Собственно, все сказано в названии темы. Небольшие фанфики, написанные о мире Звездных Войн.

Не уверен, что это сюда. С другой стороны - а куда?

[img]style_images/newgreen/mod_i.gif[/img] Сообщение модератора: Сюда, сюда. Вот только автора желательно указывать

Старый холокрон
Клавиша уходит в панель. Поначалу ничего не происходит, но потом раздается мерное жужжание, и над прибором возникает полупрозрачное лицо.
Меня зовут Лорн Эмерик, и я был рыцарем-джедаем.
«Был»… как странно говорить так о том, что было смыслом моей жизни. Что и было – моей жизнью…
Отвлекаюсь. Кому это интересно… и не для того я включил холокрон, чтобы записывать свои сожаления.
Сейчас двадцать тысяч первый год от основания Республики. Я нахожусь на планете, названия которой даже не знаю… Через пару часов я покину ее и оставлю здесь холокрон. Может, его кто-то найдет.
Несколько месяцев назад закончилась война с ситхами. Историки уже придумали ей красивое название – Великая Гиперпространственная Война.
Великая… как бы не так. Все случилось даже не за год – за какую-то пару месяцев. Впрочем, если считать по смертям, то имя «Великая» тут подходит…
Я не воин. Во всяком случае, не более, чем любой другой джедай. Я владею мечом, но меня всегда больше привлекали размышления и работа с Силой.
Но я прилетел на Корускант как раз к началу войны, чтобы повидаться с мастером Кальвом – моим учителем. Мы давно не виделись, а каждый разговор с наставником был для меня настоящим удовольствием. Я никогда более не встречал человека, так глубоко понимавшего чувства и мысли не-людей, – а ведь почти все его ученики не принадлежали к человеческому роду. Как и я…
Мы разговаривали, прогуливаясь по улице; я рассказывал мастеру Кальву о любопытных воздействиях Силы на неразумных животных. Он привел в пример несколько работ, написанных мастерами Ордена… и говорил о приезде мастера Надилла, утверждающего, что Республике грозит опасность…
И вот тогда из неба плеснул огонь. А затем на Корускант обрушились странные, уродливые корабли с краснокожими воинами на борту.
И я ощутил ненависть и ярость, исходящую от них. Подобной я ранее никогда не встречал.
Мы выхватили световые мечи, когда они бросились на нас, и отразили атаку. Мастер Кальв отбрасывал врагов Силой, а я, будучи более подвижным, сражался мечом. Как жаль, что соединяющий рукоять с энергоблоком провод не слишком длинный…
– Это ситхи! – закричал мастер Кальв, отбросив очередного. – Те, о ком говорил мастер Надилл!
Я лишь кивнул: мне требовалось сосредоточиться на битве.
Но потом я вонзил клинок в ближайшего противника – и умирая, он сжал пальцы на рукояти моего меча. Я подергал ее, пытаясь высвободить… и потратил на это драгоценные секунды.
А один из воинов их использовал, пробежав мимо меня и вогнав острие копья в энергоблок меча мастера Кальва.
Взрыв расщепил оружие; но он же разорвал бедро моему учителю и бросил его на землю. А встать он уже не успел; сразу четыре клинка вошли в его тело.
Наверное, я закричал. Не помню. Я знаю лишь, что отчаянным рывком сумел вырвать мой меч из мертвых пальцев и ударить… пропуская Силу через оружие.
Меч не выдержал такой нагрузки и перегорел – но на мгновение лезвие многократно удлинилось, синим пламенем распоров тела убийц мастера Кальва.
Может быть, меня это и спасло – моя ненависть выплеснулась в этом ударе и покинула меня. Я не поддался жажде мести и убийства. И выжил лишь чудом – благодаря тому, что подоспели на помощь другие джедаи.
Мастер Недилл рассказал мне о предупреждениях Джори Дарагон, и о начавшемся вторжении. И, конечно, о врагах.
«Ситхи». Странное, шипящее слово. Злое слово.
После атаки на Корускант даже самые консервативные мастера решили, что следует воевать. И я был согласен с ними – ведь перед моими глазами все еще стояла картина смерти мастера Кальва.
Через некоторое время я познакомился с императрицей Тетой и Джори Дарагон. Первая была сильной и яркой; взгляд второй был потухшим. К тому времени ее брат уже погиб, почти у нее на глазах, и Джори словно потеряла все чувства. На нее больно было смотреть.
