Хотим мы этого или нет но именно они сильнее всего повлияли на мир вокруг нас так что всю аналитику,претензии,восхищения,оценки постить сюда.

Отдельная благодарность DIMM за идею.

Сейчас настало время третьей цивилизации. Россия - Сфинкс, казалось бы, навеки погрузившийся в сон под строгим надзором своих автократов, незадолго до конца второго тысячелетия пробудился - и пробуждение это, впервые в его истории, было довольно мирным. Имена Михаила Горбачева и Бориса Ельцина - двух последних правителей страны в 20 веке - будут стоять в российской истории рядом, хотя они друг друга терпеть не могли. В этом нет парадокса - это очень по-русски. Как заметил один дворянин еще в 18 веке, 'нам, русским, хлеба не нужно, мы друг друга едим и тем сыты бываем'.

Горбачев открыл путь к свободе - вечный путь Моисея через пустыню. Дорога была трудной. Республики все громче заявляли о себе. Сталин построил нерушимый СССР, приковав республики друг к другу экономическими цепями. Но теперь назревал обвал гигантских масштабов. Центр был против сепаратизма, но республики выступали за отделение. Горячая молодежь в республиках готова была умереть за независимость. Страна, битком набитая ядерным оружием, оказалась на пороге гражданской войны. До мировой катастрофы было рукой подать.

Мирный распад СССР станет величайшим вкладом Ельцина в историю новой России, которая еще только делает первые шаги. Как же трудно строить капитализм в стране, где идея о неправедности богатства необыкновенно популярна в народе, в стране, где тысячу лет не было законности, где само понятие 'закона' успешно подменяется понятием 'справедливости', где буржуазия талантлива в обогащении, но бездарна во власти. Прискорбный факт российской истории заключается в том, что буржуазия не имеет опыта государственного руководства. Как же трудно строить демократию в стране, где мечта о равенстве всегда была сильнее мечты о свободе. Как же трудно - не только правителям, но, увы, и народу - отвергнуть беспощадную автократию в стране, где она царила веками.

Главная причина падения Горбачева заключалась в том, что он этого не понимал. Он пытался стать обычным политиком, политическим танцором - шаг влево, скачок вправо. Но народу после тысячи лет самодержавия был нужен очередной царь, пусть и в демократических одеждах. Царь не танцует, царь повелевает. Таким был Ельцин. Если бы американский президент велел доллару прекратить падение, его бы точно сочли сумасшедшим. Но во время дефолта 1998 г., Ельцин, разгневанный капризами рубля, повелел, чтобы он прекратил падать. И рубль на время застыл в ужасе.

Трагедия Ельцина в том, что он был самодержцем, искренне желавшим стать демократом. Он заставлял себя смириться с самым одиозным, с точки зрения царя, явлением - свободой слова, то есть публичными оскорблениями со стороны коммунистов и других оппозиционных партий. Естественно, он знал, как заткнуть им рот. Знал, но ничего не делал, ведь он был демократом, да и что сказали бы лучшие друзья - друг Билл и друг Гельмут! Это постоянное напряжение - когда ты знаешь, что надо делать, но сделать не можешь - заставило его искать утешение в бутылке и разрушило его богатырское здоровья. Конец его царствования был отмечен хаосом и дикой коррупцией.

Неизвестный человек

И вновь, как во времена Ивана Грозного, народ затосковал по строгому отцу. Величие Ельцина в том, что он сделал невозможное для русского царя: добровольно отказался от власти. К удивлению всей страны он передал бразды правления человеку абсолютно неизвестному. Но фантастическое шестое чувство его не подвело. Ельцин выбрал именно того, кого хотела видеть страна. На смену президенту, о котором люди гадали, сможет ли он самостоятельно подняться с кресла, пришел нормальный, современный молодой человек. Он катается на лыжах и свободно говорит без бумажки. Он стал, пожалуй, первым российским лидером, в которого влюбляются юные девушки.

С приходом Владимира Путина закончилась эпоха 'кремлевских старцев', вызывавших на Западе сарказм. Он решительно делает то, чего хочет от него большинство: власть укрепилась, стабильность восстановлена, а концепция 'сверхдержавности', без которой россияне жить не могут, возвращается в страну. С олигархами он разбирается как настоящий царь. (Как заметил Павел I, сын Екатерины Великой, 'в России знатен тот, с кем я говорю, и пока я с ним говорю'). Но помимо воли народа есть и воля Истории, и они не всегда совпадают. Желает ли История продолжения ельцинской 'монаршей демократии'? Или она требует осознания того, что Александр II понял слишком поздно - в России опасно начинать реформы, но еще опаснее их останавливать?

Г-н Радзинский