Для меня человек, проповедующий философию "определённолй точки зрения" - лживый. Потому что это не единичная какая-то ложь, это мировоззрение. Если бы он Люку просто ответил, например: "Да, я не сказал тебе всей правды, потому что ты тогда ещё не был готов это услышать," - я бы его поняла. Он же с лицом святоши загнул какой-то бред про определённую точку зрения. Он не признал ложь, когда его на ней поймали, а придумал в своё оправдание какую-то сомнительную философию, и настаивал на ней. Поэтому у меня и сложилось о нём представление как о человеке, передёргивающем понятия, с полным осознанием своей правоты. Для меня такая философия неприемлима.
То, как он выследил Падме - тоже, в моём пониимании, поступок бесчестный: сделал вид, что ушёл, а сам спрятался тихой сапой в корабле, и тоже с лицом святоши.
И мне очень интересно, что бы он Падме рассказал, если бы она жива осталась - что-то мне подсказывает, что тоже какую-нибудь "определённую точку зрения".

Что до сцены на Мустафаре, почему у меня она вызвала такое омерзение. Даже не потому, что он Энакина убил - во всяком случае, он думал, что убил. Я бы поняла, если бы он хоть что-то попытался сделать, хоть одно человеческое слово ему сказать, а уже потом, если бы Энакин ничего этого слушать не стал и на него набросился, то уже начал драться. Так ведь нет - ни одного человеческого слова. Какой-то морализаторский бред, который в данной ситуации, естественно, мог вызвать у Энакина только одну реакцию: ещё больше его взбесить, что, собственно, и произошло. Человек в полном неадеквате, чуть жену свою обожаемую не придушил - самое время почитать ему морали про демократию, вот как раз в этот момент его больше всего демократия и заботила, разумеется. Он ничего не пытался сделать. Вот Падме пыталась (хотя тоже не лучшим образом, конечно, но хоть как-то), а он ей помешал, появился в самый неподходящий момент - и давай ещё подливать масла в огонь. И это всё к тому же вопросу, какой Оби-Ван замечательный наставник: он его всю дорогу так учил (пропагандируя чисто формальные "истины" и не умея достучаться до сердца), в лучших традициях и завершил обучение. О любви он заговорил только в самом конце, любуясь, как Энакин заживо сгорал у него на глазах, а до этого: демократия, хренократия, Республика, бла-бла-бла. Вот для чего он это всё говорил? Уж лучше бы вообще молчал - прикончил бы молча, чем морали читать, никому в данной ситуации не нужные.


Возможно. Но вот только потом это всё куда-то благополучно испарилось - такой прямо святоша стал, дальше некуда.