Я не выдержал. Предложил ей помощь целителей Ордена. Джори подняла на меня тусклые глаза и без всякой интонации ответила:
– Благодарю вас, рыцарь. Со мной все в порядке.
Она не была похожа на героиню, какой ее считали. Уже не была.
А императрица меня впечатлила – энергичная, стремительная, уверенная в себе. Женщина-воин, причем соверешенно непохожая на женщин-джедаев. Ее люди верили в нее, и командиром она…
запись прерывается треском, изображение идет полосами. Примерно с минуту из холокрона доносится лишь неразборчивый шелест, потом все восстанавливается
…адоу сумел сбежать, вместе с небольшой командой воинов. Он взорвал двойную звезду, утопив в огне посланные за ним корабли, и о судьбе Темного Лорда мне более ничего не известно.
Зато мне слишком хорошо известно о судьбе других.
Через месяц после исчезновения Садоу я сидел в каюте на главном корабле Циннагара и смотрел на свой меч.
Темно-зеленоватая металлическая рукоять, сантиметров двадцать длиной. Скобы на ней. Прочный силовой шнур, отходящий от торца к энергоблоку, пристегнутому к бедру.
Оружие джедая – оружие миротворца, как говорил мастер Кальв.
Оружие убийцы. Отныне и навсегда.
Война не была такой короткой, как может показаться. После бегства Садоу многие его воины продолжали сражаться, укрепившись на захваченных планетах. И войска Циннагара вместе с джедаями боролись с ними.
Я помню, как мы столкнулись в космосе с крейсером ситхов. Его канониры стреляли метко – но наша броня выдержала попадания. Однако огневой мощи нашего корабля недоставало для уничтожения, и мы взяли крейсер на абордаж.
Я помню, как мы бежали по коридорам, и воины ситхов падали под ударами наших мечей. Я, Лорн Эмерик, никогда не считавший себя воином, – сражался и убивал, разя без промаха и без пощады.
Мне встретился ситх в богато украшенных доспехах, с длинным металлическим мечом. Взмах моего клинка не разрезал металл, и я понял, что предо мной один из младших Лордов, умеющих укреплять свое оружие Силой.
Конечно, вокруг его меча не клубились молнии Темной стороны, как это было с оружием Садоу – но он был очень опасным противником. И в его глазах сверкала ярость, которой не было у меня.
Не было. Но она пришла.
Я видел, как ситхи убивали невинных людей и уничтожали города. Я видел, я помнил – и я ненавидел этого Лорда. Я ненавидел взмахи его меча, его бешеные глаза и яростную улыбку…
Но я был джедаем. Я плохо умел ненавидеть. А его этому учили – и его ненависть оказалась сильнее. Я был сбит с ног, ранен, и враг занес меч над моей головой.
Я не воин. Я мыслитель – и это помогло мне перебороть ненависть и обрести спокойствие и чистоту разума. И в этом состоянии я полоснул мечом по ногам Лорда, а потом встретил падающее тело восходящим ударом.
А когда я встал – то увидел, как о стену ударяется тело другого Лорда, а Феррех Каннир, рыцарь-анцат, склоняется над ним и развертывает свои лицевые щупальца, готовясь выпить побежденного противника – как это делают анцати.
– Стой, Феррех! – крикнул я. Рана не давала мне идти быстро, но я двинулся к нему, огибая тела.
Каннир сверкнул глазами в мою сторону.
– Не мешай, Лорн! Я выпью его нектар, как положено, – это сильный воин, и его вкус…
– Ты джедай, Феррех! Ты не должен так убивать! Ты джедай!
На мгновение мне показалось, что анцат бросится на меня… но затем жестокое пламя в его глазах погасло. Одним ударом он отсек голову умирающему Лорду и пошел прочь, сгорбившись.
Мы джедаи. Нас учат контролировать себя. Нельзя отрицать чувства, никакие из них… но нельзя давать им власть над собой.
Но что творит с нами война?
Феррех ведь всегда гордился своим самоконтролем, и тем, что с момента поступления в Орден никого не выпил. Что же произошло с ним… и что происходило со мной? Что пробуждало ненависть и ярость в душе Лорна Эмерика, никогда не умевшего долго злиться?
