В очередной раз приходится убеждаться в том, что основная беда отечественного кинематографа заключается в отечественной рекламе. Все, конечно, очевидно: вкладывая в новый кинопроект властелины Первого Канала надеются получить существенную выгоду и прилагают для заманивая зрителя в кино все возможные средства. Однако, при этом они забывают, что не всякое кино можно подавать широкому зрителю. В этом году подобный промах уже допустили с призером Берлинского Кинофестиваля «Как я провел этим летом», устроив фильма мощную рекламную кампанию и обеспечив существенное количество залов. Казалось бы, печальный итог в виде чуть более 600 тысяч долларов сборов должен был образумить медийных боссов. Но вот, полгода спустя ситуация повторяется один в один: рекламные ролики, предвещающие любовь и гонки на паровозах, постеры полуэротического содержания и слоганы-образцы идиотизма. «Самый горячий фильм года», чтоб его.

А между тем, «Край» Алексея Учителя – это не легенькая порномелодрама в условиях тайги. Это Сибирь, чистая и незамутненная; суровая, жесткая, скупая на слова и действия, порой потрясающе красивая и, что самое главное, совершенно недоступная пониманию городского жителя. На взгляд обычного посетителя мультиплексов события и поступки героев начисто лишены смысла – и хотя сюжет «Края» можно легко пересказать, рассказывать о нем крайне сложно. Вот какой-то машинист Игнат прибывает с только что закончившейся Великой Отечественной Войны в отдаленный сибирский поселок для «предателей Родины», которые вроде бы каторжане, но имеют относительную свободу передвижений. Вот Игнат каким-то неведомым образом за один вечер отбивает у местного машиниста и жену, и паровоз. Вот Игнат куда-то везет на поезде каторжан – похоже, лес пилить – но внезапно увлекается и устраивает соревнование на скорость с идущим по параллельному пути товарняком, что, конечно, заканчивается плачевно. Вот Игнат перебирается вброд через бурную речку, вот находит на другом берегу старый, побитый ржавчиной и заваленный листвой паровоз, а в нем – непонятную вроде бы дикую, но симпатичную немецкую девушку. Вот они вместе отстраивают мост, вот приезжают на паровозе, вот сталкиваются с ненавистью добропорядочных советских заключенных, вот приезжает товарищ из НКВД, вот по кому-то стреляют, кого-то убивают, чем-то ударяют по чему-то. Вот разбиваются паровозы. Вот бурый медведь сидит, вот бурый медведь бежит, вот бурый медведь попадает под поезд, вот бурого медведя с упоением поедают изголодавшиеся зэки, вот шкура бурого медведя «распята» на красной звезде на носу паровоза.

После такого – либо сразу в дурдом, либо в Сибирь на поселение. Так или иначе, правила игры Учителя придется принять и все, что кажется странным, непонятным, нелепым, нелогичным, абсурдным и, возможно, даже пародийным считать нормой: так должно быть. Если зритель подобное усилие сделать над собой не способен, ему будет легче сразу покинуть зал в первые двадцать минут. То есть, сразу же после обязательной для отечественного кино, но совершенно не нужной в фильме постельной сцены. Надо же рекламу оправдывать.

Тем же, кто останется на «Краю», откроется по-настоящему суровый мир. Мир, в котором есть только два ведущих образа: монументальный, где-то в три человеческих роста, черный корпус паровоза с тусклыми передними фонарями-«глазами» и массивный, но по-человечески спокойный бурый медведь. Все остальное в фильме – лишь вариации. Декорации в большинстве своем «паровозные»: гигантские сосны, большие бараки со звенящими металлическими крышами, тяжелые лагерные ворота, ревущий поток реки. Персонажи же – натуральные медведи, особенно главный герой. Он без лишних слов бьет собеседника по роже, если чувствует себя оскорбленным, с относительной легкостью ворочает огромные бревна при строительстве моста, а когда дикая немка пытается спастись от него на верхушке сосны, берет и спокойно рубит эту сосну, окуная испуганную девушку в холодные сибирские воды. Неслучайно конфликт Игната с заключенными достигает своего пика в моменте, когда его паровозу блокируют путь поездом с прибитой к нему шкурой настоящего медведя, ранее сбитого и съеденного.

Алексей Учитель уподобляет медведю и практически отсутствующий эмоциональный накал картины - еще один довод «против» для массового зрителя. Говорят здесь мало и по делу, больше матерятся сквозь зубы, смеются быстро и негромко. По сути, самым эмоциональным персонажем «Края» является самый чужой и нормальный – сотрудник НКВД в как всегда прекрасном исполнении Сергея Гармаша. Он то и дело со страхом в голосе упоминается в течение фильма («Вот приедет Фишман!..»), а по прибытии на поселение тут же бьет коменданту поддых и устраивает разнос с криками и роскошным двухминутным монологом о том, как лично у товарища Сталина болит о всех душа и как лично товарищу Фишману все здесь отвратительно. Впрочем, финал фильма подчеркнуто аполитичен, а сам чекист, которому медвежий удар Игната отшиб всю память, садится на велосипед и уезжает по заснеженным рельсам куда-то вдаль, к своей давно погибшей дочери. Его приняла Сибирь. Он вернулся к своему естественному человеческому состоянию.

Совершенно очевидно, что именно это «естественное состояние» интересует режиссера больше всего, хотя сценарий автора блестящего сатирического мокьюментари «Первые на Луне» Александра Гоноровского предлагает немало модных и актуальных на сегодняшний день тем: последствия войны, ужасы лагерей, культ личности, родная русская ксенофобия. Но Алексею Учителю все это неинтересно, а потому и смотрятся социально-политические сцены как-то неправильно, будто искусственно-введенные в ткань повествования. Пусть даже по отдельности такие эпизоды любопытны, а иногда и весьма трогательны, как, например, попытка коменданта лагеря со слезными причитаниями под каплями дождя написать письмо товарищу Сталину левой рукой (правую оторвало на войне). Но подлинное режиссерское участие ощутимо лишь в приземленных бытовых сценах, да животном, нереальном противостоянии поездов – двух снарядов неконтролируемой энергии с двумя безумцами у топок. Безумцами, чье поведение подчиняется лишь суровой природе. Уже не важна актерская игра, не важны мотивации, не важен общий монтаж. Важно лишь движение, мрачный напряженный гул музыки Дэвида Холмса, застилающий все вокруг густой дым и суровая красота Сибири, прекрасно снятая постоянным оператором Учителя Юрием Клименко.

По сути, только ради этого «Край» и снимался. Сознавал ли это режиссер, предлагая проект «фильма с гонками на паровозах» Константину Эрнсту – непонятно. Сознавал ли это Константин Эрнст, выделяя на картину $11 млн. (как кажется, второй после «Предстояния» рекорд по производственным затратам за год) – навряд ли. Сознавали ли это те, кто работал над рекламой – конечно же нет. Сознавал ли это комитет, отправивший «Край» на соискание премии «Оскар» - тоже сомнительно. Но в одном эти люди, должно быть, похожи: для них новый фильм Алексея Учителя – это самый неправильный фильм за долгое время. И это правда; вот только в неправильности и естественности, наверное, и заключается его странная притягательность.