе. Не кори напрасно того мужчину, хотевшего быть ему наставником и отцом, не упрекай, ибо в этом есть великая несправедливость.

— Что будет с ним, с Энакином? — в отчаяньи возопила она.
— Хранит его живая сила. Много препятствий встретит он на пути, много трудностей. И много опасностей. Одна преграда, оберегавшая его, уже пала. Столкнется он и с завистью, и с ревностью. И с безразличием. И со скрытой враждебностью. Но если встретит он людей, которые не дадут ему пасть, не оставят его в одиночестве, которые на его дружбу ответят дружбой, а на любовь любовью, значит, принесёт он в живую силу гармонию. И поднимется великая галактика на борьбу со злом, где бы оно не скрывалось. И поведёт за собой он в бой белые легионы.

Голос умолк. Шми спала крепким сном измученного человека, но счастливой матери. Одна просьба была у неё к судьбе и силе — одна, и не надо ей ничего более... только бы встретил её мальчик тех настоящих и честных людей.

Продолжение следует...