Я не знаю. Я не знаю этого до сих пор.

Через пару недель после захвата крейсера мы пришли к планете, где ситхи захватили и удерживали город. Он был хорошо укреплен, и было бы непросто взять его штурмом.
Мы собрались в кают-компании флагмана императрицы – она, мастер-цереанин Рин-Ке-Арви, Каннир, рыцарь с Корусканта Гайвир Хальт и я.
– Мы можем провести переговоры, – предложил мастер Рин-Ке-Арви. – Все же их командиры – разумные существа, и они поймут, что у нас превосходящие силы.
– Вы уверены, что это поможет? – задумчиво спросила Тета.
– Конечно, – усмехнулся я. – В любом случае – что еще нам остается? Не бомбить же город…
Остальные джедаи улыбнулись – им тоже показалось совершенно невероятным такое развитие событий. Только императрица лишь сузила глаза, размышляя над какой-то мыслью…
А утром меня пробудили боль и страх, нахлынувшие в Силе… и лишь потом я понял, что корабль содрогается как в битве.
Я выбежал из каюты и добрался до смотровой площадки.
Мастер Рин-Ке-Арви был там. Он стоял, вцепившись тонкими пальцами в поручень; светлая кожа цереанина стала почти белой. И я застыл рядом с ним, глядя, как внизу тонет в пламени город, по которому бьют бомбы и ракеты.
Выпущенные с этого корабля. Согласно той абсурдной идее, что высказал я. Я, Лорн Эмерик, рыцарь-джедай.
Мои ноги подломились; только поручень не дал мне упасть. Мой народ редко плачет – но я вздрагивал всем телом каждый раз, как Сила доносила до меня гибель очередных людей там, внизу…
Чуть позже я присутствовал при том, как мастер Рин-Ке-Арви кричал императрице:
– Зачем? Зачем вы поступили так? – голос цереанина сорвался и он закашлялся.
– Зато мы не потеряли ни одного солдата, – спокойно ответила Тета. – А враги уничтожены.
– Но ведь погибли не только они! В городе были просто граждане…
– Жертвы войны, – пожала плечами императрица. – Под правлением ситхов они бы все равно погибли.
– Жестокость… – только и смог ответить мастер Рин-Ке-Арви.
Тета метнула на него холодный взгляд.
– Политику и командиру приходится быть жестоким, мастер-джедай. Я не объединила бы свои миры в одну империю, если бы не умела принимать решения.
Я не винил императрицу тогда, и не буду винить ее сейчас. Образ мышления военачальника отличен от того, как мыслят джедаи. Нам легче выйти против врага и скрестить с ним клинки; им легче уничтожить его, не обращая внимания на других.
Нет, я не могу обвинять в чем-то Тету… только не я.
А еще через полторы недели мы вновь столкнулись с кораблем ситхов – и на сей раз взяли пленных. Это было очень большой удачей; обычно воины Империи не сдавались.
Их поместили в камеры; по возвращении на Циннагар пленных ждал суд. Императрицы и Ордена.
А я сидел в каюте и смотрел на свой меч.
Оружие джедая. Оружие защитника.
Оружие убийцы.
Я не мог успокоиться, и прибег к обычному способу – размышлениям. Закрыл глаза и погрузился в Силу вокруг себя… позволил ей унести себя вдаль…
В первый раз в жизни я получил видение будущего – обрывочное… но эти обрывки были пугающе ясными.
Я видел, как пленных судят и предают казни. Видел, как полученные архивы ситхов переправляют в Орден, и самые мудрые Мастера принимаются за их изучение. Видел, как растет недоверие к тем, кто занимается этой работой… и как кто-то применяет знания Темной стороны, чтобы помочь… и получает в ответ ненависть.
Я видел ненависть, захлестнувшую Галактику. Ненависть джедаев к тем, кто соприкоснулся с Темной стороной… ненависть Темных ко всем джедаям… ненависть всех, неспособных владеть Силой – к способным…
Будущее ужаснуло меня – в нем была только ненависть.
И мы сейчас своими руками воплощали в жизнь этот путь.
Кто стал бы слушать меня, обычного рыцаря, не самого сильного и не самого мудрого? Кого бы я смог убедить? Разве что мастера Кальва – но он погиб…
Но если Орден не может остановить ненависть, если рыцарь-джедай не способен изменить будущее… то пусть это сделает не-джедай.
Когда я перестал быть джедаем? Когда шел по коридорам корабля, принимая одно решение за другим? Когда усыпил охрану у камер? Когда обрушил клинок на двери, выпуская пленных ситхов?
Или когда смотрел в глаза их командира и слышал его вопрос, заданный с сильным акцентом:
– Почему ты д’елаешшь это, джед’ай?
– Вас казнят, – откровенно ответил я. – А с меня хватит крови. Война… война есть война. Но это убийство.
– Мы уб’ивали, – пристально посмотрел на меня ситх.
– Мы тоже.
– Ты д’урак, джед’ай, – помолчав, сказал он. – Но и я буду дур’аком, ессли упущщу возможноссть.
Я провел их к одному из малых кораблей, стоявших в ангаре флагмана; попадавшиеся навстречу солдаты падали, усыпленные моей Силой. Ситхи хотели атаковать, но мне удалось убедить их обойтись без жертв. И прикрыть нас в Силе – так что мои братья по Ордену ничего не почувствовали. Кроме одного.
В самом ангаре я встретился с Феррехом Канниром.
Анцат стоял как раз между нами и кораблем; рука его покоилась на рукояти светового меча.
– Что ты делаешь, Лорн?
– Я собираюсь увезти их отсюда, Феррех. Прошу, не мешай мне.
– Ты увозишь их от суда!
– Ты сомневаешься в его исходе?
Я знал, что в бою мне с Феррехом не справиться. Но анцат не спешил нападать; он лишь тяжело вздохнул и отвел взгляд.
– Я буду молчать, Лорн. Но если меня спросят прямо, я расскажу все.
– Спасибо, – только и мог ответить я.

Мне удалось – никто не заподозрит джедая в спасении ситхов. Я высадил их на планете, где остался один из легких кораблей Империи; с ним они могли вернуться до…
запись вновь прерывается треском, помехи лишают возможности слышать и видеть. Через несколько минут восстанавливается
…ытые трофеи – холокроны, записи, артефакты – сейчас хранились в одном месте. Лишь один холокрон, созданный Нагой Садоу, унес Одан-Урр. Надеюсь, что он уничтожил его…
Стражники, охранявшие склад, отказались впустить меня; троих я сумел усыпить, но на оставшихся двоих моих умений не хватило. И я снял с пояса меч.
Может, тогда я окончательно лишился права на звание джедая – обратив клинок против своих? Может быть…
Я погрузил все трофеи на свой корабль и погнал его прочь – через системы, сектора… на какой-то безлюдной планете я выгрузил собранное и уничтожил его.
Пока в огне корабельных орудий плавились трофеи, я смотрел в другую сторону. Не могу видеть, как горит знание… чье бы оно ни было.
И в тот самый момент, когда последний холокрон треснул и рассыпался, меня вновь посетило видение будущего.
Иное. Совсем иное.
Я видел могучего рыцаря, в гневе сразившего своего учителя – и возвысившегося до звания Лорда Ситхов. Видел злую надменную улыбку – и два синих лезвия, разрубающие деревянный посох. Видел сцепившихся в смертельной схватке братьев…
Видел самое страшное – мастеров, стоящих с мечами над телами учеников, которых они заподозрили в переходе на Темную сторону…
Видел высокую фигуру в плаще и маске, стоящую над поверженным бритоголовым гигантом… видел мертвеца, пьющего жизнь, человека, создавшего себя из боли и женщину, сделавшую предательство основой существования…
Видел вновь отстроенную Империю, яростную войну с Орденом – и выжигающую сознание волну, сквозь которую проступает только две фигуры.
И в дальнейшем… только две… пока худощавая черная мантия не сминается в захвате столь же черной перчатки…
Галактика ушла с пути Ненависти. Но я, Лорн Эмерик, собственными руками толкнул ее на путь Страха. Джедаев перед ситхами. Адептов Тьмы перед Орденом. Простых людей – перед всеми одаренными.
Может быть, я переоцениваю свою роль… но ведь известно, что причина у великого может быть малой…
И в самом конце этого пути – надежда. Надежда есть всегда… ведь страх легче перебороть, чем ненависть.
Но что если я вновь сделаю что-то, изменяющее путь? Что если…
Нет. Я принял решение.
Мои сородичи живут долго; я могу своими глазами увидеть все, пришедшее ко мне из Силы. Но я не хочу жить в такое время.
Было бы трусостью покончить с собой; я не могу сбежать в смерть от своего пути. Но зато я способен лететь дальше и дальше, пока корабль не выйдет из строя полностью… а если в этот момент я буду поблизости от планеты, я проведу на ней оставшуюся жизнь.
Я не джедай. Я не ситх. У меня осталось только имя, меч и Сила. Все остальное я обменял на право своего пути.
Зачем я оставляю здесь холокрон? Даже не знаю. Может, просто потому, что хочу – пусть кто-то знает о том, что был такой рыцарь Лорн Эмерик, который совершал ошибки и пытался их исправить.
Могу сказать только одно…
изображение застывает; раздается треск, картинка пропадает, но тут же проявляется снова
Я сделал все, что мог. Пусть другие сделают больше.
треск, искры – и картинка исчезает. Еще мгновение – и старый холокрон перегорает, выходя из строя. Навсегда
13.10.2006 – 14.10.2006

Сорри за даблпост, но новый рассказ появился раньше, чем я ожидал. А потому...

Ударная Волна
Меня сбило с ног, и я, слегка отстраненно, будто во сне, почувствовал спиной и затылком сухой жесткий асфальт. Наверное, мне должно было быть стыдно: с другими ведь подобного не произошло, они просто застыли на своих местах, повернув головы в одном направлении. А я упал. Причем в этом повинна даже не ударная волна – сюда ей идти еще секунд десять. У меня просто подкосились ноги. Подкосились одновременно с тем, как глаза заволокла яркая вспышка, а мозг понял: вот оно, война пришла и сюда.
Даже когда зрение вернулось, я все равно не делал попыток встать. Я, также как и остальные прохожие на улицах, просто не мог думать ни о чем другом, не мог оторвать взгляда от вырастающего всего в паре десятков километров от меня огненном грибе. Говорят, что на несколько вещей можно смотреть бесконечно - например, на пламя. Но никто никогда не говорил почему, отнекиваясь общими понятиями, вроде «красиво», «завораживающе», «необычно». Теперь, так близко к самому огромному пламени в моей жизни, я знал почему.
Потому что огонь – это способ разрушения. А человеку (да и многим другим гуманоидным расам) разрушение приятно, оно заложено в его генах, в его характере, в его истории. Инстинкт выживания, присущий другим животным, у нашего вида эволюционировал в какую-то маниакальную жажду насилия. «Сломать», «разнести», «разрушить» - вот лозунги воинственного настоящего, в противовес ушедшим «построить», «организовать», «улучшить». Причем я даже и не буду отрицать, что мне самому нравится что-нибудь уничтожить; я нахожу в тех моментах, когда «что-то» становится «ничем», свою определенную прелесть, свой вкус. Когда ты смотришь, как надламываются подпорки зданий, как один этаж падает на другой, как с зловещим звоном лопаются и вылетают из оконных рам стекла, как дрожат и пол, и потолок, рассыпая дождики побелки.... Да, это захватывает. Ужасает и захватывает.
Вот и сейчас: я знаю, что в этом огне гибнут люди, что здания складываются и сгорают, как спичечные коробки, что в этот самый момент вместе с памятниками прошлого и произведениями искусства уходит наша история, наша культура. Но не страх, боль или жалость приковали внимание мое и остальных прохожих. Нет-нет, эти чувства придут позже, вместе с пониманием, что этого больше не вернуть. Сейчас же мы заворожены красотой огня; этими красками, варьирующимися от черного до ярко-желтого; этой мощью и силой, всесокрушающей и неукротимой.
От эпицентра к нам пошла пыль и песок, подгоняемые ударной волной. Начала трястись земля, с каждой секундой все сильнее и сильнее. Уже можно было различить здания, за несколько мгновений сравниваемые с землей. Что-то мигнуло слева вдалеке и я понял, что так с нами попрощался новейший жилой комплекс, состоящий из десяти-двенадцати небоскребов, отсюда похожих на спички. Как спички они и погибли: надломились, упали друг на друга и осели вниз.
Неожиданно мертвую тишину, наступившую в первые моменты после взрыва, прервал тихий шепот, настолько тихий, что невозможно было даже разобрать слова. Но эффект это произвело оглушительный. Сначала понемногу, а потом все чаще и чаще начали раздаваться паникующие возгласы и крики. Жизнь понемногу возвращалась в свое русло – люди перестали любоваться и начали бояться, как им и следует. Многие поспешили найти укрытие, и вовремя: волна стремительно приближалась, и уже можно было различить подхваченные ей деревья, обломки, цельные куски пермакрита, транспортные средства, даже людей. Один из таких несчастных мертвой хваткой вцепился в штурвал своего спидера, который потерял управление и теперь несся исключительно на силе ветра, гонимого ударной волной… прямо на здание. Некогда комфортабельная четырехместная машина на огромной скорости врезалась в угол, перевернулась, а затем стукнулась еще раз, на этот раз всем корпусом. Раздался взрыв и куски разлетелись в разные стороны: выбитый пермакрит – в одну, горящая головешка, в которую превратился бедный водитель, – в другую, а искореженный спидер – в третью, прямо на улицу, на которой я распластался.
Но мне повезло: машина приземлилась левее, с громким скрежетом и треском, сопряженным с криками удивления и ужаса, унеся под собой троих пешеходов, пробегающих мимо в поисках убежища. Оглянулся я на них больше инстинктивно – взгляд следовал за пылающим корпусом спидера и лишь, когда он, перекувыркнувшись пару раз на асфальте, прекратил движение, врезавшись в уличный ларек, я понял, что пора отсюда выбираться. Земля тряслась уже не на шутку. Еще немного и…
Ударная волна врезалась в меня, когда я начал вставать и, обдав жаром и пылью, снова бросила вниз. Прикрывая глаза рукой, я вжался в асфальт, ожидая, пока снова можно будет встать. Ветер хлестал меня по лицу и развевал волосы. Но это был не тот игривый ветерок, что бывает обычно весной – это был жесткий, горячий, грязный ветер, после которого было неудивительно, что, когда я отнял руку от лица, тыльная сторона ее была покрыта толстым слоем микроскопической пыли и грязи. Удивительно было другое: передо мной на земле лежал листик. Обыкновенный листик, еще зеленый и нежный. Но тем более странно было видеть его здесь, в радиусе поражения взрыва. Наверняка его сорвало ударной волной, но он как-то умудрился не лишиться своей жизни, своего сока. Поразительно.
Я подполз поближе, чтобы рассмотреть неожиданную находку, и сел прямо на асфальт, расположив лист на своей ладони. Он имел каплеобразную форму и был практически идеально симметричен. И пусть солнце уже зашло, но свет от горящего вдалеке пламени взрыва позволял рассмотреть все его элегантные грани, все его изящество. Он был такой живой, такой зеленый, такой свежий. Слегка прохладный, приятный на ощупь.
Мне на ум вдруг неожиданно пришла одна мысль: я никогда раньше не трогал листья. Да и вообще к природе был относительно холоден. А теперь в руках у меня лежало маленькое чудо, которое будто просило защиты от постепенно затягивающего небо гриба… «Нет,- вдруг понял я, - это не листик просил защиты у меня, а я у него». И действительно: хотелось аккуратно взять его и никогда не отпускать, хотелось слиться с ним, стать им, почувствовать его прохладу, стать проще… и красивее. Примитивные формы листика завораживали, как и огонь взрыва до них, но то была красота разрушения, а это – красота жизни. Красота, созданная природой. Красота, которая не ужасала, но влюбляла. Красота…
Я не заметил, как с неба спустился еще один объект и пропорол меня насквозь. Я даже, наверное, не почувствовал особой боли. Я лишь опустил голову, слегка удивленно поглядел на пронзивший меня железный штырь, видимо сорванный ударной волной с крыши какого-нибудь здания, а затем снова перевел взгляд на зеленую поверхность листа, на которой теперь алели крупные капли крови. Моей крови. И в том, как она растекалась по нему, была какая-то своя, особенная красота. Красота смерти, красота жизни. И все – рожденные красотой разрушения. Вот такая вот глупость, такой парадокс. Зеленые прожилки листа стали красными. Я улыбнулся и нашел в себе силы сказать:
-Так…красиво.
А затем просто умер, так и не успев понять красоты мира. Да и нужно ли? Она есть – это главное.